– А я тебе говорю, что бывают! – Пленник, облокотившись, лежал на небольшой куче сена в тюремной камере и перебирал зубами тонкую соломинку. – Я в детстве был знаком с одним магом, что сейчас служит в Раусе при королевском дворе.

Надсмотрщик с заросшей кучной бородой крутил кольцо ключей вокруг своего пальца, сидя на трехногой табуретке, и сомнительно косился на пленника с легким загаром и тонким шрамом на лице.

– Брехня! – сплюнул надсмотрщик.

– Он умеет летать, я сам видел! В сплетенной корзине, подвешенной на огромном кожаном шаре. Он живет больше тысячи лет на земле. Он умеет вызывать огонь голыми руками, варить зелья, после которых становишься непобедимым, а ночью, сидя у себя в башне, маг наблюдает за дальними мирами в небе через несколько сложенных в ряд круглых стекол. – Пленник, увлеченный собственным рассказом, не заметил, как оказался стоячим возле железной решетки.

– Тебя – глупого, зеленого мальчишку – обвел вокруг пальца обычный трепач, а ты и был рад поверить в его сказки. – Мужчина выпрямился на табуретке и расправил плечи, чтобы его слова стали еще более серьезными. – Никто не живет тысячу лет, южанин. Ни один бог бы этого не допустил. Ни Северный, ни Южный, ни какой-либо другой бог. – Мужчина понизил голос. – Но они знатно просчитались, когда сделали людей смертными, а теперь – смотрят на нас и завидуют.

Надсмотрщик подался вперед, чтобы узник мог тщательно расслышать его слова:

– Зависть, южанин. Боги завидуют нам, смертным. Мы с удовольствием вкушаем каждый день, словно он последний в нашей жизни. Занимаемся страстной любовью, наслаждаясь друг другом. Смотрим, как растут наши дети и дети наших детей. Погибаем в боях с горячей кровью своих врагов на лице. Все это не доступно богам. Их губы не чувствуют сладости меда. Они не могут прикоснуться друг к другу, чтобы полюбить или убить.

Мужчина опустил свою руку на колючую черную бороду и немного пригладил ее.

– Боги прокляты бессмертием, а человек награжден короткой жизнью. – Надсмотрщик презрительно сузил глаза. – И чему вас только учат в ваших школах на Юге?

– Я не обучался в школах, северянин. Я с рождения учился воровать, чтобы не умереть с голоду, – ответил Риколиус.

– И вот, посмотри, куда тебя это привело…

– У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда, южанин. – Голос мужчины стал грубее и шершавее точильного камня. – Но, это уже не важно. Как только в Станоке появится Верховный вождь, то твоя голова отправится на юг в этом же самом мешке. – Надсмотрщик указал на дырявый мешок, что пылился в углу общинной темницы. – А твое хлипкое тело обглодают собаки.

– Что еще за Верховный вождь? – спросил Риколиус, но после его слов в темницу спустился Фуро.

– Мой вождь! – Надсмотрщик ударил себя два раза в грудь, затем тяжело, со скрипом в суставах, припал на колено и опустил голову.

Крысодав держал в руке гладкий речной булыжник. Вождь приблизился к тюремщику и, вместо слов приветствия или приказов, с силой ударил того камнем по голове.

Северянин распластался на полу.

Глаза Риколиуса полезли на лоб в недоумении.

– Быстро, вылезай из камеры. Я приказал охране снаружи пойти отобедать, так что времени у нас в обрез. – Фуро подобрал из рук оглушенного надсмотрщика ключи и бросил их в клетку к пленнику.

Риколиус ловко поймал связку и открыл решеточную дверь.

– Что все это значит? – спросил Риколиус.

Фуро был очень взволнован и возбужден. Таким Риколиус лысого вождя еще не видел.

– Ценой твоей свободы будет смерть, – сказал Фуро.

– Смерть, в своем роде, и есть свобода, – с опаской ответил Риколиус.

– Но, к счастью для тебя, смерть не твоя.

Риколиус застыл с вопросом на лице.

– За западными воротами тебя ждет лошадь. Поедешь вдоль дороги, пока не наткнешься на развилку, затем свернешь и поедешь по узкой тропе. – На блестящем лбу Фуро выползли две капли холодного пота. – На открытой полянке найдешь небольшую хижину, которую сторожит мой человек. Ему вреда не причиняй, отправишь его спать одним хорошим ударом – опасности он не представляет.

Риколиус хлопал глазами, запоминая инструкцию. Фуро чуть отдышался после быстрой речи и продолжил.

– Затем спустишься в погреб. Там, в дальней части, в кромешной тьме, найдешь человека, что молит о смерти. И ты окажешь ему эту честь. – Фуро вынул из-за пояса длинный нож со светлой деревянной ручкой и протянул Риколиусу.

– А потом? – Риколиус спрятал оружие в правый сапог.

– А потом постарайся, чтобы твое южное лицо никогда больше не появлялось на Севере. И поторопись, скоро вернется охрана.

– Могу я оставить лошадь себе?

– Разве у меня есть выбор? – Глаза Фуро скользнули в угол, затем обратно на Риколиуса. – Тот мешок с дырками. Придется тебе еще немного подышать его пылью.

Фуро вступил на лестницу и на половине пути обернулся к Риколиусу с тягостным видом:

– Тюремщик выдаст меня, когда очнется, – мрачно протянул Крысодав, глядя на раненого надсмотрщика. – Это тоже часть оплаты за твою свободу. Ты знаешь, что нужно сделать…

Фуро скрылся за дверью. Риколиус метнулся в угол, недовольно скривил свое лицо, когда натягивал на голову холщовый мешок с двумя прорезями, вытащил из сапога нож и застыл над оглушенным надсмотрщиком. На темных волосах лежащего северянина блестела свежая кровь от раны.

«Выбор есть всегда, южанин…»

Риколиус привязывал коня к поперечному бревну возле небольшой постройки, расположенного в самой глуши хвойного леса. В тени деревьев подтаивали последние грязные сугробы. Ели, сосны и пихты дышали весенней свободой.

Закончив с конем, Риколиус приподнял край надетого мешка. Его обнаженный нос с небольшой горбинкой жадно втянул прохладный влажный воздух, доносящийся из глубин темного леса.

«Нужно закончить поскорее это дело и убраться отсюда. Последний мой заказ на треклятом Севере» – подумал Мешок, но что-то, глубоко внутри, не согласилось с его словами.

Хвойные деревья глубоких изумрудных цветов затягивали его в свою природную магию. Свежие травинки игрались с его оголенными щиколотками. Этот Север – абсолютная противоположность душному Раусу. Даже весеннее солнце здесь было более мягким и приятным, нежели чем палящее око Юга.

В Раусе Риколиуса предали абсолютно все, кому он доверял. Лейра, Сивион и Дикис должны были устроить ему побег в первый же день, когда его схватили королевские золотые панцири. Такова была клятва их братства: если кто-то из членов братства попадает за решетку, остальные обязаны прийти за ним в первую же ночь заключения, или, по крайне мере, должны были попытаться его вызволить. Но никто так и не пришел за ним. Ни в первую ночь, ни во вторую, ни даже в ночь перед самой казнью.

Он вспоминал, как они – четверо чумазых, голодных сиротки, – ночуя в подвале под Птичьим храмом, обменялись кровью с рук и ладоней и поклялись никогда не оставлять друг друга в беде.

– Клянусь, что отрублю руку любому, кто посмеет поднять ее на любого из вас, друзья, хоть самому королю Унри! – произнес мальчик с пепельными волосами и наполовину отгрызенным ухом, выставив перед собой руку. Сивион – самый задиристый и храбрый из четырех.

– Клянусь, что буду сестрой каждому из вас. Обещаю заботиться и любить, словно родных братьев, – пропела девочка, чье лицо было вымазано в саже и грязи. Взглянув в ее синие глаза, забыть их уже было невозможно. Хрупкая ладонь Лейры опустилась на руку Сивиона.

– Клянусь, что если я… нет! Клянусь, что когда я разбогатею и стану лордом, то заберу вас всех в свой огромный замок, где мы будем веселиться и кушать до отвала пирожки! – поддержал своей рукой Дикис – широкоплечий и не по годам здоровый рыжий мальчик, тело которого развивалось неприлично быстро.

– Клянусь, что отдам жизнь за любого из вас, друзья, если придется, – произнес мальчишеский голос, затем из тени показалась его тонкая рука и легла поверх остальных.

Все четверо произнесли слова общей клятвы, повторяя друг за другом слово в слово:

– Отныне и до конца наших дней, мы – кровные братья и кровные сестры. Клянемся на крови никогда не бросать друг друга в беде. Клянемся оставаться верными и честными друг перед другом. Клянемся, что ни боль, ни страх, ни вражда не разобьют наш союз. Ночь – наша мать, тень – наш союзник. Отныне мы – Босое Братство!

– Клянемся! – Четыре руки, схлестнувшиеся в братском кресте, разбились под веселый смех четырех грязных, голодных, но, от чего-то, радостных и счастливых в ту минуту, детей.

Какие причины и обстоятельство могли нарушить кровную клятву, данную больше двадцати лет назад? Они были друг другу семьей. Они все обещали. Они…

Мысли Риколиуса перебил стук собственного кулака о наружную дверь. За дверью послышалось шарканье ног.

– Иду, иду. Неужели, провизию привезли в срок? В честь какого это праздника? – радостно ворчал Сильнух, после чего раскрыл дверь и встретился лицом с холщовым мешком.

– Ты еще кто такой? – спросил сторож, но тут же получил быстрый удар локтем в голову.

Мужчина с секунду стоял на месте, опуская веки, затем покачнулся и повалился на спину. Риколиус успел подхватить Сильнуха и заботливо положил его на пол, чтобы тот не разбил себе голову.

Риколиус спустился в сырую темницу под писк разбегающихся крыс, по дороге стянув с себя пыльный мешок. Он добрался до единственной камеры и закинул факел в кольцо на стене.

– Ты не Фуро и не Сильнух. Кхм! Твои мягкие шаги я едва сумел распознать, – произнес сухой голос из камеры. – Кто же ты?

– Я – Тень, – произнес Риколиус, доставая длинный нож из сапога.

Киро медленно подобрался к решетке, глухо прокашливаясь на каждый шаг.

– А знаешь ли ты, что тень сама по себе не живет? Кхм-кхм… тень всегда стоит за спиной кого-то. – Кости, обтянутые бумажной кожей, схватились за прутья решетки.

– Я сам по себе и отвечаю только за себя. Мне никто не нужен, – ответил Риколиус, давая возможность дряблому, вонючему старику выговориться перед смертью.

– Неужели жизнь на Юге сделала тебя таким черствым и бездушным, Рико?

Риколиус вопросительно уставился на старика.

– Прости меня, дитя. Прости своего обезумевшего отца. Не этой жизни я желал для тебя. – Киро рухнул на пол и прижался впалой щекой к железу.

– Что ты такое несешь, безумец?

– Ты прав, Рико, душа моя действительно одержима чудовищным недугом, но сердце мое хранит память. – Киро указал пальцем на живот Мешка. – Оно там, кхм-кхм, я чувствую его. Огромное пятно цвета дикой малины.

Киро с усилием поднял до груди подол почерневшей от грязи и пота рубахи, не дожидаясь реакции Риколиуса. Прозрачная кожа обтягивала его острые ребра, а вокруг пупка разливалось родимое пятно. Точно такое же, как у Мешка и Мико.

Риколиус выронил из рук нож и опустился на колени. Его пальцы потянулись к животу Киро сквозь решетку.

– У мальчишки-северянина, у Мико, у него тоже оно есть. – Пальцы вскользь прошлись по шершавому розовому пятну. – Я думал, что это всего лишь совпадение.

– Ты знал, мой мальчик, кхм-кхм, но сомневался.

– Как такое возможно? – медленно протянул Риколиус, продолжая рассматривать пятно.

– Кхххххррррр… твоей матери пришлось отправить тебя младенцем в Раус вместе с торговцами, чтобы уберечь от моего безумства. Кхм! Аааарррр! – последние звуки вырвались из Киро в виде злобного рычания, от чего Риколиус отдернул от него свою руку. – Она дала им мешок серебра, чтобы они пристроили тебя в школу. Но, к сожалению, человеческая жадность порой берет верх над понятиями «долг» и «честь»

– Что такого ужасного должно было произойти с тобой, чтобы она решилась на это? – спросил Мешок.

– Голоса, Рико. Голос Северного леса свистит в моей голове.

– Голос леса?

– Кхм! Ха-ха-ха! Хыыыыыы! – ледяной смех Киро сменился рыком в оскале. – Я хотел говорить с Севером, передавать его волю. Север может даровать власть над природой, Рико. – Речь Киро стала больше походить на шипение ужа. – Человек с таким даром сможет управлять стихиями и разговаривать с животным. Шептаться с ветром и приказывать дождям! Только представь, дитя мое, на что я бы был способен!

Последний выкрик вытянул из Киро последние силы. Старик рухнул на пол. Мешок испуганно следил за отцом.

Мгновение безумия сошло с пустых глаз Киро так же быстро, как и вспыхнуло. Голос его снова стал тихим и мертвым.

– Я убил ее, Рико. Я убил вашу мать – мою Шейлу. Голоса заставили меня. Кхм-кхм. Я задушил ее собственными руками на глазах вашего дяди. Ох, Шейла, мой ранний весенний цветочек. За что мне это проклятие?! – По морщинистой коже потекли реки соленых слез.

– Убей меня, сын мой. Умоляю, убей!

Риколиус сидел бездвижно.

– Я мечтаю о смерти уже много лет. Голоса разодрали мою душу, там давно уже одна древесная смола. – Костлявая рука дрожала и тянулась к Мешку.

– Нет, отец, – отрезал Риколиус, вставая на ноги, – я отвезу тебя в Раус. В Бронзовой Цитадели живет маг, он поможет нам.

Риколиус открыл клетку ключами, которые он стянул с пояса оглушенного Сильнуха.

– Не смей отказывать отцу, щенок!

Киро вылетел из клетки, словно волк. Внезапно его руки и ноги обрели силу. Старик вцепился сухими руками в шею Мешка и начал ее сдавливать.

– Сделай это! Сделай! Никчемный трус! – Засохшая голова Киро, практически голый череп, нависла над Риколиусом. Кончики седых волос старика щекотали лицо с тонким шрамом.

– Не надо… – выдавил из себя Риколиус с остатками воздуха.

– Ты просто слизняк. Ты навсегда останешься тенью за чьей-то спиной!

– Нет, отец… пожалуйста… – Риколиус чувствовал, как теряет желтый свет горящего факела. Крепкие костлявые пальцы все сильнее давили ему на горло.

Мешок наугад вскинул правую руку и нащупал на полу нож. Его инстинкты сделали все сами. Клинок впился в бок Киро.

– Ааааахххггрррр!!!!

Стальной вой пронзил мрак темницы. Киро выгнулся в спине, злобно обнажив свои гнилые зубы, затем ослаб и сложился рядом с Риколиусом.

Мешок со свистом проглотил несколько порций воздуха, затем перевернулся к раненому отцу.

– Прости, отец, я не хотел…

Длинное лезвие ножа зашло слишком глубоко в пожилое тело. Риколиус попытался вытащить нож – из рваной раны хлынул поток черной крови.

– Я помогу тебе, я приведу лекаря. – Мешок прижил свою руку, чтобы остановить кровь.

– Все кончено, дитя мое. Ты подарил своему старику покой. Кхм-кхм! – Кашель вырвался изо рта Киро вместе с кровью.

– Прости меня, отец.

– Это ты прости меня, Рико. Прости, что так все вышло. Кхм! – Голос Киро слабел с каждым словом.

Риколиус сжал меж своих ладоней умирающую руку отца.

– Отправляйся на восток, к Могильным горам. Найди Мико. Ему нужна твоя помощь. Кхм. Теперь он твоя семья… кхххггг… и передай ему, что я горжусь им. Моим Волкодавом…

– Но где он, отец? Куда он уехал? – карие глаза Мешка сверкали от влажных слез.

– Рико и Мико, мои любимые мальчики. Мои детки… – Костлявая рука Киро выскользнула из рук Мешка.

Его веки опустились под тяжестью желанной смерти.

Риколиус сгорбился над телом отца и просидел так некоторое время, пока в темницу не спустился Сильнух, вооруженный мечом и факелом. Сторож замер в начале лестницы и широко раскрыл свой рот.

Мешок лишь болезненно поднял заплаканные глаза на мужчину и произнес:

– Поможешь схоронить моего отца?