9

Противьтесь Тени

Закон подавления

Люди, как правило, не таковы, какими кажутся. За вежливым, доброжелательным фасадом неизбежно кроется теневая сторона, слагающаяся из опасений, из агрессивных, эгоистичных импульсов, которые их носитель подавляет и старательно прячет от постороннего взгляда. Эта темная сторона порой просачивается наружу в виде поведения, которое озадачивает или даже ранит вас. Научитесь распознавать признаки этой Тени до того, как они станут токсичными. Рассматривайте черты человека, бросающиеся в глаза, такие как твердость характера, добродетельность и т. п., как прикрытие для противоположных качеств. При этом вам следует научиться осознавать и собственную темную сторону. Зная о ее существовании, вы сможете контролировать созидательную энергию, таящуюся в вашем бессознательном, и направлять ее в конструктивное русло. Интегрируя эту темную сторону в свою личность, вы обретете полноту характера и будете излучать подлинность, притягательную для других людей.

Темная сторона

5 ноября 1968 г. республиканец Ричард Никсон совершил, вероятно, самое впечатляющее возвращение на политическую сцену в американской истории, с незначительным перевесом победив на выборах своего соперника – демократа Хьюберта Хамфри и став тридцать седьмым президентом Соединенных Штатов. Всего за восемь лет до этого он потерпел унизительное поражение на своих первых президентских выборах, уступив Джону Ф. Кеннеди. По количеству набираемых голосов два кандидата шли практически «ноздря в ноздрю», однако было ясно, что некоторые электоральные махинации, организованные аппаратом Демократической партии в штате Иллинойс, сыграли немаловажную роль в проигрыше Никсона. А два года спустя он уже с более значительным разрывом проиграл на выборах губернатора Калифорнии. Обиженный на журналистов, которые преследовали и провоцировали его на всем протяжении этой избирательной кампании, он на другой же день после своего поражения выступил с обращением к прессе, которое завершил такими словами: «Только подумайте, сколько вы теряете. У вас больше не будет Никсона, чтобы поливать его грязью, потому что, господа, это моя последняя пресс-конференция».

Реакция на эти слова была ошеломляюще негативной. Его обвиняли в том, что он безудержно предается жалости к себе. Канал ABC News даже сделал специальную получасовую программу под названием «Политический некролог Ричарда Никсона». Журнал Time напечатал о нем статью, которая заканчивалась словами: «Если не случится чуда, Ричард Никсон больше не может надеяться быть избранным на какой-либо политический пост».

Судя по всем признакам, его политическая карьера должна была завершиться уже в 1962 г. Но жизнь Ричарда Никсона представляла собой бесконечную череду кризисов и неудач, которые лишь делали его все более решительным и целеустремленным. В молодости он мечтал учиться в каком-нибудь из университетов престижнейшей Лиги плюща, что с давних пор служит в Америке ключом к обретению власти. Юный Ричард отличался исключительной амбициозностью. Но его семья была сравнительно бедной и не могла себе позволить оплачивать столь дорогое образование. Он справился с этим, казалось бы, непреодолимым барьером, сделавшись образцовым студентом и заработав за свою нечеловеческую усидчивость прозвище Железная задница, – и сумел-таки добиться стипендии, позволявшей ему учиться на юридическом факультете Университета Дьюка. Чтобы получать эту стипендию, он должен был оставаться лучшим студентом в группе. И это ему удавалось благодаря усердной работе, на которую мало кто был способен.

Несколько лет он проработал в сенате США, а в 1952 г. Дуайт Эйзенхауэр, избиравшийся на президентский пост, выдвинул его кандидатом в вице-президенты от Республиканской партии, но вскоре пожалел о своем выборе. Пошли толки, что Никсон утаил от партии некий секретный фонд, который использовал в личных целях. Обвинения были безосновательны, но Эйзенхауэру не нравилось работать с Никсоном, и эти слухи оказались удачным поводом от него избавиться. Казалось, политическая карьера Никсона пошла прахом. Но он снова достойно принял вызов: выступил в прямом телеэфире, возможно, с лучшей речью в своей жизни, в которой опровергал выдвинутые против него обвинения. Тактика оказалась весьма эффективной: общественность принялась требовать, чтобы Эйзенхауэр оставил его в связке кандидатов. Выборы прошли удачно для республиканцев, а впоследствии Эйзенхауэр переизбрался на второй срок. Все восемь лет Никсон проработал при нем вице-президентом.

Так что сокрушительные поражения 1960 и 1962 гг. стали для Никсона лишь средством еще больше закалиться и возродить свою карьеру из пепла. Казалось, он в огне не горит и в воде не тонет. Было похоже, что его ничто не может сломить. Несколько лет он тихо выжидал, а потом снова бросился в бой: стал готовиться к выборам 1968 г. Теперь это был «новый Никсон», более раскованный и обаятельный, любитель боулинга и соленых анекдотов. Отлично усвоив уроки своих многообразных неудач, он провел одну из самых гладких и виртуозных избирательных кампаний в современной истории и буквально утер нос всем противникам и сомневающимся, обойдя Хамфри в президентской гонке.

Став президентом, он как будто достиг зенита власти. Однако он считал, что ему осталось преодолеть еще одно препятствие – возможно, самое большое из всех. Либеральные недруги Никсона считали его типичным «политическим животным», способным опуститься до самых грязных трюков, лишь бы победить на выборах. Для ненавидевших его элит Восточного побережья он оставался деревенщиной из калифорнийского городка Уиттиера, слишком уж явно и топорно проявляющим свои амбиции. Никсон был полон решимости доказать, что все они ошибаются, что он вовсе не такой, каким его считают. В глубине души он идеалист, а вовсе не бессердечный политикан. Его обожаемая мать Ханна, ревностная квакерша, еще в детстве внушила ему, как важно обращаться со всеми людьми одинаково и способствовать сохранению мира на планете. Он хотел оставить после себя наследие, достойное одного из величайших президентов в истории. В память о матери, которая умерла в том же году, незадолго до его избрания, он намеревался воплотить ее квакерские идеалы в жизнь и показать своим хулителям, как сильно они в нем ошибались.

Его кумирами в политике были такие люди, как французский президент Шарль де Голль, которого он знал лично и которым восхищался. Де Голль сумел сформировать публичный образ, буквально излучавший властность и любовь к родине. Никсон хотел стать таким же. В записных книжках он стал обозначать себя инициалами РН. РН должен быть сильным и решительным, сострадательным, но крайне мужественным. Америку, правителем которой он только что стал, раздирали антивоенные протесты, бунты в крупных городах, рост преступности. РН положит конец войне, он будет неустанно трудиться во имя мира на планете; внутри страны он принесет процветание всем американцам, будет неутомимо поддерживать закон и порядок, вернет Америке утраченное чувство собственного достоинства. Достигнув этого, он займет в истории место рядом с президентами, перед которыми он преклонялся, – с Авраамом Линкольном и Вудро Вильсоном. И, как всегда, он претворит все это в жизнь одной лишь силой воли.

В первые же месяцы президентства Никсон развил бурную деятельность. Он собрал великолепный кабинет, куда вошел, в частности, блистательный Генри Киссинджер как советник по национальной безопасности. В свой аппарат Никсон предпочел набрать свежих молодых людей, которые, как он полагал, будут безмерно преданны ему и послужат подходящим инструментом для реализации его великих амбиций, касающихся всей Америки. Главой аппарата стал Боб Холдеман, за внутреннюю политику отвечал теперь Джон Эрлихман, должность советника Белого дома занял Джон Дин, а специальным советником президента стал Чарльз Колсон.

Никсон не хотел окружать себя интеллектуалами; ему нужны были энтузиасты, готовые выполнить любое его поручение. Но он не был наивен и отлично понимал, что лояльность в политике – вещь эфемерная. Поэтому, едва придя к власти, Никсон распорядился установить по всему Белому дому систему записи разговоров, о чем было известно только немногим избранным. Таким образом он мог тайком следить за сотрудниками своего аппарата и вовремя обнаруживать возможных предателей или желающих слить информацию журналистам. Эти записи должны были стать ценными доказательствами на случай, если кто-нибудь попытается в искаженном свете представить разговоры, которые он вел с президентом. А главное, по завершении его президентства отредактированные записи можно будет использовать для демонстрации его величия как главы государства: они покажут, как четко и рационально он принимал решения. Эти записи станут важной гарантией его наследия.

В первые годы президентства Никсон усердно работал над реализацией своего плана. Что и говорить, он был активным президентом. Он подписывал законы, направленные на защиту окружающей среды, здоровья рабочих, прав потребителя. На ниве внешней политики Никсон старался свести на нет войну во Вьетнаме, но это ему не очень удавалось. Однако вскоре он подготовил почву для своего первого визита в Советский Союз и знаменитой поездки в Китай. От имени США он ратифицировал предварительное соглашение с СССР об ограничении стратегических вооружений. Это было лишь начало перемен, которые Никсон собирался провести в жизнь.

И тем не менее, несмотря на относительную безоблачность этих первых лет правления, в душе у Ричарда Никсона начало твориться нечто странное. Он никак не мог избавиться от чувства тревожности, к которой, собственно, был склонен всю жизнь. Тревожность стала прорываться наружу во время вечерних встреч с помощниками, происходивших за рюмочкой за закрытыми дверями. Никсон начинал делиться воспоминаниями из своего богатого прошлого, и это бередило старые политические раны – из глубин его души поднималась горечь и обида.

Случай с Элджером Хиссом довел его почти до одержимости. Элджер Хисс, важный чиновник Госдепартамента, был еще в 1948 г. обвинен в шпионаже в пользу коммунистов. Правда, Хисс упорно отвергал все обвинения. Этот элегантный щеголь был любимцем американских либералов. Никсон, в то время молодой конгрессмен от Калифорнии, заподозрил нечистую игру со стороны обвиняемого. Другие конгрессмены уже решили было оставить Хисса в покое, но Никсон, представлявший в конгрессе Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, продолжал «копать». В одной из бесед, когда Никсон напомнил Хиссу об уголовной ответственности за ложные показания, Хисс ответил: «Я знаю этот закон. Я вообще-то учился на юридическом факультете Гарварда. А вы, кажется, обучались в Уиттьере?» (это был намек на заштатный колледж, который некогда посещал Никсон).

Никсон, неутомимый в своем преследовании Хисса, сумел добиться, чтобы того обвинили в даче ложных показаний под присягой. В итоге Хисс отправился за решетку. Эта победа прославила Никсона, однако, как он теперь твердил своим помощникам, она навсегда сделала его заклятым врагом политических элит Восточного побережья, которые до сих пор видят в нем пронырливого выскочку из Уиттьера. В 1950-е гг. эти элиты, в которых имелось немало выпускников Гарварда, исподволь старались не допускать Никсона и его жену Пэт в свой социальный круг, тем самым ограничивая политические контакты «выскочки из Уиттьера». Их союзники в прессе безжалостно высмеивали его за любое неточное высказывание или предполагаемый неверный шаг. Конечно, Никсон не был ангелом. Ему нравилось побеждать. Но лицемерие этих либералов бесило его. В конце концов, Бобби Кеннеди – настоящий король грязных политических трюков, но разве нашелся хоть один репортер, который осмелился рассказать об этом во всеуслышание?

Вечер за вечером он все глубже погружался в эти воспоминания и напоминал своим помощникам, что это прошлое никуда не делось. Давние враги по-прежнему строят против него козни. К примеру, Дэниэл Шорр, корреспондент CBS, явно ненавидит Никсона с какой-то необычайной силой. В своих репортажах из Вьетнама он всегда умеет подчеркнуть худшие стороны войны и выставить Никсона в неприглядном свете. Есть еще Кэтрин Грэм, владелица The Washington Post, газеты, которая словно бы поклялась мстить лично ему – и мстит уже на протяжении многих лет. Грэм – одна из старейшин светского общества Джорджтауна, того самого общества, которое годами задирало нос перед ним и Пэт. А хуже всех Ларри О’Брайен, председатель Демократической партии, один из главных советников в администрации Кеннеди, добившийся того, чтобы налоговая служба США провела аудит доходов и расходов Никсона. По мнению Никсона, этот О’Брайен был настоящим злым гением от политики, готовым на все, лишь бы не допустить переизбрания Никсона в 1972 г. Враги были повсюду и действовали беспощадно: размещали о нем в прессе ругательные материалы, добывали порочащие его утечки из администрации, шпионили за ним и были готовы наброситься на него при малейшем признаке скандала. А мы, спрашивал он помощников, что мы делаем со своей стороны? Если его команда никак на это не отреагирует, ей некого будет винить, кроме себя. На кону стоят его амбиции, его политическое наследие. По мере того, как появлялось все больше статей об антивоенных демонстрациях и утечек о сомнительных усилиях его администрации на вьетнамском фронте, в Никсоне все сильнее разгорались гнев и досада, и разговор с помощниками тоже делался все жарче с обеих сторон. Однажды, когда Колсон рассуждал о том, что неплохо бы проучить особенно раздражающих оппонентов, Никсон перебил его: «Настанет день, когда мы им покажем. Как следует прижмем их к земле и оттопчемся на них, сотрем их в порошок – верно я говорю, Чак?»

Когда Никсону сообщили, что многие сотрудники Бюро статистики труда – евреи, он счел, что это, вероятно, и есть причина неприятных экономических показателей, которые регулярно выдает этот орган. «В правительстве полно евреев, – заявил он Холдеману. – А большинство евреев нелояльны». А ведь именно евреи – становой хребет истеблишмента Восточного побережья, тех самых элит, которые так стараются ему помешать. В другой раз он попросил Холдемана: «Ты мне, пожалуйста, раздобудь имена этих евреев, сам понимаешь, крупных еврейских спонсоров демократов… Может, мы сумеем расследовать, что они там делают, эти ублюдки?» Следовало бы провести их аудит, полагал он. У него имелись и другие жесткие идеи о том, как задеть Кэтрин Грэм и поставить в унизительное положение Дэниэла Шорра.

Помимо всего прочего, Никсон стал все больше беспокоиться о том, как он выглядит в глазах общественности, ведь публичный образ очень важен для политика, который желает оставить после себя впечатляющее наследие. Никсон постоянно донимал свой аппарат, включая Генри Киссинджера, требованиями продвигать в прессе его «стиль управления, присущий сильному лидеру». В интервью им предписывалось именовать президента «мистер Миротворец», а Киссинджер должен был держаться в тени. Кроме того, Никсон желал знать, что о нем говорят партийные элиты Джорджтауна. Может, они все-таки начинают относиться к Ричарду Никсону по-иному?

Несмотря на всю его нервозность, к 1972 г. стало ясно, что события благоприятствуют ему. На грядущих выборах демократы выставили против него Джорджа Макговерна, закоренелого либерала. По результатам социологических опросов Никсон опережал его, но желал гораздо большего. Ему хотелось победы подавляющим большинством голосов и «мандата от общественности». Будучи уверен, что люди вроде О’Брайена собираются применить против него нечистоплотные трюки, он стал убеждать Холдемана немного пошпионить, чтобы добыть компромат на демократов. Он хотел, чтобы Холдеман собрал команду «щелкунчиков», способных «расколоть» демократов, проделав требуемую грязную работу с максимальной эффективностью. Разработку нюансов президент предоставил помощнику.

Однако, к своему немалому огорчению, уже в июне того же года Никсон прочел в The Washington Post о неудавшемся проникновении в помещения отеля «Уотергейт»: группа злоумышленников пыталась установить прослушивающие устройства в номере, где работал Ларри О’Брайен. В итоге арестовали трех человек – Джеймса Маккорда, Э. Ховарда Ханта и Дж. Гордона Лидди. Вскоре были выявлены их связи с предвыборным комитетом, готовившим переизбрание Ричарда Никсона. Попытка установить «жучки» была проведена весьма топорно, и Никсон даже заподозрил, что все это провокация со стороны демократов. Под эффективной командой «щелкунчиков» он имел в виду вовсе не это.

Через несколько дней, 23 июня, он обсуждал с Холдеманом эту неудавшуюся попытку установки «жучков». За расследование дела взялось ФБР. Некоторые из арестованных оказались бывшими сотрудниками ЦРУ. Холдеман предложил связаться с руководством ЦРУ, чтобы оно, в свою очередь, оказало давление на ФБР: расследование надо было свернуть. Никсон одобрил предложение. Он заметил Холдеману: «Я не намерен слишком уж втягиваться в эту историю». Холдеман ответил: «И мы не хотим вас втягивать, сэр». Но затем Никсон добавил: «Действуй жестко. Они сами так играют – и мы тоже будем». Никсон поручил своему советнику Джону Дину руководство внутренним расследованием, ясно дав понять, что Дин не должен ничего говорить ФБР и что следует замести следы любых связей взломщиков с Белым домом. Так или иначе, Никсон никогда напрямую не распоряжался о проникновении в номер «Уотергейта». Вся эта история – пустяк, она не сможет запятнать его репутацию. Скандал быстро утихнет – как и все прочие грязные делишки политиков, которые так никогда и не выплывали на свет и не попадали в учебники истории.

Никсон оказался прав, по крайней мере на время. Общественность почти не обратила внимания на сообщения о попытке установить прослушивающие устройства в отеле «Уотергейт». На выборах Никсон одержал одну из самых убедительных побед в электоральной истории США. Он с сильным перевесом победил во всех штатах, кроме Массачусетса и Федерального округа Колумбия. Ему даже удалось склонить на свою сторону существенный процент демократов. Теперь у него было еще четыре года на то, чтобы упрочить будущее наследие. Казалось, ничто не может ему помешать. Рейтинг его популярности взлетел на небывалую высоту.

Но история с «Уотергейтом» продолжала то и дело всплывать, и президента не оставляли в покое. В январе 1973 г. сенат решил приступить к собственному расследованию скандала. В марте Маккорд наконец проговорился, обвинив целый ряд сотрудников аппарата Белого дома в том, что это они заказали проникновение в номер. Хант начал требовать денег за молчание: он тоже много знал. Выход из заварившейся каши казался простым и понятным: нанять стороннего юриста, чтобы он при активном участии Никсона и его команды провел внутреннее расследование взлома и вытащил на свет все подробности этой истории. Конечно, репутация Никсона от этого пострадает, а кое-кто наверняка отправится за решетку, зато сам Никсон все-таки сохранит политическую жизнеспособность, а ведь он мастер воскресать из мертвых.

Однако Никсон не мог предпринять такого шага. Это грозило слишком большим непосредственным ущербом. Сама мысль о том, чтобы сознаться во всем, что ему известно об этой истории, и рассказать о собственных тайных распоряжениях, смертельно пугала его. На кулуарных встречах с Дином он продолжал обсуждать возможные действия по заметанию следов, даже предлагая и в самом деле заплатить кое-кому за молчание. Дин предостерегал его: не стоит так втягиваться в эту историю. Но, как ни странно, Никсона как будто завораживала кутерьма, которую он сам же породил и которая все разрасталась: он был уже не в состоянии выйти из игры.

Вскоре ему пришлось уволить Холдемана и Эрлихмана: оба оказались слишком глубоко вовлечены в историю с прослушкой. Ему было нелегко принять решение об этих увольнениях. Объявляя неприятную новость Эрлихману, он не выдержал и заплакал. Но теперь он уже никак не мог остановить маховик уотергейтского расследования, которое все ближе подбиралось к самому Никсону, ощущавшему себя крысой в крысоловке.

19 июля 1973 г. он получил самую скверную новость: сенатская комиссия, расследовавшая Уотергейтское дело, узнала о тайной системе аудиозаписи, установленной в Белом доме, и потребовала, чтобы сделанные записи передали ей в качестве улик. Никсон не мог думать ни о чем, кроме чудовищного унижения, которому он подвергнется, если эти пленки станут достоянием гласности. Они сделают его посмешищем в глазах всего мира. Он ведь не стеснялся в выражениях и нередко ратовал за весьма жесткие меры. Его образ, его пресловутое наследие, все идеалы, которые он так жаждал воплотить в жизнь, – все это будет разрушено буквально одним ударом. Он думал о матери и других членах семьи: при них он никогда не позволял себе говорить так, как за стенами собственного кабинета. Казалось, на этих записях совсем другой человек. Александр Хейг, ставший теперь руководителем его аппарата, советовал Никсону демонтировать записывающую систему и уничтожить записи до того, как выйдет официальное постановление.

Казалось, воля Никсона парализована: он никак не мог принять какое-либо решение. Уничтожение записей стало бы равносильно признанию вины, но, может быть, они как раз помогут снять с него обвинение? Ведь из них явствует, что он никогда не отдавал прямого приказа установить подслушивающие устройства в отеле «Уотергейт». Но его ужасала сама мысль о том, что хотя бы какая-то из этих пленок может быть обнародована. Он долго колебался, но в конце концов отказался уничтожить записи. Никсон решил, что, пользуясь своей «президентской привилегией», будет всячески сопротивляться передаче их комиссии.

Давление нарастало, и в апреле 1974 г. Никсон наконец решился обнародовать отредактированные расшифровки записей в виде 1200-страничного тома и надеяться на лучшее. Ознакомившись с текстом, общественность пришла в ужас. Да, многие и раньше полагали, что он скользкий тип и хитрый лжец, но его резкие, порой откровенно бранные выражения, истеричный, параноидальный тон и полное отсутствие сожалений и колебаний при отдаче приказов о незаконных действиях – все это открывало в Никсоне сторону, о которой публика и не подозревала. Даже его родные испытали нешуточное потрясение. Когда дошло до самого Уотергейтского скандала, президент выглядел в нем слабым и нерешительным, вовсе не соответствуя «деголлевскому» образу, который он так хотел явить миру. Он ни разу не выказал ни малейшего желания докопаться до истины и наказать виновников. Куда девался этот сторонник закона и порядка?

А 24 июля последовал финальный удар: Верховный суд обязал его передать в распоряжение правосудия оригиналы записей. Среди пленок была и запись его конфиденциального разговора от 23 июня 1972 г., того самого, в ходе которого он одобрял использование сил ЦРУ для того, чтобы свернуть расследование, ведущееся ФБР. Эта улика и стала решающей: она показала, что он уже на самом раннем этапе лично участвовал в попытках замять скандал. Никсон был обречен. И, хотя это противоречило всем его убеждениям, в начале августа он решил уйти.

Наутро, выступив в телеэфире с заявлением о своей отставке, Никсон в последний раз обратился к сотрудникам аппарата. Силясь совладать с эмоциями, он закончил свою речь так: «Никогда не опускайте руки, не терзайтесь мелочными обидами. Всегда помните – может, другие и ненавидят вас, но ненавистники не могут победить, пока вы не начнете ненавидеть их в ответ. Если вы ответите им ненавистью, вы сами себя разрушите». После чего он с семьей сел в вертолет, который и унес его в политическое изгнание.

* * *

Интерпретация. Даже для тех, кто работал в тесном контакте с Ричардом Никсоном, этот человек оставался загадкой. По словам Рэя Прайса, его главного спичрайтера, существовало как бы два Никсона – светлый и темный. Светлый отличался «исключительной сострадательностью к ближнему, чрезвычайной заботливостью, сентиментальностью, душевной щедростью, добротой». Темный же Никсон был «сердитый, мстительный, злопамятный, вздорный, сварливый». Прайс сам видел, как эти две стороны «постоянно сражаются между собой». Но, вероятно, самым чутким наблюдателем Никсона, ближе всего подошедшим к разгадке его тайны, стал не кто иной, как Генри Киссинджер, специально старавшийся изучать его как можно пристальнее, чтобы справляться с ним и даже использовать его для собственных целей. По мнению Киссинджера, ключ к характеру Никсона и к его раздвоенной личности крылся в его детстве. Однажды Киссинджер заметил: «Можете представить, каким бы стал этот человек, если бы в прошлом его хоть кто-нибудь любил?»

Еще в младенчестве Никсон, казалось, отличался необычайной требовательностью. Он был страшным плаксой, то и дело принимался рыдать, а успокоить его было почти невозможно. Ему хотелось постоянного внимания, чтобы все суетились вокруг него, а если ему не удавалось этого добиться, он пускался на хитрые манипуляции. Родителям не нравилась эта сторона его характера. Сами они выросли в годы героического освоения Южной Калифорнии и, конечно, предпочли бы, чтобы их сын был стоиком и умел полагаться на себя. Отец не прочь был распустить руки, но в целом был человеком сдержанным и холодным. Мать больше заботилась о мальчике, но была подвержена депрессиям и перепадам настроения. Ей приходилось переживать деловые неудачи мужа и ухаживать за двумя болезненными братьями Ричарда, которые рано умерли. Порой ей на целые месяцы приходилось оставлять Ричарда и заниматься исключительно его братьями, отчего Ричард, должно быть, чувствовал себя заброшенным.

Личность Никсона формировалась в ходе взаимоотношений с «трудными» родителями. Стремясь преодолеть и замаскировать свои зоны уязвимости, он создал себе маску, которая сослужила ему хорошую службу и в семье, и в обществе. Для этого он постарался подчеркнуть имевшиеся у него сильные стороны и развить в себе новые. Он стал чрезвычайно жестким, стойким, энергичным, решительным, рациональным, он стал человеком, с которым лучше не связываться, особенно в ходе дискуссии. (Киссинджер отмечал: «Он боялся только одного – показаться слабым».) Но слабый и уязвимый ребенок, таящийся у нас внутри, не может волшебным образом исчезнуть. Если его потребностями не занимаются, если их не удовлетворяют, он погружается в глубину бессознательного, в теневую область личности, лишь поджидая удобного случая, чтобы выйти наружу самым причудливым образом. Это «внутреннее дитя» становится темной стороной человеческой личности.

Всякий раз, когда Никсон испытывал стресс или когда тревожность в нем достигала необычно высокого уровня, эта темная сторона поднималась из глубины и принимала форму неуверенности в себе («никто меня не ценит по достоинству»), подозрительности («враги, кругом враги»), внезапных вспышек гнева и раздражения, а также сильнейшего желания манипулировать теми, кто, как он полагал, обидел его, и причинять им боль.

Никсон яростно подавлял и отрицал эту сторону своего характера даже в самом конце своей политической карьеры, в словах, обращенных к помощникам. Он часто говорил окружающим, что никогда не плачет, что не таит обиды, что ему плевать на мнение других. На самом деле все обстояло диаметрально противоположным образом. Почти все время он успешно играл роль РН. Но когда в нем шевелилась теневая сторона, он начинал вести себя странно, и у тех, кто виделся с ним регулярно, возникало впечатление, будто они действительно имеют дело с двумя разными Никсонами. Так, Киссинджеру казалось, что в Никсоне как бы воскресает прежний «нелюбимый ребенок».

В конце концов темная сторона характера Никсона окончательно вышла наружу, приняв форму тех самых аудиозаписей. Никсон знал, что все его слова записываются на пленку, но никогда не сдерживался и не выбирал выражений. Он оскорблял близких друзей, когда их не было рядом, он позволял себе отчаянные приступы паранойи, вслух фантазировал о том, как отомстит недругам, колебался перед принятием даже простейших решений. Он страшно боялся малейшей утечки внутренней информации и подозревал в предательстве едва ли не каждого, кто входил в его окружение. И тем не менее Никсон доверил свою судьбу аудиозаписям, которые, как он почему-то считал, в неотредактированном виде никогда не станут достоянием гласности. Даже когда он понял, что они вот-вот будут опубликованы, и ему посоветовали уничтожить их, он упорно цеплялся за эти записи, словно находясь под гипнозом «второго Никсона», всплывшего из глубин его личности. Он как будто втайне желал, чтобы его наказали: внутренний ребенок и темная сторона словно бы мстили первому Никсону за то, что он так упорно отрицал само их существование.

Вот что следует понять. История Никсона касается вас и реальности, в которой вы живете, больше, чем вам, быть может, хотелось бы думать. Подобно Никсону, вы создаете маску, публичный образ, который подчеркивает ваши сильные стороны и прячет слабые. Подобно Никсону, вы подавляете в себе социально неприемлемые черты, которыми естественным образом обладали в детстве. Теперь вы стали необычайно милым и приятным. Но, как и у Никсона, у вас имеется темная сторона, только вам претит сама мысль о том, чтобы признать ее существование, не говоря уж о том, чтобы исследовать ее. Она включает в себя ваши глубинные опасения и страхи, ваше тайное желание причинять боль людям, в том числе близким, фантазии о мести, подозрительность, жажду внимания и власти. Эта темная сторона преследует вас в сновидениях. Она прорывается наружу в минуты необъяснимой депрессии, необычной тревожности, непонятной обидчивости, внезапной требовательности, странной подозрительности. Она проявляется в случайных замечаниях, о которых вы потом сожалеете.

А иногда, как у Никсона, эта темная сторона порождает деструктивное поведение. Обычно вы склонны винить в этом странном настроении или поведении обстоятельства или других людей, однако такие случаи то и дело повторяются, поскольку вы не осознаете их источника. Основная причина депрессии и тревожности в том, что вы не даете себе в полной мере быть собой, всегда играете какую-то роль. Чтобы держать в узде эту темную сторону, требуется немалая энергия, но иногда неприятное поведение прорывается наружу для того, чтобы снять это внутреннее напряжение.

Ваша задача как исследователя человеческой природы состоит в том, чтобы распознать темную сторону своего характера и изучить ее. Как только ее начинают подвергать пристальному рассмотрению, она теряет свою разрушительную силу. Если вы научитесь обнаруживать ее признаки в самом себе (последующие разделы помогут вам в этом), вы сумеете перенаправлять эту темную энергию на продуктивную деятельность. Вы сможете превратить свою капризную требовательность и уязвимость в эмпатию. Вы сможете обратить свои агрессивные импульсы на достойные дела и на работу. Вы сможете открыто признать, что у вас есть амбиции и стремление к власти, – и не действовать украдкой, с подспудным чувством вины. Вы сможете наблюдать за своей подозрительностью, за тем, как вы проецируете на других свои негативные эмоции. Кроме того, вы увидите, что в вас гнездятся эгоистичные и вредоносные импульсы, поймете, что вы не такой ангел или не такая сильная личность, как вам казалось. А вместе с таким осознанием придет уравновешенность и более высокая терпимость к другим.

Порой может показаться, что успех ждет лишь тех, кто постоянно излучает силу и добродетельность, но это вовсе не так. Изо всех сил играя роль, стремясь соответствовать несуществующим идеалам, вы будете проецировать вовне лишь фальшь, которую отлично улавливают окружающие. Взгляните на великих общественных деятелей, таких как Авраам Линкольн или Уинстон Черчилль. Они обладали завидной способностью изучать свои недостатки и ошибки и смеяться над собой. Они производили впечатление людей, не лишенных обычных человеческих слабостей и готовых это признать, что и служило источником их обаяния. Трагедия Никсона состояла в том, что при колоссальном таланте политика и мощнейшем интеллекте он не умел заглянуть внутрь себя и объективно оценить темную сторону своей натуры. Собственно, это наша общая трагедия: мы, как правило, всю жизнь яростно отрицаем само существование нашей темной стороны.

Это страстное желание совершить безумство остается с нами всю жизнь. Кому не случалось, стоя с кем-нибудь на краю пропасти или на вершине башни, испытать внезапный порыв столкнуть спутника вниз? Почему мы причиняем такие страдания тем, кого любим, хотя знаем, как потом будем раскаиваться? Все наше существование – непрестанная борьба с темными силами внутри нас. <…> Жить – значит воевать с троллями в своей душе и в своем сердце, писать – это судить самого себя.

Генрик Ибсен