Если мы попытаемся понаблюдать за течением наших повседневных мыслей с некоторой внутренней дистанции, то обнаружим, что они нередко вращаются вокруг одних и тех же тревог, фантазий, обид: получается что-то вроде закольцованной пленки или трека, поставленного на вечный повтор. Даже во время прогулки или разговора мы обычно не полностью прекращаем этот внутренний монолог, лишь частично обращая внимание на то, что мы видим и слышим.
Но некоторые события могут пробудить в нас иной образ мысли и чувствования. Представьте, что вы отправляетесь в страну, в которой никогда не были и которая лежит за пределами вашей обычной зоны комфорта. Внезапно все ваши органы чувств словно бы оживают, и все, что вы видите и слышите, кажется более ярким, чем обычно. Чтобы избежать проблем и опасных ситуаций в этих незнакомых местах, вам приходится обращать пристальное внимание на происходящее вокруг.
Сходный пример: если нам предстоит надолго уехать и мы должны попрощаться с теми, кого любим и с кем теперь не скоро увидимся, нередко бывает так, что мы вдруг начинаем видеть этого человека в ином свете. Обычно мы считали, что его присутствие рядом само собой разумеется, но теперь по-настоящему всматриваемся в его выражения лица, вслушиваемся в то, что он хочет нам сказать. Чувство предстоящей разлуки обостряет наши эмоции и внимание.
Еще сильнее это проявляется, когда умирает кто-то из наших близких – мать, отец, брат, сестра, супруг и т. п. Этот человек играл важную роль в нашей жизни, мы интернализировали его, так что теперь мы как будто утратили часть себя. Пытаясь справиться с горем, мы чувствуем, как на нас ненадолго опускается тень нашей собственной смертности. Нам дается понять, что мы потеряли этого человека навсегда, и теперь мы сожалеем, что недостаточно его ценили. Нас даже может злить то, что для других людей жизнь продолжается как ни в чем не бывало, что они не замечают страшной реальности смерти, внезапно так поразившей нас.
В первые несколько дней или даже недель после утраты мы обычно воспринимаем жизнь не так, как прежде. Наши эмоции обострены до предела. Определенные сигналы и стимулы вызывают в нас воспоминания об умершем. Эта яркость эмоций постепенно ослабеет, но всякий раз, когда нам что-то напомнит о человеке, которого мы потеряли, мы будем ощущать некоторый всплеск эмоционального напряжения.
Если воспринимать смерть как переход через некий порог (переход, который обычно так страшит нас), то перечисленные выше переживания – это получаемые в малых дозах намеки на нашу собственную смертность. Разлука с теми, кого мы знаем, путешествие в неведомые края, очевидное вхождение в новую фазу жизни – все это подразумевает перемены, которые побуждают нас оглянуться на прошлое, словно что-то в нас умерло. В такие моменты, как и при более сильной скорби, когда кто-то из близких действительно умирает, у нас обостряется восприятие, углубляются эмоции. К нам являются мысли совсем иного рода, чем обычно. Мы на какое-то время становимся более внимательными. Можно сказать, что наше восприятие жизни приобретает иное качество и глубину, как будто мы на время стали другими людьми. Разумеется, эти изменения в нашем мышлении, эмоциях, восприятии оказываются сильнее всего, если мы сами побывали на волосок от смерти. После такого переживания все кажется совершенно другим.
Назовем это парадоксальным эффектом смерти: такие моменты и встречи со смертью парадоксальным образом заставляют нас чувствовать себя более живыми и словно пробудившимися от сна. Этот странный эффект можно объяснить следующим образом.
Для нас, людей, смерть – источник не только страха, но и растерянности. Человек – единственное животное, по-настоящему осознающее, что рано или поздно оно умрет. В целом наш биологический вид обязан своим могуществом способности мыслить и рассуждать. Но в данном случае наши мыслительные способности приносят нам одни огорчения. Мы видим лишь физическую боль, сопряженную с процессом умирания, вечную разлуку с любимыми, постоянную неопределенность будущего – никто не знает, когда придет конец. Мы изо всех сил стараемся гнать от себя такие мысли, отвлекаться от этой неумолимой истины, но понимание реальности смерти все равно маячит на заднем плане нашего сознания, и от этого невозможно полностью избавиться.
Подсознательно стремясь смягчить удар от этого понимания, наши первобытные предки создали мир духов и богов, а также некое понятие загробной жизни. Вера в «жизнь после жизни» помогала сглаживать страх смерти и даже наделяла смерть своеобразной привлекательностью. Конечно, эта вера не могла полностью заглушить боязнь навсегда расстаться с близким человеком или ослабить физическую боль умирания, зато она давала глубочайшую психологическую компенсацию опасений, избавиться от которых представляется невозможным. Этот эффект усиливался благодаря тщательно разработанным, в чем-то даже приятным ритуалам, которыми обставляли путь на тот свет.
Но в современном мире наша растущая интеллектуальная мощь и расширяющиеся познания в области науки лишь усугубляют растерянность перед лицом смерти. Сегодня трудно всерьез верить в идею загробной жизни, так что у нас не остается никаких компенсаций: перед нами безжалостная реальность смерти. Порой мы храбримся и делаем вид, что можем по-взрослому принять этот факт, однако на самом деле нам нелегко полностью избавиться от своих первобытных страхов. За те немногие столетия, в течение которых эволюционирует человеческое представление о смерти, мы не могли внезапно и коренным образом изменить одну из самых глубинных составляющих нашей природы – страх смерти. Системам верований, например, в загробную жизнь, мы предпочитаем отрицание: изо всех сил стараемся подавить в себе осознание реальности смерти. Для этого у нас есть несколько способов.
В прежние времена смерть зримо присутствовала в повседневном существовании больших и малых городов, и ее присутствия трудно было избежать. К определенному возрасту большинству людей уже доводилось увидеть чью-то кончину своими глазами. Сегодня во многих частях мира смерть сделали как бы невидимой, скрытой от глаз стенами больницы. (Похожим образом мы поступаем с животными, которых употребляем в пищу.) Мы можем прожить почти всю жизнь, ни разу не став непосредственным свидетелем умирания другого человека. А это придает оттенок нереальности тому, что является неотъемлемой частью жизни. Эту нереальность усиливают потребляемые нами продукты индустрии развлечений: смерть часто выглядит там карикатурно, и порой десятки персонажей умирают насильственной смертью, не вызывая в зрителе или читателе никаких эмоций, кроме разве что приятного возбуждения. Это показывает, как глубока в нас потребность подавлять знание о своей смертности и вырабатывать в себе нечувствительность к страху.
Более того, не так давно в нашей культуре развилось преклонение перед молодостью, граничащее с культом. Старинные предметы или давние фильмы подсознательно напоминают нам о краткости жизни и об участи, которая нас ожидает. Мы всячески стараемся избегать их и окружать себя новым, свежим, модным. Некоторые даже стали задумываться о том, нельзя ли с помощью технологий победить саму смерть: пожалуй, это высшая степень отрицания реальности, доступная человеку. Современные технологии в целом создают в нас ощущение, будто наши возможности близки к божественным и позволяют нам продлевать жизнь, как можно дольше игнорируя реальность смерти. В этом смысле мы ничуть не сильнее своих первобытных предков. Мы просто нашли иные пути для того, чтобы обманывать себя.
В результате всего этого сегодня трудно найти человека, готового обсуждать тему смерти как нечто имеющее ко всем непосредственное отношение, и более здоровые способы справляться с этой реальностью. Эта тема просто считается табуированной. Согласно одному из законов человеческой природы, когда мы заходим слишком далеко в своем отрицании реальности, парадоксальный эффект начинает тащить нас в противоположную сторону, так что наша жизнь становится более ограниченной, а значит, больше похожей на смерть.
Мы достаточно рано начинаем осознавать собственную смертность, и это наполняет нас тревогой, которую мы потом как бы забываем, хотя в детские годы она весьма реальна и остра. Эту тревогу нельзя окончательно изгнать усилием воли, ее бессмысленно отрицать. Мы повзрослели, но она продолжает гнездиться в нас, приняв латентную форму, однако сохранив свою мощь. И если мы предпочитаем подавлять в себе мысль о смерти, тревога лишь делается сильнее из-за того, что мы не желаем взглянуть в лицо ее источнику. Самые мелкие неприятности, малейшая неуверенность в будущем, как правило, пробуждают в нас эту тревогу, и в итоге она даже может стать хронической. Чтобы побороть это ощущение, мы обычно пытаемся сузить горизонт наших мыслей и деятельности. Нам подсознательно кажется, что если мыслить и действовать, не выходя за пределы своих зон комфорта, то жизнь будет достаточно предсказуемой и опасений станет меньше. Наша зависимость от некоторых видов еды, стимуляторов и развлечений оказывает сходное действие, тоже притупляя ощущение тревоги.
Если мы зайдем в этом достаточно далеко, то будем все больше погружаться в себя и все меньше зависеть от других, а ведь именно другие люди своим непредсказуемым поведением часто пробуждают наши тревоги.
Контраст между жизнью и смертью можно описать так. Смерть – абсолютно статичное состояние, без всякого движения, без всяких изменений, если не считать разложения. В смерти мы отделены от других, мы совершенно одни. А жизнь – воплощенное движение, бесчисленные связи с другими живыми существами, колоссальное разнообразие биологических форм. Отрицая и подавляя мысль о смерти, мы подстегиваем свои опасения и внутренне все больше напоминаем мертвецов: все больше отдаляемся от других людей, все больше предаемся привычным, повторяющимся мыслям и в целом все меньше двигаемся и меняемся. Но знакомство со смертью, близость смерти, способность смотреть в лицо мысли о смерти оказывает парадоксальное действие: мы ощущаем себя более живыми, что наглядно иллюстрирует история Фланнери О’Коннор.
Налаживая связь с реальностью смерти, мы теснее соединяемся с реальностью и полнотой жизни. Пытаясь отделить смерть от жизни и подавляя в себе осознание смерти, мы невольно проделываем нечто противоположное.
В современном мире особенно необходимо научиться создавать для себя позитивный парадоксальный эффект. Следующий раздел – попытка помочь этого достичь, сформировав своего рода практическую философию, преобразующую осознание нашей смертности в нечто продуктивное и расширяющее горизонты жизни.