По своей природе мы, люди, редко бываем довольны тем, что имеем. Стоит нам получить желаемое, наше сознание под действием какой-то извращенной внутренней силы тут же начинает дрейфовать в сторону чего-то нового, чего-то иного, воображать, что мы можем иметь что-то лучшее. И чем дальше и недостижимее этот новый предмет желания, тем сильнее наше стремление обладать им. Можно назвать это синдромом «за забором трава зеленее», психологическим эквивалентом оптической иллюзии: если мы слишком приблизимся к этой «траве», этому новому объекту, окажется, что она не такая уж зеленая.
Этот синдром глубоко укоренен в нашей природе. Самый ранний из описанных примеров можно отыскать еще в Ветхом Завете – в истории исхода из Египта. Моисей, избранный Богом, чтобы привести евреев в Землю обетованную, завел их в пустыню, где они и скитались 40 лет. В Египте евреи были рабами и жизнь их была тяжела. Но после того, как они вдоволь хлебнули лишений в необитаемых песках, в них вдруг взыграла тоска по прежней жизни. Им угрожала мучительная смерть от голода, и Господь в неизреченной милости Своей ниспослал им манну небесную, но она не шла ни в какое сравнение с вкуснейшими дынями и огурцами, не говоря уж о мясе, которые они помнили по Египту. Не воодушевили их и другие чудеса, явленные Создателем, например расступившееся перед ними Красное море. В итоге они сделали золотого тельца, чтобы поклоняться ему, но после того, как Моисей наказал их за это, они быстро утратили интерес к новому идолу.
Всю дорогу они роптали и жаловались, чем очень досаждали Моисею. Мужчины вожделели к чужестранным женщинам; люди постоянно искали себе какой-нибудь новый культ. Сам Господь впал в такое раздражение от их бесконечного недовольства, что запретил всему этому поколению, включая Моисея, когда-либо вступать в Землю обетованную. Но даже после того, как следующее поколение все же обосновалось на «земле, текущей млеком и медом», ворчание не утихало. Что бы они ни получали, им вечно грезилось на горизонте что-то лучшее.
Собственно говоря, незачем ходить так далеко: этот синдром действует и в нашей повседневной жизни. Мы то и дело поглядываем на тех, чья жизнь, как нам кажется, складывается лучше, чем у нас, к примеру, родители любили их больше, работа у них интереснее и вообще им легче живется. Пусть нас вполне устраивают отношения с нынешним партнером, наше сознание постоянно тянется к кому-то новому, к тому, у кого нет ярко выраженных недостатков нашего партнера. Мы мечтаем о том, чтобы нас выдернули из нашей скучной жизни и, например, отправили в какую-нибудь экзотическую страну, где люди наверняка гораздо счастливее, чем в нашем мрачном городе. Едва мы обзаводимся первой работой, нам тут же грезится новая, лучшая. То же и в политике: наше правительство, разумеется, коррумпировано, и нам требуются реальные перемены, может быть, даже революция. Нам кажется, что после этой революции настанет настоящая утопия: на смену нашему несовершенному миру придет земной рай. При этом мы не думаем о том, что на протяжении истории после большинства революций жизнь оставалась примерно такой же, если не становилась хуже.
Во всех этих случаях, если подойти поближе к тем людям, которым мы так завидуем, к якобы счастливой семейке, к «другому мужчине» или «другой женщине», которыми мы так жаждем обладать, к экзотическим туземцам из страны, которую мы так жаждем изучить, к «более интересной» работе, к чаемой утопии, мы непременно обнаружим, что все это мнимое счастье – лишь иллюзия. Мы узнаем это по разочарованию, которое испытываем, если эти желания вдруг сбываются. Но наше поведение почему-то не меняется. Где-то вдали заманчиво поблескивает очередной объект желания: нас наверняка соблазнит очередной экзотический культ или схема быстрого обогащения.
Один из наиболее поразительных примеров появления данного синдрома – наши представления о детстве, складывающиеся у нас по мере того, как оно все дальше отступает в прошлое. Большинство вспоминает о нем как о золотой поре, полной игр и забав. Чем старше мы становимся, тем более «золотым» оно представляется. Разумеется, мы считаем нужным позабыть все тревоги, неуверенность и обиды, которые так мучили нас в детстве и, скорее всего, занимали в нашем сознании значительно больше места, чем те мимолетные удовольствия, которые мы теперь с такой нежностью вспоминаем. Но, поскольку детство и юность с годами только отдаляются от нас, мы можем идеализировать их и считать «зеленее зеленого» – как ту самую траву за забором.
Этот сидром объясняется тремя свойствами человеческого мозга. Первое называется индукцией: речь идет о тех ситуациях, когда нечто позитивное порождает в нашем сознании контрастный негативный образ. Это явление наиболее отчетливо проявляется в зрительной системе. Когда мы видим какой-нибудь цвет, скажем, красный или черный, это обычно усиливает наше восприятие противоположного цвета вокруг нас, в данном случае – соответственно зеленого или белого. Глядя на красный предмет, мы часто можем заметить вокруг него нечто вроде зеленоватого ореола. Да и вообще наше сознание во многом действует, опираясь на контрасты. Мы способны формулировать представления о предмете «от противного». И мозг постоянно вытаскивает на свет такие контрасты.
Это значит, что всякий раз, когда мы что-то видим или представляем, сознание невольно видит или представляет себе нечто противоположное. Если культура запрещает нам предаваться неким мыслям или испытывать некие желания, это табу тут же вызывает в нашем сознании запретный плод. Каждое «нет» порождает в мозгу ответное «да». (Именно запрет на порнографию, существовавший в викторианскую эпоху, дал первый толчок развитию порноиндустрии.) Мы не в силах контролировать постоянное колебание сознания между двумя противоположными полюсами. Такие колебания вызывают у нас предрасположенность к тому, чтобы думать о том, чего у нас нет, и желать именно этого.
К тому же самоуспокоенность была бы опасной эволюционной чертой для любого животного с высокоразвитым сознанием, в том числе для человека. Если бы наши первые предки-приматы склонны были удовлетворяться существующими обстоятельствами, они бы никогда не развили в себе достаточную чувствительность к возможным опасностям, таящимся в самом невинном с виду окружении. Мы сумели выжить и даже преуспеть благодаря постоянной и сознательной бдительности, которая и вызывает у нас мысли и представления о возможном «негативе» в любых обстоятельствах. Конечно, мы больше не обитаем в саваннах или лесах, кишащих готовыми нас сожрать хищниками и прочими естественными опасностями, однако «схема подключения» нашего мозга осталась такой же. А следовательно, мы постоянно склонны к «негативной предвзятости», которая на сознательном уровне зачастую выражается посредством нытья и ворчания.
И наконец, мозг одинаково «переживает» и реальное, и воображаемое. Это подтверждают разнообразные эксперименты, показавшие, что в мозгу испытуемых, представляющих себе что-либо, возникают практически те же электрические и химические реакции, как если бы они переживали это в действительности. Все это удалось показать с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии. Реальность может быть суровой и полной всевозможных ограничений и проблем. Все мы когда-нибудь умрем. С годами мы стареем и слабеем. Чтобы добиться успеха, нужны жертвы и тяжелый труд. Но в воображении мы можем улететь за пределы этих ограничений, представив самые разные возможности. Воображение, по сути, не имеет границ. И сознание наделяет то, что мы воображаем, такой же яркостью, как то, что мы переживаем на самом деле. Так мы и становимся существами, которые склонны воображать нечто превосходящее реальные обстоятельства и которые испытывают определенное удовольствие, на время освобождаясь от реальности – такое освобождение даруется нам воображением.
Все это делает синдром «трава за забором зеленее» попросту неизбежной составляющей нашей психологии. И нам не следует морализировать и сокрушаться из-за этого изъяна человеческой природы. Это часть душевной жизни каждого из нас, и в ней много преимуществ. Это источник нашей способности размышлять о новых возможностях и изобретать новшества. Именно он делает воображение столь мощным инструментом. В то же время, пользуясь этим «материалом», мы способны воздействовать на других людей – растрогать, воодушевить, порой даже соблазнить их.
Умение использовать естественное желание человека обладать чем-то, чего у него нет, – древнее искусство, лежащее в основе любых форм убеждения. Проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня, не в том, что люди внезапно перестали вожделеть того, чего у них нет. Наоборот, мы утрачиваем владение этим искусством, а значит, и власть, которую оно способно дать.
Свидетельства этой утраты мы наблюдаем повсюду в нашей культуре. Мы живем в эпоху мощных информационных потоков и перенасыщенности сознания информацией. Рекламщики ведут настоящую ковровую бомбардировку населения своими «посланиями» и «присутствием бренда», побуждая нас кликнуть по ссылке и купить продукт. Киноблокбастеры так и лупят по голове, атакуя наши органы чувств. Политики – большие мастера возбуждать и эксплуатировать наше недовольство сложившимся порядком вещей, но они понятия не имеют, как зажечь наше воображение мыслями о будущем. Во всех этих случаях тонкость приносится в жертву эффективности, и наше воображение грубеет, а между тем оно втайне жаждет чего-то совсем иного.
Свидетельства этих процессов можно наблюдать и в личных отношениях. Люди все больше приходят к убеждению, что другие должны желать их попросту «за то, кто они есть». А значит, вы должны сообщать о себе как можно больше, обнажать все свои симпатии и антипатии, раскрываться, насколько это вообще возможно. В результате для воображения и фантазии попросту не остается места, и, когда мужчина или женщина, которых вы хотите, утрачивает интерес к вам, вы тут же наводняете соцсети жалобами на поверхностность мужчин или легкомыслие женщин. Все больше поглощенные собой (см. главу 2), мы все с большим трудом проникаем в психологию других и представляем себе то, чего они хотят от нас, а не то, чего мы хотим от них.
Вот что следует понять. Все это, конечно, можно расценивать как свидетельства растущей правдивости и искренности людей в целом. Но человеческая природа не может измениться всего за несколько поколений. Люди стали прямее и откровеннее не из глубинных нравственных побуждений, а из-за нарастающей погруженности в себя и общей лености. Чтобы просто «быть собой» и во всеуслышание передавать лишь собственное «послание», никаких усилий не нужно. А где нет усилий, там нет и воздействия на психологию окружающих. Следовательно, их интерес к вам будет исключительно поверхностным. Их внимание быстро переключится на другой объект, и вы не будете понимать почему. Не поддавайтесь на современное дешевое морализаторство, призывающее к честности в ущерб желанности. Поступайте противоположным образом. Когда вокруг так мало людей, понимающих искусство стимулирования желанности, у вас есть безграничные возможности для того, чтобы блеснуть в игре на подавляемых фантазиях окружающих.