Вспомните, что косатки – самые большие дельфины с самым большим дельфиньим мозгом. Джон Форд, ведущий канадский исследователь живущих на свободе косаток, начинал свою карьеру на шоу в аквариуме. Там он обнаружил, что косатки «удивительно восприимчивы» – каждое животное по-разному реагирует на разных людей. Даже когда он шел возле стадиона позади пяти сотен людей, собравшихся посмотреть шоу, косатки узнавали его и следили за ним взглядом. Они «менялись, играя», и он считал, что они способны на многое. Постепенно он понял, что они изменили его поведение. И еще одна особенность, которая его удивила: каждое животное обладало индивидуальностью, «поразительно отличающейся» от других.

По всей видимости, индивидуальность – это самый недооцененный аспект диких животных. Дельфины наделены индивидуальностью. Они рождаются с разным характером. Они бывают робкими. Смелыми. Непослушными. Пугливыми.

Когда мы смотрим на «слонов», «волков», «косаток», «шимпанзе» или «воронов», то видим стереотипы. Но как только мы сосредоточиваемся на отдельных животных, то понимаем, какие они все разные. Мы видим, что слониха Эхо обладает выдающимися лидерскими качествами; мы видим, как волк Семь-Пятьдесят пять старается пережить смерть своей подруги и изгнание из стаи; мы видим потерявшуюся косатку, одинокую, но с чувством юмора и удивительно благородную. Это не личность, а индивидуальность. И факт жизни. И он имеет глубокие последствия. Очень глубокие.

У профессора Джоанны Бергер во дворе есть маленький пруд. Мы подходим к краю пруда и останавливаемся. Я ничего не вижу. Затем она кого-то зовет, и к ней за угощением плывут несколько черепах. Я и не представлял, что черепахи могут быть такими восприимчивыми, внимательными, что они способны идти на зов! Я считал черепах «всего лишь» черепахами. Появились несколько лягушек: в отличие от тех, что мне приходилось видеть, они выпрыгивали из воды на камни, ожидая угощения из насекомых. Удивительная картина.

Но почему я удивлен? Почему мы продолжаем считать живых существ такими ни на что не способными? Они жили на земле задолго для нас. Мы их очень недооцениваем. Зачем мы упорно держимся самоизоляции, которая не дает нам увидеть столько индивидуальностей? Люди привыкли считать черепах глухими. Теперь я начинаю понимать, что мы сами слепы. Вообще-то ученые довольно давно выяснили, что черепахи слышат и могут издавать звуки. Но только в 2014 году исследователи объявили об открытии, что, оказывается, только вылупившиеся и взрослые особи речной черепахи переговариваются друг с другом с помощью одиннадцати разных сигналов! По наблюдениям ученых, сигналы служат для того, чтобы «собрать малышей и взрослых для массовой миграции». Если бы вы спросили об этом меня (и большинство специалистов) до того, как я прочел материалы исследования, я сказал бы вам, что черепахи вообще не заботятся о потомстве. И совершил бы ошибку. Как остроумно заметил мой сосед Дж. П. Бадкин: «Если вы недостаточно осмотрительны, то каждый день чему-то учитесь».

Я не скажу, о каких существах говорит мой друг Даррел Фрост. Попробуйте догадаться. (Позже я раскрою тайну.) Даррел работает куратором в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке. Он может брать своих питомцев на работу. Когда я впервые прихожу к нему в кабинет, он представляет их мне: «Покрупнее, с выступающей челюстью, – это Мад. А у Гермеса сломанная спина и эпилепсия. Когда Мад волнуется, он пританцовывает на месте, раскачиваясь из стороны в сторону. До того, как год назад уволилась наша секретарша Айрис, они бежали к ней в кабинет за угощением. Мад кусал манжеты на брюках Айрис, чтобы привлечь к себе внимание. Вчера она заходила, и даже после нескольких месяцев разлуки они заволновались. Когда наш добровольный помощник Денни приходит с ними поиграть, они буквально сияют. Денни и Айрис разговаривают с ними, и они, похоже, очень любят общаться».

– Кормлю их только я, и поэтому можно предположить, что так они должны реагировать на меня. Ничего подобного. Боюсь, моя забота воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Айрис и Денни упрекают меня, что я мало с ними разговариваю. Что касается индивидуальности, то Мад похож на маленького ребенка и проявляет огромное любопытство, когда в мой кабинет приходят люди. Он хочет проверить, не желают ли люди поиграть с ним. Он скребется в дверь, пока его не впустят. Мад любит мексиканскую музыку и, заслышав ее, начинает кружиться. Когда Мад совсем отбивается от рук, Айрис просто дотрагивается до его носа заостренным кончиком карандаша, и он очень расстраивается, бросает свое занятие и начинает дуться. Всего лишь легкое прикосновение, но он знает, кто здесь главный. Он мог бы без труда выгнать Айрис из комнаты, но его явно расстраивает ее неодобрение.

Самое забавное, что они знают свои имена, но, если вы застанете их за тем, что делать не разрешается, и позовете их, они будут смотреть в сторону, избегая зрительного контакта. Однажды Мад очень тихо вошел, очень тихо открыл дверцу маленького холодильника, в котором я хранил их овощи, и принялся за салат. В конечном счете я заметил его и стал наблюдать. Так тихо он никогда себя не вел. Мад знал: если его застанут на месте преступления, то отберут салат, – и поэтому старался не привлекать моего внимания. И – черт возьми! – когда я закрыл дверь холодильника, он жутко разозлился. Устроил небольшую истерику, дергаясь туда-сюда, а потом убежал назад, в кабинет Айрис, чтобы побыть с ней.

Однажды я сидел в своем кабинете, и мимо двери проехала Айрис на своем стуле – он у нее на колесиках. Мад толкал стул с секретаршей по коридору. Ей это нравилось. Ему тоже. Айрис сидела за письменным столом, а он вошел и вытолкал кресло вместе с Айрис из кабинета. Не раз и не два Мад и Гермес проявляли ревность, хитрость, продажность, волнение, стремление принадлежать к чему-то – поведение, характерное для двух- или трехлетних детей. Они понимают, что такое иерархия, и у них, как у собак, формируется сильная привязанность к «хозяевам».

Все время, пока продолжался рассказ, мы смотрели на Мада и Гермеса.

– Иногда с ними трудно, – с улыбкой прибавляет Даррел, – но по большей части они очень милы.

Я спрашиваю, сколько они весят.

– Мад весит около сорока пяти килограммов. – Даррел с любовью и восхищением смотрит на них. – А Гермес – тридцать восемь, из-за проблем со здоровьем. Они еще молодые. Вес взрослых особей этого вида может достигать ста пятнадцати килограммов. Средиземноморская черепаха – самая крупная из всех сухопутных черепах, крупнее только некоторые особи с Галапагосских и Сейшельских островов.

Неудивительно, что рептилии стали делом всей жизни Даррела, наблюдать за взаимоотношениями – это его награда за установление взаимоотношений.

Проще признать индивидуальность у таких общественных животных с высоким интеллектом, как человекообразные обезьяны, слоны, волки и дельфины. Конечно, у собак тоже есть характер – от невротического до почти возвышенного. Удивляет (пока вы не познакомитесь с ними ближе), насколько яркой бывает индивидуальность животных и как часто она у них встречается. Если бы вы работали с соколами, то заметили бы, что у каждого своя реакция и свои приемы охоты. Двух одинаковых вы не встретите. Теодор Рузвельт, научный склад ума (но не сострадательное сердце) которого проявлялся и на охоте, писал: «Медведи отличаются друг от друга смелостью и жестокостью, точно так же, как люди». Исследователи публиковали заметки об индивидуальности обезьян, крыс, мышей, лемуров, зябликов и других певчих птиц, синежаброго и обыкновенного солнечника, колюшки, фундулюса, снежного барана, домашних коз, голубых крабов, радужной форели, пауков-скакунов, домовых сверчков, общественных насекомых… Другими словами, куда ни посмотри, везде найдутся индивидуальные различия. Некоторые особи более агрессивные и смелые, некоторые робкие; одни боятся всего нового, другие очень любопытны.

На зоологической станции в Италии двум осьминогам показали краба в банке. Первый осьминог обхватил щупальцами банку, снял крышку и съел часть добычи. «Потом он вернул на место крышку, словно сохранял остальное „на потом“, – рассказывали мои друзья, профессора Питер и Джуди Вейс из Ратгерского университета, которые присутствовали при этом эксперименте. – Мы были потрясены!» Исследователи предложили ту же задачу второму осьминогу. Он ползал туда-сюда по стеклянному аквариуму, как голодный леопард, который мечется в клетке, и ученые предполагали, что он тут же примется за дело. Но когда банка упала в воду, второй осьминог – вероятно, он был более робким или трусливым – метнулся за камень и не собирался выходить оттуда. «Ему было безразлично содержимое банки, – рассказывал Питер. – Мы думали, что первый осьминог продемонстрировал, „как поступают осьминоги“. Но второй вообще ничего не предпринимал». «Мы действительно не понимаем, насколько сильны индивидуальные различия у большинства животных, – объяснила Джуди. – Даже мы, ученые, об этом почти не думали».

Косатки Орки и Корки были пойманы в Британской Колумбии в 1968 и 1969 годах соответственно и доставлены в «Маринлэнд» на Тихоокеанском побережье недалеко от Лос-Анджелеса. В конце 70-х годов юная Александра Мортон начала изучать их вокальный диалект и регистрировать их поведение. Она видела, как косатки придумывают собственные сложные ритуалы. Добившись идеального исполнения одного ритуала, они придумывали другой.

У них был утренний ритуал. В промежуток времени между восходом солнца и моментом, когда его диск появлялся над стадионом, они «усердно пускали струи воды в определенное место на стенке цистерны, прямо у линии воды. А потом лизали это место своими толстыми розовыми языками». Первый луч солнца ударял в стенку цистерны и медленно опускался, касаясь воды точно в том месте, которое пометили косатки. «Думаю, никто бы мне не поверил, – сказала Мортон и прибавила: – С течением времени это место перемещалось из-за вращения Земли вокруг Солнца, но косатки всегда знали, где именно коснется воды первый луч». Стоунхендж для косаток? Первые астрономы-косатки?

Наблюдение за солнцем было утренним ритуалом косаток, но «Орки любил поспать» и часто пытался возобновить прерванный отдых. В таких случаях Корки иногда начинала действовать. «Она проводила рылом по краю его грудного плавника, потом по животу и генитальной щели. Если это действие не вызывало выпячивание гладкого кармана, где прятался его пенис, Корки меняла тактику. Она подныривала под него и приподнимала над поверхностью воды, как погрузчик поднимает свернутый в рулон ковер… Корки хотела секса, а у косаток это очень шумное занятие. Ласки были довольно продолжительными. Косатки прижимались друг к другу и кружили на месте. Вода выплескивалась через бортик бассейна. Сама копуляция занимала немного времени. Когда Корки забеременела, то после стадии предварительных ласк Орки воздерживался от продолжения. „Это сводило его с ума“, – говорит Мортон. Но откуда Орки знал? Может, он сканировал тело подруги сонаром, собственным ультразвуковым аппаратом?»

В 1978 году Корки родила. У нее это были не первые роды, но тогда детеныш прожил лишь несколько недель. Маленький бассейн требовал умения маневрировать, недоступного детенышу, и Корки следила, чтобы он не ударялся о стенки. При этом все время поворачивалась к детенышу, и он не мог плыть рядом с ней, в непосредственной близости от сосков. После недели принудительного кормления малыш выглядел худым. Руководство парка решило, что детеныша будет легче кормить в мелком бассейне. Его поместили в специальную обвязку и с помощью крана подняли над водой. Александра Мортон присутствовала при этой процедуре. «Когда голос ее детеныша покинул воду и стал доноситься из воздуха, мать принялась биться своим огромным телом о стенку резервуара, снова и снова, так что трясся весь стадион. Я расплакалась. Корки билась так целый час».

Мортон, которая хорошо различала звуки, издаваемые косатками, вспоминала, что ночью, после того как у Корки забрали детеныша, она все время повторяла новый, необычный звук. Этот звук был «резким, гортанным, настойчивым». После каждого вдоха Корки возвращалась на дно резервуара. Там она возобновляла свои жалобы. Отец малыша, Орки, плавал кругами, изредка издавая резкие, похожие на выстрелы звуки эхолокации. Это продолжалось три дня, и «крики Корки стали хриплыми». На рассвете четвертого дня Корки умолкла, сделала вдох и крикнула: «Питуууууууууу». Орки ответил ей точно так же, и косатки стали дышать и двигаться в унисон. Когда пришли тренеры, Корки поела первый раз после того, как у нее отняли детеныша. Печаль, скорбь, возвращение к жизни – но не забвение. После этого Корки часто проводила время у окна, из которого был виден сувенирный киоск. Она часами оставалась на месте – рядом со штабелем плюшевых косаток. Может быть, игрушки напоминали ей о потерянных детенышах? Или она думала, что среди них есть и ее ребенок?

Корки снова забеременела. Однажды эта косатка, чей совершенный сонар позволял избегать любых препятствий, разбила стеклянное окно своего резервуара толщиной два сантиметра. Именно это окно выходило на киоск с плюшевыми косатками. Может быть, Корки пыталась увести своего нерожденного детеныша из резервуара, где исчезли предыдущие дети? Туда, где мирно лежали маленькие косатки? Одно несомненно: она хорошо знала свой резервуар и разбила окно не случайно. Через несколько недель она родила мертвого детеныша на семь месяцев раньше срока.

Через несколько лет после того, как Корки разбила окно, съемочная группа в «Водном мире» (куда переехали Орки и Корки после закрытия «Маринлэнда») дала Корки послушать запись голосов косаток из ее родного стада, которые остались на свободе, членов ее семьи. «Ее сородичи из Исландии никак не отреагировали на эти звуки, – писала Александра Мортон, – но Корки затряслась всем телом. Если это не „плач“, то нечто очень похожее».

Кен говорит, что, после того как Кейко, исполнителя главной роли в знаменитом фильме «Освободите Вилли», перевели в специальный бассейн в Орегоне и стали готовить к освобождению, в рамках программы реабилитации ему стали показывать фильмы о косатках. «Он смотрел», – говорит Кен, предвосхищая мой вопрос. Сын Кена, Келли, известный художник – его картины украшают стены в доме Кена, – часто приносит портреты косаток в аквариум Ванкувера и держит перед стеклом для косатки по кличке Хайак. Хайак каждый раз подплывает к нему и смотрит на рисунки. «Вы можете пойти и открыть перед ним наш каталог с фотографиями плавников косаток, и он будет делать вот так, – Кен изображает косатку, разглядывающую фотографии. – Он может бесконечно смотреть на снимки. – Желая подчеркнуть свое восхищение, Кен прибавляет: – Они знают, что эти маленькие черно-белые фотографии – изображения косаток. У них имеется осознанное представление об абстракции самих себя». Он подводит к выводу, который звучит так: это характеристики существ, достигших высшей стадии развития, у которых достаточно времени и ума, чтобы потратить их не только на насущные потребности.

Психолог Пол Спонг, работавший в аквариуме Ванкувера, писал: «В конечном итоге мое уважение стало граничить с благоговением. Я пришел к выводу, что Orcinus orca – необыкновенно сильное и развитое существо, с великолепной способностью самоконтроля, восприятия окружающего мира, с жаждой жизни, здоровым чувством юмора и, более того, удивительной любовью и интересом к людям».

Звучит немного, как бы это сказать, антропоморфно… но именно в этом суть.