— Нам нужно как можно скорее забрать отсюда Дилана, — заявляю я Элси, с трудом сдерживая тревогу.

— Может, не стоит торопиться? Подумай пока. Решение серьезное.

— Я уверена, — настаиваю. — Здесь его держать нельзя.

— Почему? Что случилось?

Элси бледнеет и смотрит на меня внимательно, но когда я не отвечаю, дальше не выспрашивает.

— Мне надо позвонить, — бросает она и выходит за дверь.

Прижимаю к себе Дилана и уже не сдерживаю слез. Из коридора доносится приглушенный голос Элси. Не могу рассказать ей про убийство в квартире Хантера. Не могу признаться в том, что сотворила Нина, и в том, на что мне пришлось пойти ради нее. Не могу — потому что оказалась хуже дочери, ведь пошла на преступление сознательно, в отличие от Нины, которая находилась в трансе. Скоро об убийстве начнут рассказывать в новостях. Остается лишь надеяться, что Элси не догадается сопоставить факты.

Первым делом, вернувшись домой, я спросила Элси о семье, которая, по ее словам, могла бы усыновить Дилана.

— Я у них убираюсь, — сказала она. — У хозяйки, Джейн, трое собственных детей. После самой последней беременности, внематочной, ей рожать запретили. Они с мужем подумывали взять приемного ребенка, но им отказали из-за возраста. Очень хорошая семья, для Дилана лучше не придумаешь.

Элси добавила, что у них стабильный высокий доход, живут они в большом поместье на юге города, а дети ходят в частную школу.

— Там он будет в безопасности, — заверяет она. — Когда ты уходила, я взяла на себя смелость позвонить им и рассказать о вашей… ситуации. Сообщила, что мама ребенка несовершеннолетняя. Джейн хочет приехать и поговорить с вами обеими.

— Ей нельзя видеться с Ниной, — моментально реагирую я.

— Знаю, знаю, — успокаивает меня Элси. — Я объяснила ей, что Нина переживает… скажем так, эмоциональные трудности. И Джейн согласилась ограничиться беседой с тобой.

Снова смотрю на Дилана. Его глаза широко распахнуты, но взгляд пока фокусируется плохо. И это к лучшему: так он хотя бы не узнает, кто его бабушка. Я колеблюсь: согласившись на план Элси, придется отдать его, мою единственную радость… А потом вспоминаю о кровавой сцене в квартире Хантера. Невинный малыш не должен находиться среди таких, как мы. Он заслуживает нормальной семьи. И это, пожалуй, единственное хорошее решение, принятое мною в череде катастрофически плохих.

Когда вечером того же дня Джейн появляется у нашего порога, выглядит она не менее взволнованной и растерянной, чем я. Элси провожает женщину в подвал. Встречаю ее с Диланом на руках и внимательно вглядываюсь в это лицо — в конце концов, именно ей я собираюсь доверить плоть от плоти и кровь от крови своей. Она сочувственно улыбается, как любящая мать, прекрасно понимающая мои чувства, словно говоря своей улыбкой, что знает, каково мне сейчас. Но она не может знать. Никто не знает, даже Элси.

Сажусь на диван, гостья и Элси опускаются на старые садовые стулья, и мы начинаем разговор. Джейн интересуется нашей семьей не меньше, чем я ее, что убеждает меня в серьезности и благонадежности ее намерений. Она спрашивает, можно ли ей встретиться с Ниной, и я отвечаю отказом.

— Дочь не хочет иметь ничего общего с ребенком. Иначе мы оставили бы малыша себе и растили его вместе, — отчаянно вру я, стараясь не смотреть на Элси.

— А что насчет отца? — спрашивает Джейн. — Его, наверное, тоже надо спросить?

— Нина с ним не общается. В общем-то, они больше и не виделись после той ночи, когда она забеременела. Он не знает о ребенке, и Нина не хочет сообщать ему. Она желает лучшей жизни для себя и для ребенка и мечтает начать с чистого листа.

— А вы? Как вы с этим справитесь? Я сама мать и могу представить, как бы чувствовала себя в подобной ситуации. По тому, как вы обращаетесь с малышом, я вижу, что вы нежно его любите.

Я тронута ее вниманием.

— Это и правда нелегко, но в конечном итоге так будет лучше для всех.

— Планируете ли вы звонить нам и навещать мальчика? Хотите, буду присылать его фотографии?

— Нет, — отвечаю, подумав. — Слишком тяжело. Лучше сразу обрубить все связи. Через несколько недель вам следует официально начать процесс усыновления, однако я не хочу, чтобы в нем упоминалось имя моей дочери. Укажите меня в качестве биологической матери Дилана. Я подпишу все документы и объяснюсь с социальными работниками.

Джейн не нравится, что я толкаю ее на ложь, поэтому приходится выдвинуть главный аргумент:

— Если вы действительно хотите вновь стать матерью, это ваш единственный шанс. Из-за возраста вам не позволят усыновить приемного ребенка без прямого согласия матери.

Джейн крепко сжимает руки и наконец кивает.

— Вы не возражаете, если мы с Элси поговорим? — спрашивает она, и они уходят наверх в кухню, а я наслаждаюсь последними минутами с внуком.

Когда они возвращаются, я неохотно передаю малыша Джейн. И та преображается прямо на глазах.

— Какое чудо! Если б это зависело только от меня, я забрала бы его прямо сейчас… Но нужно сначала переговорить с мужем и детьми. Дадите пару часов?

— Да, конечно, — отвечаю я.

Ровно в одиннадцать вечера, когда я закончила кормить Дилана, она снова появляется у нас на пороге уже с мужем, и мы разговариваем до утра. К тому моменту как вопросы иссякают, супруги смотрят друг на друга в полной уверенности, что принимают верное решение. Я тоже уверена — настало время расставания с внуком.

— Когда нам его забрать? — спрашивает Джейн.

— Сейчас, — отвечаю, и Элси идет собирать вещи малыша.

Я прошу дать мне немного времени, чтобы попрощаться с Диланом. Они выходят, и мы с малышом остаемся одни в подвале, успевшим стать для него домом. Обнимаю его, целую и говорю, как сильно люблю. Слезы падают на копну темных волос. Закончив, зову Элси и передаю ей сверток, потому что сама не смогу отдать его в объятия другой женщины. Благодарю судьбу за то, что малыш навсегда покидает этот проклятый дом. Спустя несколько мгновений слышу, как захлопывается входная дверь, заводится двигатель, и машина трогается с места — новая семья Дилана уезжает со своим сыном.

Элси обнимает меня за плечи, но я говорю ей, что всё в порядке. Благодарю за помощь и прошу прощения. А потом возвращаюсь к Нине, которая все еще спит, не осознавая, что у нее отнято. Откидываю одеяло и забираюсь к ней. Обнимаю и клянусь никогда больше не отпускать. До конца жизни ее безопасность и психическое состояние будут моими главными и единственными заботами.