Глава 5
Исход убийства кор-сэ́
Пришел в себя я не сразу. Какая-то халупа. Три тела лежат и истекают кровью. Еще пять тел из которых три женских и два мужских вьются над нами, как мухи над навозом.
— Все лишние вон! — услышал я свой крик.
— Кор? Вы пришли в себя? — чей-то голос.
Ах да! Гумус. А ты то, что здесь забыл?! Я же тебя в казарму отправлял. Ты не мог успеть вернуться!
— Ты что здесь делаешь?! Я же тебя отсюда оправлял! Ты не мог успеть вернуться!
— Кор… Я не уезжал… Я тут был… — замямлил он.
— Отстать от парня! — провыл Юдус. — Он нас спас.
Вот интересно, какие подробности.
Вышло по нелепому. Когда меня с памятью перекосило, а мы начали уделывать троих, вмешались двое оставшихся судей.
Двоих я успел приласкать. Тут бы мне и пришел бы конец, каким бы я не был бы, но вмешался случай.
Камень из пращи в лопатку еще никому не добавлял прыти. Какая на фиг праща?!
А вот обычная праща из обрывков рубахи и первого же подобранного камня.
Гумус оказывается, освоил пращу в меру его таланта в части. Когда, я его оправил якобы за помощью, он просек что я его обманываю. В общем, он решил остаться и спрятался в темени.
Да, и вот еще что. Это в книжках прикольно. А в реальности разброс у пращи на десять метров примерно полметра. Как он вообще попал да из пращи сварганенной из подручных материалов?!
В любом случае, он попал между лопаток четвертому, что кинулся на нас, когда понял, что его товарищи впухают. Пятый по мне в основном и отыгрался. Пятого Юдус с Латьяун уже без меня дорезали.
* * *
— А у нас поединок был турнирный? — первый мой осмысленный вопрос.
— Да — удивился кор-сэ́.
— Гумус! Ты почему еще здесь?! Живо по телам пробежался! Кошельки, ремни, сапоги! Одежду снимай! — разорался я.
На меня смотрели с недоумением. Ну, какие вы наивные, хоть и столичные. Пока мы тут «лясы точим», без нас все самое важное снимут.
— Ты еще тут?! Бегом! — ору я.
Гумус убежал, а на меня все еще смотрят с недоумением.
— Турнирные правила. — пояснил я. — Тем более они сами влезли в бой, а значит это уже не дуэль, а бой. Трофеи! Мы не настолько богаты чтобы оставлять шлюхам хоть нитку!
Такого смеха я давно не слышал. Кор-сэ́ Латьяун ржал как лошадь и меня совсем отпустило после боя.
— Не хотел бы я быть вашим оруженосцем… — посмеявшись, сказал кор-сэ́.
— Ты еще моего наставника не знаешь… За такой проступок я бы сесть на жопу не мог бы дня три… — немного приврал я.
По попе бродяга меня никогда не стегал, он же не самоубийца стегать взрослого мужика по попе.
— А на деле. Мужчины, скажите… что со мной?! — выдавил я из себя.
Глаз затекает кровью, значит, мне череп посекли. Нога затекает, я даже боюсь на нее глядеть. Левый бок холодеет.
— Жить то буду? — прозвучало от меня совсем тоскливо. — Не калека?!
— Ты поэтому оруженосца отозвал? — спросил Юдус.
— И поэтому тоже…
— Лоб, волосы. Нога с другой стороны бедра. Если сможешь встать, то сухожилия целы. Живот, тут я не знаю…
— Сильно теку?!
— Нормально.
— Зашьешь? — сказал я, доставая мазь Орков.
Знаю что это контрофакт, но что мне тут стесняться и скрываться. Вместе в бою были, думаю не настучат, тем более что это мазь по ним же потом будет работать. Мазь всегда со мной, как и яйца, но про яйца я в бою не вспомнил.
— Это…
— Знаю! Иголка в коробке!
Встать на ногу я смог. Ногу не смог согнуть. Пизда ноге! Я калека! Теперь до конца моих дней буду хромать.
Лоб ерунда, придется волосы сбрить и зашить, ничего страшного.
Живот. Разрезали кожаный поддоспешник. Чуть кишки выпирают, но пока не вываливаются. Боли нет, но смотреть на это чуть сознание не теряю. На чужих, любые травмы мне по фиг, а на себе от вида крови становится дурно…
Что тут говорить, меня зашивали первым. Живот и ногу, череп отложили до лучших времен. Волосы сбривать, рану мыть, хотя десятник и кор-сэ́ считали, что можно шить и по волосам. Ну, может вы так считаете, а я против.
Врать не буду, я выл как последняя сука. Не совру, что от мази Орков я заплакал, но это не западло. Это же слезы от боли, это можно…
Кор-сэ́ шил Юдус. Рука, левое бедро. На животе бедолага, потерял сознание.
— Готов?! — спросил я у Юдуса.
— Дорогая… — шептал десятник.
Я его понимаю, страшно, когда люди теряют сознание от боли и только одна мысль: «А насрано ли я, или переживу!».
— Ложись. Что-нибудь в зубы возьми. Помогает… — сказал я склонившись над его плечом.
— Юдус! А почему мы дураки не сбежали?! — я это говорил, чтобы отвлечь его от боли.
— Честь! — орал десятник.
— Почему?! — отвлекал я его от боли.
— Слово!
— Почему?! — отвлекал, его от боли я.
— Деньги!
— Почему?! — отвлекал я его от боли.
— Нас не отпустили бы живыми!
— Почему?! — отвлекал, его от боли я.
— Я тебе поверил… — стонал он и закатил глаза.
* * *
Потом прибыла карета. Суетись шлюхи, слуги нас крыли матом. Потом пришел в себя кор-сэ́ и сам покрыл их матом. Вместе воевали, вместе и лечиться будем.
Уже в карете кор-сэ́ Латьяун пытался перейти на официальный тон. Одна его фраза чего стоит: — Моя благодарность перед вами коры безгранична.
— Слышь ты, дурак! Тут люди за тебя кровь проливали! А я стал калекой! А ты нам тут официальными фразами уши режешь! Ты друг или насрано?! — услышал я свой голос.
— Господа…
— Какие господа! Тебя твоя карета, совсем последнего ума лишила?! Где были твои и слуги, когда мы встали рядом с тобой?!
— Право я не знаю, как быть…
— Кто нам обещал по всем борделям провести или твое слово это просто звук?!
— Я…
— Это Юдус! Юдус, как твое прозвище?! Да по фиг! Десятник! Я Ваден! Просто Ваден! Прозвища не заслужил! Третья и пятая! Пехота!
Вы когда либо видели глаза камбалы по которой прошелся каток по укладке асфальта. Если видели, то примерно представляете глаза выжившего графенка.
А ты что думал родной, что если ты кор-сэ́, то все тебе априори обязаны?! Мне так то, на тебя глубок по фиг, меня больше беспокоит моя нога, которая не сгибается, но и себя загонять в прислугу я не позволю.
— Друзья?!
— А у тебя их так много дурак, чтобы ими разбрасываться?! Настоящих друзей, а не тех, что сбегут при первой же ерунде?!
Вот эта фраза кор-сэ́ Латьяун прогрузила его больше всего.
Расскажу лучше для понимания реальную жизненную историю.
* * *
Я по молодости любил заходить к Торину, наркоманы склоняли его прозвище в Торен. У Торина всегда «был дым коромыслом». Вполне обычная ситуация, когда пятнадцать незнакомых рыл глушат водку.
Однажды я нарвался на сообщество блатных. Тел восемь разгоряченных водкой и одна баба на восемь тел, это уже признак, что эти товарищи не самые желанные собеседники. Они мажорики, а я такой скромный.
Что же ты хочешь от меня мажорик?! Жизнь удалась. Чего тебе еще надо? Хочешь чтобы я в тебя поверил?! А вот не верю!
Авторитет среди мажориков, самый блатной, долго что-то мне выл под ухо о своей крутости. Весь он такой замечательный, и машина у него такая, и бабы такие, и друзья такие. Фотки показывал и выеживался…
Вообще, что ты до меня лошка, полубомжа докопался?! У тебя пьяных друзей полный вагон или докопаться до постороннего твое кредо?!
После получаса его скулежа, его убил только один мой вопрос на его монолог.
— А теперь покажи среди этих фоток своих друзей?
И все, человек сдулся. Нечего ему было сказать.
После, он вытащил паспорт и на задней странице, за обложкой, достал маленькую фотку три на четыре.
— Она мой друг. — все что он смог ответить мне.
Все прочие перечисляемые за полчаса уже не друзья, а просто пассажиры.
— Когда меня на год посадили за угон машины, она единственная кто писала… Хотя я тогда и ее имени не знал. Просто в одном дворе росли… Пересекались временами… Друзьям так по фиг, выйдет скоро, зачем писать… А она не такая… — сказал мажорик и сломался.
* * *
— Друзья? — переспросил кор-сэ́ Латьяун.
— А ты как думаешь?! Часто тебя в бою прикрывали?! Даже не отвечай! Я не хочу слушать твоих ответов! Просто не забывай что мы равные!
— Я запомню. — через полминуты ответил кор-сэ́ Латьяун. — Простите меня…
* * *
Очухался я уже дома у кор-сэ́ Латьяун. Задремал от кровопотери. Из неприятного, нога не сгибается, спасибо и на том, что боли не чувствую.
Допрыгался дурачок до травмы по которой комиссуют. Как жить дальше, сам не знаю.
Не знаю, потерял ли я сознание или просто уснул, но когда проснулся, то нас с Юдусом обхаживали как принцев. В тот момент по наши тушки прибыл маг поднятый из теплой постельки.
Вот тут я почти что обосрался. На предплечье браслет от Орков просив стрел, сам я чужак, которых по слухам ищут маги, называя «демонами». Мои вопли что я здоров никого не волновали.
А что вы хотели?! Я еще спросонья от шока не отошел.
Маг, дедушка в черном балахоне обозвал меня придурком, что носит на себе браслет Орков, который пьет мою душу. Второй раз он назвал меня придуром, когда почуял на ранах душок черной мази Орков. Тут он матерился гораздо дольше.
Оказывается мазь Орков лечит гарантировано, но с косяками. Обезболивает и потому я еще не подох от боли. Кто же себя так варварски лечит?! То ли дело высшая магия!
То, что он дебил, я ему кричал сквозь боль. А у меня был выбор, когда я раны наскоро зашивал?! Что же ты такой мудрый рядом не ошивался, когда мы себя наскоро латали?!
Что тут говорить, я теперь Квазимодо. На половине черепа теперь нет волос. Хоть с этим я с магом согласен, сначала побрить, а потом зашивать.
А еще маг говорил, что я самый сраный клиент за его богатую практику. На меня сил ушло больше, чем на самого сложного его больного. По этой причине у меня нога и не зажила полностью. В общем, хромать мне теперь полгода, пока, то ли сухожилия правильно срастутся, то ли мениск до конца встанет.
Это вам легко! А вы попробуйте разобраться в медицинских терминах на чужом языке. Спасибо и на том, что меня «не спалили» на том, что я чужак. Хотя первый звоночек уже прозвучал.
По словам мага, на мое лечение у него ушло в пять раз больше сил, чем обычно. Это весомый показатель. С учетом того что меня цепь сразу не убивает, я подозреваю свое большое сопротивление магии. Лечение просто подтвердило прежние выводы. Если сопротивление магии передается по наследству, то я не удивляюсь, почему земляков убивают маги…
* * *
Второй раз я очухался уже далеко за полдень. Меня будила настолько страшная служанка, что я проснувшись, подумал что еще сплю. Бля, как мне тебя жалко кор-сэ́ Латьяун. Хотя, у твоего отца, тут может расчет на то, что после таких страхолюдин, любая грымза на которой тебя насильно женят, уже красавица?!
Я с минуту отбивался от того счастья что на меня свалилось. По поводу того что на меня свалилось, я не соврал! Это дура на меня упала! Я ранен или насрано?! По ходу насрано! Матерясь, я поднялся с кровати. В коридоре меня ждал Гумус.
— Кор. Вы поправились?!
— Гумус! Где трофеи?! — не подумайте что я мелочный, просто бойца надо озадачить пока он меня не достал.
— Кор…
— Не вой! Ты молодец! Но на будущие, если я тебе говорю, то исполняй!
Вот это, может я и зря. Если бы не его камень из пращи, то не факт, чтобы я сейчас жил, но блин субординация! Раз дашь слабину и он тебе тут же сядет на шею. По своему опыту в оруженосцах знаю…
— Что там?! Куда меня будили?
— С вами хочет говорить граф… — высказалась страшная служанка.
Блин! А я уже про тебя забыл. Какое страшное пробуждение…
* * *
— Я навел о вас голубей. Вы интересный человек. — начал граф. — Бастард, смерти которого хотят и Висмур, и Илмар. Пьяница, дурак, варвар, неплохой боец. Я ничего не забыл?!
— Вы забыли сказать, чем я вам интересен. — сказал я еще не отойдя от лекарств, скажем так, не совсем в своем обычном сознание. — Зачем я вам нужен? Деньгами рассчитался бы за свое спасение и ваш сын. Я-то вам зачем? Простите, я не верю в случайные встречи. Если я здесь, то зачем-то вам нужен?
— А еще хам! Дурак, я вроде уже говорил! Думаешь, спасение сына не дает тебе право хамить мне?! — ответил мне граф.
— Извините меня. — начал давать заднего я. — Действие лекарств. До сих пор не отошел от боя.
— Принимаю! — смягчил тон граф. — Выпьешь?
— А нальете?
— Пьянице отказать в алкоголе перед смертью? — усмехнулся граф. — Я не настолько жесток!
Мы выпили. Графу хоть бы что, а мне на старые дрожи уже край.
— Ты думаешь, почему я с тобой выпил? — спрашивал просто старый человек. — Это мой последний сын. Я устал. Может, ты меня поймешь. Ты мне не ровня, но на время этого разговора забудь о нормах приличия… Впрочем, тебе это будет сделать несложно.
— Поговорить не с кем?
— Есть такое. Равные, всех бы убил бы! Неравные бояться и пресмыкаются! Презираю их! Всех презираю! — разошелся граф, но я даже пьяный понимаю, что это игра.
Не может человек так быстро опьянеть, тем более, если сам предлагает выпить. Это игра рассчитанная на одного зрителя, на меня. К чему такая игра мне непонятно, но от того что я понимаю правила игры еще не следует, что игру стоит ломать.
— Сын такой же, как я? — спрашиваю я, отлично зная ответ.
— Такой же мерзавец! — ответил мне граф. — Почему ты не бросил его? Я уже знаю. Знаю, что вам надо было просто соблюсти приличия и лечь с легкими ранами…
— Вы не поверите…
— И все же?!
— Пьяный!
— И?!
— Захотел посмотреть в глаза смерти! Меня там ждут!
Молчание длилось долго. Я даже успел выпить бокал. Хотя в меня и не лезло. Граф пил, ну точнее делал вид что пил.
— Хочешь умереть?!
— Хочу встретиться. Умирать не спешу. А как можно встретиться и не умереть?! Побывать близко со смертью… — понес я какой-то похмельный бред.
На будущие, никогда не опохмеляйтесь вином!!! Голову не лечит, а изжогу вызывает (если красное вино)!!! Проше уж сразу вином напиться, опохмелиться не получится.
— Даже так… — опять молчание от графа. — Что думаешь насчет моего сына?
— Избалован. Жизни не знает. Вам поздно его уже воспитывать. Упустили время. Вырос. Друзья у него наверно такие же, хотя какие они друзья… — запнулся я, собираясь со словами. — Обычное дело. Такие друзья кинут при первой же сложной ситуации. Я знаю много таких историй…
— И?!
— Я не знаю, почему он попал в самый дешевый салон. Наверно нервы себе щекотал. Но с такими увлечениями ему недолго осталось…
— Ты поднимешь, кому это говоришь?! — резал рыком голос графа.
— Я говорю это не графу… — запнулся в ответе. — Я говорю это отцу. Если у вас хватит наглости убить своего гостя, спасшего жизнь сына за дерзость, то делайте! Мне надоели ваши игры! Что вы хотите?!
— Уверен, что мне можно говорить такое?! — стал повышать голос граф.
— Уверен, что я могу убить вас за пару биений сердца несмотря на всю вашу охрану, что за нами, конечно же, наблюдает… — пошел я с крапленых козырей. Пьяная борзота, что тут скажешь. — Только зачем мне это?! Я думал, вы умный человек…
— Ты именно такой, как тебя описали… — усмехнулся граф, но я видел, что это усмешка натянутая.
Так усмехается человек, которые решает, а не раздавить ли насекомое или пощадить, чтобы пальцы не пачкать.
— Что с сыном?! — продолжил граф. — Младший, но жалко…
— От ваших врагов, я думаю… Вы сами его прикроете. — сказал я. — Главное чтобы он новых не завел…
— А ты?!
Ого, это уже, как предложение звучит.
— А что я?!
— Ты можешь ему стать другом?
— А зачем мне это, кроме славы, почета, вечеринок пьяной знати на которых я без его общества не смог бы попасть?!
— Смешной и глупый…
— Не настолько смешной… — замялся со словами. — Друзей не покупают! Друзья либо есть, либо нет! Я не могу ничего гарантировать!
— И все таки, я в тебе не ошибся. — сказал граф и подал знак. — Тебе рады в этом доме, но твои проблемы это твои проблемы!
Меня сопроводили от графа. Я качаясь вышел из кабинета. Первое время я чуть не сдристнул в штаны. Наглость второе счастье…
* * *
Сказать что дальнейшая жизнь пошла как-то по-другому это соврать. Я так же живу в казарме. Единственное, Гумус больше не ворует на рынке, ну по крайней мере до тех пор пока у нас есть деньги.
Спросите, почему я не съехал с казармы сразу как появились деньги?
Тупо зассал. Тут такие жуки пробивают мою краткую жизнь в этом мире. Побоялся показать что уже есть деньги. Да и в казарме спокойнее, тут до меня лишние не доберутся, при условии, конечно, что они не супер дорогие профессионалы или полные дураки. Ни тем, ни другим, закон не писан.
Скажу так. Я распродал трофеи, раздал долги и вроде пока не бедствую. Да, конечно, я живу в казарме, но мне не привыкать к общаге и казарме в целом. Просто я жмот, и все на этом…
Из новостей за неделю. Во-первых, нам выдали жалование.
Да вы не ослышались, именно нам! Мне полтора золота, четыре серебра Гумусу, как моему оруженосцу. Надо ли говорить, что Гумус своего серебра не получил. Перебьется! Мой ушитый бахтерец, ботинки, рубаха, штаны, тесак — все это дороже стоит.
Еще одной новостью было надушенное письмо пришедшие в казарму. Прочитать письмо, я конечно не смог, и обратился к Гижеку. Тот прочел, посмотрел на меня с осуждением, сказал что меня ждут в новом салоне.
Вот смешной чувак! Ты что серьезно думал, что я женюсь на двух перестарках в салоне, в который ты меня привел?!
* * *
Если честно, то я многого не ожидал от нового салона. Опыт не пропьешь. Благодарность богатых немногого стоит. Пока ты нужен, то тебя помнят, а потом ты обычный мусор.
К этому салону я готовился, а не пришел как обычно в том, чем хожу обычно. Даже сходил к цирюльнику, где тот состриг остатки волос на не выбритой части головы и побрил меня.
Зрелище оказалось то еще. В медном надраенном зеркале на меня смотрел какой-то переросток по местным меркам с бритой башкой. На фоне трех застарелых шрамов на башке краснеет четвертый. Бледная челюсть, покрасневшие лицо, бледный череп со шрамами. Красавец, нечего сказать!
Кор-сэ́ Адрус Латьяун меня удивил. Он отрекомендовал меня при всей толпе в новом салоне, как своего лучшего друга. Лестно не спорю, но как-то странно. Странно и то, что Юдуса не позвали. Я тут нищий рыцарь с серебряной цепью хожу между мажоров, а моего десятника забыли. Что-то тут не сходится.
По поводу нищеты, ну как вам сказать. Мы с Гумусом не самые богато одетые перцы. Стыдно?! Может, раньше и было бы стыдно, но я повзрослел.
Не деньгами мериться человек. Этого не объяснить, это прочувствовать надо. Я могу с десяток баек рассказать из прежней жизни, но только зачем. Кто может, тот поймет, а кто не может, ну может к нему прейдет со временем.
Базару нет, я нагло пользовался своим статусом. Понятное дело, что бабы мне не давали. Но кто сказал, что все счастье в бабах?
Скажем так, я нажрался, подрался. Сразу скажу маловерным. Подрался на кулаках. Еще раз скажу маловерным. Дрался не с высокой знатью, я же не самоубийца?! Дрался со слугой. Высокий, сильный, мощный, а я пьяный и дерзкий. Делались ставки, и я поставил на себя.
Твою мать! Какой я пьяный даун! Лучше бы я этого не делал!
Я могу оправдываться, что правая нога почти не гнется. Что я был пьяный. Что мне не повезло. Да мало ли что там можно придумать?! В общем, отхватил я люлей и ставку свою профукал.
На этом кривая моей удачи не остановилась. Я просрал всю наличность, что у нас с Гумусом была. А что вы думали тут ставки больше чем вся моя зарплата, много ли надо усилий чтобы все просрать?! Привет голод! Гумус, тебе скоро опять придется воровать!
Повезло в другом. Кор-сэ́ Латьяун заплатил мои долги, «слава Богу», что я не очень много проиграл.
— Кор-сэ́. А почему нет с нами Юдуса? — спросил я, уже на грани автопилота.
— Отец считает что он… Отец против…
— А я?
— Ты другое дело. — замешкался с ответом Адрус Латьяун. — Он считает, что ты дурак, но верный дурак. Сказал, что такие не предают…
— Мозгов не хватает?
— И это он тоже говорил…
— Забей… пошли пить… — сказал я. Остальное я не помню.
