– Если бывают на свете идеальные волки, то Двадцать-Первый был из них, – вздыхает Рик. – Как Акела из «Маугли», только не сказочный, а настоящий.

Даже издали его можно было узнать по могучему развороту груди и передних лап. Не ведавший страха, когда речь шла о защите семьи, Двадцать-Первый обладал силой, мощью и проворством, которые обычным волкам и не снились.

– Я дважды видел, как он один бился против шестерых, – вспоминает Рик, – и оба раза обратил их в бегство. Это было фантастическое зрелище. Мне приходилось буквально щипать себя, ведь то, что он творил, волк не может сделать в принципе! Это все равно как если бы ты шел по темной улице и у тебя на глазах начал драться с бандитами Брюс Ли! Смотреть на Двадцать-Первого было, как смотреть на Майкла Джордана или на Мохаммеда Али. Перед тобой уникальный талант на пике своей формы, в апогее мастерства, сверхъестественный, за гранью нормального.

Последнее особенно важно, потому что «нормальный» волк не соответствует «середнячку» в человеческом понимании. Каждый волк – прирожденный атлет.

Двадцать-Первый прославился двумя вещами: из каждого боя он выходил победителем и не убил ни одного побежденного. Настоящий суперволк.

Волк-легенда родился в Йеллоустоне – это был первый волчий выводок за почти что семьдесят лет. Его родители – дикие волки, пойманные в Канаде и доставленные в Йеллоустонский национальный парк в рамках программы по восстановлению экологического равновесия, которое из-за бесконтрольного размножения оленей вапити оказалось под угрозой. За семьдесят лет существования без хищников олени расплодились в таких количествах, что угодья заповедника уже не могли их прокормить, так что зимой им грозила голодная смерть. А вот волкам, которых предстояло вернуть в биосферу, нарушенное равновесие сулило вольготную жизнь и добрую охоту.

Но несмотря на то что последнего волка истребили за семьдесят лет до возобновления популяции, буквально накануне рождения Двадцать-Первого его отец пал от пули браконьера.

Волчица не приспособлена для роли матери-одиночки, поэтому исследователи скрепя сердце решили изловить «серую вдову» и на несколько месяцев поселить ее с выводком в вольере площадью полгектара.

Когда егеря приходили, чтобы задать корм, волчица и малыши в панике уносили ноги и лишь один волчонок пытался подняться на лапы и встать между гостями и своей стаей, жавшейся в противоположном углу. Этому волчонку потом наденут ошейник с передатчиком и присвоят порядковый номер 21.

В два с половиной года Двадцать-Первый ушел из родительской стаи, где остались мать, братья-сестры и приемный отец-волк, и, что называется, в ритме вальса влился в стаю, хозяйничавшую на Пике Друидов. За два дня до его появления вожак Друидов стал еще одной жертвой браконьеров. Волчицы с радостью приняли нового альфа-самца, да и волчатам могучий отчим пришелся по вкусу. Он действительно заменил им отца и помог стае их выкормить. Без сучка без задоринки Двадцать-Первый ушел из одной стаи и тут же возглавил другую, давно сложившуюся. Этот момент в его жизни стал переломным.

По рассказам Рика, к членам своей стаи он относился «невероятно бережно». Завалив оленя, не спешил набрасываться на еду, а либо ложился вздремнуть, либо отходил помочиться, позволяя остальным членам стаи, которые в охоте не участвовали, наесться досыта.

Его любимой забавой было бороться с волчатами.

– При этом он обожал делать вид, что малыш его победил, – вспоминал Рик. – Ловил от этого настоящий кайф. Представляете зрелище: мелкий волчонок наскакивает на могучего взрослого волка, пытается вцепиться ему зубами в шубу, а тот вдруг падает навзничь и болтает в воздухе лапами. «Победитель» с гордым видом прижимает его к земле и стоит над ним, хвост трубой.

Рик пытается изобразить участников сцены в лицах и продолжает:

– Способность притворяться говорит об умении понимать, как твои действия воспринимают другие. Это свидетельство истинного интеллекта. Я убежден, что волчата прекрасно понимали, что на самом деле происходит, но эта игра давала им возможность научиться одерживать победу над противником много крупнее себя. А без уверенности, которую они таким образом приобретали, повседневная жизнь волка-охотника совершенно невозможна.

В начале «карьеры» Двадцать-Первого как вожака Друидов с приплодом оказались сразу три волчицы – ситуация небывалая, потому что, как правило, внутри стаи складывается одна постоянная альфа-пара, так что волчат рожает одна-единственная волчица-матриарх. Три параллельных выводка стали результатом неслыханного кормового изобилия. В итоге и без того внушительная по размеру стая пополнилась аж двадцатью выжившими волчатами, так что общая численность достигла цифры, которая не укладывается в голове, – тридцать семь волков, самое большое количество из всех официально задокументированных. Размер стаи явился прямым следствием неестественно разросшейся кормовой базы, сложившейся из-за семидесятилетнего отсутствия в экосистеме крупных хищников, и популяция в три с лишним дюжины хищников стала крупнейшей в мире.

– Возглавить эту группу мог только Двадцать-Первый, – подытоживает Рик. – Только ему это было по силам.

А сил требовалось немало. Крайне высокая плотность обитания волков в ареале провоцировала столь же беспрецедентное количество внутренних конфликтов. Нужно было оборонять свою территорию и захватывать новые, поэтому Двадцать-Первый потерял счет битвам.

Волчьи битвы, связанные с охраной территории, по природе своей схожи с межплеменной рознью. Когда стая идет на стаю, воюют не только числом, но и умением, и неизвестно, что важнее. Взрослые волки с обеих сторон либо наступают-отступают, либо бьются с противником насмерть, а молодняк в это время пребывает в ужасе и смятении. Самых младших, прибылых, жестокая схватка зачастую почти парализует (выходит, жестокости надо специально учиться даже волку), а годовики под натиском атакующих могут не устоять, так что главной мишенью для нападающих всегда становится альфа-самец чужой стаи, потому что все прекрасно понимают: если обратить в бегство или убить опытного вожака, победа обеспечена.

Внутривидовые разборки у волков проходят куда серьезнее, чем у шимпанзе или человека, и часто оказываются фатальными. Вторая по частоте причина гибели волков в Йеллоустонском заповеднике – убийство волка волком. (На первом месте – убийство волка человеком.) Но, напомним, Двадцать-Первый оставил по себе славную память по двум причинам: из всех своих боев он выходил победителем и не убил ни одного побежденного.

Выдержку победителя, позволяющего поверженному противнику уйти живым, невозможно объяснить логически. Что за этим стояло? Милосердие? Есть еще одно слово, описывающее отсутствие у победителя стремления окончательно разделаться с побежденным: великодушие. Великодушный волк, возможно ли такое? И если возможно, то каким образом?

Когда человек не убивает врага, а дарует ему жизнь, в глазах сторонних наблюдателей проигравший все равно выглядит униженным, а вот победителю такой шаг лишь добавляет величия. Чтобы проявить великодушие, сперва нужно добиться победы, доказав тем самым право быть великодушным. И милосердие победителя прежде всего говорит об отсутствии страха. Это демонстрация колоссальной уверенности в себе, сильной настолько, что сторонние наблюдатели мгновенно чувствуют: вот сильный вожак, за которым надо идти, потому что только сильный может быть таким снисходительным.

Наибольшим почтением в мире пользуются не беспощадные сторонники «железной руки» типа Гитлера, Сталина или Мао Цзэдуна, хотя под их властью находились сотни миллионов человек. К духовным лидерам человечество причисляет не их, а Махатму Ганди, Мартина Лютера Кинга, Нельсона Манделу. Мирный воин в наших глазах одерживает верх над воином жестоким. Самый знаменитый человек на Земле – так официально называют трехкратного чемпиона мира по боксу в тяжелом весе Мохаммеда Али – профессионально занимался самым жестким спортивным единоборством, но призывал людей к миру и отказался воевать во Вьетнаме, за что на пике карьеры его лишили всех титулов, званий и наград и более чем на три года отстранили от участия в любых соревнованиях. Из-за этого отлучения он потерял миллионы долларов, но в глазах общественности его статус вознесся на недосягаемую высоту. Он стал кумиром, потому что не захотел убивать.

Для человека и для животного статус в социальной иерархии значит очень много. Статус подчиняет себе все мысли, требует времени и сил, ради него тратятся средства и проливается кровь. Волки не осознают, почему главенство и статус обладают для них такой важностью, и мы в этом от них недалеко ушли. Не спросив нашего согласия, в полном смысле слова без объявления войны наш мозг начинает вырабатывать гормоны, буквально вынуждающие нас биться за статус и отстаивать в этой борьбе главенство. Главенство ощущается как самоцель. Никто не спрашивает себя зачем. А ведь на самом деле очень даже есть зачем. Затем, что более высокий статус в иерархии способствует выживанию. Это талон на предъявителя, по которому можно получить пищу и возможность спариваться. И того и другого на всех не хватает, а в конкурентной борьбе более высокий статус гарантирует своему обладателю преимущество. На кону стоит выживание и, как его квинтэссенция, продолжение рода, то есть в конечном итоге на кону – возможность оставить потомство и войти тем самым в историю. Доминантный статус позволяет особи вытеснять остальных, когда речь идет о хабитате, кормовой базе, возможности спариваться – и это ведет к тому, что данная особь плодится и размножается. При этом ей совершенно не обязательно осознавать движущие механизмы, важно просто знать, что тебе этого хочется, как собаке, которая радостно прыгает в машину, потому что это сулит поездку на новое место. И если даже человек не осознает того, что им движет, то волк и подавно.

Но вернемся к вопросу, с которого начали: великодушный волк – возможно ли такое? У человека, как мы отметили выше, даровать поверженному противнику жизнь – значит продемонстрировать свое превосходство в силе и колоссальную уверенность в себе. И то и другое у людей в почете. У диких животных демонстрация избыточности или чрезмерности иногда укладывается в так называемую концепцию гандикапа: вот, смотрите, какие у меня огромные рога, носить их тяжело, но я справляюсь. У меня всего в таком избытке, что я могу дать фору любому и, несмотря на то что мне бывает нелегко, я все равно выйду победителем. Избыток всегда поражает, если это избыток того, что в цене: избыток отваги, красоты, денег. Американский экономист и социолог Торстейн Бунде Веблен в своей книге «Теория праздного класса» ввел специальный термин «демонстративное потребление», когда человек сорит деньгами, стремясь с помощью демонстрации их избытка поднять свой социальный статус. Хотя коллекционер старинных автомобилей отправляет социуму посыл несколько отличный от того, что желает сообщить миру певчая птичка сорокопут, развешивающая на шипах растений убитых мышей, которых, возможно, не собирается съесть, а лишь выставляет на всеобщее обозрение и восхищение.

В природе желающие поднять свой статус часто хвастаются тем, что накопили в избытке (будь то дохлые мыши или особняки). А еще можно похваляться избытком красоты (павлиний хвост или роскошные длинные косы), а можно подвергать себя чрезмерному риску (в спорте, войнах или бизнесе). Знаменитый израильский биолог и ниспровергатель авторитетов Амоц Захави, который в далеком 1975 году разработал и сформулировал концепцию гандикапа, занимался изучением арабских дроздовых тимелий, живущих небольшими стаями. Он заметил, что внутри стаи у этих птиц существует конкуренция за возможность участия в бое. Захави увидел в этом проявление самопожертвования, потому что самцы оспаривали друг у друга право на глазах у сородичей подвергнуть себя риску, защищая таким образом честь стаи. Будь они солдатами, то назад в гнездо победитель возвращался бы с орденом. Захави утверждал, что такое рискованное поведение, чреватое тяжелой травмой, можно рассматривать как некое обеспечение притязаний на социальный престиж и демонстрацию обоснованности этих притязаний. Получается, ты не просто хвалишься, что у тебя храбрости больше, чем надо, ты еще и делом доказываешь: да, есть, и больше, чем надо. Окружающие потрясены, что и требовалось доказать.

Дать возможность побежденному, но по-прежнему представляющему потенциальную смертельную угрозу сопернику уйти – значит взвинтить свои ставки до небес. Это демонстрация такой бесконечной уверенности в себе, что статус поднимается на недосягаемую высоту. Настолько уверенная в себе особь может быть и волком, и супергероем.

– Давайте подумаем, почему Бэтмен пощадил Джокера?

На свой риторический вопрос Рик Макинтайр находит ответ сам:

– Восхищаясь героем, который способен сдержать себя, мы еще больше осознаем его силу. Поэтому истории, где положительный герой воздает злом за зло, не так интересны, как истории, где герой стоит перед моральным выбором. Хамфри Богарт сыграл свою лучшую роль в лучшем фильме всех времен и народов. Под конец его герой снова обретает долгожданную любовь, но все-таки жену у мужа не отбивает и поступает так, что никто не остается обиженным. Именно за это зритель и восхищается героями «Касабланки». Сочетание силы и выдержки покоряет, притягивает и чрезвычайно поднимает ее статус в глазах окружающих.

Судя по развернутости ответа, Рик – кстати, тезка героя «Касабланки», сыгранного Богартом, – думал над ним не день и не два.

Кроме всего прочего, Рик Блейн из «Касабланки» был связан этическими нормами. Но разве у волков существуют представления о морали и этике?

Рик хмыкает:

– Я понимаю, что с точки зрения науки было бы ересью сказать, что существуют, но тем не менее…

Оказывается, одновременно с Двадцать-Первым жил на свете еще один известный волк, эдакий бродяга Казанова, от которого никому прохода не было. Невероятный красавец, яркая индивидуальность, он постоянно что-нибудь себе позволял.

– Все укладывается в одно простое слово: харизма, – говорит Рик. – Ее у Казановы было хоть отбавляй. Волчицы с удовольствием с ним спаривались. Туристы были от него без ума, особенно женщины. Им достаточно было просто посмотреть на него, и потом против него уже нельзя было и слова сказать, ни про его измены, ни про его предательства, – никто слушать не хотел.

Однажды Двадцать-Первый застукал Казанову возле своих дочерей. Он подскочил, вцепился в него, начал кусать, пригибать к земле. Другие члены стаи тоже подоспели.

– А Казанова хоть и здоровый был, – рассказывает Рик, – но драться не умел. Так что стая буквально рвала его на части. Все, думаю, конец ему. И тут внезапно Двадцать-Первый делает шаг назад. Стая замирает, все смотрят на Двадцать-Первого, словно спрашивают друг друга: «Почему папа вдруг остановился?» А Казанова под шумок вскочил на ноги – и деру. Правильно, чего ждать-то?

Но он продолжал чинить Двадцать-Первому препятствия. Спрашивается, если ты у нас такой Бэтмен, что ж ты Джокера не убил, ведь самому спокойнее было бы! Бессмысленный, казалось бы, поступок. И только через много лет я понял, что смысл в нем все-таки был.

Промотаем события вперед. Сразу после смерти Двадцать-Первого Казанова быстро становится вожаком Друидов. Но вожак из него получается никудышный.

– Лидерских качеств ноль, поэтому он просто не представлял себе, что делать, – рассказывает Рик.

И тут происходит удивительная вещь: обычно так не бывает, чтобы младший брат свергал старшего, но именно это и происходит. У брата Казановы, хоть он и был годом помладше, была настоящая хватка вожака.

Низложенный Казанова не возражал, поскольку опять мог бродить где вздумается и крутить с разными волчицами.

В конце концов Казанова и несколько годовиков Друидов набрели на каких-то волчиц и сбились в стаю, которую стали называть Чернохвостые.

– И вот с ними-то наш беспутный волчара вдруг превратился в образцового, ответственного вожака и заботливого отца семейства, – смеется Рик.

А Друиды меж тем хирели. Их очень ослабила зудневая чесотка и выкосили распри с другими стаями. Последнего Друида подстрелили в 2010 году в окрестностях города Бьютт, штат Монтана. А Казанова хоть и питал неприязнь к дракам, пал в бою с вражеской стаей, но ни один из Блэктейлов при этом не пострадал, включая внуков и правнуков Двадцать-Первого.

Ни волку, ни человеку промыслить будущее и его хитросплетения не по силам. А вот эволюции подобный промысел «на дальние дистанции» по силам вполне. Пощадив Казанову, Двадцать-Первый, по сути, обеспечил выживание для большего числа своих отпрысков. А в разрезе эволюции потомство, то есть носители родительских генов, – это единственный ценный актив, который, как выясняется, можно забрать с собой на тот свет. И все, что помогает этим носителям выжить, навечно закладывается в генетическую сокровищницу, поскольку способствует эволюционному закреплению положительной динамики в поведенческом инструментарии вида.

Итак, если посмотреть строго с позиции выживания, должен ли волк отпускать недобитого соперника? Можно ли признать сдержанность эффективной стратегией для накопления будущих бонусов? Другими словами, окупается ли она? Я бы ответил, что скорее окупается, потому что сегодняшний враг может обернуться средством передачи генетического наследия помиловавшего его победителя. Так что, если победитель способен на милость, пусть милует. События, которые довелось наблюдать Рику Макинтайру в Йеллоустоне на протяжении многих лет, возможно, объясняют, в чем корень великодушия волков и истинная причина милосердия человека.

Когда Двадцать-Первый был годовиком и все еще жил в семье матери и приемного отца-волка, у этой пары родился волчонок, который вел себя не так, как все. Остальные щенки его побаивались, играть с ним никто не хотел. Однажды Двадцать-Первый вернулся с охоты с едой для прибылых малышей и, накормив их, не спешил отойти от логова, словно ожидая чего-то, а потом вдруг начал поводить хвостом.

– Он явно дожидался этого убогого волчонка и, заметив его, решил какое-то время побыть с малышом.

Рик на минуту замолкает. Он словно заглядывает в собственную душу, пытаясь найти слова, чтобы точнее выразить переполняющие его чувства, а потом поднимает глаза и просто говорит:

– Знаете, из всех историй про Двадцать-Первого это моя самая любимая.

Сила, конечно, покоряет любого. Но в память врезается доброта.

Большинство волков умирает насильственной смертью. В жизни Двадцать-Первого было много насилия, она была бурной даже по волчьим меркам, но идеальный волк до последнего вздоха оставался безупречным: его черный мех с годами посеребрила седина и умер он своей смертью, от старости – редчайший в Йеллоустоне случай.

Июньским днем, когда Двадцать-Первому было девять лет, стая отдыхала перед ночной охотой, и тут показался олень. Волки повскакали с мест, приготовившись гнать добычу. Двадцать-Первый тоже поднялся было, но с места не тронулся, только посмотрел, что происходит, и снова лег. Позже, когда волки повернули к логову, Двадцать-Первый пошел через долину в противоположном направлении. Он явно решил отправиться куда-то один. Некоторое время спустя турист, который, гуляя по горам, забрел в глухие дебри, сообщил о необычной находке: он обнаружил мертвого волка. Рик оседлал коня и поехал разбираться.

Судя по всему, в тот роковой день Двадцать-Первый знал, что его час пробил. Собрав остаток сил, он заставил себя подняться на вершину высокой горы. Это было излюбленное место семейной дневки волков, где среди густой травы и горных цветов он год за годом растил прибылых волчат. Добравшись туда в последний раз, Двадцать-Первый свернулся калачиком в тени высокого дерева и погрузился в вечный сон. Даже смерть он принял так, как хотел.

Рик был свидетелем длинного пути, который прошел Двадцать-Первый от волчонка-сосунка, выросшего в могучего матерого волка, до его последних шагов через долину. Перед тем как отправиться к месту трагической находки туриста, он пообещал Дагу Маклафлину рассказать, что там случилось. Позже в тот же день, завидев Рика, возвращавшегося через луговину, встревоженный Даг бросился к нему навстречу, но Рик, не говоря ни слова, пошел к своей машине, открыл дверь, чтобы сесть, но не выдержал и разрыдался. Когда Даг рассказывал мне об этом, его голос предательски дрожал, и я почему-то тоже прятал глаза.