Тедди

Тедди вернулся c Гей-Хед и физически вымотанный от долгой езды на велосипеде, и эмоционально уставший от разговора с Терезой. Изливать ей душу было мучительно, хоть и не так опустошало, как целую жизнь назад с Джейси, — быть может, потому, что он уже не тот мальчишка, но еще и из-за того, что Тереза не отозвалась на его исповедь так, как он рассчитывал. По-доброму, да, потому что натура у нее такая, но он ожидал навязчивого любопытства («Когда вы в последний раз консультировались у специалиста? „Виагру“ пробовали?») и, возможно, даже противодействия («Но мы б могли…»). А она просто терпеливо дождалась, когда он договорит, и потом сказала, что ей бы просто хотелось, чтобы он смог ей доверять. Ведя себя так, словно души способны касаться друг дружки лишь мышцами, тканями и кровью, он отказывает им в близости, позволяющей делиться всем, быть честными и участливыми. Когда он пустился объяснять, что хотел оберечь ее от глубокого разочарования, она ответила:

— Простите. Слишком поздно.

Когда Тедди слезал с велосипеда и ставил его в сарай, «харлей» Мики все еще лежал там, куда повалился утром. Тедди ожидал, что Мики еще будет храпеть на диване, но тот был на террасе — разговаривал по мобильнику. Скользящая дверь задвинута, но не до конца.

— Я не забыл, — услышал его Тедди. — Я знаю, что тебе нужны деньги.

Заметив Тедди в доме, Мики помахал и отвернулся, заговорил уже тише.

Не желая подслушивать, Тедди сел за кухонный стол и вытащил свой телефон. Проезжая мимо, во дворе у Троера он заметил плакатик Трампа, — интересно, видел ли его Линкольн? Наверное, нет — с террасы его не разглядеть. «Попробуй угадать, — набрал он сообщение, — какого (надо ли говорить) республиканского кандидата поддерживает твой дружелюбный сосед?»

Опять до него донесся голос Мики, уже громче:

— Не знаю, что тебе сказать, Дилия, кроме того, что я вернусь в понедельник, тогда и обсудим. Хорошо?

«Дилия?» — подумал Тедди. Они же не слыхали ни о какой Дилии, правда? Возможно ли, что Мики женился еще раз, а им ничего не сказал? Ну, на него это было бы похоже. Женился так он уже дважды — в сиюминутном порыве, гражданской церемонией, хотя Тедди и Линкольн узнавали об этом, только когда завершались разводы.

— Надо перестать мне уже знакомиться с девушками в барах, — только так и объяснил Мики.

На что Линкольн ответил:

— А куда еще ты ходишь?

Мики вынужден был признать:

— Видишь, в том-то все и дело.

Когда Тедди вышел к нему на террасу, Мики яростно взирал на свой телефон, словно собирался зашвырнуть его подальше, а потом спросил:

— У тебя тут хорошо ловит?

— На одно деление.

В отвращении Мики впихнул телефон в карман.

— Вот и у меня, но связь здесь ни к черту.

— Все в порядке?

— Более или менее, — ответил Мики. — Знаешь, раньше я прикидывал, что к шестидесяти шести у меня где-нибудь будет именной табурет у стойки, а за пиво я буду платить из соцстраха.

— У тебя нет страховки?

— Есть, но вот что забавно. Если ее не пополнять регулярно, то из нее потом не особо много и поимеешь. Кто ж знал о таком?

— Все?

Мики пожал плечами, огляделся.

— Где Линкольн? Я просыпаюсь, а никого нет.

— Он зачем-то в город поехал. Я на велосипеде катался.

— Я и сам думал в город сгонять. Там какой-то чувак в Оук-Блаффс «Рикенбакер» битловских времен продает. В состоянии целочки. Думал, не взглянуть ли. Хочешь, вместе смотаемся?

— Не, мне надо в душ, а потом нужно заняться еще кое-чем.

— Вы, ребята, оба как-то перетруждаетесь, — сказал Мики. — Это неестественно. Неполезно. Не по-американски.

— Вообще-то, — заметил Тедди, — исследования показали, что американцы работают больше времени, чем кто-либо еще, и реже берут отпуск.

— Не понимаю я, как это может быть правдой, — ответил Мики. — Половина моих знакомых на пособии и вообще не работают. Другая половина — музыканты. Так или иначе, вечером никакой работы вам. Сегодня лопаем барбекю, пьем пиво и слушаем рок-н-ролл на очень высокой громкости.

Когда он ушел, Тедди долго принимал душ, потом надел чистые джинсы и футболку и устроился с рукописью на террасе. Поправив несколько страниц, он осознал, что заинтересовался, и перечел отредактированные вчера на пароме; они тоже оказались лучше, чем он помнил. Возможно, удивляться тут нечему. По опыту он знал, что когда приближается приступ, оценки он выносит не самые точные. Еда, что обычно ему нравилась, на вкус казалась испорченной. Фильмы — бессодержательными, музыка царапала слух. Может ли быть, что его исповедь Терезе как-то предотвратила приступ, до которого, по его расчетам, рукой подать? Неужто правда его освободила? Может ли трюизм на самом деле быть правдой?

Завибрировал телефон — это Линкольн прислал ответ: «Заново отмоем Америку добела? Скоро увидимся». Тедди улыбнулся. Хотя Линкольн всю жизнь был республиканцем, теперь их политические воззрения куда ближе прежнего, хотя в кабинках для голосования они по-прежнему будут ставить галочки в разных квадратиках.

В какой-то миг, трудясь над рукописью с возросшим интересом, он сообразил, что от дома Троера доносятся громкие голоса. Первая мысль: это он ссорится со своей постоянно голой подружкой, но нет — если он только не ослышался, оба голоса были мужскими. На подъездной дорожке стоял серый пикап, которого Тедди раньше тут не видел.

Сквозь все неясное, бессвязное повествование пробились какие-то хлопки, словно бы крыльев, и Тедди никак не мог их объяснить. Казалось безотлагательно необходимым определить их источник, хотя Тедди и вообразить не мог, с чего бы. Заслышав тяжелые шаги по ступеням, он всплыл к сознанию, благодарный за то, что это всего лишь сон и можно перестать прикидывать, что же там хлопает. Развернувшись в шезлонге, он принялся было извиняться перед хозяином дома за то, что задремал посреди дня, и тут увидел, что человек, топающий вверх по лестнице, — не Линкольн, а краснорожий крепкий детина в бриджах-карго, шлепанцах и без рубашки. Встав на верхней ступеньке, Троер склонил голову набок и долгий, несносный миг щурился на Тедди, а затем, довольный собой, произнес:

— А я вас помню, — как будто тем самым претендовал на приз.

Мягкий ветерок, поднявшийся еще до того, как Тедди задремал, очевидно, усилился, пока он спал, и лист рукописи как по волшебству выпорхнул из картонной коробки и полетел — с тем же звуком, что и во сне. Троер, который мог бы перехватить проплывшую мимо него бумагу, равнодушно посмотрел, как та улетает. А Тедди, встав с шезлонга, к собственному ужасу, увидел, что вся терраса усеяна листами рукописи. Пусть и не густо, но лужайка на склоне — тоже. Коробка, почти полная, когда он засыпал, теперь была наполовину пуста.

— Я б вам помог ловить их по всему Чилмарку, — сказал Троер, — если б захотел выглядеть идиотом.

Дома у Тедди хранился еще один экземпляр, поэтому на миг он решил было — ну их, эти листы. Гоняться за ними по двору перед носом у Троера было бы унизительно. К сожалению, многие страницы уже отредактированы, а все переделывать сызнова — на это уйдет больше часов, чем Тедди хотелось считать, поэтому он кинулся ловить листы. И на лужайке оказался в фильме Чарли Чаплина. Стоило нагнуться за страницей, как ту свежим порывом относило в танце прочь.

— Просто чудесно! — крикнул сверху Троер. Он, как успел заметить Тедди, снимал все на телефон.

Но следовало отдать ему должное. Когда Тедди вернулся на террасу, изловив страниц семьдесят пять, Троер уже подобрал те, что валялись на полу, сложил обратно в коробку и придавил камнем. А теперь сам растянулся в шезлонге — читал страницу, которую только что отредактировал Тедди, и при этом мерзко фыркал.

— Это вы сочинили?

— Нет, — ответил Тедди, протягивая руку за листком.

— Хвала Христу, — сказал Троер, отдавая ему страницу. — В смысле, как же скучно должно быть человеку, чтобы изливать на бумагу такие вот мысли?

Тедди положил страницу поверх остальных в коробке. Потом придется рассортировать все по порядку, посмотреть, каких не хватает, и отредактировать заново.

— Между прочим, это книга, которую я в нынешнем году собираюсь издать.

Троер долгий миг его разглядывал, наморщив лоб.

— Зачем?

Поскольку этим же вопросом Тедди и сам задавался, он не удержался от улыбки.

— Ладно, — произнес Троер, почесывая волосатую, обггоревшую на солнце грудь, — тогда вот что мне скажите. Потому что мне умом как-то трудно это охватить. Вы те же самые три парня, что и раньше, верно? Вы, Мозер и этот здоровый.

— Если под раньше вы имеете в виду семьдесят первый год, то да.

— Вы что же, все это время, бля, жили вместе?

— Едва ли, — ответил Тедди.

— Потому что вот это было б совсем убого.

Мысль эта — даже после того, как Тедди ее опроверг, — похоже, наполнила Троера таким глубоким отвращением, словно долгая дружба — штука одновременно и неестественная, и порочная. Но еще больше Тедди нервировало, что человек этот — пусть даже он мало походил на личность, которую Тедди помнил по 71-му году, — внушал ему точно такое же интуитивное отвращение.

— Линкольна нет дома, — сказал он. — Предполагаю, это он вам нужен.

Троер откинулся в шезлонге и сцепил пальцы за головой, словно бы намеревался просидеть здесь весь остаток дня.

— Линкольн, — повторил он. — С какой же стати белому человеку называть своего пацана Линкольном?

Тедди удержался от того, чтобы сообщить ему, что самого этого белого человека назвали Вольфгангом Амадеем.

— Может, надеялся, что сына его ждет величие? Что он, может, и президентом вырастет?

Троер фыркнул:

— И схлопочет пулю в голову?

— Здесь же Америка, а потому есть немалый шанс, что его подстрелят, как бы он ни назывался.

Троер застонал и возвел глаза к небу.

— Должно быть, лето настало. Либерастня возвращается. Кстати, раз уж речь о либералах, напомните мне. Как тот колледж назывался, где вы все учились?

— Минерва.

— Точно, Минерва. Боже.

Для него колледж Минерва явно попадал в ту же категорию, что и крепкая дружба.

— А я вам могу чем-то помочь? — осведомился Тедди.

Мужик нахмурился.

— Ага. Можете передать президенту Линкольну, пусть берет этот свой участок, — он широко развел руки, — и засовывает, нахер, себе в жопу. Передайте, что и он сам, и это кругом мне без надобности. Сумеете все это запомнить?

Тедди кивнул.

— Понял. Так и передам, что вам больше не интересна его недвижимость. Вы желаете ему удачи в поисках другого покупателя.

Троер выпрямился в шезлонге и пропустил замечание мимо ушей.

— А дальше еще важнее. Передайте ему, что к пропаже той его хиппушки я никакого отношения не имею.

У Тедди непроизвольно дернулась голова, как от хорошего, крепкого тычка, и он судорожно сглотнул.

— Вы Джейси имеете в виду?

— Как бы там ее ни звали, нахер. Я ее последний раз видел в тот день, когда этот ваш здоровенный мудила меня вырубил. Знаете, мне даже пришлось в Бостон ездить, чтоб челюсть там зафиксировали?

— Ничего себе, — произнес Тедди. — Неприятно, должно быть.

— И не говорите. Я месяц потом через соломинку питался.

— Ну, вы же сами нарвались, — напомнил Тедди. — А кроме того, случилось это больше сорока лет назад.

— Ладно, вот в чем суть. Знаете, где я был все это время? Вот здесь. Видите ли, я не навещаю этот остров, я тут, бля, живу. И мне не нужно, чтобы какой-то мудозвон из Вегаса распространял обо мне слухи.

— Какие еще слухи?

— Этот гондон, бля, меня гуглит? Раскапывает какой-то привод двадцатипятилетней давности? Вынюхивает, что какая-то шалава из Бикон-Хилла наложила на меня судебный запрет за то, что я ей по жирным мордасам надавал возле Эдгартаунского яхтклуба? И поэтому решает, что он меня знает? Типа это дает ему право вслух рассуждать, что эта девка из, бля, семидесятых, Джейси эта ваша, где-то здесь во дворе может быть закопана?

— Вопрос, — произнес Тедди. — Линкольн хоть что-нибудь поймет из того, что вы здесь мне наговорили?

Если Троер этот вопрос и услышал, виду он не подал.

— Ладно, я в тот день ее чутка помацал. У нее классные сиськи были, это я помню. Но нам всем по сколько было? По двадцать? Двадцать один? А вы сюда являетесь в две тыщи, бля, пятнадцатом году меня обвинять?

— Я вас ни в чем не обвиняю, — произнес Тедди. — И сомневаюсь, что обвиняет Линкольн.

Троер уже поднялся на ноги и подошел к сидящему Тедди, навис над ним.

— Тогда какого хрена Джои Гроббин ко мне ломится и начинает выспрашивать какую-то херню?

— Кто такой Джои Гроббин?

— Знаете что? — Рожа у Троера уже побагровела. — Идите-ка вы нахер. Все трое.

— Троер. Кто такой Джои Гроббин?

— Легавый — вот он кто. Легавый на пенсии, кому заняться больше нечем, так он благодаря вашему дружку теперь подумывает, не я ли его новое хобби.

— Мне кажется…

— Да мне насрать и растереть на то, что вам кажется, — рявкнул Троер. — Да и на Линкольна. Просто передайте ему, что в следующий раз пасть свою раскроет — так лучше мое имя из нее пускай не вылетает. Он меня, бля, не знает. Гугл меня не знает. Чилмарк меня не знает. Летняя публика считает, что я мудак? Отлично. Очень мне это нравится. Я неполиткорректный, и это им против шерсти? Да я, бля, ради этого живу. С такими врагами, как они, кому нужны друзья? Но вы своему дружку Линкольну так и передайте — друзья у меня имеются. Вообще-то так ему и скажите — мы с Джои Гроббином еще дольше друг друга знаем, чем вы, гондоны.

— Мы закончили? — спросил Тедди.

Троер, уже передвинувшийся к лестнице и собравшийся было уходить, снова развернулся.

— Нет, если хорошенько подумать, еще кое-что есть, бля. Передайте своему другу, что если ему на самом деле хочется знать, что с той девчонкой стало, пусть у громилы вашего спрашивает, а не у меня.

Тедди моргнул.

— Вы Мики имеете в виду? Да вы спятили. Он был в нее влюблен. — Собрался добавить «как и мы все», но Троер вновь мерзко фыркнул.

— Ну еще б. Как будто никто в истории этого сраного человечества никогда не убивал девчонку, в которую влюблен.

И он затопал по лестнице и вниз по склону лужайки, неуклюжая одеревенелая походка человека, галопом приближающегося к старости, тело которого сдает всё сразу. Перешагивая низкую каменную стену, отмечавшую границу его владений, он заметил что-то и нагнулся поднять — страница рукописи, не попавшаяся Тедди на глаза.

— Колледж Минерва? — крикнул он, комкая лист. — Курам, бля, на смех.