23

Ночь выдалась тяжелой, но крайне плодотворной. Привыкший к нашим кратковременным нападениям противник оказался совершенно не готов к навязанному на чужих условиях ночному сражению. И улорийцы, и разномастная шайка наемников, привлеченных к походу на фрадштадтские деньги, слишком привыкли к обычной для этой эпохи, так сказать, «классической» войне, когда боевые действия ведутся днем и с заблаговременно выстроенных позиций. Были, конечно, и исключения из правил, но здесь, как и везде в большой политике, царила политика двойных стандартов. То есть если «не по правилам» воевал «благонадежный» военачальник, представляющий отстаивающую «правильную» позицию армию, то он считался гением и все его действия вызывали восторг. Но если вдруг отступал от правил кто-то, неугодный товарищам, наивно считающим себя хозяевами этого мира, то он мгновенно попадал в разряд изгоев с обязательным общественным порицанием. В общем, все как всегда, во все времена и в любом из миров.

Думаю, не нужно объяснять и то, что я в разряд гениев не попадал, и то, что мне было абсолютно на это наплевать. Мне нужно выиграть эту войну, и я буду стремиться к этому любыми возможными способами. Кто бы что ни говорил.

Ночной бой складывался настолько удачно для нас, что некоторые горячие головы уже начинали азартно бить копытом в ожидании приказа об общем наступлении, но я адекватно оценивал как возможности своих войск, так и силу противника. Потому к утру все участники ночной баталии были отведены на позиции у Малоозерска.

Честно говоря, я немного опасался утренней атаки разъяренного тяжелой ночью Яноша: завидев в доступной близости нашу армию, он вполне мог не сдержаться и атаковать немедленно, когда у меня половина бойцов будут уставшими, не успевшими восстановиться. Однако урон, нанесенный нами противнику, был настолько велик, что оправиться он сумел только к середине дня, а на выходящее с восточной стороны к городу поле явился только часам к трем пополудни. Это меня уже вполне устраивало.

В первой половине дня разъезды легкой кавалерии добыли полтора десятка пленных, из показаний которых стало известно, что помимо внушительных потерь в живой силе армия коалиции оказалась на грани голода из-за уничтоженного ночью провианта. Плюс запасов ружейного пороха осталось на один хороший бой, а артиллерийского – едва на десяток выстрелов каждому оставшемуся в строю орудию. Не хватало питьевой воды и гужевого транспорта, а войсковые лекари сбивались с ног, стараясь помочь всем раненым.

Ну а кроме всего прочего, у моего коронованного противника впервые на моей памяти массово побежал народ. Только подтвержденных моими людьми случаев дезертирства сегодня было зафиксировано порядка пятисот. То есть вдобавок к убитым и раненым в ночном бою и за половину сегодняшнего дня Янош лишился еще полутысячи солдат. Причем некоторые пленники вполне серьезно утверждали, что в сыплющихся по ночам на их головы ледышках видят знак гневающегося Князя Холода, а идти против потусторонних сил они своего согласия не давали.

Услышав подобные заявления, Веселов зашелся в нервном кашле, а Румянцев округлил глаза в изумлении. Я же просто усмехнулся: а что вы хотели от неграмотных солдат восемнадцатого века? Что они должны были подумать в таком случае? Это обыватели века двадцать первого пожали бы плечами да махнули рукой на необычное атмосферное явление – мало ли чего там на небесах происходит? Главное, что опасности никакой нет и градом их дорогую машину не побьет.

– Я же вам говорил, что толк будет! – пожал плечами я.

– Да уж, – полковник смущенно поправил свой уланский головной убор.

– Так, может, стоит продолжить их льдом-то посыпать? – поинтересовался гусарский подполковник.

– Раньше нужно было этим заниматься, – не согласился я, – сейчас уже слишком малое расстояние до Корбина осталось. Да и то сомнительно это все, ведь чем чаще повторяешься, тем выше шансы быть обнаруженным и разоблаченным. И с хранением льда в такую жару большие проблемы, морозильных камер-то у нас нет.

– Морозильных камер? – тут же переспросил Румянцев, переглянувшись с Веселовым, и я спешно прикусил язык, сообразив, что сболтнул лишнее.

– А что это такое? – поддержал товарища гусарский подполковник.

– Ну, это вроде как ледники в подвалах богатых домов, – с трудом подбирая слова, взялся я за объяснения, – только передвижные.

– А-а, – радостно протянул улан, – некоторые торговцы вроде как скоропортящийся товар так перевозят.

– Точно! – обрадовался я неожиданной подсказке, беря себе на заметку информацию о предприимчивых торговцах.

Мы стояли на валу небольшого, наскоро сооруженного редута. Он располагался справа от ведущей в городские предместья дороги и сделан был скорее для концентрации на себе внимания противника, чем исходя из каких-то тактических соображений. Биться за него до последней капли крови я не собирался, но улорийцы должны были верить в обратное. По левую руку от нас от дороги до озера стояли два батальона второго Корбинского пехотного полка с приданным ему гусарским эскадроном. Справа расположились основные силы нашей армии. Впереди, с небольшими разрывами между полками, – пехота. Следом, напротив этих самых разрывов, – кавалерия. Дальше, в данный момент совершенно скрытые за спинами кавалеристов, стояли три минометные батареи.

Край правого фланга упирался в ограничивающий пригородную долину холм со скалистой вершиной. На его склоне была устроена большая артиллерийская батарея, по большей части бутафорская. Настоящих орудий там было всего четыре штуки, остальное – дешевая имитация.

Смысл диспозиции заключался в предотвращении потенциально опасного для нас удара по центру армии с обходом Малоозерска с юга. Опасность попасть под перекрестный огонь орудий редута и батареи правого фланга должна была отвратить от такой идеи любого военачальника, находящегося в здравом уме. В такой ситуации просто напрашивается атака на выглядящий ключом ко всей нашей обороне редут, с последующим проникновением сквозь слабый левый фланг в городские предместья, откуда уже можно ворваться в сам Малоозерск с его слабенькими, полуразвалившимися стенами. А взятие города опрокидывает всю нашу первоначальную позицию в тартары, тем более что численное превосходство все еще позволяло бы противнику одновременно сковывать боем центр и правый фланг таридийской армии.

– А вдруг они не придут? – отнимая от глаз бинокль, задал интересный вопрос Веселов.

Обсуждение начального построения было бурным и долгим, но в итоге мне удалось убедить офицеров почти по всем пунктам, после чего мы проработали, казалось бы, все возможные варианты развития событий. Все, кроме того, что сейчас пришел в голову подполковнику Веселову.

Мы дружно рассмеялись. Нужно отметить, что настроение в войсках было приподнятое, можно даже сказать, среди личного состава царили оптимизм и уверенность в завтрашнем дне, что резко контрастировало с унынием и обреченностью первых дней после катастрофы под Россошью.

– Придут, Илья Сергеевич, обязательно придут, – я нисколько не сомневался в сказанном, – теперь они оторваны от своих коммуникаций, и взять продовольствие, воду, транспорт, боеприпасы им негде. По крайней мере, частично поправить свои дела Янош может только в Малоозерске. А тут еще наличие нашей армии перед глазами будет подстегивать его в желании одним махом прихлопнуть нас, словно надоедливого комара.

– Разведка возвращается, – усмехаясь, сообщил Румянцев, – быстро возвращается. Скорее всего, идут наши улорийцы.

И действительно, сначала из-за холмов вынырнули и, быстро осмотревшись, снова скрылись передовые дозоры вражеской армии, следом появилась большая и весьма пестро одетая группа, а за их спинами поднимались к небу пыльные тучи – вражеская армия приближалась.

– Вот и его величество Янош пожаловали, – сообщил Румянцев, не отрывая взгляда от бинокля.

Во главе пестрой группы, большую часть которой мне уже пришлось наблюдать в деле у моста через Славицу, для рекогносцировки выехал сам король Улории. И сейчас, между прочим, смотрел в подзорную трубу прямо на нашу честную компанию.

Вообще-то я такой ерундой никогда не страдал, ни в том мире, ни в этом, но здесь не удержался – опустил бинокль, чтобы не возникло проблем с идентификацией моей личности, показал оппоненту оттопыренный средний палец и изобразил на лице широчайшую улыбку. После чего вновь прильнул к окулярам, спеша насладиться произведенным впечатлением.

И не прогадал. Короткая немая сцена во вражеских рядах сменилась бурной реакцией очень разгневанной венценосной особы. Узнал, значит, товарищ Янош Первый меня, узнал. Мелочь, а приятно. Интересно, что он теперь будет думать по поводу фрадштадтцев? Сможет ли сохранить голову холодной в сегодняшнем деле? И как будет действовать?

А как бы на его месте поступил я? Мы вот просчитали десятки вариантов развития событий, вроде бы не оставив ни шанса какому-либо сюрпризу, а такое простое действие, как воздержание от немедленного нападения не предусмотрели! А ведь я сделал бы именно так! Вышел бы на равнину и принялся методично окапываться, обезопасив себе тылы, а попутно держал бы в напряжении армию противника мелкими провокациями и рассылал по округе сильные кавалерийские отряды для поиска провианта и разорения вражеской территории. И тогда бы моему противнику самому пришлось начинать активные действия, что в условиях все еще большого численного превосходства обороняющихся было бы проблематично.

Но вновь мысленно перевернув шахматную доску таридийскими фигурами к себе, я понял, что в таком случае обязательно придумал бы еще какие-нибудь каверзные ходы, ставящие в тупик моих оппонентов. Так что со стороны улорийцев такой план был бы неосуществимым. Им бы что-то действительно необычное придумать, использовать сильные стороны своей армии таким образом, чтобы мне ответить было нечем, но очень и очень сомнительно, что такое произойдет. Янош всего лишь сын своей эпохи, знания его ограничены, инерция мышления слишком сильна, так же как и приверженность общепринятым правилам ведения военных действий. Так что не удержится он от соблазна решить вопрос в одном-единственном генеральном сражении и наконец-то расчистить себе дорогу к столице отколовшегося от Улории края. К тому же припасов у него теперь мало, а их в сельской местности достаточно не соберешь. И уже совершенно понятно, что к предложенной мною «скифской» войне Янош не готов и действенного противоядия подобрать не может. Так что нет у него другого выхода, будет атаковать однозначно. Вопрос лишь в том, как?

Появление над полем боя воздушного шара с наблюдателями было встречено беспорядочной ружейной стрельбой со стороны улорийцев. Как и следовало ожидать, совершенно бесполезной: неужели ребята всерьез надеялись достать летательный аппарат из своих кремневых ружей? Шанс мог быть только в случае вопиющей беспечности воздухоплавателей, но это из разряда фантастики. Впрочем, скорее всего, стрельба была естественной реакцией не ожидавших ничего подобного людей, и командирам быстро удалось пресечь напрасную трату боеприпасов.

Первым делом пришло сообщение от прикрытия правого фланга: вражеские драгуны попытались обойти нашу «мощную» батарею за холмами, но сильно пересеченная каменистая местность не позволила им разогнаться, а прицельный огонь двух пушек и сотни пехотинцев-стрелков заставили отступить с большими потерями.

Предсказуемо, ваше величество, очень предсказуемо. Давайте уже что-нибудь поинтереснее!

Следующим ходом, после нескольких безрезультатных залпов артиллерии, вперед пошла пехота, причем сразу по всему фронту. Так-так, я все же надеялся на мощный удар тяжелой конницы. Но нет, осторожничает Янош, бережет свои ударные части. Жаль, у меня зуб имеется на кирасир еще с той самой первой Тимландской кампании, будь она неладна.

Я двинул навстречу свою пехоту. Но, в отличие от слаженно марширующих сомкнутым строем улорийцев, наши шли разомкнутым строем, чем немало смутили солдат противника, в какой-то момент даже сбившихся с шага. Ну а зачем, скажите мне на милость, нашим стрелкам представлять собой идеальную мишень для вражеской артиллерии или пехоты, если сходиться с противником в штыковую они не собираются?

Остановившись вне досягаемости ружейных выстрелов улорийцев, первый ряд стрелков опустился на колено и вскинул ружья, второй изготовился к стрельбе стоя. Не поверив в угрозу либо растерявшись от невозможности защититься от нее, вражеская пехота продолжала наступление.

Никакого залпа не последовало, стрельбу открывали по мере готовности, тщательно выбирая свою цель, а не тупо целясь в сторону цветного пятна, именуемого батальонным строем противника – нарезные стволы таридийских штуцеров в паре с пулей с конической выемкой в задней части давали солидное преимущество не только в дальности, но и в точности стрельбы.

Наступление чуть замедлилось, но лишь на самое мгновение, необходимое, чтобы переступить через упавшего товарища и сомкнуть ряды. После вторых-третьих выстрелов некоторые улорийские батальоны не выдержали и дали ответный залп, который ввиду большой дальности был абсолютно бесполезен.

Наши стрелки продолжали планомерно выбивать вражеских офицеров и солдат первой линии, что в конце концов привело к замешательству в стане противника. А через пару минут, когда передовые шеренги наткнулись на растянутую между вбитыми в землю кольями проволоку, атакующие и вовсе были вынуждены остановиться.

Шагавшие впереди улорийцы спотыкались и падали, а задние ряды продолжали движение, натыкаясь на упавших товарищей, оступаясь и тоже падая. В этой сутолоке оставшиеся практически без командиров пехотинцы запаниковали, и тогда продолжающие собирать обильную кровавую жатву таридийские пули довершили дело, обратив врага в бегство.

– Ну, как-то так, – удовлетворенно пробормотал я, приказывая отзывать стрелков на исходные позиции.

После отступления пехоты противник сделал было попытку накрыть артиллерийским огнем редут, но из-за проблем с боеприпасами она изначально была обречена на провал. Да и наши канониры не сидели без дела, мигом показав оппонентам, кто хозяин на этом поле боя. Эх, была бы у меня возможность утащить из-под Россоши все наши пушки, не пришлось бы заманивать Яноша в глубь территории – я бы просто не дал ему перейти Славицу! Но это все из области предположений, а сейчас ждем следующего хода улорийского главнокомандующего.

Ждать пришлось не менее часа. На той стороне явно поняли опасность моей дорогостоящей уловки с проволокой для кавалерии – пехота шла медленно и то понесла большие потери, а из конницы бы такая куча-мала получилась, что и без обстрела можно было бы обойтись. Теперь кавалерию точно придержат.

Нет, не придержали. Но и в бездумную стремительную атаку не бросили. В центре драгуны, осторожно подобравшись к проволочным заграждениям, принялись было рубить проволоку и выдергивать колья, но были быстро отогнаны огнем артиллерии. Тем не менее они еще несколько раз возвращались к попыткам очистить дорогу для атаки нашего центра.

А против нашего левого фланга Янош Первый бросил в бой большие силы пехоты. Непосредственно на редут бросили пять полков наемников.

Я снова выслал навстречу стрелков, но на этот раз те сдержать наступление не сумели. Наемники пошли в бой уже подготовленными, потому они быстро и довольно организованно ликвидировали заграждения и продолжили движение в сторону редута. Биться с ними в штыковом бою я не собирался, пехота была отозвана, и в ход пошли пушки и минометы.

Под массированным огнем артиллерии наемники дрогнули и отступили. Правда, на половине пути к расположению своих войск их остановили и повернули назад посланные в бой резервы. Для отражения новой атаки пришлось сосредоточить на этом участке огонь всех имевшихся на фланге орудий, оставив временно без внимания самый край позиции – между дорогой и озером.

Янош не был бы собой, если бы упустил такую возможность: мгновенно на ослабленную позицию были брошены подкрепления, наша пехота дрогнула и спешно отступила к городским предместьям. Чтобы задержать наступление, в бой были брошены гусары, но они мало приспособлены для борьбы с пехотными каре, потому долгой схватки не получилось, легкая кавалерия была вынуждена ретироваться вслед за своей пехотой.

Улорийцы усилили нажим, введя в место прорыва еще и кавалерию и поставив редут под угрозу окружения. Войти в сам Малоозерск они пока не могли ввиду забаррикадированных окраин и сильного ружейного огня отступивших на новые позиции стрелков.

Я отдал команду на эвакуацию артиллерии из нашего опорного пункта в город, свою задачу редут уже выполнил, оборонять его дальше не имело никакого смысла. Чтобы дать нам возможность беспрепятственно отступить, расположенные на позициях позади редута минометы сосредоточили огонь на наступающих наемниках.

Батарею на склоне холма оперативно покинули и артиллеристы, и группа прикрытия, а вслед за ними планомерно попятились к замыкающим долину холмам и части, стоявшие в центре. Вдохновленные довольно легкой удачей, войска противника поспешили перейти в наступление на всех участках поля.

Я покинул редут вместе с последними защищавшими его пехотинцами. Дурацкое чувство, будто люди подумают, что я спасаюсь сам, бросая их на произвол судьбы, заставляло меня раз за разом отклонять настоятельные просьбы Иванникова покинуть позицию раньше. В итоге это упрямство едва не сыграло со мной злую шутку: сначала пришлось неплохо пробежаться по пересеченной местности, а на городской окраине мы едва успели проскочить улочку, по которой улорийцы пытались обойти защитников города. Вот так весь план мог оказаться перечеркнут жирной линией из-за случайности и небольшого просчета по времени. Слава богу, что удача оказалась-таки на нашей стороне, а потому вражеским солдатам осталось лишь потрясать оружием в бессильной ярости оттого, что они не оказались на перекрестке минутой ранее.

Тянуть со сдачей предместий я не стал – нужно было, чтобы противник успел втянуться в город раньше, чем нанесет сосредоточенный удар в центре, с целью охватить Малоозерск с южной стороны. Впрочем, теперь на том направлении была сконцентрирована вся наша артиллерия и, в случае необходимости, на наступающих будет обрушен настоящий град из свинца и чугуна.

Довольно быстро мы отступили за старую городскую стену. На месте градоначальников я бы давно распорядился уже разобрать ее на стройматериалы, из которых бы пару солидных зданий построил. А на месте стены сделал бы широкую улицу. Потому что старая, местами сильно обветшалая крепостная стена трехметровой высоты и в прежние-то времена могла защитить разве что от разбойников, а сейчас любая попытка укрыться за ней от пушечного выстрела грозила прямым попаданием в готовую братскую могилу.

С четверть часа нам еще удавалось удерживать за стеной вражескую пехоту, но ее количество постоянно увеличивалось, и вскоре препятствовать массовому перелезанию вражеских бойцов через стену стало просто невозможно. Мы продолжили отступление внутрь населенного пункта.

Малоозерск был городком крошечным, как раз то, что нынче было заключено внутри городских стен, считалось его центром. И было в этом центре всего три продольных улицы, тянущихся с восточной до западной окраины параллельно озеру. Вот в тесноте этих улочек улорийцев ждал горячий прием!

Все улицы и переулки были заблаговременно перегорожены баррикадами, что максимально затрудняло участие в бою кавалерии. Вошедшие было в Малоозерск кирасиры вынуждены были остановиться на восточной окраине, а привычные к боевым действиям и в конном и в пешем порядке драгуны спешились и присоединились к пехоте.

В горячке боя командирам коалиционной армии недосуг было размышлять о причинах полной безлюдности города, потому если кто-то из них и заподозрил неладное, то ничего понять, а тем более предпринять не успел. Все их действия были подчинены одной-единственной цели – овладеть Малоозерском, а быстро сделать это мешали баррикады и завалы, бешеный обстрел, ведущийся из всех удобно расположенных окон и крыш домов, летящие из-за каждого угла гранаты.

Когда улорийцы уже достаточно втянулись в центр городка, на неожиданно свободных от завалов улицах их ждал еще один неприятный сюрприз – пушки. С расстояния менее сотни метров да в зажатом с двух сторон домами узком проходе пушечная картечь наносила противнику поистине колоссальный урон.

Глядя на беспомощные попытки подданных Яноша продвинуться вперед хотя бы на метр, я пришел к мнению, что при желании мог бы удерживать город сколь угодно долго, хватило бы людей и боеприпасов. Если вдруг дело дойдет до уличных боев в Корбине, то дай бог моему венценосному противнику целым и невредимым унести оттуда ноги. Но это – совсем крайний случай, надеюсь, у него хватит благоразумия унести их раньше.

После того как улорийцы додумались-таки заняться зачисткой стоящих на простреливаемых улицах домов, я отдал приказ отступать всем на западную окраину и дать условный сигнал для подрывников.

Сколько раз уже мне приходилось сожалеть об отсутствии быстрой и качественной связи в этом мире, из-за чего постоянно приходится что-то придумывать, как-то выкручиваться всеми доступными средствами! На этот раз обошлись тремя подряд зажигательными снарядами, выпущенными из миномета в сторону озера.

Ждать пришлось мучительно долгие двадцать минут. Я прекрасно понимал, что минерам нужно было запалить шнур и успеть после этого убраться на безопасное расстояние. Но все равно хотелось поторопить события – улорийцы-то ничего ждать не желали и рьяно продолжали атаковать наши позиции.

Взрыв все-таки грянул, изрядно тряхнув землю, наполнив окрестные улицы звоном бьющегося стекла и треском осыпающейся с кровель черепицы и заставив на мгновение остановиться всех участников баталии. В город и прилегающую к нему долину, сметая все со своего пути, с шумом хлынула вода из озера. Будь Малое озеро побольше, можно было бы с уверенностью заявить, что армия короля Яноша перестала существовать, но в нашем случае все было не так просто. Озеро большим не было, потому основную опасность несла с собой первая волна.

Вода заполнила городские улицы, в какой-то момент опасно приблизившись к нашим позициям в западной части Малоозерска, расположенной несколько выше основной части города. Но на этом силы выпущенного на волю водоема были исчерпаны, и, забуксовав буквально в сотне метров от нас, вода отхлынула на пару кварталов назад.

Я еще не знал, как обстоят дела на равнине к югу от города, но даже если улорийцы не понесли там невосполнимых потерь, то атаковать, бредя по пояс в воде, все равно уже не смогут. А наши артиллеристы еще добавят им проблем, засыпав шрапнелью. Осталось разобраться с той частью армии противника, что вошла в Малоозерск и не погибла в водах озера.

– Эй, вы! – взобравшись на баррикаду, я зычно крикнул растерянно топчущимся ниже по улице улорийцам. – Сдавайтесь, пока мы вас всех не перетопили!

На нашей улице вражеских солдат осталось, на первый взгляд, сотни две, одиночные мокрые и по большей части, безоружные фигуры еще продолжали выбредать из переулков, но большой опасности они для нас уже не представляли. Ну, в самом деле, пусть на соседних улицах и по переулкам наберется еще две-три сотни обескураженных и дезориентированных, отрезанных от резервов солдат, но несколько выстрелов пушечной картечью в состоянии уполовинить их количество буквально за пару минут, а там уже будет делом техники довершить избиение при помощи штыков и пуль.

– Вперед! За короля!

Оказалось, что не все подданные Яноша обладают здравомыслием. Из толпы солдат выбрался офицер средних лет, мундир которого хотя и пострадал от нежданного купания, но все равно выделял его из общей массы. Вскинув руку, он прицелился в меня из пистолета и нажал на спусковой крючок.

Как и ожидалось, мокрый порох и не подумал воспламеняться, выстрела не последовало. Тогда ревностный сторонник короля Улории, громко выругавшись, швырнул давшее осечку оружие в мою сторону, но не добросил.

– Иди сюда, подлый трус! Сейчас я тебе покажу, как сражаются настоящие улорийцы! – не добившись успеха ни в стрельбе, ни в метании пистолета, он направился ко мне, на ходу вытягивая из ножен шпагу.

– Ваше сиятельство? – стоящие рядом солдаты вопросительно смотрели на меня, ожидая распоряжений.

– Пускай! – ответил я, с интересом наблюдая за приближающимся, кстати, в полном одиночестве товарищем, ибо желающих идти за ним в бой почему-то не нашлось.

Улорийский вельможа – и по одежде, и по манерам было абсолютно ясно, что это именно вельможа – шел, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу и хлюпая при каждом шаге попавшей в сапоги водой. Физиономия его при этом была искажена гримасой ненависти. Странные люди эти улорийские дворяне! Сколько еще раз им нужно быть битыми таридийцами, чтобы выветрить из их голов отношение к нам как к заведомо обреченным на поражение? Надо бы немного проучить этого недоделанного полководца.

– Чудик, ты кто такой будешь? – с усмешкой спросил я, намеренно провоцируя оппонента.

– Что? – вскричал он в ответ, брызгая слюной и раздувая в негодовании щеки. – Я коронный маршал Улории Стефан Браницкий!

– О! Так я же главный специалист по коронным маршалам и их родственникам! – обрадованно заявил я, спускаясь с баррикады и обнажая шпагу. – Курцевичи тому свидетели!

– Ах ты!.. – аж задохнулся от возмущения Браницкий и очень примитивно попытался проткнуть меня насквозь в выпаде.

Вполне естественно, что я стоять столбом в ожидании смерти не стал и резко сбил его клинок влево, заставляя вложившегося в атаку маршала по инерции продолжить движение. После чего обратным движением локтя правой руки ударил противника в лицо. Опешивший коронный маршал пошатнулся и тут же получил еще один чувствительный удар эфесом шпаги в голову. На этом поединок, если это можно так назвать, был окончен – Стефан Браницкий неуклюже плюхнулся на землю, выронив из ослабевшей руки шпагу.

– Все, забирайте его! – распорядился я, окинув грозным взором молча взиравших на это действо улорийских солдат: – Сдаваться будем или стрельнуть в вас картечью?

Попытать счастья в игре с картечью охотников не нашлось, противник массово стал бросать оружие и сдаваться.

Подозреваю, что мои недоброжелатели с пеной у рта будут доказывать, что Янош Первый эту битву не проиграл и что это я, спасаясь от полного разгрома, был вынужден затопить целый город. Не то чтобы это мне нравилось, но в данный момент это не имело особого значения. Все участники сражения за Малоозерск понимали, что Янош сегодня не выиграл. Скажу больше: он сегодня не выиграл битву и, попутно, окончательно проиграл всю войну.

А дамбу я восстановлю. И город отремонтирую на свои деньги. Доходы от моего зеркального производства, налаженного в горах Холодного Удела, позволяют мне такие траты.