Когда я в спешке откидываю в сторону матрас, с грохотом распахиваю дверь и с испуганными глазами влетаю в подвал, Элси смотрит на меня как на сумасшедшую. Она сидит на диване и спокойно кормит Дилана из бутылочки. Тот с аппетитом сосет смесь. Тихо играет радио.

— Что случилось?

Хочу рассказать ей об окровавленном ноже и о своих страхах, но осекаюсь. Не стоит ее пугать, я и так нагрузила ее своими проблемами по полной. Что бы Нина ни сотворила, я должна сама с этим разобраться.

— Извини, — отвечаю. — В доме было очень тихо, и я запаниковала.

— У нас всё в порядке, не волнуйся. Малыш немного поплакал… Как Нина?

— Мне надо побыть с ней. Можешь посидеть с Диланом чуть подольше?

Элси кивает, и, закрывая дверь, я вижу, как она целует в лоб моего внука. Когда его заберут у нас, мы обе будем скучать.

Возвращаюсь в ванную. Перешагиваю через нож и приседаю, чтобы взять Нину за руки. На ее пальцах засохшая кровь.

— Джон, — вдруг произносит она невозмутимым тоном, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Что с ним?

— Я его видела.

— Где?

— У него дома.

— Он в порядке?

Окровавленный нож красноречивее любых слов. Помогаю ей умыться и переодеться, даю две таблетки снотворного и укладываю в кровать. Затем обыскиваю карманы и нахожу адрес на клочке бумаги. На нем пятно крови. Тщательно очистив нож, я кладу его в карман.

Через час я стою в квартире Хантера и смотрю на его тело, безвольно распластавшееся на диване: ноги широко расставлены, голова склонена на грудь. На кофейном столике разбросаны наркотики. В мерцающем свете телевизора я замечаю иглу, торчащую из вены в руке. Как бы сильно я его ни ненавидела, рада, что он дышит. Значит, Нина не причинила ему вреда.

Внезапно сзади раздается шум. Я вздрагиваю от неожиданности, резко оборачиваюсь и вижу еще одну дверь. Она слегка приоткрыта. Похоже, там ванная. Я готовлюсь принять удар (драться, конечно, не умею, но в случае чего за себя постоять смогу), однако никто не появляется. Шум, снова доносящийся из-за двери, напоминает звук спускающейся шины, только более прерывистый. Я подхожу, толкаю дверь ногой и быстро делаю шаг назад на случай, если кто-то выскочит.

Дверь не распахивается — что-то мешает ей полностью открыться. Я делаю шаг вперед и вижу на полу Салли Энн Митчелл, ту самую милую девушку, с которой я болтала в больнице. Она смотрит прямо на меня, ее большие голубые глаза широко распахнуты. Явно испугана. Мы замираем.

Выбора нет. С Нининым ножом в кармане я быстро подхожу к ней и опускаюсь на колени, чтобы осмотреть раны. Салли Энн лежит на левом боку; правая рука вытянута вперед, словно в попытке схватить что-то недосягаемое. На правой щеке виднеется глубокий порез. Голые руки и ладони истекают кровью. Некоторые раны настолько глубоки, что виднеется мышечная ткань. Однако это не самое страшное: когда я опускаю взгляд ниже, замечаю исполосованный ножом беременный живот. Это сделала моя дочь. Моя Нина.

Склоняюсь над ванной — меня рвет. Сегодня я успела только наскоро позавтракать, и все же меня снова и снова выворачивает наизнанку. Наконец выпрямляюсь, вытираю рот и делаю шаг назад, чтобы оценить обстановку.

В глазах Салли Энн загорается надежда. Похоже, она узнала меня, несмотря на поглощающее ее беспамятство, и решила, что я ей помогу. Она открывает рот, пытаясь что-то сказать. Кладу пальцы ей на запястье… Пульса почти нет. Она истекает кровью и через несколько минут умрет, если не помочь.

Собрав последние силы, Салли Энн шепчет «Ссс… сиии…», и из угла губ на пол стекает струйка крови.

— Не понимаю.

— Ссс… сиии… — повторяет она еле слышно. — Венк…

До меня доходит. «Спаси ребенка».

Больно видеть ее мучения. Я быстро возвращаюсь в гостиную и нахожу телефон — надо срочно вызвать «Скорую». Протягиваю руку, чтобы снять трубку, — и тут же останавливаю себя. Больше всего на свете мне хочется помочь невинной девушке и ее ребенку, но, если я это сделаю, пострадает Нина. А ведь я поклялась ее защищать.

Если Салли Энн выживет, как я объясню свое присутствие в доме? Она даст показания против Нины, и тогда ее надолго упекут в тюрьму или психлечебницу. Этого допустить нельзя. Поэтому отхожу от телефона и напоминаю себе, что дочь не виновата. Если и надо кого-то винить, то лишь ее отца, Хантера и меня. Мы все несем ответственность за то, что произошло с Салли Энн и ее ребенком. «Я не могу тебе помочь, — думаю, утирая слезы. — Видит Бог, хочу, но не могу».

Поворачиваюсь, чтобы осмотреть комнату. Хантер еще без сознания, и я решаю этим воспользовался. Иду в ванную и окунаю лезвие ножа в кровь на полу. Салли Энн уже почти не дышит. На секунду наши взгляды встречаются. Она с недоумением наблюдает за тем, что я делаю, видимо, еще надеясь на помощь. Хочется все ей объяснить, но слова застывают в глотке.

Вернувшись в гостиную, надеваю перчатки и прикладываю нож к ладони Хантера, пачкаю его руки кровью, беру его одежду, валяющуюся на полу, и тоже обмакиваю в лужу в ванной. Закончив с этим, проталкиваю нож в резонатор одной из трех гитар, прислоненных к стене в углу комнаты. Отхожу и еще раз внимательно осматриваю место преступления.

Не знаю, удастся ли обмануть полицейских, однако я должна попробовать. Не хочется бросать Салли Энн умирать в одиночестве, но даже это последнее сострадание я не могу себе позволить — нужно скорее возвращаться к дочери и внуку. Они мой главный приоритет.

Шепчу извинения, смываю рвоту из ванны и, не глядя, ухожу, оставляя бедняжку один на один со смертью. Да простит меня Бог, потому что сама себя я никогда не прощу.

Уже направляюсь к двери, когда мой взгляд снова падает на Хантера, и я застываю в нерешительности. Этот извращенец ничем не лучше Алистера: воспользовался неопытностью Нины, чтобы удовлетворить свои порочные желания… Сколько еще жизней он разрушит, прежде чем его остановят? Во мне вновь, как при первой нашей встрече, вскипают негодование и ярость, и я решаю положить этому конец — не дать Хантеру совратить очередную жертву.

Быстро подхожу к нему, кладу большой палец на поршень шприца, торчащего из его вены, и вдавливаю до конца, впрыскивая в кровь оставшуюся отраву. Застываю, словно ожидая, что у него сейчас выскочит из груди сердце или пойдет пена изо рта, но ничего не происходит. Времени ждать нет. Закрываю за собой входную дверь и оставляю Хантера и Салли Энн умирать вместе.

Перед педофилом я вины не чувствую, он получил по заслугам. Гложет меня то, что я не смогла вовремя помочь Нине и Салли Энн. И с этой виной придется жить до последнего вздоха.