У каждого из нас имеется свой способ смотреть на мир, интерпретировать события и действия окружающих. Это наше мироощущение, определяющее многое из того, что с нами случается в жизни. Если мы смотрим на жизнь опасливо и боязливо, мы видим во всем лишь отрицательную сторону. Мы запрещаем себе рисковать. Мы виним других в наших ошибках и отказываемся на них учиться. Чувствуя враждебность или подозрительность, мы заставляем и других испытывать эти эмоции в нашем присутствии. Мы портим собственную карьеру и отношения с людьми, неосознанно создавая вокруг себя именно те обстоятельства, которых больше всего боимся. Однако общее мироощущение – вещь пластичная. Внося в него больше позитивности, открытости, терпимости к другим, мы можем породить совсем иную динамику взаимодействий – учиться на проявлениях враждебности и неблагоприятных обстоятельствах, создавать интересные возможности практически из ничего, привлекать к себе людей. Мы просто обязаны исследовать границы и возможности собственной силы воли.
В детстве Антон Павлович Чехов, будущий знаменитый писатель, каждое утро просыпался, ощущая ужас: побьет его сегодня отец или, может, все-таки пощадит? Без всякого предупреждения, а иногда и без всяких видимых причин его отец, Павел Егорович, мог несколько раз сильно ударить его тростью, или отхлестать кнутом, или отвесить несколько затрещин тыльной стороной ладони. Вдвойне смущало мальчика то, что папаша вроде бы колотил его не по злобе, не в гневе. Он уверял Антошу, что делает это из любви к нему. Мол, такова уж воля Господня – детей надо бить, дабы вселить в них смирение. Так воспитывали самого Павла Егоровича – и поглядите, каким прекрасным человеком он вырос. В конце каждой экзекуции Антоше следовало поцеловать папеньке ручку и попросить у него прощения. По крайней мере он был не одинок в своих мучениях: все его четыре брата и единственная сестра подвергались точно такому же обращению.
Мальчик научился страшиться не только побоев. В середине дня он слышал шаги отца, приближающегося к их ветхому деревянному дому, и прямо-таки трясся от ужаса. Как правило, папаша являлся в этот час для того, чтобы попросить Антошу заменить его в принадлежащей ему бакалейной лавке. Семья жила тогда в захолустном Таганроге. Почти весь год в лавке стоял невыносимый холод. Стоя или сидя за прилавком, Антон пытался делать домашнее задание, но пальцы быстро немели, а содержимое чернильницы замерзало. В этом замызганном магазинчике, где вечно царил беспорядок и несло протухшим мясом, мальчику приходилось выслушивать непристойные шуточки работавших тут украинских крестьян и становиться невольным свидетелем разнузданного поведения местных выпивох, забредавших за очередной рюмкой водки. При этом он должен был следить, чтобы каждая копейка была строго учтена, иначе его ожидала дополнительная отцовская трепка. Его часто оставляли присматривать за лавкой на целые часы, пока отец напивался на стороне.
Конечно, мать пыталась вмешиваться, хотя эта женщина с нежной душой не могла тягаться с грубым и жестоким мужем. Мальчик еще слишком мал, чтобы работать, уверяла она его. Ему нужно время для учебы. Сидение в промерзшей лавке губит его здоровье. Но муж в ответ гремел, что Антон от природы ленив и что лишь упорный труд может сделать из него достойного гражданина.
Сыну буквально некуда было деваться от отца, от его постоянного присутствия. По воскресеньям, в единственный день недели, когда лавка была закрыта, Павел Егорович будил детей в четыре или в пять утра репетировать пение в соборном хоре, где он был регентом. Вернувшись домой из церкви, дети должны были самостоятельно повторять все гимны, все части службы, а потом снова отправиться в храм – к обедне. К тому времени, когда все это заканчивалось, они уже выматывались настолько, что им даже не хотелось играть.
В редкие часы, когда он был предоставлен самому себе, Антон бродил по родному городу. Таганрог был мрачным и безрадостным местом, особенно для ребенка. Фасады почти всех домов плесневели и крошились, словно развалины древнего города. Улицы никто не мостил, и, когда весной таял снег, грязь была повсюду, а в гигантские выбоины мог бы по шею провалиться ребенок. Фонарей не было. Заключенным местной тюрьмы поручали отлавливать бродячих собак и забивать их до смерти. Тихо, спокойно и безопасно было лишь на окрестных кладбищах, и юный Антон нередко укрывался там.
Во время этих одиноких прогулок он много размышлял о себе и о мире. Неужели он, Антон, действительно так никчемен, что заслуживает почти ежедневных побоев, которые достаются ему от отца? Может, и так. Но ведь и отец – ходячее противоречие: ленивый пьяница, постоянно обсчитывающий покупателей, и это при всем его религиозном рвении. И все жители Таганрога так же нелепы и лицемерны. На кладбище Антон часто наблюдал, как они делают благочестивые мины во время похорон, а потом возбужденно перешептываются о вкусных пирогах, которыми их будет угощать вдова покойного, словно они явились сюда именно для этого.
Был только один способ спастись от постоянных страданий и скуки: насмешка. Он сделался домашним клоуном, то и дело передразнивал городских обывателей и придумывал истории про их частную жизнь. Иногда его юмор приобретал агрессивный оттенок. Он жестоко разыгрывал соседских детей. Когда мать посылала его на рынок, он нередко мучил живую утку или курицу, неся ее домой в мешке. Он становился ленивым и злобным шалуном.
В 1875 г. в семействе Чеховых все переменилось. Два старших брата, Александр и Николай, решили, что с них хватит отцовских выходок. Они захотели вместе перебраться в Москву: Александр собирался поступить в университет, а Николай – стать художником. Отца взбесил этот демонстративный подрыв его родительской власти, однако он не мог остановить сыновей. Примерно в это же время Павел Егорович вынужден был наконец признать, что все эти годы из рук вон плохо управлял своей бакалейной лавкой: он все брал и брал в долг, и теперь пришла пора платить по счетам. Оказавшись перед лицом неминуемого банкротства и, скорее всего, долговой ямы, он как-то ночью сбежал из города втайне даже от жены, и уехал в Москву, намереваясь жить с сыновьями.
Мать была вынуждена продать семейное имущество, чтобы покрыть долги. Жилец, снимавший у них комнату, предложил помочь в деле против кредиторов, но, к ее немалому удивлению, он попросту использовал свои связи в суде для того, чтобы обманным путем выжить Чеховых из их собственного дома. Лишившись имущества и последних грошей, мать вынуждена была тоже уехать в Москву вместе с остальными детьми. Лишь Антону пришлось остаться, чтобы доучиться в гимназии. Ему поручили распродать последние вещи семейства и как можно скорее выслать в Москву вырученные деньги. Бывший жилец, а ныне полноправный владелец дома великодушно предоставил юному Антону угол в одной из комнат. И вот в шестнадцатилетнем возрасте, без денег, без семьи, которая могла бы о нем позаботиться, Антон вдруг оказался предоставлен самому себе и вынужден искать себе средства к существованию.
Антон никогда прежде не жил в одиночестве. Его семья, какой бы она ни была, составляла всю его жизнь. Теперь же из-под его жизни словно выдернули дно. Ему не к кому было обратиться за помощью. Он винил отца в своей незавидной участи, в том, что он как в западне, застрял в Таганроге. Он впадал то в гнев, то в отчаяние. Но вскоре ему стало ясно, что времени на такие тонкие чувства у него попросту нет. У него не было ни денег, ни иных ресурсов, но нужно было как-то выживать. Он постарался набрать как можно больше частных уроков. Когда у учеников наступали каникулы, он часто голодал целыми днями. Его единственный сюртук износился, галош не было вовсе. Он стыдился себя, входя в дом к ученикам: весь дрожит от холода, ноги мокрые. Но по крайней мере он мог хоть как-то зарабатывать на жизнь.
Он решил стать врачом. У него была склонность к естественным наукам, к тому же доктора неплохо зарабатывали. Чтобы поступить на медицинский факультет, нужно было учиться очень прилежно. Часто посещая городскую библиотеку, единственное место, где можно было заниматься в тишине и покое, он начал просматривать и те книги, что стояли в отделах художественной литературы и философии. Вскоре Чехов почувствовал, как его сознание воспаряет далеко за пределы Таганрога. Благодаря книгам он больше не чувствовал себя в ловушке. Вечерами он возвращался в свой угол, чтобы написать рассказ и лечь спать. У него не было личного пространства, но была возможность содержать свой угол в чистоте и опрятности, в отличие от привычного беспорядка, вечно царившего в хозяйстве Чеховых.
Жизнь постепенно налаживалась, и его стали посещать новые мысли и чувства. Работа уже не вызывала страха; он с наслаждением погружался мыслями в учебу, а репетиторство вызывало в нем гордость и чувство собственного достоинства: он все-таки может сам позаботиться о себе. От родных приходили письма: Александр жаловался, что отец, приехавший в Москву, опять отравляет всем существование; Михаил, самый младший из братьев, писал, что чувствует себя ни на что не годным и подавленным. Антон отвечал Александру: хватит с маниакальным упорством вечно думать об отце, пора начать заботиться о себе. А Михаилу он писал: «Не нравится мне одно: зачем ты величаешь особу свою “ничтожным и незаметным братишкой”. Ничтожество свое сознаешь? <…> Ничтожество свое сознавай, знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не пред людьми. Среди людей нужно сознавать свое достоинство». Даже самого Антона удивлял новый тон, который проступал в этих его письмах.
Однажды, через несколько месяцев после того, как его покинули родные, он, бродя по таганрогским улицам, вдруг ощутил, как внутри него поднимается огромное, ошеломляющее чувство любви к родителям. Откуда она вообще взялась? Он никогда раньше такого не чувствовал. Перед этим он несколько дней долго и напряженно размышлял об отце. Действительно ли он виноват во всех невзгодах семейства? Егор Михайлович, дед Антона, вообще родился крепостным – по сути, рабом. Чеховы на протяжении нескольких поколений были крепостными. Егор Михайлович в конце концов сумел вместе с семьей выкупиться на волю и отправил трех своих сыновей трудиться на разных поприщах. Павлу он предназначил стать торговцем. Но Павел не справился. У него были артистические наклонности, он мог бы стать художником или музыкантом. Он злился на свою судьбу – бакалейная лавка, шестеро детей… Отец колотил его, вот и он сам, когда вырос, стал колотить собственных отпрысков. И хотя он больше не был крепостным, Павел Егорович все равно кланялся каждому местному чиновнику и помещику, целовал им ручку. В глубине души он оставался рабом.
Антон видел, что и он, и братья с сестрой сворачивают на тот же путь, втайне чувствуют себя ни на что не годными, стремятся выместить свой гнев на других. Теперь, когда он остался один и сам заботился о себе, Антон жаждал стать свободным в подлинном смысле слова. Ему хотелось освободиться от прошлого, от отца. И вот, бродя по улицам Таганрога, он вдруг нашел ответ, словно выросший из этих новых, внезапно нахлынувших эмоций. Лучше поняв отца, он мог бы примириться с ним и даже полюбить его. В конце концов, это же не беспощадный тиран, а довольно беспомощный старик. С определенной дистанции его можно пожалеть и простить ему побои. Главное – не тонуть в отрицательных чувствах, которые невольно внушал им отец. Теперь он мог оценить по заслугам и свою добрую мать, перестать винить ее в том, что она так слаба. Сознание юного Антона сумело наконец освободиться от злопамятной мстительности, от навязчивых мыслей о загубленном детстве, и он почувствовал, что с его души свалилась огромная тяжесть.
Он поклялся себе: больше никаких поклонов, никаких суетливых извинений перед другими; никаких жалоб и обвинений; никакой беспорядочной жизни, никакой напрасной траты времени. Ответ на все – труд и любовь, труд и любовь. Ему нужно донести эту мысль до своих родных и спасти их. Ему нужно поделиться этой мыслью со всем человечеством с помощью своих рассказов и пьес.
В 1879 г. Антон наконец перебрался в Москву, чтобы соединиться с семьей и продолжить свое образование на медицинском факультете Московского университета. То, что он увидел по приезде, привело его в уныние. Чеховы ютились вместе с несколькими жильцами, которых они брали ради скудной платы, в единственной подвальной каморке, посреди московского «квартала красных фонарей». Комната плохо проветривалась, в ней почти не было света. Но хуже всего оказалось общее настроение, царившее в семействе. Мать была страшно угнетена вечным безденежьем и самим подвальным существованием. Отец стал пить еще больше, он теперь перебивался случайными заработками – сильное понижение в статусе по сравнению с теми годами, когда он владел магазином. И он продолжал бить своих детей.
Младшие больше не учились в школе (семья не могла себе позволить платить за обучение) и чувствовали себя совершенно бесполезными – особенно Михаил, который был еще более подавлен, чем обычно. Александр нашел работу – начал писать для журналов, но считал, что достоин гораздо большего, и стал сильно пить. Во всех своих несчастьях он обвинял отца, который потащился за ним в Москву и теперь буквально ходит за ним по пятам. Николай, действительно ставший художником, вставал поздно, работал от случая к случаю и почти все время проводил в ближайшем трактире. Короче говоря, вся семья катилась вниз по наклонной плоскости с устрашающей скоростью, и мерзкий район, где они жили, лишь усугублял это падение.
Павел Егорович и Александр как раз недавно переехали на другую квартиру. Но Антон решил, что ему нужно поступить наоборот – вселиться в набитую людьми комнатушку и стать катализатором перемен. Он не будет читать им мораль, не будет критиковать их: он постарается служить образцом для подражания. Он понимал, что важнее всего сплотить семью и поднять ее дух. Матери и сестре, заваленным делами, он объявил, что берет на себя все домашние хлопоты. Увидев, как Антон смиренно стирает и гладит, братья согласились разделить с ним эти обязанности. Мучительно экономя, отказывая себе во всем, он из своей стипендии, а также из денег, которые ему удавалось выцарапать у отца и Александра, стал оплачивать обучение братьям и сестре – Михаилу, Ивану и Марии. Он ухитрился подыскать для отца работу получше. На деньги отца и собственные сбережения он сумел переселить семейство в достаточно просторную квартиру с видом из окна.
Он усердно трудился, чтобы улучшить все стороны их жизни. Братьям и сестре он подсовывал книги. Засиживаясь допоздна, они спорили, обсуждая новейшие научные открытия и философские проблемы. Постепенно они стали гораздо ближе друг к другу, чем прежде. Братья и сестра стали называть его «папа Антоша», признавая его главой семьи. Нытье и постоянная жалость к себе, с которыми он столкнулся по приезде, почти совсем исчезли. Два его младших брата теперь с воодушевлением рассуждали о своем будущем профессиональном пути.
Но самым важным «проектом» для Антона стало перевоспитание Александра, которого он считал самым одаренным в семье, несмотря на все его недостатки. Как-то раз Александр заявился домой совершенно пьяным, принялся осыпать оскорблениями мать и сестру, угрожал «набить морду» Антону. Семья успела смириться с такими выходками Александра, но Антон не собирался их терпеть. На другой же день он объявил Александру, что, если тот еще раз закричит на кого-нибудь из родных, он, Антон, больше не пустит его домой и перестанет считать своим братом. Антон настаивал: изволь относиться к матери и сестре с уважением и перестань винить отца за то, что ты столько пьешь и развратничаешь. Старайся вести себя достойно – прилично одевайся, заботься о себе. Эти принципы, по сути, стали новым семейным кодексом Чеховых.
Александр попросил прощения и стал вести себя приличнее, но с ним все равно приходилось нелегко. Собственно, это была постоянная борьба, требовавшая от Антона невероятного терпения и любви: склонность к саморазрушению глубоко коренилась в характерах всех Чеховых. Именно она привела Николая к ранней смерти, и Александр без постоянного пригляда мог легко повторить его путь. Антон постепенно отлучил его от спиртного и помог ему с журналистской карьерой. В конце концов Александр успокоился, остепенился и зажил спокойной жизнью, которая вполне удовлетворяла и его, и его родных.
В 1884 г. Антон начал харкать кровью. Как врач он сразу определил, что это первые симптомы туберкулеза. Но он не пошел на осмотр к коллегам. Он предпочитал «ничего не знать», продолжать писать и заниматься медициной, не беспокоясь о будущем. Однако с ростом своей славы как автора популярных рассказов и пьес он начал сталкиваться с новой неприятностью – завистью и мелочной критикой со стороны собратьев-писателей. Они сбивались во всевозможные политические кружки и без конца обрушивались друг на друга с нападками. Не избежал таких нападок и Антон, отказывавшийся солидаризироваться с какими бы то ни было революционными прожектами. Литературный мир все больше разочаровывал Чехова. Приподнятое настроение, которое он так старательно создал себе в Таганроге, теперь стремительно испарялось. Он впал в депрессию и всерьез подумывал навсегда перестать заниматься писательством.
Но ближе к концу 1889 г. он все-таки придумал способ избавиться от растущего уныния. Еще с таганрогских лет его интересовали самые бедные, самые отталкивающие слои общества. Ему нравилось писать о ворах и мошенниках, мысленно проникать в их сознание. Самое жалкое существование в России влачили заключенные, прозябавшие в поистине чудовищных условиях. В этом смысле самую большую и печальную известность снискал остров Сахалин. Там находилось пять колоний, где содержались сотни тысяч узников и членов их семей. Это было своего рода теневое государство: никто в остальной России не знал, что творится на острове. Для Чехова это могло стать выходом. Он совершит рискованное путешествие через всю Сибирь и побеседует с самыми закоренелыми преступниками, содержащимися на острове. А потом напишет книгу, в которой подробно расскажет, что там происходит. Отдалившись от претенциозного литературного мира, он окунется в гущу реальности и вновь зажжет в себе ту душевную щедрость, которую сумел выработать, еще живя в Таганроге.
Друзья и родные пытались отговорить Чехова от этой затеи. Его здоровье неуклонно ухудшалось, и такое далекое путешествие попросту убьет его, говорили они. Но чем больше его отговаривали, тем больше он уверялся в том, что это единственный путь спасти себя самого.
После трех месяцев пути, в июле 1890 г. Чехов наконец прибыл на остров Сахалин. Он тут же с головой погрузился в этот новый для него мир. Он поставил себе задачу побеседовать со всеми заключенными, с какими только удастся, в том числе и с самыми жестокими убийцами. Он всесторонне изучал их жизнь. Он стал свидетелем чудовищных пыток узников, он следовал за ними на работу в шахты, где они трудились, прикованные цепями к своим тачкам. Заключенные, отбывшие каторгу, зачастую должны были оставаться на острове на поселении, и на Сахалине обитало множество жен, ожидавших, когда они смогут воссоединиться с мужьями. Чтобы выжить, эти женщины и их дочери вынуждены были заниматься проституцией. Все здесь, казалось, нарочно устроено так, чтобы подавить моральный дух человека, высосать из него последние капли достоинства. Это напомнило Чехову атмосферу, царившую некогда в его собственном семействе, только, разумеется, в гораздо более широком масштабе.
Чехов посетил последний круг российского ада, и это путешествие очень глубоко повлияло на него. Теперь ему не терпелось вернуться в Москву и написать об увиденном. Его чувство соразмерности жизненных проблем восстановилось. Он наконец освободился от мелочных мыслей и забот, которые так тяготили его. Теперь он мог снова мысленно воспарить, ощутить себя щедрым и великодушным. Книга «Остров Сахалин», написанная им по итогам этой достопамятной поездки, привлекла внимание общественности и в конечном счете привела к существенным реформам условий проживания на острове.
К 1897 г. здоровье Чехова серьезно ухудшилось, кровохарканья стали регулярными. Он больше не мог скрывать, что у него туберкулез. Врач, лечивший его, порекомендовал писателю оставить всю работу и навсегда уехать из Москвы с ее нездоровой атмосферой. Доктор уверял, что знаменитому пациенту необходим отдых. Что, возможно, проживание в подходящем санатории продлит ему жизнь на несколько лет. Но Антон Павлович и слышать об этом не желал. Он намеревался продолжать жить так, словно ничего не изменилось.
Вокруг Чехова стало складываться подобие культа; особенно усердствовала артистическая молодежь, а также поклонники и поклонницы его пьес. Все это сделало его одним из самых знаменитых писателей тогдашней России. Поклонники его таланта стекались к нему в огромном количестве, и, несмотря на тяжелый недуг, писатель излучал спокойствие, которое поражало почти каждого посетителя. Они недоумевали: откуда оно взялось? Может, это у него врожденное? Казалось, он полностью погружается в их рассказы, в их тяготы. Никто никогда не слышал, чтобы он распространялся о собственной болезни.
Зимой 1904 г. состояние Чехова стало еще более тяжелым, но в один из этих зимних дней его вдруг охватило желание прокатиться по загородным полям в открытых санях. Бубенчики и морозный ветер всегда были одним из главных удовольствий в его жизни, и ему было необходимо пережить его еще раз. Подзабытое развлечение привело его в отличное расположение духа, и он уже не заботился о последствиях, которые были, конечно, весьма скверными. Через несколько месяцев он умер.
Интерпретация. С момента, когда мать уехала и оставила его одного в Таганроге, юный Антон Чехов ощущал себя словно в ловушке или в тюрьме. Он понимал, что ему придется не только учиться, но и работать как можно больше. Он завяз в этом унылом захолустье без всякой поддержки, и жильем ему служил угол крошечной каморки. В немногие минуты досуга его грызли горестные мысли о собственной судьбе, о детстве, которого его, по сути, лишили. Но проходили недели, и он заметил нечто весьма странное: ему даже нравится работа репетитора, хотя платят за уроки ничтожно мало и он вынужден постоянно носиться по городу от одного ученика к другому. Отец твердил ему, что он ленив, и сын верил ему, но теперь он уже не был так в этом уверен. Каждый день бросал ему вызов: надо было отыскать очередную работу, надо было обеспечить себе пропитание. И Антону это удавалось. Оказалось, что он не какой-то ничтожный червяк, который заслуживает лишь порки. К тому же работа помогала ему перестать копаться в себе и погружала в проблемы учеников.
Книги, которые он в это время читал, уносили его далеко от Таганрога и наполняли его голову интересными мыслями, иногда на несколько дней. Да и сам Таганрог оказался не так уж плох. В каждой лавке, в каждом доме обнаруживались прелюбопытные персонажи, становившиеся неисчерпаемым источником материала для его рассказов. А пресловутый угол комнаты стал его царством. Теперь он был уже не в западне: он по-настоящему вырвался на свободу. Но что же, собственно, переменилось? Явно не те обстоятельства, в которых он находился. Не Таганрог, не угол комнаты. Изменился его настрой, и это позволило ему открыться навстречу новому опыту и новым впечатлениям, новым возможностям. Едва почувствовав это, он захотел развить эти ощущения. Самым большим препятствием на пути к этой свободе оказался отец. Как Антон ни пытался, он, казалось, никак не мог избавиться от глубоко въевшегося в душу чувства горечи и обиды на взбалмошного родителя. Он словно до сих пор чувствовал физическую боль от папашиных ударов, а в его ушах звучали язвительные замечания, которые когда-то без конца отпускал отец.
И тогда он прибег к последнему средству – попытался проанализировать особенности отца, как если бы тот был одним из персонажей рассказа. Это заставило Чехова задуматься о своем деде по отцовской линии, обо всех поколениях Чеховых. Думая о порывистой натуре отца, о его необузданном воображении, сын начал понимать, что отец, должно быть, сам чувствовал себя пойманным в ловушку обстоятельств, вот почему он пытался утешиться выпивкой и угнетением родных. Он был беспомощен, он был скорее жертвой, чем тираном. И только поняв отца, он смог испытать ту внезапную вспышку безоговорочной любви к родителям. В лучах этого нового чувства он наконец ощутил полное освобождение от обид и гнева. Негативные эмоции, засевшие в нем с давних пор, наконец оставили его. Теперь его сознание могло полностью открыться. Ощущение было настолько вдохновляющим, что Чехов счел себя обязанным поделиться им с братьями и сестрой, чтобы освободить и их.
Толчком к перемене оказался кризис, с которым он столкнулся, когда в весьма юном возрасте остался один. Похожий кризис он пережил примерно 13 лет спустя, когда впал в депрессию из-за мелочности собратьев по перу. Тогда он решил воспроизвести случившееся в Таганроге, но наоборот: теперь он сам бросит других и заставит себя пожить в одиночестве, намеренно заняв уязвимую позицию. Он полагал, что благодаря этому снова испытает свободу и эмпатию, которые когда-то ощутил в Таганроге. Последним кризисом в жизни Чехова стал ранний смертный приговор, вынесенный ему туберкулезом. Он решил избавиться от страха смерти и от горечи, которая неизбежно сопровождает мысли о скорой кончине, продолжая жить полной жизнью, без всяких самоограничений. Эта окончательная и безграничная свобода и позволила ему излучать спокойствие, которое замечал почти всякий, кому доводилось встречаться с ним в эту пору.
Вот что следует понять. История Антона Чехова, по сути, квинтэссенция того, с чем все мы сталкиваемся в жизни. Мы несем с собой травмы и обиды, полученные еще в раннем детстве. В своей социальной жизни мы с возрастом накапливаем все больше разочарований и огорчений. Нас тоже часто преследует чувство собственной никчемности, ощущение, что мы ничего хорошего в жизни не заслуживаем. У всех нас бывают моменты, когда мы серьезно сомневаемся в себе. Эти эмоции могут порождать навязчивые мысли, оккупирующие сознание. Они загоняют все получаемые нами впечатления в рамки попыток справиться с тревогами и разочарованиями. Чтобы заглушить эту боль, мы порой обращаемся к алкоголю или другим сомнительным привычкам. Сами того не сознавая, мы приобретаем негативное и опасливое отношение к жизни. И оно становится тюрьмой, в которую мы заточили себя сами. Но ведь необязательно поступать именно так. Свобода, которую испытал Чехов, выросла из его личного выбора, из его изменившегося взгляда на мир, из перемены отношения к жизни. Все мы можем пройти по тому же пути.
Эта свобода возникает в первую очередь благодаря тому, что мы воспитываем в себе великодушие по отношению к другим и к себе. Принимая людей такими, какие они есть, стараясь понять их и, может быть, даже полюбить именно за особенности их человеческой природы, мы освобождаем свое сознание от навязчивых и мелочных эмоций. Перестаем бездумно и мгновенно реагировать на все, что делают и говорят другие. Отстраняемся от происходящего, перестаем принимать все на свой счет. Тем самым мы освобождаем ментальное пространство для более высоких целей и задач. Если мы великодушны по отношению к другим, люди тянутся к нам и хотят разделить наш настрой. Если мы великодушны по отношению к себе, мы больше не ощущаем необходимости кланяться и расшаркиваться, играть в фальшивое смирение, при этом втайне досадуя на то, что нам вечно не везет. Благодаря собственному труду, благодаря тому, что мы самостоятельно добились того, что нам нужно, мы можем выпрямиться во вест рост и реализовать свой потенциал. Мы перестаем воспроизводить негативные эмоции, окружающие нас. Ощутив вдохновляющую силу нового отношения к жизни, мы непременно захотим распространить его как можно шире.
Годы спустя Чехов писал другу, говоря о себе в третьем лице: «Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, – напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая…»
Величайшее открытие моего поколения состоит в том, что человек может изменить свою жизнь, изменив свое отношение к ней.
Уильям Джеймс