Глава двадцать шестая
Несмотря на таможни, границы, колючие проволоки, отряды охранников и хитроумные системы ограждений, устроенные больше для успокоения общественного мнения, чем с прямыми целями, слухи за очередные подвиги Чалмы легко закурсировали между многочисленными лагерями на одной шестой света. То, что отмочил в очередной раз Аноха, было одновременно сильно смешным и ставило под угрозу его жизнь, если рецидивист не ответил бы за свое слово на толковище.
Буквально через месяц после того, как зоны до упора наобсуждались за новые похождения Анохи, хотя ржали теперь вовсе не над ним, произошли очень интересные события. В очередных торбах, притасканных в зоны сердобольными охранниками за гораздо большую зарплату, чем они все равно не получали уже в течение нескольких месяцев, кроме колес, чая и водяры, оказались ксерокопированные вырезки, документально подтверждающие: Аноха не так ставил под угрозу свою жизнь, гоня подливу на Боцмана, как все это — чистая правда.
Какая, в натуре, может быть брехня, если газета «Русское слово» подробно разбухтелась за очередной лоходром, устроенный в родном для многих американцев городе? Пожелавший остаться неизвестным доброжелатель дал интервью, оставил в редакции кучу официальных документов, подтвердившихся при самой тщательной проверке.
Оказывается, фирма «Гиппократ» не так лечила людей, как опускала всех подряд с помощью лекарства «раттомрехс». Потому что в основе этого зелья лежал самый настоящий хер, и тот, кто брал таблетку в рот, имеет расценивать на себя, без понтов, как на опущенного. Нехай хер и принадлежал животной по кличке морж, так это вовсе не отмазка, а еще больше усугубляет. Между прочим, если прочитать этот ратторехс задом наперед, вовсю выходит аббревиатура «С ХЕРом Моржовым ОТ ТАРана», и это лишний раз говорит в пользу минера Анохи.
Только Чалма таки да малохольный. Как в той песне: каким был, таким и остался. Ему, видите ли, хера моржового было мало! Этого же компонента с головой хватило бы для минирования… Так нет, Аноха своими мозгами решил: за одно и то же можно опустить два раза, а какого такого ему тогда понадобилось запихивать в дело, кроме той самой моржовой радости, самой натуральной блядской травы? Зачем тогда говорить за два нуля на этикетке? Последнему парашнику ясно: Чалма перестарался намеками за увеличение рядов козлов, подорвавшихся на минах. В общем, Аноха есть Чалма, и какой бы он ни был поц, так теперь этого малоразвитого смело можно называть Минером.
У Анохи на спине имеется соответствующая наколка, а название фирмы «Анчалинкорпорейтед» рассказывает само за себя. К гадалке ходить не надо, у малохольного Анохи Чалмы, кинувшего Боцмана, прямо-таки прорезался талант организатора, не хуже, чем у представителей фраерских властных структур.
То, что за этим делом стоит обосранный на весь деловой и лоховский мир Таран, тоже стало ясно без второго слова и лекарственного названия. Кроме Тимура, насрать в борщ Боцману желающих в подлунном и озонном мире не найти даже с помощью мелкоскопа и усиленного питания тем бармилоном, от которого пользы, как с опущенного козла малафьи. А потому вполне может считаться: Таран вернул свое лицо, устроив гиппократовской кодле козлиную морду. И теперь боцмановское рыло приобрело прямо-таки дауновские черты того самого благотворительного общества, которое дало грамотную оборотку своим лепильным коллегам.
После таких рассуждений подробности за трудовые подвиги отмазавшегося от позора Тарана зациркулировали по новой не только в зонах, но и за колючими проволоками с другой стороны…
В это самое время Тимур при новой ксиве и своей команде торчал в роскошном особняке среди туманного Альбиона, обсуждая, как бы принести максимальную пользу своей очередной родине. Визит господина Гринберга состоялся через полчаса после того, как бурное совещание, не раз переходившее в тихие матюки, было завершено.
— Мы вставили их, Сашка! — заметил Таран, прикуривая сигару от свечи на громадном письменном столе, принадлежавшем в свое время любовнице лорда Веллингтона. — Причем, вставили на всю катушку!
— Ну и что? — без особого энтузиазма отозвался Алекс, и пружины старинного кресла жалобно скрипнули под адвокатским весом в обществе.
— Как что? — взмахнул рукой, отгоняя голубоватый дымок, Таран, — Можно подумать, ты вкалывал только за бабки? А идея?
— Время меняется, — философски заметил господин Гринберг, — а вместе с ним и идеи…
— Не гони пену, Шапиро! Держу масть и не уступаю власть!
— Кончай, Тимур…
— О, вот именно. Отвечаю, я уже забодался кончать на голову этого опущенного наховирки всякими «Парацельсами», корпорейтами и тем говном, которое варил товарищ Генеральный…
— Я не это имел в виду, Тимур. Разве ты разучился меня понимать?
— Местами. Но что бы совсем да, так нет. Ты сегодня вообще как не родной. Может, пузо болит? Разожрал его, с понтом не за железной занавеской живешь, а в тихой Одессе бабки варишь… Ладно, Сашка, не смотри на меня, а то дырку прожгешь. Скажи свое слово, чтобы характер не лопался.
— Скажу. Мы все сделали, как нужно… Но… Да, ты вернул свое лицо, но кому, кроме тебя, это интересно?
— Как кому? — искренне удивился Таран. — А деловым? Теперь с Боцманом даже парашник не сядет срать на одном гектаре…
— Это точно. Но по другому поводу. Просто Боцман с ним не сядет — вот и все. Понял?
Ты сегодня гонишь, прямо-таки как тот философ Кент…
— Я сегодня говорю, что думаю. Ладно, ты так ничего и не понял…
— Что я не понял? — возмутился Таран, — Мы же вставили эту шоблу на всю катушку. И за них уже знает весь мир…
— Какой мир, Тимур?
— Наш мир. А какой еще надо?
— Это уже их мир. Я же говорю — ты ничего не понимаешь…
— Ну, тогда выдай свое золотое слово. Давай гони: идеи меняются, время сношается…
— Время действительно меняется. Тебе бы пора понять — все уходит в прошлое. Ну, посмеются над твоей выходкой, а потом забудут. Думаешь, Боцман сильно переживает о своей так называемой деловой репутации? У них теперь все по-другому… Подумаешь, «Гиппократ» торговал какой-то гадостью, Капону за это даже пятнадцать суток не светит. Он же торговал легальным товаром, платил с него налоги… А деловые? Да какие сейчас деловые, это ты вцепился в старые обычаи, которые уже мало кто соблюдает. Вор в законе спокойно работает, имеет семью, документы… Вспомни, за такое его бы лет двадцать назад три раза убили. Теперь, правда, тоже убивают, но совсем по другому поводу. Чисто фраерскому. Помянешь мое слово, Тимур, через несколько лет тот же Боцман… Да кто помнит сегодня, что он Боцман? Уважаемый человек, законопослушный гражданин, благодетель страждущих… Деловой, но совсем в другом смысле.
— А наши законы? — резко погасил сигару в пепельнице Таран.
— Это уже их законы, загримированные и модернизированные. Таран, все уже было в этом мире, когда время меняло идеи.
— Ты кончай меня своей марксизмой доставать. Говори ясно…
— Пожалуйста. Сегодня законы диктует тот, кто занимается настоящим делом. А все эти налеты и домушничество — удел убогих. На себя посмотри, как развернулся. Так неужели ты, если случится такой фантастический случай, попав за решетку, станешь, ну, хотя бы элементарно пить чифирь из общей кружки, пущенной по кругу? Не говоря уже о всем остальном… И вообще, разве настоящие деловые сегодня попадают в то место, которое они когда-то с гордостью называли родным домом? Или ты такой законник, что сильно торопишься доказать это, присев на нары?
Нет, ты идешь по жизни с другой стороны колючей проволоки… У вас в Англии есть семья одних интересных лордов. Их пращур был пиратом, грабил и убивал, но ему повезло выжить, в отличие от очень многих. Понимаешь? Он же в свое время не пропагандировал в светском обществе о нерушимости законов берегового братства. Мертвые хватают за ноги живых, береговое братство стало анахронизмом… Как и ваши законы, которые соблюдают до мелочей лишь… Сам понимаешь кто. Или, может, ты со своих доходов кидаешь долю в общак?
Таран так ожесточенно замахал руками, словно адвокат обвинил его в измене новой родине.
— Тимур, помнишь ты был в Одессе, на очень крутой фирме. Тебя там что-то удивило?
— Не напоминай. Они меня там чуть до потери пульса не удивили. И все-таки я вставил этих гнид.
— Вставил. Успокоил собственный характер. Однако главное в другом. Мы не просто их кинули, но и очень неплохо наварили. Знаешь, Тимур, меня в совке удивило только одно. Почти на всех фирмах лежат листы с предлагаемым товаром и ценами. И называются они «прайсами». И даже с твоей точки зрения последние фраера очень свободно изъясняются с помощью таких слов как «прогонщик», «кинули», «капуста», «набить стрелку», «бригада», «лох», «прикид»…
Вспомни, слово «блат» вообще вошло в повседневную жизнь, когда мы были пацанами, а вор в законе без судимости — не прошло бы тогда даже за чересчур абстрактный анекдот.
Ты всегда понимал меня, Тимур, хотя иногда поступал по-своему. Успокоил свой характер — и хватит. Оставь все эти лоходромные игрушки для фраеров — там только они этим занимаются, а настоящие деловые — более серьезным бизнесом. Время не стоит на месте, и мир меняется…
— Сашка, так куда мы идем? — тихо спросил Таран.
— Мы идем в двадцать первый век. А все обветшалые воровские догмы останутся в прожитом, словно кожаная куртка и спортивные штаны в шкафу ломщика, переодевшегося в костюм-тройку, как подобает хозяину солидной фирмы.
— А я с ребятами уже договорился, — огорченно прошептал Таран.
— Ничего страшного, — успокоил его господин Гринберг. — Тебе ведь нужны толковые сотрудники. Они умеют работать. Это самое главное. Хотя заниматься легальным бизнесом еще не приходилось, но не боги горшки обжигают. Способности есть, остальное приложится. Я принес несколько интересных документов. Мы можем заняться весьма респектабельным бизнесом. Доходы, правда, ниже, чем от бармилона, но…
— Усек, — самодовольно сказал Таран. — Будущему английскому лорду нельзя всю дорогу торговать каким-то говном, пускай и на благо человечества.
Ты никогда не станешь лордом, Тимур. Но… Кто знает, вдруг возьмешь пример с меня, женишься, появятся дети…
— Ага, — осклабился Таран. — Дочка у меня родится, я ее выдам замуж за сына Боцмана, как в том кино, когда объединились две семьи…
— Не семьи, а корпорации… И вообще, учись говорить правильно. Надеюсь, ты не станешь обучать англичан коренному языку племени делаваров, как тех несчастных американцев?
— Иди знай… — пробормотал Таран. — Скорее всего ты таки да прав. Оставь свои бумажки, я посмотрю. Одно понял: тяжко, конечно, менять слова, но хорошо, что можно хранить суть. Как у того ломщика со своим шкафом… Я грамотно врубился? То есть, господин адвокат, я правильно понял, что вы имели мне сказать?
— Или! — улыбнулся господин Гринберг.
Попрощавшись с Алексом, Таран подошел к окну и задумался. Радости от победы над Боцманом он почему-то уже не испытывал. В душе осталось какое-то непонятное щемящее чувство, словно и не было победы, ради которой он был готов отдать жизнь, лишь бы вернуть свое лицо.
Сашка прав, подумал Таран, кому это было надо, кроме меня самого? Ну посмеются над Боцманом, а дальше забудут. И вообще, кто над ним поржет? Дурная босота, живущая от отсидки до отсидки, у которой не хватает на больше фантазии, чем лазить по чужим карманам и хатам в наше таки золотоносное времечко? Чихать нахавирка на них хотел. Он крутится среди тех, кто при слове «общак» грохается на мадам сижу, а сами воруют тоннами, не вылазя с мордо-столовских креслов. И как они там бабки варят, мозгами двинуться, с места не встать! Сраный министерский шестак может столько нажить! Узнай за его фартовый расклад, любая зона с зависти во фраера устремится…
Когда мир меняется, так и мне не западло будет жрать розовый ростбиф с черным элем, приучиться до пудинга и нашего знаменитого английского чая. Вот только палата лордов мне не светит, не то, что гнойнику Боцману. Захочет, вполне может заделаться парламентарием. Только видно у наховирки уже столько бабок, что депутатская бумажка заместо старой хлебной ксивы на хер не надо этой скотине…
Вот именно, Сашка прав. Кто сегодня из настоящих деловых, а не фраеров, кинувшихся заниматься их прежним промыслом, знает, что такое наховирка? Беспредельничают лучше, воруют — грамотнее не скумекаешь, а за наховирку не представляют. Раньше деловыми называли тех, кто сидел на киче, а теперь — при хорошей должности. Да, эти старые законы точно остаются за кормой. Кроме тех, что перешагнули из камер в жизнь. Время меняется. Законы диктуют воры при должностях, а не те, что сидят под ними и гонят про старые порядки и обычаи.
На фига была эта именно что золотая мина имени Дауна? Я ее закладывал, а Сашка все-таки прав. И с дауновской мордой будет ходить не Боцман, а, как и раньше, лохи вокруг него. Боцман со своими подельниками наверху с их мудрыми решениями и заботой за население любому академику дауновскую морду сделают, безо всяких пластических операций. В новом времени моя примочка может грозить Боцману не больше, чем кусок говна ледоколу. Обмажется и не сильно заметит. Поплывет дальше, вода с ходу дерьмо смоет и…
Чтоб тебе на айсберг налететь, падло! Он такой чисто-белый, хоть бы одно пятнышко. Непорочного цвета, как платье невесты. В нем любая проблядь целкой выглядит, ну а после свадьбы кого, кроме пашущего на нее фраерка-мужа, волнует, как ведет себя эта сука… Тьфу, разве айсберг может быть сукой? Ни разу! Он же сверху еле торчит, а от любопытных глаз целиком под водой ныкается.
Под водой, а потому именно мочит всех, кто до него рискнет близко подсунуться. Правильно, а чего айсбергу будет, глыбе этакой, кто против него попрет? Тем более он в воде торчит, значит, мочить имеет право, для того и природой создавался…
Мудрой природой. Она ни разу пустоты не терпела. И не будет дальше — этого я на все сто вкурил. То есть окончательно понял.
Тем более — впереди двадцать первый век.
