Хлопает входная дверь. Я слышу, как дребезжит картина, висящая в коридоре.

— Зачем? — рычит Нина, врываясь на кухню.

Похоже, она все узнала, а значит, разговор предстоит тяжелый.

— У тебя всё в порядке? — спрашиваю я, хотя мы обе знаем ответ.

Ее щеки горят от гнева. Она швыряет сумку на пол, часть вещей вываливается наружу.

— Скажи, зачем ты это сделала?

— О чем ты?

— Зачем сказала в совете, что из меня не получится хорошая мать?

Вынимаю руки из раковины и стираю мыльную пену полотенцем.

— Я этого не говорила.

— Клэр из совета сказала, что ты сообщила им о важных подробностях, которые я от них скрыла, и у них, видите ли, нет другого выбора, кроме как отклонить мое заявление.

— Она сказала, что это именно я про них сообщила?

— Нет. Но кто еще это мог знать?

— А ты от них что-то скрыла? Разве не полагается честно отвечать на вопросы?

— Смотря на какие! — возмущается Нина. — Кто-то рассказал им о выкидышах, о том, что мой бывший парень — убийца, о моем срыве… В результате они решили, что я не готова взять на себя ответственность за ребенка. Как ты посмела!

— Дорогая, я не говорила, что ты не готова. Лишь сказала, что у тебя совсем нет опыта. Ты даже с детьми друзей никогда не играла.

— Ты использовала против меня то, что я доверила тебе по секрету! Усыновление должно было дать мне шанс стать как все. Ты же его растоптала!

— Они узнали о Хантере.

— Как? Это было сто лет назад! И о выкидыше знали только мы с тобой.

— Я не рассказывала им о Дилан.

Одного упоминания этого имени достаточно, чтобы довести ее до слез. Господи, а мне сколько страданий причиняют воспоминания о тех днях!.. Все, что я делала, было исключительно ради нее, в ее интересах, даже если казалось иначе. Однако сказать правду я не могу. Как бы тяжело ни было, мне придется унести тайну с собой в могилу.

— Почему ты забрала мой единственный шанс на счастье?

— Мне пришлось честно отвечать на их вопросы. К тому же я не уверена, что ты готова к родительским обязанностям. У тебя нет опыта.

— Я бы всему научилась.

— А как насчет проблемных детей? Которые подвергались жестокому обращению, росли в ужасных условиях?.. Как бы ты справилась?

— Социальная служба организует специальные учебные курсы и семинары.

— Курсы не дают реального опыта. Воспитание ребенка — постоянное напряжение.

— Я бы справилась!

— Ты уверена?

Мне не нравится эта роль, но я обязана быть честна с ней, потому что она врет сама себе.

— Как ты будешь справляться с ребенком, который станет вести себя так же, как ты в подростковом возрасте? Когда ты пошла вразнос, я тоже была матерью-одиночкой. И, честно признаюсь, прошла с тобой через ад. Два года абсолютного ада. Видит бог, порой я хотела сдаться, держалась из последних сил… Тебе сил хватит? Я видела, что с тобой происходит, когда напряжение становится чрезмерным. Ты отступаешь. Закрываешь двери. Замыкаешься. Но если у тебя на руках будет ребенок, так не получится.

Нина качает головой, словно не может поверить, что я подняла эту тему.

— Ты что, до сих пор судишь обо мне по тем поступкам? Мам, мне было пятнадцать. Пятнадцать! Я была подростком. Сейчас мне тридцать шесть. Я взрослая женщина. И могу сама справиться с любыми проблемами в моей жизни.

— Да у тебя их почти и не было! Тебе не требовалось выплачивать непосильную ипотеку, кормить семью, работать на износ с утра до вечера… Ты не имеешь ни малейшего представления о настоящих проблемах!

— И это тебя полностью устраивает, не так ли? Чтобы я оставалась в полной зависимости от тебя? Ведь пока я рядом, можно ничего не менять — одиночество тебе не грозит.

Нападки дочери застают меня врасплох и бьют по живому. Однако сейчас не до того — у меня будет время обдумать их и заняться самобичеванием.

— Извини, если я причинила тебе боль, дорогая, но я не сказала в совете ни слова лжи. Я обязана была говорить правду ради тебя и потенциального ребенка.

— Не ври! Ты думаешь о себе, потому что хочешь, чтобы я вечно оставалась подростком, у которого нет ничего за душой. Жалкой пустышкой, лишенной жизни. Не самостоятельным человеком, а твоим продолжением. Ты слишком озлоблена, чтобы позволить мне стать лучше. Никогда тебе этого не прощу!

Нина выбегает из комнаты.

Оставшись одна, я тихо плачу. Она никогда не узнает, на какие жертвы мне пришлось пойти ради нее. Никогда не смогу рассказать ей правду.

«Я поступила правильно, — твержу я себе. — Правильно. Моей дочери нельзя доверять».