10

Остерегайтесь больного самолюбия

Закон зависти

Мы, люди, совершенно естественным образом склонны сравнивать себя с другими. Мы постоянно измеряем статус окружающих, степень уважения и внимания, получаемых тем или иным человеком, подмечаем малейшие различия между тем, что есть у нас, и тем, что есть у них. Некоторых из нас эта потребность в сравнении лишь подстегивает, побуждая добиваться превосходных результатов. Но у других она может перерасти в глубинную зависть, вызвать чувство собственной неполноценности и фрустрацию, а это, в свою очередь, ведет к тайной агрессивности и к самосаботажу. При этом никто не готов сознаться даже самому себе, что его поступками движет зависть. Вы должны научиться распознавать первые предупреждающие сигналы: похвалы и заверения в дружбе, которые кажутся слишком цветистыми и несколько чрезмерными; тонкие шпильки, подпускаемые под видом добродушных шуток; явную неловкость, которую человек испытывает, узнав про ваши успехи. Такое чаще всего возникает среди ваших друзей или коллег, примерно равных вам по положению. Научитесь отражать чужую зависть, отвлекая от себя внимание. Развивайте чувство собственной ценности, исходя из внутренних стандартов, а не на основе неустанного сравнения себя с другими.

Роковая дружба

В конце 1820 г. Мэри Шелли, автор знаменитого романа «Франкенштейн», и ее двадцативосьмилетний муж, поэт Перси Биши Шелли, после нескольких лет путешествий по Италии поселились в Пизе. Для Мэри эти годы были нелегкими. Двое ее маленьких детей в разное время умерли от лихорадки именно в ходе этого путешествия. Мэри была особенно близка со своим сыном Уильямом, и его кончина ввергла ее в глубокую депрессию. Незадолго до описываемых событий она родила еще одного ребенка, мальчика, которого назвали Перси, и она постоянно тревожилась о его здоровье. Чувство вины и мрачное настроение, связанные со смертью детей, в конце концов вызвали некоторые трения между Мэри и ее мужем. Они были так близки, столько пережили вместе, что теперь, казалось, с легкостью улавливают мысли и настроения друг друга. Но муж начал отдаляться от нее, обращать внимание на других женщин. Мэри надеялась, что в Пизе они наконец обретут покой, по-настоящему воссоединятся и всерьез займутся своими книгами.

А в начале 1821 г. в Пизу прибыла чета молодых англичан, Джейн и Эдвард Уильямс, и сразу же отправилась к Шелли. Это были близкие друзья одного из двоюродных братьев Перси Шелли. Они сами подумывали поселиться в Пизе и сильно удивились, встретив там знаменитую пару. Мэри привыкла к подобным визитерам: они с мужем пользовались такой известностью (по мнению многих, скандальной), что любознательные богемные личности съезжались со всей Европы, чтобы поглазеть на них и попытаться завязать с ними знакомство.

Разумеется, Уильямсам, как и всем прочим гостям, было хорошо известно прошлое четы Шелли. Они не могли не знать, что родители Мэри принадлежали к числу самых прославленных интеллектуалов тогдашней Англии. Ее мать Мэри Уолстонкрафт, была, по-видимому, первой великой писательницей-феминисткой в истории человечества: она прославилась не только своими книгами, но и скандальными любовными похождениями. Она умерла при родах, произведя на свет Мэри. Отец Мэри Уильям Годвин, знаменитый писатель и философ, проповедовал множество весьма радикальных идей, в частности, ратовал за отмену частной собственности. Известные писатели, приходя к нему в гости, любовались крошкой Мэри: она по праву служила самым настоящим предметом восхищения, со своими ярко-рыжими, как у матери, волосами, с пронизывающим взглядом, с умом и воображением, развитыми не по годам.

Уильямсы почти наверняка знали и о том, как Мэри в 16 лет встретилась с поэтом Перси Шелли, и об их скандальной любовной связи. Шелли, юноша аристократического происхождения, которому предстояло унаследовать состояние своего отца-богача, уже успел жениться на молодой красавице по имени Харриет, но оставил ее ради Мэри. Вместе с Клэр, сводной сестрой Мэри, они путешествовали по Европе, живя втроем и порождая скандалы повсюду, где появлялись. Шелли был рьяным приверженцем свободной любви и закоренелым атеистом. Его жена Харриет позже покончила с собой, и Мэри до конца жизни чувствовала себя виноватой в этом: одно время она даже считала, что на их с Перси детях лежит проклятие. Вскоре после смерти Харриет они поженились.

Несомненно, Уильямсы знали и об отношениях четы Шелли с еще одним великим бунтарем той эпохи – лордом Байроном. Некоторое время они втроем жили в Швейцарии. Именно там, вдохновившись полуночным обсуждением страшных рассказов, Мэри задумала свой великий роман «Франкенштейн», который затем и написала в девятнадцатилетнем возрасте. Вокруг Байрона тоже постоянно вспыхивали скандалы, а о его многочисленных любовных связях ходили легенды. Троица стала настоящим магнитом для неутихающих слухов. Теперь Байрон тоже проживал в Италии. Английская пресса окрестила этих троих «Лига инцеста и атеизма».

Поначалу Мэри не обращала особого внимания на новую английскую пару, появившуюся поблизости, даже после нескольких совместных ужинов. Она находила Джейн Уильямс скучноватой и претенциозной особой. Когда Шелли на несколько недель уехал, Мэри писала ему: «Джейн, безусловно, очень хорошенькая, но ей недостает оживленности и вкуса; беседа ее не занимательна, и говорит она медленно и монотонно». Джейн не отличалась начитанностью. Больше всего на свете она любила составлять букеты, играть на арфе, распевать индийские песни (в детстве она жила в Индии) и принимать изящные позы. Неужели она действительно была такой пустышкой? Время от времени Мэри ловила на себе неприязненный взгляд Джейн, однако та тут же старалась загладить это мимолетное впечатление жизнерадостной улыбкой. Но важнее то, что один из общих друзей, познакомившийся с Уильямсами во время их путешествий по Европе, в письме предостерегал Мэри, чтобы та держалась подальше от Джейн.

Зато Эдвард Уильямс был довольно обаятелен. Казалось, он просто боготворит Шелли и во всем хочет подражать ему. Он надеялся стать писателем. Он всеми силами стремился угодить чете Шелли, как-то быть им полезным. А однажды он поведал Мэри историю их с Джейн любви, и Мэри была даже тронута.

Уильямсы не были официально женаты. Джейн Кливленд, происходившая из среднего класса, вышла замуж за английского офицера, имевшего высокий чин, но он оказался жестоким мужланом. Встретив красавца Эдварда Уильямса, военного, тоже одно время жившего в Индии, она тут же влюбилась в него. В 1819 г. Джейн, хотя все еще состояла в браке, сбежала с Эдвардом из Англии на континент, где они изображали супругов. Как и чета Шелли, они какое-то время пожили в Швейцарии, а в Италию приехали в поисках приключений и хорошей погоды. Сейчас Джейн ожидала второго ребенка от Эдварда. Любопытное совпадение: Мэри тоже снова была беременна. Казалось, их свела сама судьба, ведь у них так много общего. Но важнее всего то, что Мэри прониклась глубоким сочувствием к их роману, понимая, сколь многим они пожертвовали друг для друга.

Позже Джейн родила второго ребенка. Теперь две женщины могли сблизиться как молодые матери. Наконец-то у них нашлось, с кем обсудить трудности воспитания младенца в чужой стране: мужу Мэри не было до этого ровно никакого дела. К тому же у четы Шелли не было тут друзей-англичан: английские эмигранты, жившие в Италии, избегали их. Мэри сочла, что в этот нелегкий период жизни повседневное общение с понимающей женщиной станет для нее большим облегчением. И вскоре у Мэри возникла самая настоящая зависимость от общества Джейн. Писательница забыла все опасения, которые питала по поводу своей новой подруги.

Перси Шелли тоже, судя по всему, относился к этой чете англичан все более дружелюбно. Эдвард был так услужлив, так рвался предложить помощь во всем. Он обожал ходить под парусом и хвастался своими штурманскими талантами. Шелли тоже страстно увлекался парусным спортом, хотя так и не научился плавать. Может быть, Эдвард сумеет помочь ему в разработке проекта идеальной яхты? А Джейн все сильнее интриговала его по мере того, как он проводил рядом с ней больше времени. Она была совсем непохожа на Мэри. Она никогда не спорила. Она лишь восхищенно взирала на него и соглашалась со всем, что он скажет. Она была так жизнерадостна. Он мог бы стать ее учителем, наставлять ее в области поэзии, а она, в свою очередь, могла бы сделаться его новой музой, ведь жена, впавшая в уныние, больше не годилась на эту роль. Он купил Джейн гитару и с наслаждением слушал напевы Индии, которую она, казалось, так хорошо знала. У нее был прекрасный голос. Он стал посвящать ей стихи и постепенно влюбился.

Мэри, конечно, все замечала. Она хорошо знала паттерн поведения мужа. Он всегда искал женщину, которая очень отличалась бы от той, с которой он сейчас: она вдохновляла его и спасала от монотонности текущих отношений. Его первая жена Харриет, хорошенькая и простодушная, больше походила на Джейн, потому он увлекся куда более утонченной Мэри. Теперь же паттерн повторялся – Перси увлекся простушкой Джейн. Но разве можно всерьез считать Джейн соперницей? Она ведь такая обыкновенная. Он просто поэтизирует ее, скоро он посмотрит на нее трезвым взглядом, и она ему наскучит. Мэри совершенно не боялась его потерять.

В 1822 г. чета Шелли и чета Уильямс, теперь почти неразлучные, решили вместе поселиться в доме, расположенном севернее на побережье. Из этого дома открывался великолепный вид на залив Леричи. С самого начала Мэри возненавидела это место и умоляла мужа подыскать что-нибудь другое. Тут было слишком уединенно. Купить провизию было непросто. Местные крестьяне казались грубыми и недружелюбными. Двум парам пришлось бы полностью зависеть от своих слуг. Казалось, никто, кроме Мэри, вообще не думает о ведении домашнего хозяйства, и меньше всего это заботило Джейн, которая оказалась довольно ленивой. Но хуже всего было то, что Мэри терзали ужасные предчувствия, связанные с новым местом. Она очень боялась за судьбу своего сына Перси, которому было всего три года. Ей казалось, что от стен виллы, где они поселились, так и веет несчастьем. Она становилась все более нервной и истеричной. Она знала, что лишь раздражает всех своим поведением, но никак не могла унять тревогу. Ее муж отреагировал на это очень просто – он стал еще больше времени проводить с Джейн.

Через несколько месяцев после того, как они поселились на вилле, у Мэри случился выкидыш, в результате которого она чуть не лишилась жизни. Муж несколько недель заботливо ухаживал за ней, и она пришла в себя. Однако не успела она выздороветь, как он увлекся новым планом, который тоже привел Мэри в ужас. Они с Эдвардом соорудили яхту – очень красивую, изящную и быстроходную. Еще в июне того же года в Италию приехали старые друзья четы Шелли – Ли Хант с женой. Хант был издателем, покровительствующим молодым поэтам, и Перси Шелли был его любимцем. Шелли задумал поплыть под парусом вдоль побережья на север, чтобы встретиться с Хантами. Мэри изо всех сил пыталась отговорить его от этой затеи. Шелли всячески успокаивал ее: Эдвард – опытный штурман, яхта, которую он построил, отлично держится на воде и перенесет любой шторм. Однако на Мэри не действовали его увещевания. Яхта казалась ей слишком хрупкой для здешних бурных вод.

Тем не менее 1 июля Перси Шелли, Эдвард Уильямс и еще один член экипажа все же отправились в плавание. 8 июля, едва отплыв в обратный путь, они попали в шторм, столь типичный для этой местности. Яхта на самом деле была спроектирована скверно и вскоре затонула. Через несколько дней удалось обнаружить тела всех троих.

Мэри тут же охватило чувство раскаяния и вины. Она вновь и вновь мысленно повторяла каждое сердитое слово, адресованное мужу, каждое критическое замечание о его работе, каждый повод сомневаться в ее любви, который она вольно или невольно подавала ему. Этот груз казался ей непосильным, и она тут же на месте поклялась себе посвятить остаток дней тому, чтобы прославить поэзию Перси Шелли.

Что касается Джейн, то вначале казалось, что трагедия совершенно подкосила ее. Но она оправилась гораздо быстрее, чем Мэри. Она не могла позволить себе быть непрактичной. Мэри, вероятно, получит неплохое наследство от семьи Шелли. А вот у Джейн ничего не было. Она решила вернуться в Лондон и там найти способ прокормить своих двух детей. Мэри очень сочувствовала ее горю. Она дала ей список адресов своих влиятельных знакомых в Англии. В их числе был адвокат Томас Хогг, лучший друг покойного Шелли со времен юности. У Хогга имелись свои чудачества: он вечно влюблялся в женщин, близких Шелли, вначале в его сестру, потом в первую жену, а потом в саму Мэри, которую он даже попытался соблазнить. Но с тех пор прошли годы, они оставались хорошими друзьями, и Хогг, будучи адвокатом, мог бы помочь Джейн.

Сама же Мэри решила не уезжать из Италии. У нее почти не осталось друзей, но Ханты по-прежнему жили в этой стране. Однако, к ее ужасу, Ли Хант стал держаться с ней неожиданно холодно. В тот момент, когда она чувствовала себя как никогда беспомощной, он словно утратил малейшую приязнь к ней, и она никак не могла понять причину его охлаждения, которое лишь усугубило ее несчастья. Он ведь наверняка знает, как сильно и глубоко она любила своего мужа, как мучительно она скорбит по нему. В отличие от Джейн, она не выставляла свои эмоции напоказ, но в глубине души страдала больше всех. Другие бывшие друзья тоже вели себя с ней до странности отчужденно. Один лорд Байрон не оставил ее в беде, и они стали все больше сближаться.

Вскоре стало очевидно, что родители Перси Шелли, в свое время шокированные его вольнодумием, не собираются признавать Перси-младшего своим внуком – во всяком случае пока он находится на попечении Мэри. А стало быть, никаких денег от них она не получит. Она сочла, что ей остается один выход – все-таки возвратиться в Лондон. Может быть, если родные Шелли воочию увидят маленького Перси и поймут, какая она преданная и заботливая мать, они передумают? Она написала Джейн и Хоггу, прося у них совета. Эти двое успели сдружиться. Хогг, похоже, считал, что Мэри лучше не торопиться на родину; его ответное послание было весьма холодным. Еще один друг внезапно отдалился от нее. Но больше всего ее удивил ответ, пришедший от Джейн. Та советовала отказаться от маленького Перси и не возвращаться в Англию. В ответном письме Мэри пыталась объяснить, что с эмоциональной точки зрения такой поступок был бы для нее совершенно невозможен. Но Джейн настаивала на своем. Она объясняла свое мнение практическими соображениями: Мэри не ждут в Лондоне с распростертыми объятиями, семейство Шелли еще больше ополчится против нее. Но Мэри показалось, что в ее письмах совсем нет сочувствия.

За месяцы, которые Мэри и Джейн вместе провели в Италии после гибели мужей, они сильно сблизились. Джейн стала последним звеном, связывающим Мэри с ее мужем Перси Шелли. Она простила Джейн все вольности, которые та позволяла себе по отношению к Перси. Потеря дружбы Джейн была бы для нее равносильна еще одной смерти близкого человека. Мэри все-таки решила вернуться в Лондон вместе с сыном и воскресить свою дружбу с Джейн.

Мэри Шелли приехала в Лондон в августе 1823 г. и тут же обнаружила, что успела прославиться. Роман «Франкенштейн» был перенесен на театральную сцену, с особым упором на самые страшные эпизоды книги. Спектакль произвел сенсацию. Сюжет романа и само имя Франкенштейн просочились в массовую культуру. Отец Мэри, сделавшийся книгопродавцем и издателем, на этой волне выпустил новое издание «Франкенштейна», где уже было указано авторство Мэри (первое издание вышло анонимно). Мэри с отцом и Джейн отправились смотреть постановку и увидели, что Мэри стала предметом восхищенного изумления публики: неужели эта тоненькая, нежная дама написала роман ужасов, производящий столь сильное впечатление?

Когда вскоре после возвращения Мэри в Лондон в Греции умер лорд Байрон, она стала еще более знаменитой, ведь она была одним из ближайших друзей великого поэта. Самые заметные интеллектуалы Англии хотели встретиться с ней, чтобы побольше разузнать о ней самой, о Байроне и о ее муже. Даже Джейн стала дружелюбной, как прежде, хотя временами она, казалось, отдалялась от Мэри.

Несмотря на обрушившуюся на нее славу, Мэри не была счастлива. Она не хотела этого внимания, поскольку рука об руку с ним шли нескончаемые сплетни о ее прошлом и нападки на ее нравственность. Она устала от того, что все смотрят на нее и судят ее. Ей хотелось укрыться от мира и спокойно воспитывать сына. Она решила переселиться поближе к Джейн, в отдаленный район Лондона. Там Перси мог бы вновь сдружиться с детьми Джейн. Две женщины жили бы друг ради друга, делились воспоминаниями, оживляли лучшие моменты прошлого. Ведь Джейн была такой веселой и жизнерадостной, а Мэри не помешал бы заряд веселья. В благодарность она готова была делать все возможное, чтобы заботиться о Джейн.

Летом 1824 г. две женщины виделись очень часто. Уже стало очевидно, что Хогг всерьез ухаживает за Джейн, но он был настолько неуклюжим и несимпатичным, что Мэри с трудом могла себе представить, чтобы Джейн отвечала взаимностью на его чувства. К тому же с момента гибели ее мужа прошло совсем немного времени. Но однажды январским вечером Мэри вдруг стало ясно, что ее уже довольно долго обманывают. Дело было поздно вечером, в доме у Джейн. Они с Перси засиделись в гостях: Перси играл в какие-то игры с детьми Джейн, а Мэри хотелось еще немножко поговорить с подругой. Тут явился Хогг, и Джейн наконец взорвалась. Она устремила на Мэри взгляд, которого та никогда прежде не видела на лице подруги. Она в резких и грубых выражениях велела Мэри уйти, и стало понятно, что у Джейн с Хоггом роман и она больше не в силах скрывать раздражения, которое у нее вызывает присутствие Мэри. Мэри уже давно замечала, что Джейн делается все холоднее и все меньше заинтересована в общении с ней. Теперь она лучше поняла причину этого охлаждения.

Впрочем, они остались подругами. Мэри сочувствовала ее печальной судьбе одинокой вдовы, ее потребности найти себе мужа. Джейн уже была беременна от Хогга. Стараясь справиться с обидой, Мэри пыталась помочь Джейн чем могла. Но виделись они все реже.

Чтобы отвлечься от одиночества, Мэри подружилась с очень красивой молодой женщиной по имени Изабель Робинсон. Та тоже нуждалась в помощи – она родила внебрачного ребенка, и ее отец наверняка отрекся бы от нее, узнай он правду. На протяжении нескольких недель Мэри составляла целый заговор, чтобы помочь ей. Она планировала отправить Изабель в Париж с «мужчиной», который играл бы роль отца ее ребенка. В качестве этого «мужчины» должна была выступить женщина, которую называли «мисс Додс», скандально известная лесбиянка, обожавшая одеваться в мужское платье: она легко могла сойти за «отца».

Мэри с восторгом предалась осуществлению своего замысла, она уже собиралась поехать вместе с Изабель в Париж, но в один прекрасный день испытала неслыханное потрясение. Изабель по секрету пересказала ей все то, что Джейн уже несколько месяцев говорила ей про Мэри: что Шелли никогда по-настоящему не любил свою жену; он восхищался ею, но никаких других чувств к ней не питал; она была совсем не той женщиной, в которой он нуждался и которую желал; истинной любовью его жизни была сама Джейн. Более того, в одном из этих разговоров Джейн даже намекнула: Мэри делала его таким несчастным, что в то роковое утро, когда он отправился в плавание под парусом, он втайне даже хотел умереть, а значит, Мэри в каком-то смысле ответственна за его гибель.

Мэри не верила своим ушам, но понимала, что ее новой подруге незачем придумывать такую историю. Она стала размышлять об этом, и тут многое начало обретать смысл: внезапное охлаждение к ней Хогга, Ли Ханта и других знакомых, наверняка слышавших эти россказни о ней; взгляды, которые Джейн иногда бросала на Мэри, когда та становилась центром внимания того или иного кружка; выражение лица Джейн, когда она буквально вышвырнула Мэри из своего дома; страстная настойчивость, с которой она советовала Мэри оставаться вдали от Лондона и отказаться от ребенка, что означало бы и отказ от наследства. Оказывается, все эти годы она была не подругой, а соперницей, и теперь Мэри стало ясно: это не ее муж преследовал Джейн, а сама Джейн активно пыталась соблазнить его своими обольстительными позами, кокетливыми взорами, гитарой и наигранной нежностью. Она оказалась насквозь фальшивой женщиной. После смерти мужа это был самый сильный удар, который обрушился на Мэри.

Судя по всему, Джейн не только сама верила в эти чудовищные измышления – она заставила и других поверить в них. Мэри знала, как сильно муж любил ее все эти годы, ведь они столько пережили вместе. Распространять слухи, будто она каким-то образом стала причиной его смерти, означало не просто нанести ей обиду: казалось, в ее старую рану вонзают нож. Мэри записала в дневнике: «Моя подруга оказалась обманщицей и предательницей. Как я могла вести себя столь глупо?»

После нескольких месяцев мрачных размышлений о случившемся Мэри наконец вызвала Джейн на откровенный разговор. Та ударилась в слезы, закатила сцену. Ей хотелось знать, кто распустил эти ужасные слухи об ее предательстве, которое она, разумеется, отрицала. Она обвинила Мэри в холодности и бесчувственности. Но сама Мэри ощущала себя так, словно наконец пробудилась, словно кончилось затянувшееся сновидение. Теперь она отлично видела и фальшивость возмущения, и поддельность любви, и то, как Джейн пытается все запутать, разыграв драму. Пути назад уже не было.

В последующие годы Мэри так окончательно и не порвала с Джейн, но теперь их отношения строились исключительно на ее условиях. Мэри испытывала лишь какое-то странное удовлетворение, наблюдая, как жизнь Джейн медленно катится под откос, как отношения ее бывшей подруги с Хоггом перерастают в сущий кошмар. Сама Мэри делалась все более знаменитой благодаря своим романам и публикации стихов Шелли. Она много общалась с величайшими писателями и политиками своего времени и постепенно сокращала контакты с Джейн. Разумеется, Мэри больше не могла доверять ей. Несколько лет спустя она напишет об этой истории в дневнике: «Жизнь не так дурна, пока мы не пожелаем забыть прошлое. Джейн впервые вселила в меня это презренное чувство, запятнав былые годы – отняв сладость у моих воспоминаний, напоив их змеиным ядом».

* * *

Интерпретация. Рассмотрим многочисленные трансформации, которые вызывает в нашем сознании зависть: они ясно видны на примере Джейн Уильямс. Когда Джейн познакомилась с Мэри, она испытала противоречивые чувства. С одной стороны, Мэри всячески заслуживала любви и восхищения. Она была приятна в обращении, блистательно талантлива и глубоко привязана к сыну. Она могла быть щедрой и великодушной. С другой стороны, по сравнению с ней Джейн ощущала собственное несовершенство. Лишенная очень многого из того, что имелось у Мэри, Джейн полагала, что она тоже заслуживает внимания: ведь она по-своему талантлива, готова многим жертвовать ради любви и, вообще, очень мила. Поэтому случилось неизбежное: вместе с симпатией к Мэри и желанием почаще бывать в ее обществе пришла зависть – стремление иметь то, что есть у Мэри, ощущение, что она, Джейн, тоже этого заслуживает, но не может получить все это легко или законно. Рука об руку с завистью идет тайное желание обижать, ранить и обкрадывать объект своей зависти, словно в попытке исправить несправедливость, якобы проистекающую из его мнимого превосходства над завидующим.

У Джейн имелось множество причин скрывать и даже подавлять шевелящуюся внутри нее зависть. Во-первых, проявления зависти социально токсичны. Они обнажают глубокую неуверенность в себе, сочетающуюся с враждебностью, – взрывоопасная смесь, которая наверняка оттолкнет окружающих. Во-вторых, от четы Шелли зависело будущее благосостояние Уильямсов, не зря Джейн так стремилась пристроить Эдварда поближе к Шелли в качестве друга, помощника, эксперта по хождению под парусом. Щедрость Шелли была известна всем. Если бы Джейн повела себя с Мэри недружелюбно, это поставило бы под угрозу все ее планы. А в-третьих, зависть – мучительное чувство, она предполагает признание себя в чем-то хуже и ниже других, а мы, люди, с трудом выносим такое ощущение. Это не то чувство, которое нам хочется питать и осмысливать. Мы предпочитаем скрывать ее от самих себя и стараемся не осознавать, что именно она служит подспудным мотивом для многих наших действий.

С учетом всего этого следующий шаг Джейн можно назвать вполне естественным: она подружилась с Мэри, точнее, ответила на дружеское расположение, которое та ей выказала. Отчасти Мэри ей нравилась, и ей даже льстило внимание знаменитости. Джейн вообще жаждала внимания. Как она могла даже подумать, что завидует Мэри, ведь та сама решила стать ее другом. Но чем больше времени она проводила рядом с Мэри, тем более очевидным становилось неравенство между ними. Это ведь у Мэри имелся прославленный и очень привлекательный муж, виды на крупное наследство, близкая дружба с лордом Байроном и богатое воображение, ставшее источником ее таланта. Чем больше Джейн общалась с Мэри, тем сильнее завидовала ей.

Чтобы скрыть эту зависть от себя самой и от других, требовалось предпринять следующий шаг, тоже по-своему логичный: ей требовалось мысленно превратить Мэри в неприятную фигуру. Не так уж Мэри и талантлива – ей просто повезло: если бы не знаменитые родители и не окружавшие ее мужчины, она никогда не добилась бы столь завидного положения. Мэри не заслуживает своей славы; она раздражает всех, кто рядом с ней; она своенравна, склонна к приступам уныния; она слишком цепляется за других; с ней вовсе не весело. Она не слишком любезна с собственным мужем, не любит его, ничего из себя не представляет как женщина. По мере того, как Джейн осуществляла этот мысленный процесс, враждебность по отношению к Мэри стала затмевать дружеские чувства. Теперь Джейн казалось, что она имеет полное право активно соблазнять Шелли, скрывая свои истинные чувства от Мэри. Самым губительным для брака супругов Шелли стало то, что всякий раз, когда Перси жаловался Джейн на Мэри, та поддерживала его недовольство, делясь очередной небылицей или мнимым наблюдением, и это лишь углубляло наметившийся разлад между супругами.

Разумеется, чтобы мысленно превратить Мэри в столь неприятную особу, Джейн пришлось сознательно проигнорировать контекст – недавнюю потерю двух детей, охлаждение Перси Шелли к жене, его ухаживания за другими женщинами. Но для того, чтобы завистник чувствовал себя вправе вредить объекту зависти, он должен выстроить в своем сознании особый ложный сюжет, согласно которому любой поступок объекта обнажает какую-то его отрицательную черту, а следовательно, этот человек не заслуживает положения превосходства. Теперь Джейн наконец заполучила желаемое – восхищенное внимание Перси Шелли и его полное отчуждение от жены. А когда Шелли погиб, Джейн могла выплескивать свою зависть, распространяя отвратительные слухи о том, что Мэри не слишком опечалена утратой. Эти известия настолько смутили и встревожили их общих знакомых, включая Ли Ханта, что они тоже постарались отдалиться от Мэри.

Когда Джейн вернулась в Лондон и Мэри приехала к ней, паттерн повторился. Какую-то часть души Джейн по-прежнему влекло к Мэри, ведь за прошедшие годы они разделили столько переживаний. Но чем больше времени Джейн проводила рядом с ней, тем больше ей приходилось наблюдать ее растущую славу, кружок прославленных друзей, природную щедрость, которую Мэри проявляла к женщинам, с которыми судьба обошлась несправедливо, ее страстную преданность сыну и памяти покойного мужа. Ничто не соответствовало ложному сюжету, который построила Джейн, так что ей пришлось мысленно сделать еще один шаг: «Мэри насквозь фальшива, она до сих пор живет лишь наследием покойного мужа и других людей, ее главный мотив – требовательность, а вовсе не щедрость. Жаль, что этого не видят остальные». Поэтому она похитила у Мэри ее друга Хогга, что стало бледной имитацией первого «греха» – похищения ее мужа. Она продолжала распускать о Мэри сплетни, но коварно добавляла к ним еще один нюанс: теперь она намекала, что именно она, Джейн, стала последней большой любовью Шелли, что жену он никогда не любил, что Мэри фактически довела его до самоубийства. Она понимала, что, если распространить в лондонском обществе столь сенсационные слухи, они нанесут репутации Мэри максимально возможный ущерб.

Трудно измерить страдания, которые она причинила Мэри за все эти годы: ссоры с мужем, подогреваемые Джейн, внезапное таинственное охлаждение ближайших друзей Мэри, «игра в тянитолкая», в которую Джейн играла с Мэри, каждый раз отдаляясь, когда той хотелось большей близости. И, наконец, миг, когда Мэри открылось чудовищное предательство со стороны мнимой подруги, и много лет терзавшая Мэри мысль о том, что россказням Джейн поверило так много людей. Вот сколько тайной боли может причинить один-единственный «великий завистник».

Вот что следует понять: зависть наиболее распространена и наиболее мучительна именно между друзьями. Нам кажется, будто что-то в наших отношениях настроило друга против нас. Иногда мы отдаем себе отчет лишь в том, что друг предает нас, вредит нам, обрушивается на нас с жестокими замечаниями, но не можем осознать, что причина всех этих слов и поступков – зависть.

Нам следует уяснить себе нечто довольно парадоксальное: люди, завидующие нам, имеют мотивацию, чтобы подружиться с нами. Если у нас есть качества, вызывающие у них чувство неполноценности, они, подобно Джейн Уильямс, испытывают к нам подлинный интерес и влечение в сочетании с завистью. Часто они заходят еще дальше: становятся чрезмерно внимательными, им как будто не терпится укрепить дружбу с нами. Но по мере сближения проблема лишь усугубляется. Подспудная зависть ни на минуту не покидает завистника. Теперь ему приходится изо дня в день наблюдать те самые качества и черты, которые порождают в нем чувство неполноценности: это может быть высокая должность, неукоснительное соблюдение трудовой этики или обаяние.

И вот завистник, подобно Джейн, постепенно конструирует ложный сюжет: объекту зависти «просто повезло», он чрезмерно амбициозен, он на самом деле не так уж хорош. Будучи нашим другом, завистник легко находит наши слабые места, то, что уязвит нас сильнее всего. Дружеские отношения облегчают ему возможность навредить нам, похитить у нас мужа или жену, сеять всяческие невзгоды и неприятности. А когда завистник прямо атакует нас, мы склонны ощущать смущение и даже вину: «Наверное, я этого заслуживаю. Пожалуй, кое-какие его замечания справедливы». Если мы отреагируем гневно, это лишь подтвердит ложный сюжет о нашей весьма несимпатичной натуре. Поскольку мы друзья, каждый удар для нас вдвое мучительнее, каждое предательство – вдвое обиднее. А чем глубже наносимая рана, тем большее удовлетворение испытывает завистник. Можно даже предположить, что он бессознательно стремится завязать дружбу с объектом зависти именно для того, чтобы получить возможность причинять ему особенно сильную боль.

Хотя такие «заклятые друзья» очень хитроумны и их нелегко вовремя раскусить, всегда существуют полезные предупреждающие сигналы, которые вы можете уловить заранее. Учитесь обращать более пристальное внимание на первое впечатление (увы, Мэри о нем забыла.) Зачастую интуиция подсказывает нам, что наш новый знакомый – человек лживый и неискренний, но мы забываем об этом первом впечатлении, едва он начинает набиваться нам в друзья. Мы всегда лучше относимся к тем, кому мы, как нам кажется, нравимся, и завистники отлично это знают. Старайтесь в таких случаях полагаться на мнение друзей и нейтральной третьей стороны. Многие друзья Мэри считали Джейн коварной и даже жутковатой особой. Кроме того, зависть к другу, как правило, просачивается наружу в виде внезапных враждебных взглядов и уничижительных замечаний. Завистник часто дает нам странные советы, которые идут вразрез с нашими интересами, но весьма на руку ему самому. Ему хочется, чтобы мы совершали ошибки, и он самолично провоцирует нас на неразумные поступки. Всякий наш успех, всякое повышение внимания к нам породят еще более заметную «утечку» истинных чувств завистника.

Не стоит впадать в манию преследования: просто будьте настороже, когда вы начнете улавливать признаки возможной зависти с чьей-либо стороны. Научитесь распознавать типы личности, особенно склонные к зависти (подробнее см. в следующем разделе), прежде чем вы слишком втянетесь в их интриги. Трудно адекватно оценить, что вы приобретете, избегнув нападения завистника. Но имейте в виду: боль, причиненная одним-единственным «другом»-завистником, может отдаваться в вашем сознании и отравлять его многие годы.

Каждый раз, когда друг добивается успеха, я немного умираю.

Гор Видал