Книга: Краткая история Лондона
Назад: Фестивальная интерлюдия
Дальше: Колебания моды в государственном строительстве

21. Великий бум недвижимости. 1951–1960

Партизаны побеждают

К 1950-м годам нарождался новый, более уверенный в себе Лондон. Молодые люди вели себя неспокойно, находя новую поколенческую идентичность за океаном, во всем американском. Они увлекались рок-н-роллом, ходили в кафе-бары, носили джинсы и кожаные куртки. Американец Билл Хейли с группой Bill Haley and his Comets отличились тем, что стали первой рок-группой, вызвавшей бунт (по прибытии на вокзал Ватерлоо в 1957 году). Их взрывная танцевальная музыка предвосхитила музыку Элвиса Пресли и нашего соотечественника Клиффа Ричарда, чьи первые хиты вышли соответственно в 1956 и 1958 годах. Постепенно возникала трещина, разделившая старый и молодой Лондон – тех, чью жизнь перевернула война, и их детей, которые скоро устали слушать о ней.
Одним из последствий войны стало легкое очарование черным рынком, которое обессмертил Пинки, герой фильма «Брайтонский леденец». Жажда беззаботного настроения посреди мрачного мира отлично схвачена в серии комедийных фильмов студии «Илинг» (Ealing Studios). Сатирическое изображение трудной жизни послевоенного Лондона представлено в фильмах «Пропуск в Пимлико» (1949), «Банда с Лавендер-хилла» (1951) и «Замочить старушку» (1955). Герои мюзикла 1959 года «Теперь не то, что раньше» сетовали: «Прежде – пиво с пеной, / Нынче – кофе с пенкой».
А вот все более слабевшему Совету графства Лондон уверенности в себе как раз не хватало. И лейбористское, и консервативное правительства с самого начала Второй мировой войны по возможности вели наступление на полномочия самоуправления, полученные столицей в межвоенные годы. Совет утратил власть над здравоохранением и больницами, у боро и попечителей забрали социальное обеспечение бедных. Из прежних столпов лондонской демократии остались только образование, жилищное строительство и городское планирование. Моррисон теперь был в правительстве, и разговоров о «гомруле для Лондона» уже не возникало. Более того, три четверти площади «Лондона» теперь лежали вне границ графства Лондон. Ситуация напоминала кризис в отношениях Сити с Вестминстером в XVII веке, только теперь она повторилась в масштабе столицы и ближних графств.
Еще более значительные последствия имело решение консерваторов после прихода к власти в 1951 году отменить военные меры контроля, как хорошие, так и плохие. Министр жилищного строительства Гарольд Макмиллан в значительной мере «вырвал зубы» у закона 1947 года и тем самым у плана Аберкромби. Он провозгласил своей целью «освободить народ… помочь тем, кто занимается делом: застройщикам, людям, которые создают национальное богатство, как скромным, так и вознесенным высоко». Скромных к тому времени осталось немного. В 1953 и 1954 годах все строительные лицензии были отменены, равно как и сбор, предложенный комитетом Утватта, но так и не взимавшийся, и контроль строительных поставок.
Посыл всего этого был прост: полная свобода действий! Лазейку из третьего приложения не убирали до 1963 года. Пользуясь этим законом, прозванным «хартией афериста», застройщики смогли растоптать визуальную связность послевоенных лондонских улиц. Пройдите по Сент-Джеймс-сквер, Портленд-плейс, Бейсуотер-роуд – и вы почти наверняка угадаете, в каких местах когда-то упала бомба. Вновь выстроенные здания поднимались над соседними самое маленькое на два этажа, нарушая композиционное единство и эстетику ансамбля. Это самое заметное отличие между послевоенным Лондоном и городами на континенте. Лондон пал жертвой наихудшего способа планирования – планирования путем нагромождения исключений из правил.
Когда Казначейство обложило налогом доходы, оно, как ни удивительно, не подумало предусмотреть налог на прирост капитала. Компании на рынке недвижимости были осыпаны кредитами, так как пенсионные фонды увидели во взлетевших ценах на недвижимость возможность быстрой прибыли. Новыми землевладельцами Лондона стали страховые компании: Pearl, Prudential, Norwich Union. Стоимость основанной Гарольдом Сэмюэлом компании Land Securities, крупнейшего застройщика из всех, выросла с нуля в 1944 году до 11 миллионов фунтов стерлингов в 1952 году и до 204 миллионов в 1968 году. В послевоенные годы Марриотт насчитал 110 миллионеров, чье богатство зачастую начиналось с нескольких сотен фунтов. Богатство, которое по справедливости должно было стать достоянием Лондона в целом, было выкачано весьма небольшим числом индивидов.
Словно овцы перед закланием, ждали своей участи старые лондонские землевладения, искалеченные бомбежками, оттоком населения и налогами на недвижимость. Их владельцы, распланировавшие их под жилье, и не подозревали, насколько дорогой можно было сделать эту недвижимость при небольшой изобретательности. Владельцы Бедфорда продали улицы и площади на севере Блумсбери, чуть менее элегантные, чем остальные в их владении, растущему Лондонскому университету, который вскоре снес или радикально перестроил их. Значительные площади к югу от Блумсбери, напротив Британского музея, частично застроенные наемными домами, были еще ранее проданы музею для нового здания Британской библиотеки. Но этот проект пал жертвой одной из первых успешных битв за сохранение исторического наследия, и будущую библиотеку в итоге разместили на Юстон-роуд рядом с вокзалом Сент-Панкрас, где небольшая площадь, которая должна была дополнить огромный портик работы Смерка, представляла – и представляет – собой бессмысленную трату места.
Сто пятьдесят акров (ок. 0,6 кв. км) Мэрилебона из владения Портман купил Макс Рейн, который снес и перестроил значительную часть Бейкер-стрит и территорию вокруг Портман-сквер. Вместе с другим застройщиком Максвеллом Джозефом он стал владельцем немалой части церковного владения Бейсуотер и сровнял с землей целые акры штукатурных таунхаусов. По словам Марриотта, покупка, снос и перестройка Истбурн-террас рядом с Паддингтоном обошлась Рейну всего в тысячу фунтов стерлингов, а прибыли он извлек на 2,9 миллиона фунтов. В 1950 году Гровнеры решили полностью избавиться от Пимлико, где условия аренды ухудшились, а дома стали использоваться как многоквартирные. Только качество работы Кьюбитта как строителя спасло эти дома от уничтожения. Через два десятилетия «независимый» Пимлико вернул себе былое положение.
Назад: Фестивальная интерлюдия
Дальше: Колебания моды в государственном строительстве