Олег Даль
Кольцо
* * *
ЕЛИЗАВЕТА ДАЛЬ И ЛЮДМИЛА ПАУЛУС
ОЛЕГ ДАЛЬ И ВЛАДИМИР ПАУЛУС
С Володей Паулусом я познакомилась на съемках «Обыкновенной Арктики». Он снимался вместе с Олегом.
Мы приехали в Кемь, что расшифровывается как «К е…е матери». Катька (Екатерина Великая) ссылала туда (это факт) тех, кто был ей неугоден. В этих случаях она произносила таким образом название этого места. А место было совершенно страшное.
Нас поселили в так называемом Доме туриста. Мы жили одни на этой жуткой турбазе. Внизу было что-то вроде пивнухи. Каждый вечер там были драки, кровь, пьянки. Черт знает что. И хотя мы жили на втором этаже, который был отдан «Ленфильму», но все прелести этой жизни были нам слышны. Вот здесь Олег и представил меня Володе. Он мне сразу очень понравился.
В жизни Олега всегда присутствовали, что называется, люди Олега и не его люди. Для сравнения – пример. В картине снимался артист А., с которым Олег меня тоже познакомил. Олег очень любил что-то купить мне, себе, но при этом не было горящих глаз, не было стремления куда-то нестись. Только когда «на блюдечке с голубой каемочкой». При этом я знала: куда бы мы ни приехали, он делал первый же заход в книжный магазин. Олег, который терпеть не мог, когда его узнавали и что-то ему за это делали, тут позволял себе унижаться. Он шел к директору и получал «блатные книги», которые нельзя было тогда купить. Артист А., только мы познакомились, сразу сообщил в полном ажиотаже: «Слушай, здесь таких лис можно достать, только выбирать надо уметь. Надо поехать туда-то и туда-то. Я вот жене купил…» Вся тирада – при первой встрече.
А Володя меня поразил своим обаянием. Он был очень красивый человек – у него было замечательное лицо и чудная улыбка. Только встретившись, он сказал: «Будем чай пить. Вы с лимоном любите?..» И как-то мы сразу сошлись. Мне было с ним очень легко. Я поняла, что этот человек был близок Олегу, хотя они и не дружили домами, но это был его человек. Мы иногда вместе курили и обсуждали, как в 9 утра Даль и Паулус в костюмах стоят на улице и ждут машину, чтобы ехать на съемку и – никого. Ни администратора, ни машины…
С Володей я встретилась еще один раз, когда он был уже болен. Это было у Инны и Валентина Никулиных. Я зачем-то к ним пришла, а у них сидел Володя. Была зима. Он собирался тогда в больницу. Когда я вошла, он посмотрел на меня. Инна говорит: «Вы же знакомы. Это Лиза Даль». А он сказал: «Нет, это не Лиза Даль. Я знаком с Лизой, мы были вместе в Кеми и Амдерме. Это не Лиза». Я говорю: «Володя, это я. Просто я изменила прическу». – «Нет, это совсем другая женщина». Вот так мы пошутили, поговорили. Это была наша вторая встреча, которая оказалась последней. Потом я узнала, что он очень тяжело умирает в больнице. Его жена Люся была все время с ним.
Когда Володи не стало, Олег поехал к нему на похороны, а потом на поминки. Я не ездила. Я очень мало знала его и чувствовала, что была бы для Олега обузой. Он поехал к Люсе один, звонил оттуда, что задерживается, приехал поздно.
А потом Люся позвонила нам. При жизни Володи мы не были знакомы. Я помню ее первый приход. Мы тоже с ней как-то потянулись друг к другу. Она часто заходила к нам. Тогда же на поминках Олег взял у нее Володину пьесу Я не помню, чтобы о ней были разговоры при жизни Володи между ним и Олегом, хотя еще до меня у них были задумки что-то сделать вместе о Чарли Паркере и о чем-то еще. Они ведь были знакомы еще с «Современника». Она показала ее Олегу, чтобы узнать, что можно сделать с ней, как он к этому отнесется. Олег сказал, что из нее можно сделать кино, и даже очень интересное. И сел работать над сценарием. Работал серьезно, с надеждой. Сценарий он читал нам вслух, и когда он читал, я увидела, что Люся плачет. Позже она сказала Олегу: «Я уж не знаю, само так вышло или ты специально, но я слышала Володю, все его интонации».
Потом Олег отнес сценарий на «Мосфильм» и время от времени туда наведывался. То ему говорили «да», то ему говорили «нет». Потом ему звонили, говорили, что вроде бы проходит. Но все это было пустое. Не верилось, что Олегу дали бы постановку на «Мосфильме». Это было бы невероятно. Так там этот сценарий и остался. Я сначала звонила и просила вернуть. Затем кто-то позвонил мне и сказал, что он в запуске. Я предупредила, что этого делать нельзя. Есть Паулус и Даль, и надо спросить родственников, наследников – можно или нельзя, хотят они или нет. А вскоре все заглохло. Я даже помню имя редактора – Глаголева – так как этот сценарий остался у нее. Назад я его не получила.
Дальше меня дополнит Люся Паулус.
* * *
Есть люди, при воспоминании о которых в горле возникает спазм – от нежности, грусти, любви. Олег – один из тех немногих редких людей, которые вызывают это состояние.
Володя Паулус очень любил Олега, был привязан к нему и ценил его как артиста, художника.
Они встретились в «Современнике». Олег пришел в театр в 1963 году. Володя уже работал там.
Володя Паулус родился в 1928 году. Закончил строительный институт Мосгорисполкома (был такой) по специальности инженер-архитектор. В 1953 году поступил в Школу-студию МХАТ, чтобы стать актером. После ее окончания его взял к себе М. Яншин в Драматический театр Станиславского. В 1958 году Володя был принят в «Современник».
В театре у него была злосчастная проблема, которой страдали многие в этом театре, да и в других тоже. В результате он был уволен. Некоторое время он работал в театр имени Маяковского.
Незадолго до ухода из «Современника» ему было предложено попробовать себя в режиссуре, когда восстанавливали спектакль «Пятая колонна». Володя увлеченно включился в работу, составлял детальный план, встречался с художником, дома на полу были разложены многочисленные эскизы декораций… И все-таки коварная слабость снова подвела. Володя сорвался, и, можно сказать, что с этим театром было покончено уже тогда, хотя окончательно он ушел из него в 1969 году.
Володя очень тяжело переживал потерю театра. Попытки восстановиться в театре были безуспешными. Приблизительно через год со спиртным было покончено. Теперь он с удовольствием угощал своих гостей искусно сваренным кофе или по-особому заваренным чаем.
Позднее, когда ни Володя, ни Олег не были в театре, они продолжали перезваниваться, встречаться – обсуждали театральные, киношные и прочие новости, предполагалась совместная работа. В середине 70-х годов Володя продолжал сниматься в кино. Он не вел регулярно дневник, но записи по поводу каких-то ярких впечатлений от прочитанного, планы и наброски будущих сюжетов делал время от времени. (Он очень много читал.) А потом начал писать уже всерьез. Первой пьесой была инсценировка по двум произведениям Дж. Стейнбека – «Квартал Тартилья Флэт» и «Путешествие с Чарли в поисках Америки».
В 1978 году Олег часто бывал у нас в связи с обсуждением этой пьесы. В доме собирались актеры, читали вслух, строили планы, как, где и с кем поставить спектакль. В один из дней пьесу читал Олег и вдруг заплакал… Однако вскоре Олег пропал – у нас не появлялся, на звонки не отвечал. Задумка распалась сама собой.
В начале 1979 года Володя закончил свою пьесу «Бульварный роман». Очень хотел прочитать Олегу, но не успел… В июне Володи не стало.
Олег был на похоронах. В тот же день он взял пьесу. Через несколько дней позвонил и сказал, что пьеса ему очень понравилась и что он хотел бы написать сценарий.
Я была рада.
Спустя пару месяцев сценарий был готов. Олег пригласил к себе Влада Заманского, Валю Никулина, меня. Читал Олег. Я слышала интонации Володи и была переполнена благодарностью.
Олег сказал, что чувствует себя виноватым перед Володей за то свое исчезновение. Я знаю, что Олег был намерен сам снять фильм, но… тоже не успел…
Был еще бескомпромиссный поступок Олега, связанный с Володей.
Вместе с пьесой Олег взял у меня небольшой рассказ Володи о том, как он случайно встретился с В. Гафтом в купе поезда, возвращаясь со съемок (кажется, из Риги) в Москву. Оба были нагружены книгами и всю дорогу наперебой читали друг другу стихи из альманаха, устроив соревнование в узнавание авторов. Володя несколько раз приглашал Гафта, чтобы показать ему этот симпатичный рассказ и, может быть, вместе исполнить. Но у артиста не нашлось времени.
Олег вместе с Заманским понес этот рассказ на радио. Там стали настаивать убрать некоторых поэтов. Олег твердо заявил, что в память своего умершего друга он не тронет ни одной строчки. Он сорвался тогда, кричал на них и ушел, хлопнув дверью. Влад вспоминал, что таким Олега он никогда не видел.
Удивительный, очень разный был Олег. Я помню его грустным и веселым. Он был блестящим и остроумным рассказчиком, смешно и очень похоже показывал некоторых своих коллег. Смеялся сам и все вокруг.
С его женой Лизой мы сблизились по-настоящему уже после смерти Олега.
Я узнала о смерти Олега и в тот же день немедленно поехала к Лизе. И все последующие дни я была рядом с ней и ощущала ее боль. Эта боль до сих пор со мной.
Людмила Кинешемцева-Паулус
Владимир Паулус
Введение
к пьесе «Бульварный роман»
Есть на свете такое, что никогда не меняется.
Есть такое, что остается навсегда. Прильни
Ухом к земле и слушай.
Томас Вулф
В поисках истины обращайтесь
К самой природе.
Гиппократ
Автор этой сентиментальной пьесы придает большое, первостепенное значение производственной теме в нашем искусстве и литературе, и в предлагаемой пьесе она занимает свое место в жизни героев, которые, не щадя своего здоровья, кладут все силы на выполнение задач, поставленных партией и правительством перед нашим народом. Этим они живут.
Но в пьесе отражен аспект жизни героев во время обеденного перерыва и в свободное от работы время; она освещает их личную жизнь, которая целиком и полностью гармонично связана с жизнью общественной. А иногда, если надо встретиться среди недели, они берут отгулы; бывает и наоборот, если надо для дела остаться после работы, так они остаются.
Все они члены профсоюзов, исправно платят членские взносы и иногда получают путевки в дома отдыха по льготной цене за 7 р. 50 к. на 12 суток. Кроме того, все они до единого интернационалисты и горой стоят за мир между народами, а также, если райкому нужно, они дружно выходят на улицы, широкие проспекты и площади столицы (ну, в общем, где поставят) встречать высоких гостей из других государств. Особенно радушно они встречают отгулы, которые мы используем для развития в нашей пьесе. Но если поедет китаец, их калачом не заманишь на улицу, потому что все они политически шибко грамотный народ.
Действующие лица
ОН – Творческий человек, лет ему 50, проповедник, кризис, лень, апатия, с болезненной остротой, мучительно чувствует красоту, жизнь, умеет скрыть подавленное настроение, остроумен, циничен, горяч в защите своих убеждений, стойкий и резкий. Резко меняются настроения духа. Экспансивен и апатичен. Во всем хочет найти смысл. Любит Пушкина. Сух. Жесток. Добр. «Человек все может выдержать, только нельзя ему останавливаться».
Жизнь человека – трагедия по тезису Фолкнера и его убеждениям, натура философическая. Чаадаев. Пробуждение.
ОНА – супругу верная жена, из среды интеллигентной, обеспеченной, добросовестный и способный специалист, в курсе событий искусства и литературы, бывает в этой среде. Может судить резко, оригинально. Тонко тактична. Не подозревает, что не может разобраться в своих чувствах к мужу и к НЕМУ, кажется все ясным, приятно ухаживание мужчины, старого знакомого, ошеломляет его напористость.
САША – ЕЁ сын, мальчик 16 лет. Учится в математической школе. Любит туризм: «по азимуту». Дружен с матерью, очень ее чувствует, заметит в ней такое, что недоступно другим, даже мужу.
МАТЬ – ЕГО мать, трудная судьба, энергична, легка на подъем, остроумна, мастер дать точное прозвище: «целиком и полностью». Коршун. Брезглива. Седа. В прошлом красавица.
МАША (Мария) МАШКА —
ДРУГ —
ПОДРУГА —
ЖЕНА (ЕГО)
Олег Даль
Для фильмы «Кольцо»
«Очень сверху Садовое кольцо». А почему не Бульварное кольцо?!
«ТИТРЫ: «БУЛЬВАРНЫЙ РОМАН» Это хорошо…
Камера – неожидаемая, по-старому – «скрытая».
Не забыть! – Бульвары ночью хороши!
А. Ренуар.
Думаю титры будут в конце.
Спираль – одухотворение круга.
Высвободившись из плоскости, круг перестает быть порочным.
< Разбивка фильмы на объекты.>
Стр. 2 «Дождь. Дождь. Дождь.»
I.. Объект «Суета сует»: от стр. 2 до стр. 9.
Стр. 9. «ОН: Я устал»
Конец объекта «Суета сует».
II. Объект «Растерянность».
«Старый московский двор. Старый московский дом».
Стр. 12. «За окном льет дождь».
Продолжение объекта «Суета сует»
Стр. 18. Конец объекта «Суета сует» (со стр.12).
«ОН сидит, закрыв глаза, он спит».
III. Объект «Размышления».
Стр. 20. Продолжение объекта «Растерянность»
«Женщина сидит в кресле у маленького столика…»
Стр. 23. IV. Объект «Возможность».
«Садовое кольцо. Маршрут Троллейбуса «Б». ОН и ОНА».
Стр. 25. Продолжение объекта «Растерянность».
«Там, где живет его мать».
Стр. 28. Продолжение объекта «Возможность».
«ОН и ОНА снова в троллейбусе».
Стр. 29. Продолжение объекта «Растерянность».
«ОН и ДРУГ. Они пьют пиво в баре».
Стр. 31. Продолжение объекта «Возможность».
«В доме, где живет ОНА».
Стр. 33. Продолжение объекта «Растерянность».
«В доме, где живет ОН».
Стр. 36. Продолжение объекта «Размышления».
«ОН и ЖЕНА спят. Постепенно меняются очертания комнаты».
По поводу фильмы.
1. Спиралеобразность. Закрутка. По спирали от большого к малому и наоборот. Отсюда камера. Живая. Разглядывающая. Ниоткуда начинающая, но четко ставящая знак препинания.
2. «Знак препинания» – точка, запятая, точка с запятой, многоточие, но только в редких случаях вопросительный или восклицательный < знаки>.
3. Стремительность движения. Это непременно и обязательно. Только сработают «сны» героя. Они будут медленными, размышленческими.
4. Лента должна раскручиваться, как вода, утекающая в воронку в определенной точке экрана.
5. Из этого мизансценировка. Почти вольная, даже сумбурная, но, однако, четко продуманная по внутреннему движению каждого персонажа.
Столкновение темпа (внешнего) и ритма (внутреннего) – основа стилистики фильмы.
6. Живописный ряд.
Думаю, от импрессионистов. Размытость то переднего, то заднего планов. Ощущения.
7. Не забывать слова Мане: «Нарисовать букет сирени может каждый профессиональный художник. Но… нарисовать ощущение от данного букета может только настоящий».
Количество глав-объектов.
1. «Суета сует» (стр.: 2–9; 12–18).
2. «Растерянность» (стр.: 9-12; 20–23; 25–28; 29–31; 33–36).
3. «Размышления» (стр.: 18–20; 36–40).
4. «Возможность» (стр.: 23–25; 28–29; 31–33)
Итак, 4 главы-объекта.
4 объекта для пристального рассмотрения. И не по порядку.
К фильму.
Действ. Лица
I
Гафт
Васильев
Ивашов
Калягин
Демьяненко
Заманский
Ледогоров
II
Павлов
Каморный
Татосов
Анофриев
Волков
Миргородский
Соболев
Петренко
Любшин
Подгорный
Баталов
Филозов
II
Фрейндлих
Купченко
Полищук
Мирошниченко
Чиаурели С.
Заклунная
Гундарева
Волкова
Кадочникова
Роговцева
III
Левинсон
Новиков Б.
Даль
IV
Пельцер
Бабанова
Волков
Каморный
Фрейндлих
Волкова
Кадочникова
Новиков
< Октябрь – ноябрь 1980 >
Олег Даль
Кольцо
Литературный сценарий по пьесе В. Паулуса
«Бульварный роман»
1979
Умер мой старинный приятель. Весть об этом была для меня неожиданна.
Впрочем, такие вести всегда застают нас врасплох.
Суть не в этом.
Я его проводил в последний путь. Нас было мало, его товарищей.
Теперь в этом тоже ничего странного нет.
Целый день шел дождь.
Человек ушел. Это его конец. Его собственный. Он принадлежит только ему одному, и никто не вправе усомниться в его искренности. Вот суть.
Он оставил пьесу. Он писал. Это очень хорошая пьеса, и в ней тоже идет дождь. Может быть, в пьесе он идет мало, но для меня все происходящее окрасилось этим дождем.
И, ей-богу, он свежий и очищающий.
Я стал думать о том, как поставить спектакль – но мне мешал дождь.
И мне захотелось написать сценарий.
Мне казалось, что то, чем больны эти люди – присуще очень и очень многим из их поколения, поколения людей, только что занесших ногу над пятидесятилетним рубежом.
Они мне видятся странными, одинокими птицами с поднятой ногой и повернутым назад лицом.
И я стал писать сценарий и вспомнил Данта:
Земную жизнь пройдя наполовину,
Я очутился в сумрачном лесу.
Идет дождь, и люди становятся задумчивее и сосредоточеннее, все смолкает и будто начинает вслушиваться в себя.
Дождь. Дождь. Дождь.
Очень сверху Садовое кольцо. Через пелену дождя оно похоже на опрокинутое блюдце. Троллейбусная остановка.
ТИТРЫ: «БУЛЬВАРНЫЙ РОМАН»
На остановке четверо: ОН, ОНА, ДРУГ И ПОДРУГА.
Двое молодых людей, промокших насквозь. Девушка хохочет. Юноша бережно держит гитару, завернув ее в куртку.
ОНА: Ребята, времени мало, у нас обед.
ОН: Им в контору.
ДРУГ: Куда?
ОН: На работу. В Институт. У них обеденный перерыв.
Из тоннеля, катя ́ перед собой ожерелье из брызг – выплыл троллейбус. Остановился. Все, смеясь и подсаживая друг друга, влезают в него. В троллейбусе сумрачно и пусто.
Парнишка разворачивает гитару, напевает:
Первый тайм мы уже отыграли…
…………………………………….
Как молоды мы были…………….
ТИТРЫ: «Сердца первый звук».
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
и т. д.
Кафе-стекляшка. Аквариум. Они садятся за столик у огромного окна. Дождь.
ДРУГ (показывая на подходящего официанта):
Сейчас он скажет, что этот столик не обслуживается.
Официант подошел, остановился, ждет. Четверо дружно и глупо улыбаются. Официант тоже улыбнулся, но строго. Вдруг все захохотали.
ДРУГ: Четыре коктейля «Зеленый змий» и четыре любовных напитка.
ОНА: Пожалуйста, бутылку сухого вина. Согласны? Чай или кофе? Выбирайте.
ПОДРУГА: Все равно.
ОНА: Я пью и то и другое: в семь утра я пью чай с сыном, а в восемь кофе с мужем.
ОН: А я в десять пью кефир. Один.
ОНА: Почему один?
ОН: Жена уходит раньше, а у меня ненормированный рабочий день.
ОН (официанту): Вермут есть?
ОФИЦИАНТ: Да, венгерский.
ОН: Бутылку вермута, сухого не надо.
ДРУГ: Девушки, вы что?
ПОДРУГА: Как говорил наш большой друг: мы же культурные люди.
Официант уходит.
ПОДРУГА: Кто это все устроил?
ОН: Я.
ПОДРУГА: Каким образом? Ведь прошло столько лет!! Все забыто.
ОН: Я увидел ее во сне. И позвонил. Вы пришли. Все.
Официант приносит кофе, разливает вино.
ДРУГ: Так сколько же лет прошло, с ума сойти. Образно говоря, лет пятнадцать?!
ОН (поднимая бокал): Прошло семнадцать лет. Я считал. Будьте здоровы.
Все пьют вино.
За мокрым стеклом видно, как с той стороны Садового кольца бегут те же парень и девушка и останавливаются, прижавшись к стеклу. Они прячутся от дождя. Он прижимает к груди гитару. Они о чем-то говорят, смеются. Парнишка обнимает девушку. Так они и застывают. Трое друзей, парнишка, девушка и гитара.
ПОДРУГА: Как будто мы вчера сидели вместе – вот так же. И вы мало изменились. Молодцы!
ДРУГ: Вы – тоже.
ОН: Неужели это – ты?
ОНА: Да, это – я.
ПОДРУГА: Моему Ивану двенадцать лет!
Парень и девушка за стеклом целуются.
ДРУГ: Сына зовут Иван? Красиво. Редкое и древнее имя.
ОН: А как зовут твоего?
ОНА: Саша.
ОН: Александр. Тоже древнее имя.
ПОДРУГА: Мой Ваня был уже влюблен в девочку из старшего класса.
Парнишка за стеклом показывает им знаками – что, мол, закурить хочется, а сигарет – нет. ДРУГ встает и идет к выходу.
ДРУГ: Придется дать. Может, в старости и они мне не откажут…
Ушел. За стеклом видно, как ДРУГ подходит к молодежи. Закуривают, о чем-то разговаривают, смеются…
ОН: А этот уже дедушка.
ОНА: Давно?
ОН: С полгода…
ОНА: Сейчас это не имеет значения. Сейчас мы сидим за этим столом, пьем вино, и говорим… и времени уже сорок минут третьего, и нам надо бежать, и так не хочется… Спасибо тебе за это. Будь счастлив. И не думай, не грусти.
ОНА и ПОДРУГА начинают собираться. Вернулся ДРУГ.
ДРУГ: Что, вам пора. Ну, не сразу. Подождите, кстати – идет дождь, и ему не видно конца.
За стеклом парень и девушка курят одну сигарету. Им хорошо и тепло.
ОНА: Действительно, так и скажем шефу, мол, идет дождь, а у нас нет зонтов, и мы не можем прийти на ответственную работу – мокрыми. Подождем и выпьем! И мне нравится этот вермут.
ПОДРУГА: Мы все куда-то спешим, скорей бы суббота, скорей бы весна, а после долгой осени мы жаждем мороза и снега.
ДРУГ (смотрит в окно – там никого нет): По-моему, этот дождь надолго. Может быть, навсегда.
ПОДРУГА: И слава Богу!
ДРУГ: Наша встреча похожа на начало спектакля…
ОН: В одном действии, с эпилогом, но без пролога.
ПОДРУГА: Почему в одном?
ОН: Первый акт мы провалили, как «Чайку» двадцать лет назад (шутливо поет). «Первый тайм мы уже проиграли…»
ОНА: Мы были плохие люди?
ОН: У нас не было мастерства.
ОНА: А теперь есть?
ОН: Есть.
ДРУГ: Что же это будет? Комедия или трагедия?
ПОДРУГА: Для кого – как. Или для кого – что.
За стеклом останавливаются трое. Разливают. Выпивают. Закуривают. Разговаривают.
ОН: Это будет жизнь человеческого духа со всеми вытекающими из этого последствиями.
ДРУГ: Надо было, все-таки, пойти в «Артистик».
ОН: Нет, это слишком. Можно свихнуться. Правда, говорят, когда брали Париж, Хемингуэй в танке ворвался прямо в кафе «Ротонда». Но тогда была война, а сейчас мир и им надо на работу, а здесь рядом.
ОНА: Какой ты умный и рассудительный. Давайте выпьем еще. Я так рада вас видеть! Как-то даже жутковато! Столько в мире произошло, и вдруг все – дым, мираж – и вы с нами.
ДРУГ: Да, да, да! Начинались и кончались войны, сменялись правительства, друзья переходили на ту сторону баррикад…
ОН: «Иных уж нет, а те далече»
ДРУГ: Однажды в конце лета мы узнали, что застрелился Хемингуэй.
ОНА: Да, это было уже без нас
ОН: Без нас?
ОНА: Да, это было уже без вас. (После паузы.) Выпьем за него. За праздник, который всегда с тобой. Это не пустые слова.
ОН: Ты – прелесть!
ПОДРУГА: Конечно, мы постарели…
ДРУГ: Неправда, повзрослели…
ОН (поднимает бокал): Итак. Подводя итог. От последней, забытой нашей встречи, каждый прошел свою отдельную жизнь длиной в семнадцать лет, кто – как, кому как повезло! (Ей) Ты счастлива?
ОНА: Да!
ДРУГ: Стыдно быть счастливым в одиночку.
ОН (подруге): А ты?
ПОДРУГА: Да!
ДРУГ: Ну, тогда другое дело.
ОН: Прекрасно. Ну, тебя, дедушка, я и не спрашиваю. Так вот. Все это было, и слава Богу. Но, может быть, жизнь богата еще и тем, что в тебе живет то, что с тобой не случилось, но могло случиться; может быть, твоя жизнь богата и тем – что ты безвозвратно потерял, а мог этим обладать… и, может быть, обладание тоже потеря.
ДРУГ: Обладание – потеря?
ОН: Пушкин писал: «Я помню чудное мгновенье», как раз не вкусив плода, а когда с божьей помощью перешел этот таинственный порог, назвал «гения красоты» – вавилонской блудницей. Это тоже о том, что не произошло, но было только великой мечтой. Я что-то напутал, вы меня не поняли?
Все молчат. Дождь внезапно кончился. Окна засветились и заполнились жизнью улицы. Как будто зажглись экраны телевизоров, но звук не включили.
ПОДРУГА: Дождь кончился. Мы бежим.
ОНА: Вы оставайтесь здесь, нас не надо провожать.
ОН и ДРУГ остаются одни.
ДРУГ: Как-то быстро они упорхнули, неожиданно.
ОН (смотрит в окно).
ОНА и ПОДРУГА выходят из кафе и стоят на троллейбусной остановке.
ОН: Они мало изменились, так, морщинки у глаз… те же голоса, жесты, манеры.
ОНА и ПОДРУГА оборачиваются и машут им. Смеются, что-то говорят, показывают им часы, качают головами
ОН: Голоса мало меняются. Она меня узнала по телефону с полуслова… «Это ты?»…Поразительно!
ОНА молча его спрашивает «что?»
Он показывает ей жестами набор номера телефона и говорит полушепотом, полуутвердительно, полувопросительно: «хорошо»!
По ее губам понятно, что она говорит «хорошо»!
Подошел троллейбус, и ОНА и ПОДРУГА исчезли в его темноте, и только две руки мелькнули в прощальном взмахе, смытые шторами дверей.
ОН: Знаешь, что сейчас произошло за этим столом?
ДРУГ: Что произошло?
ОН: С этим вином мы выпили яд прошлого, яд безвозвратных потерь, побед и поражений. Мы раздавали здесь время, и оно нам этого не простит.
Подходит официант, подает счет. ОН расплачивается.
ОН: И за это надо платить.
Они выходят на улицу, медленно переходят Садовое кольцо и двигаются к троллейбусной остановке.
ОН: Время не терпит сумятицы, оно любит последовательность, порядок. Ты заметил, как бы рано иногда ни наступала весна: и снег давно сошел, и идут дожди, и тепло, а деревья стоят и стоят голые, и трава не растет, а придет час… час настоящего…
Они стоят на остановке, ждут и смотрят в разные стороны.
Молчат.
ОН: Я устал.
Подошел троллейбус и отошел. И снова пошел дождь.
Садовое кольцо, похожее сверху на мокрое блюдце, по краю которого катятся в разные стороны усатые троллейбусы.
Старый московский двор. Старый московский дом. Здесь ОН родился, здесь живет его мать. Они сидят на скамейке. ОН жмурится от красных зайчиков, бегающих по лицу. Заходящее солнце рассыпалось во множестве вымытых дождем окон.
ОН: Когда будем делать ремонт?
МАТЬ: Какой ремонт?
ОН: Ну, обои надо, в конце концов, сменить, они скоро упадут на вас.
МАТЬ: Успокойся, что с тобой? У тебя что-нибудь случилось?
ОН: Нет. А что? Все в порядке. Я ушел
Мать смотрит, как ее сын идет по старому двору. Входит в арку и ярким черным силуэтом останавливается на фоне улицы. Закуривает. Дым причудливо вьется вокруг его головы. ОН смотрит на нее. На лавочке сидит маленькая, седая старушка. Это его мать. Она медленно поднимается и идет в подъезд. Старая московская лестница без лифта. Мать медленно поднимается на четвертый этаж. Тяжело дышит. ОН догоняет ее и поднимается чуть сзади.
ОН: Как ты себя чувствуешь?
МАТЬ: Прилично.
ОН: Давление?
МАТЬ: Давно не мерила.
ОН: Надо мерить.
МАТЬ открывает дверь, они входят в прихожую.
Звонит телефон. ОН берет трубку.
ОН: Ее нет дома. Кто звонил? Что передать? Хорошо. (Кладет трубку.) Звонил Коля. Как у Марии сессия?
Мать: Сегодня зачет.
ОН: Какой?
МАТЬ: Я не помню.
Они идут в комнату, мать садится в кресло.
МАТЬ: Она и не говорит, знает, что я ничего не понимаю и все забываю…
ОН ходит по комнате, потом останавливается и смотрит на стену, где висит иллюстрация из журнала мод.
ОН: Мама! Где мадам Сомари? Опять Мария вывесила эту пошлую картинку.
Срывает ее и медленно рвет, аккуратно складывая.
ОН: Разумная девка, а вкуса нет. Слава Богу, хоть одевается прилично.
Отходит к окну, смотрит на крыши домов.
МАТЬ: Что с тобой?
ОН молчит. Снова телефонный звонок. ОН резко оборачивается и быстро идет к телефону. Снимает трубку.
ОН: Ее нет дома. Кто звонил? Что передать? (Кладет трубку.)
Возвращается в комнату.
ОН: Повесил трубку. Инкогнито. Я пошел. Передай Марии, что звонил Коля, Сережа и один не назвался. Пока. Ухожу.
Хлопает дверь. Мать подходит к двери и слышит, как ОН быстро сбегает по лестнице. Она идет к окну, видит, как ОН выходит из подъезда, идет в арку и пропадает.
И снова накрапывает дождь. По стеклам потекли капли, догоняя и наполняя одна другую.
МАТЬ: Никогда не поймешь – что у него, радость или крупные неприятности.
Она надевает очки, идет в прихожую к столику, где стоит телефон, берет карандаш и записывает в книжку:
– Коля, Сережа и один не назвался.
Присаживается на стул.
МАТЬ: Кто же это не назвался? (Снимает очки и смотрит на себя в зеркало.) Кто же это не назвался?.. Вовка, наверное, Вовка. (Она грозит своему отражению в зеркале.) Так нельзя, Вовка. Нельзя быть таким робким, нельзя…
Тихо открывается дверь и на цыпочках, потихоньку входит Мария. У нее в руках цветы. Она подходит к бабушке и закрывает ей лицо цветами. Обнимает ее.
МАРИЯ: Зачет получила.
МАТЬ: Молодец. Тебе звонили Коля, Сережа и один не назвался.
Два лица в зеркале. Они смотрят друг на друга.
МАРИЯ: Который не назвался? Какой голос?
МАТЬ: Не знаю, разговаривал дядюшка.
МАРИЯ: Чувствую. Пахнет табаком. Давал ценные указания?
МАТЬ: Приказал вернуть на место мадам Сомари.
МАРИЯ: Перебьется. Ба! Что такое волюнтаризм?
МАТЬ: Это когда много прожектов, но мало дела.
МАРИЯ: Понятно.
Она уходит в другую комнату, откуда вскоре раздается взрыв рок-музыки
Мать сморщившись встает, подходит к книжному шкафу, вынимает томик Пушкина, листает страницы, читает.
МАТЬ:
Увы! Напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Слезами только буду сыт,
Хоть сердце мне печаль расколет.
За окном льет дождь.
В большом городе люди живут тесно и очень одиноко. Когда зажигаются окна в домах, отчетливо проступают перегородки, разделяющие людей. Их много – и людей, и перегородок.
В городе нет неба и нет звезд. У него отнято громадное ночное пространство с мерцающими вдали огоньками.
Там, наверху, на балконе стоит человек. Он стоит повернувшись к городу. Он смотрит в комнату. ДРУГ и ПОДРУГА очень смешно поют, исполняя странный танец:
Купите лук, зеленый лук,
Петрушку и морковку,
Купите нашу девочку,
Шалунью и плутовку!
Она выбегает на балкон и тащит его в комнату. Все четверо пляшут вокруг стола:
Не нужен нам зеленый лук,
Петрушка и морковка,
Нужна нам только девочка,
Шалунья и плутовка!
В изнеможении все рассаживаются – кто куда.
ПОДРУГА: Как здесь хорошо!
ОН: Будьте как дома. У меня. Я все приготовил Я старался. (Он улыбается.)
ОНА: Очень красиво. У тебя хорошая жена.
ОН: Она здесь сегодня ни при чем. Я сегодня холостой и не женатый. Сегодня я – свободный человек. Сегодня у нас день влюбленных. Начнем?
ОН: (разливает вино, пьют).
ДРУГ: Вот этот сыр надо сдобрить травкой-приправкой, вот так. Попробуйте.
ПОДРУГА: Очень, очень вкусно. Ты – гурман. Но худой.
ДРУГ: Все сгорает. На работе. (Берет гитару, напевает) «Как молоды мы были»…
ОНА сидит в кресле. ОН зажигает сигарету и снова выходит на балкон, смотрит на нее из темноты. ОНА улыбается. ПОДРУГА выходит на балкон, тоже закуривает. Они поворачиваются и стоят, облокотившись на перила.
ПОДРУГА: День влюбленных, как это?
ОН: В Германии существует старинный обычай. Ежегодно, восемнадцатого мая празднуют День влюбленных. Супружеская пара любого возраста в этот день свободна друг от друга. Практика показывает, что такая свобода укрепляет супружеский союз, семью.
Он выстреливает сигаретой в пространство и поворачивается лицом в комнату. Смотрит на НЕЕ. ОНА рассеянно слушает ДРУГА, улыбается.
ДРУГ: Вдруг к концу первого акта ловишь себя на мысли, а за кого же он тебя принимает, этот театр…
ОН (улыбается): Правда, этот праздник сеет сомнения в умах отцов. Своих ли детей они воспитывают. Но обычай существует, дети растут, семья укрепляется.
ПОДРУГА: Так. А где же твоя жена?
ОН: Я не знаю. Она свободна.
ПОДРУГА: Но ведь у вас все-таки нет детей?
ОН: Нет. И я – спокоен.
Он идет в комнату, садится рядом с НЕЙ, протягивает к ней руку. Она длинным жестом берет его руку в свою.
ДРУГ выходит на балкон, не переставая перебирать струны гитары
ПОДРУГА: В театр ходишь?
ДРУГ: Мало. Редко. Очень редко.
ОН (ЕЙ): Я стараюсь вспомнить, как мы тогда разбежались.
Помню, Ты уехала в отпуск, я оставался в Москве… работа… работа… Вдруг я узнаю, что у тебя ребенок, и стал очень сильно стараться забыть тебя.
ОНА (медленно смотрит вокруг): У тебя хорошая жена.
ОН наливает вино себе и ей, потихонечку пьют.
ДРУГ и ПОДРУГА на балконе.
ДРУГ (громко): Мы переживаем опасный период: вещь становится мерилом человеческого содержания! Его достоинства! Правда, так было всегда. Но это пройдет. Часто мы делаем дело, не веруя в него!
ОН (ЕЙ): Ему нельзя пить.
ОНА: Почему?
ОН: Когда он выпивает, он говорит все, что думает.
ДРУГ: И это тоже пройдет! Или никогда не пройдет то, что необходимо Красота! Вечная красота! Человек не может без красоты! Эйнштейн не открыл бы свою теорию вероятности, то есть относительности без Достоевского и скрипки. (Он врывается в комнату, потрясая гитарой.) (ПОДРУГА, смеясь, идет за ним.)
ДРУГ: У Курчатова было постоянное место в Зале Чайковского. Он прилетал туда от своих приборов и установок – к Моцарту!
ДРУГ наливает себе полный бокал вина и залпом выпивает его.
ДРУГ: И нет мысли без чувства!
Все аплодируют и хохочут. Но вдруг умолкают, потому что ДРУГ зажал лицо ладонями и всем показалось, что он плачет.
ДРУГ (бодро): Весь мир таков. Возьми два камня, стукни их друг о друга: на одном останется трещина; это значит, он почувствовал! Почувствовал… что тот, другой камень – посильнее.
ПОДРУГА подходит к нему и гладит его по голове
ПОДРУГА: Успокойся, что с тобой?
ДРУГ: Не могу я…
ПОДРУГА: Чудак. Как ты живешь?
ДРУГ: Хорошо.
ПОДРУГА: Жену свою любишь?
ДРУГ (отнимает ладони от лица, долго смотрит на нее): Люблю. Крепко.
ПОДРУГА (роется в сумочке): Хотите посмотреть Ваню. Вот. (Подает фотографию.) Тут ему год.
ДРУГ (смотрит на фотографию, передает ЕМУ): Созерцает Ваня.
ОН: Хороший парень, твой Ваня. Вы никогда не замечали, как просыпается ребенок?
ОНА: А как просыпается ребенок?
ОН: Он открывает глаза и еще долго лежит в прежней позе, долго разглядывает то, что перед ним открылось: узнает знакомые игрушки, с которыми играл перед тем, как угомонился, лица бабушки, матери, отца, улыбается им, смотрит на них, созерцает. Он, ребенок, проживает момент созерцания, то, что мы, взрослые, безнадежно пропускаем, промахиваем. Мы открываем глаза, вскакиваем и начинаем бег. Бег на месте. Лишенный смысла и пользы. А ребенок возится со смыслом, он играет с ним, пережевывает его.
ПОДРУГА: Точно. Мой Ваня – вот как ты говоришь – созерцал Точно. Лежит – и смотрит, смотрит… Я ему – Ваня, ты что? А он – смотрит…
ОНА (ЕМУ): Откуда ты это знаешь?
ОН: Плачу бездетный налог.
ОНА: И долго еще платить будешь.
ОН: Теперь не знаю.
ПОДРУГА: Мы будем пить кофе?
ОН (встает): Да, да.
ПОДРУГА: Я все приготовлю. Сиди. (ДРУГУ) Пойдем, Сократ, ты мне поможешь.
Уходят.
ОН встает, включает приемник, тихая, ласковая музыка, подходит к НЕЙ. Она поднимается. Танцуют.
ОН: Я не забыл твой голос нежный, твои небесные черты.
ОНА: Какие черты? Ты знаешь, сколько мне лет?
ОН: Знаю. Минус семнадцать. Ты – прелесть!
Я счастлив – как Пушкин.
ОНА:
Увы! Напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Слезами только буду сыт
Хоть сердце мне печаль расколет…
ОН:
Не нужен нам зеленый лук,
Петрушка и морковка,
Нужна нам только девочка,
Шалунья и плутовка!
Хлопнула входная дверь. ОН выпустил ее из объятий, заглянул на кухню. Вернулся. Снова танцуют.
ОНА: Они ушли?
ОН: Они ушли. И ты скоро уйдешь. Уйдешь в свой дом.
ОНА: Ты слишком серьезно ко всему относишься. И тебе трудно живется.
ОН: Мне трудно будет остаться одному.
ОНА: Ты чудак и фантазер. Принес кофе.
ОН уходит на кухню. ОНА потихоньку идет в прихожую и уходит, осторожно закрыв за собой дверь.
ОН входит в комнату, держа в руках чашки. Никого нет. ОН медленно ставит чашки на стол и идет на балкон. Город пуст, и только за шторами горит свет и там. За шторами, живут люди. ОН возвращается в комнату, подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер.
ОН: Мама? Я влюбился… Да, соображаю. Вполне. Очень ясно… На днях… Сегодня. Я ровесник Днепрогэса (смеется)… Она?.. Супругу верная жена… Можно и в прозе. У нее сын шестнадцати лет. Муж, который объелся груш. Ты, возможно, ее помнишь. Когда мы жили на Басманной… Да, да… Правда?.. Часто звонила?.. Я это забыл. Знаешь, какой у нее голос?.. Как у девочки, прерывается и глуховатый… Он некрасивый… но такой…(смеется). Вероятно – это голос моей любви!.. Когда она улыбается, уголки губ у нее поднимаются кверху… Что у меня? У меня руки опускаются… Не знаю, что делать… Ладно, ладно, я пошутил… Мама, спокойно, спокойно… Я позвоню?.. Целую (вешает трубку).
ОН сидит, закрыв глаза, ОН спит. Ему снится сон. Дворик, где на скамеечке сидит МАМА и мадам Сомари. Раннее утро.
ОН подходит. – Здравствуйте, мадам Сомари! Рад вас видеть. Вы вернулись, наконец-то!
МАМА: Ох, уж! Для тебя это имеет значение?
ОН: Имеет.
МАТЬ: Какое?
ОН: Хорошая живопись воспитывает вкус. (Целует руку мадам Сомари.) Я влюбился!
МАТЬ: Ты соображаешь, что ты говоришь?
ОН: Вполне. Очень ясно.
МАТЬ: А как она на это смотрит?
ОН: Посмотри. Она улыбается.
МАТЬ: Почему?
ОН: Не знает, что делать.
МАТЬ: Как что делать? Как это, что делать? (Она берет за руку мадам Сомари и говорит ей на ухо): Вы знаете – он никогда не был бабником.
ОН: И ничего хорошего в этом нет. Буду.
МАТЬ (улыбаясь): Ты дурак! Старый дурак. И чтобы я никогда не слышала от тебя этих глупостей. Влюбился.
Мадам Сомари улыбается. Из арки появляется красивая белая лошадь, мадам Сомари подходит к ней и гладит ее морду.
ОН медленно встает.
МАТЬ: Куда это ты?
ОН: На работу.
МАТЬ: Что это за работа?
ОН: На договорных началах.
Он подходит к мадам Сомари, помогает ей сесть в седло и ведет лошадь под арку. И вот они исчезли во тьме и только цокот копыт. Медленный шаг лошади.
МАТЬ (кричит): На какую сумму?
Слышит его голос, отдающийся эхом:
ОН: На валюту. На международную валюту!
Мать тихо улыбается, вытирает выступившие слезы.
МАТЬ: Валютчик! Волюнтарист!
ОН просыпается внезапно. Уже поздно, ночь. И окна в домах темны.
Быстро и четко рука набирает на куске картона портрет женщины.
Женщина сидит в кресле у маленького столика, горит лампа. Звучит музыка. Гитара. Женщина раскладывает пасьянс. Это ЕГО жена. Звонит телефон. Она вопросительно смотрит на него, он машет рукой и отрицательно вертит головой.
ЖЕНА: Алло. Добрый вечер. Его еще нет. Что передать? Хорошо. Обязательно. (Кладет трубку.) Костя.
Он рисует. Молчит. Звучит музыка. Шорох грифеля.
ЖЕНА: Почему ты не захотел с ним говорить?
ОН (не отрываясь от работы): Этот мальчик далеко пойдет и мне с ним не по пути. Он очень хорошо понимает, что можно и что нельзя. И что нельзя – знает даже лучше, чем то, что можно. Замечательное, редкое дарование. Главное – молодой – до сорока. Далеко пойдет и Бог с ним.
ЖЕНА: А что он хочет?
ОН: Хочет того, чего не может.
Музыка кончилась. Он встает, переворачивает пластинку, и снова прекрасная мелодия заполняет их маленький мир.
ОН: Ты хорошо выглядишь – и этот шарф очень красив.
ЖЕНА: Тебе нравится?
ОН: Да, очень красиво. Цвет – важная штука!
Звонок в дверь. Жена встает и идет открыть дверь.
Входит сосед.
СОСЕД: Добрый вечер, здравствуйте!
ОН: Добрый вечер.
СОСЕД: Вы не смотрите сегодня телевизор?
ЖЕНА: Нет, у нас пропал звук.
СОСЕД: Без звука, конечно, не то. Их лица нам знакомы. Интересно, как и что они говорят, что обещают. Я имею в виду погоду на завтра.
ЖЕНА: Я дам вам закусить (уходит на кухню).
СОСЕД (подходит к НЕМУ, и встает за спиной. Молча смотрит, как он рисует): Кстати, о рукавах. Когда я шел с фронта на север, на мне был немецкий мундир, офицерский. А знаете – сукно было такое толстое, прочное – тепло. Ну, там кое-где была кровь… А рукава я выменял у одного фрайера на махорку. И уже остался как в жилетке.
ОН: Для чего же ему понадобились рукава?
СОСЕД: Он хотел иметь из них две кепки. Не знаю, наверное, из них вышли две кепки. Вот и весь сюжет.
ЖЕНА приносит тарелки с едой, ставит на стол и снова уходит.
СОСЕД: Вы так поздно кушаете…
Входит ЖЕНА с чашкой кофе, садится в кресло.
ОН: Ты давно не пила кофе.
ЖЕНА: Что-то захотелось. Вам дать?
СОСЕД: Мне уже поздно пить кофе. (С удовольствием ест.) Вы очень хорошо готовите.
ЖЕНА: Спасибо, спасибо. А он всегда говорит: нормально. Только нормально.
СОСЕД (смеется): Вы когда-нибудь приготовьте ему плохо, он оценит. Вот и весь сюжет.
Все молчат. Звучит музыка.
СОСЕД: Хорошая музыка – всегда хорошая музыка. Подумайте – всего семь тонов и пять полутонов, а что получается? Сколько в мире музыки! И всего семь тонов и пять полутонов, а? И я спрашиваю, а, что творится? Где симфония жизни? Где она? Нет ее! Так, одна тональность осталась. Вот и весь сюжет.
ОН: Как у вас дела с работой?
СОСЕД: Обещали устроить. Буду работать лифтером. Наша беда в том, что мы не умеем отдыхать. Человека отправляют на пенсию, когда он уже может только работать.
ОН (смеется): Вот и весь сюжет.
Все смеются. Музыка кончается. ОН встает и выключает проигрыватель. Включает телевизор. Идет передача «В мире животных».
СОСЕД: О! Это можно смотреть без звука.
Некоторое время все смотрят на экран.
СОСЕД: Когда Юрик Гагарин облетел земной шар, мы узнали, что он голубой, и земля стала такая маленькая, а мы стали такие большие. Теперь мы опять становимся маленькими. Вы знаете, я думаю, что войны начинают импотенты.
ОН: Вот этот сюжет!
СОСЕД: Если у человека дети, семья – он не может начать войну, слишком много забот и без этого.
Жена подходит к мужу. Смотрит на портрет. Он смотрит на нее.
ЖЕНА: Ты что?
ОН: Ничего. Так.
ЖЕНА: Как ты себя чувствуешь?
ОН: Прилично. Нормально.
ЖЕНА: Ну и хорошо.
ОН: Сядь опять в кресло.
ЖЕНА (садится): Для чего?
ОН (долго смотрит на нее): Сюжет.
Садовое кольцо. Маршрут троллейбуса «Б». ОН и ОНА.
ОН: Сядем?
ОНА: Сядем.
ОН: Ну, здравствуй!
Она: Ну, здравствуй!
ОН: Сегодня хороший денек!
ОНА: Хороший денек!
ОН: Сегодня фантастически хороший денек!
ОНА: Сегодня нормальный хороший денек.
ОН: Нет. Сегодня не нормальный хороший денек, сегодня денек, который никогда не повторится!
ОНА (молчит): Смотрит в окно на убегающее Садовое кольцо): Чудак!
ОН: Ты знаешь, о чем я теперь думаю? (ОНА молчит.) Я думаю об одной женщине… Утром она пьет чай с сыном… Но когда она пьет кофе – я о ней не думаю. Когда наступает ночь – я не думаю о ней. Я сплю. А утром я просыпаюсь и снова думаю, думаю о ней, которая пьет чай в семь часов утра со своим сыном. Но когда она пьет кофе – я о ней не думаю.
Она молчит. Улыбается, встает и идет к дверям.
ОНА: Наше время истекло.
Двери раскрываются, и она выходит. Троллейбус уезжает, и она становится все меньше и меньше, и ее окружают посторонние люди, и она похожа на заблудившуюся в чужом городе маленькую девочку.
Над городом безумствует гроза. Небо черное. Потоки воды. Автомобили плывут, и их жалко. Вспышки молний делают город странным и незнакомым. В такие минуты хорошо быть дома.
Там, где живет ОНА. Поет Дассен. ОНА стоит у окна. Темно, и только всполохи молний. Ее сын Саша, очень худой юноша, накачивает гантелями мышцы
САША: Мама, где ты была вчера? Отец звонил несколько раз.
ОНА (глядя в окно): Я встретила очень старого знакомого, и мы вспоминали молодость.
САША: Мама, а кто он?
ОНА: Он? Человек, которого я не видела семнадцать лет. Семнадцать лет… (Она поворачивается и долго смотрит на сына): Тебя тогда не было. Какой ты большой и хороший, сын! Мой сын! Ах, как быстро летит время! У нас есть вино?
САША: Твой любимый вермут.
ОНА: Давай по рюмочке…
САША: Давай!
Бросает гантели, уходит. Музыка кончается. Шумит дождь Она снова ставит пластинку. Входит Саша, зажигает торшер, ставит на стол бутылку и две рюмки. Разливает вино. ОНА гасит свет.
САША: За что будем пить?
ОНА: Выпьем за дождь, за деревья, за траву, за землю, которая пьет этот дождь…
САША: И за того человека?
ОНА: И за него…
Шумит, шумит дождь, музыка кончилась, перестал петь Дассен, и музыка дождя оказывается мощнее и совершеннее. Это – жизнь.
ОНА: Я хочу тебя с ним познакомить.
САША: Зачем?
ОНА: Его надо спасать. Ему сейчас очень трудно…
САША: Ты его любила?
ОНА: Нет. Я его не любила. Ах, какая музыка!
Она раскрывает окно и в комнату врывается ветер.
ОНА: Я его не любила! (Кричит на улицу): Какая музыка. Прелесть! Прелесть! Спать, спать, спать! Ах, как хочется спать!
Там, где живет его мать. ОН и Мария. На стене портрет мадам Сомари.
ОН: Здравствуйте, мадам Сомари. Рад вас видеть. Вы вернулись наконец-то!
МАРИЯ: Ох, уж! Для тебя это имеет значение.
ОН: Имеет.
МАРИЯ: Какое?
ОН: Хорошая живопись развивает вкус. Ну и… Вот…
МАРИЯ: Ну и что, ну и вот?
ОН: Вопрос. Ты надеваешь коричневую юбку. Какого цвета может быть кофта?
МАРИЯ: Зеленого.
ОН: Почему?
МАРИЯ: Потому что у меня зеленые глаза.
ОН: Хорошо. У тебя действительно зеленые глаза. Вопрос. Если у тебя зеленые глаза, а ты надеваешь синие джинсы?
МАРИЯ: Я надеваю синюю водолазку.
ОН: Отлично.
МАРИЯ: У тебя, говорят, романтическое приключение?
ОН: Кто говорит?
МАРИЯ: Бабушка.
ОН (молчит): Мы отклонились от темы. Да, итак, о чем мы?
МАРИЯ: Ты сказал – не спеши замуж; я сказала – я не спешу.
ОН: Да? Я об этом не говорил. Я вошел сюда и сказал: «Здравствуйте, мадам Сомари!» (Подводит ее к портрету, обнимает за плечи.) Ты знаешь, по картине можно легко определить характер автора, его привычки, наклонности, состояние здоровья и, даже, как он живет со своей женой.
МАРИЯ: Ну, и как ты живешь со своей женой?
ОН: Прекрасно. Сначала ты привыкаешь к тому, что здесь у тебя висит портрет мадам Сомари. Потом ты увидишь, что кончик носа у нее выписан тщательно, четко, а все, что дальше от кончика носа – губы, глаза – чуть-чуть размыто, как бы вне резкости. Теперь смотри внимательно на кончик носа. Да не своего носа, а носа мадам Сомари. Вот видишь, глаза и губы у нее улыбаются и она прекрасна.
МАРИЯ: Интересно. А бабушка плакала.
ВХОДИТ МАТЬ.
МАТЬ: О чем беседуете?
МАРИЯ: О красоте.
МАТЬ: Прекрасная тема.
ОН (прохаживается по комнате): Что такое? Иногда не могу наступить на собственную пятку.
МАТЬ: Это отложение солей.
ОН (смеется, напевает): «Этого нам только не хватало! Я не понимаю, что со мною, со мною, со мною…»
Внезапно уходит.
МАТЬ подходит к окну, смотрит, как он пересекает дворик и исчезает под аркой.
МАТЬ: Дети всегда дети, даже если у них седая голова и отложение солей.
МАРИЯ: Взрослый человек, а пришел как ребенок – к маме.
МАТЬ: Он разрушит свой дом. Какое горе, великое горе! И великое счастье обрушилось. Больно, очень больно за его жену, которая отныне обречена на одиночество.
Мария подходит к бабушке, обнимает ее, гладит по голове.
За окном во дворе на асфальте мальчишки гоняют шайбу.
МАРИЯ: Она красивая женщина, еще молодая, она…
МАТЬ: Она его любит. Любит. А мосты надо сжигать.
МАРИЯ: Ты сожгла свой мост?
МАТЬ: Сожгла. (Улыбается): Ах, какой был кошмар! Ну, довольно. Тебе звонили Коля, Сережа и один…
МАРИЯ: Не назвался…
МАТЬ: Да…
МАРИЯ: Он глазастый и все время молчит… Ох, как с ним скучно…
МАТЬ: А какие у него глаза?
МАРИЯ: То синие, то черные…
Мать выходит из комнаты.
МАТЬ: Он сочиняет стихи…
Мария остается одна. Смотрит в окно. Подходит к портрету мадам Сомари. Потом берет телефон и садится на диван. Снимает трубку и набирает номер.
МАРИЯ (в трубку): Ну, что ты молчишь? Здравствуй, Вовка! Мне бабушка сказала, что ты пишешь стихи, и я хочу, чтобы ты мне их прочитал… Сегодня, сейчас! (Потом долго молчит. Слушает и тихо плачет.)
За окном кричат мальчишки. Тихо входит бабушка. Мария лежит, обернувшись к стене. Телефонная трубка лежит около аппарата, слышны сигналы «занято». Бабушка садится рядом с Марией и кладет трубку на рычаг. Мария поворачивает к ней заплаканное лицо с огромными глазами.
МАРИЯ: Ба! Он правда пишет стихи.
МАТЬ (смеется): Есть мальчики, которым трудно в прозе.
ОН и ОНА снова в троллейбусе. И еще один круг. Тоннель, и вверху уплывающая спина бронзового Маяковского.
ОНА: Тут был квартальчик двухэтажных домов, и в одном из них прошла лучшая пора жизни небольшой компании людей… Прекрасных людей… Там была дружба, любовь, преданность, вера в будущее, которое к ним так и не пришло…
ОН: Потому что дружба была слишком веселой, любовь недолгой и преданность шутливой…
ОНА: Надежды маленький оркестрик под управлением любви…
ОН: Я знаю, о чем ты… Я понял…
Троллейбус остановился, впустив и выпустив людей. Напротив них села пара молодых людей. Это были глухонемые. Они разговаривали на красивом языке жестов. Им было весело, и они бесшумно хохотали.
ОНА: Ты понравился моему сыну.
ОН: Чем?
ОНА: Да ничем, Господи! Просто понравился.
ОН: Спасибо, я рад.
ОНА: Тебя любят дети, правда? Почему у тебя нет детей?
ОН: Я нашел себе хорошую жену, но не нашел матери для своих детей.
ОНА: Разве это не одно и то же?
ОН молчит.
ОНА: Ты не любишь свою жену?
ОН (взрывается): А ты любишь отца своего сына? Почему ты молчишь? Ты никогда не говоришь – мой муж, ты говоришь – отец моего сына!
ОНА: Успокойся, тише! (Она показывает на глухонемых.)
ОН: Они не слышат! Они счастливы! Они живут в вечной тишине! (Он вскакивает): А эти пусть слушают!
ОН обращается ко всем сидящим. Они поворачивают к нему безразличные лица.
ОН: Сколько семей, где есть мать и нет жены! Где есть отец и нет мужа?! Где есть муж, но нет отца?!
Лица улыбаются, отворачиваются. Троллейбус резко останавливается. Остановка. Он успевает схватиться за поручни и повиснуть. Он оборачивается. ЕЁ нет – она вышла. Двери закрылись. Он садится. На него внимательно смотрят глухонемые. Он смотрит в окно, она, не оборачиваясь, уходит. Проплывает стеклянный аквариум-кафе – с плавающими в нем клиентами. Он смотрит на глухонемых.
ОН: И куда все ушло? Куда? Где оно? Вы можете сказать – где оно?!
Глухонемые, переглянувшись, пожимают плечами. Он выходит на остановке.
ОН и ДРУГ. Они пьют пиво в баре.
ОН: Однажды в вагоне лучшего в мире метро тебе уступит место лохматый и молоденький парнишка, и ты сядешь на это место, потому что тебе уже хочется посидеть. Ты взглянешь на него и вдруг тупо и глупо почувствуешь, что ты уже постарел!
ДРУГ: Между вами ничего тогда не было?
ОН: Нет…
ДРУГ: Мне казалось…
ОН: Нет! Ох, как она этого боялась!
ДРУГ: Что дома?
ОН долго молчит, оглядывает помещение, слушает разгноголосицу.
ОН: Как в бане…
ДРУГ: Что?
ОН: Мне страшно… Ты ведь знаешь – со мной не соскучишься…
ДРУГ: Что думаешь делать дальше?
ОН: Не знаю… Все шутим, все играем…
ДРУГ: Вам нужно вдвоем на неделю уехать из Москвы и там, вдали за рекой в тени деревьев – выяснить ваши отношения.
ОН: Как это сделать?
ДРУГ: Купить билет.
ОН: Куда?
ДРУГ: На поезд куда-нибудь
ОН: Может, самолетом?..
ДРУГ: Нет, поездом, только поездом!
ОН: Почему?
ДРУГ: Там укачивает, успокаивает… за окошком все меняется…
ОН (после паузы): ночью за окном ничего не видно.
ДРУГ: Ночью не нужно смотреть в окно. В купе на столике лампочка, рядом салфеточка, на салфеточке бутылочка и динь-динь – стаканчики… и стук-стук колесики!!! Эх, сам бы поехал, да не с кем!
ОН: Прокатись с женой.
ДРУГ (грустно): Вот с женой и будешь ночью смотреть в окошко, а за ним ничего не видно, кроме отражения твоего старого лица, а лицом к лицу – лица не увидать…
ОН: Да… большое видится на расстоянии. (Смеется.)
В доме, где живет ОНА. ОНА входит в комнату, Саша лежит в постели, читает. На стуле у изголовья лекарства. Сын болен ангиной, он говорит шепотом
ОНА: Зачем ты читаешь? Тебе нельзя. Поставь градусник.
САША: Интересно! Мама, слушай, как красиво! (читает): «Есть на свете такое, что никогда не меняется. Есть такое, что остается навсегда!»
ОНА выхватывает у него листок
САША: Ну, ма…
ОНА: Молчи! Тебе нельзя разговаривать.
САША: Мне нравится твой человек, которого ты не видела семнадцать лет. Не то, что вы – какие-то серые, нахмуренные… я чувствовал себя с ним ровесником.
ОНА: Это не делает ему чести, ведь он не мальчишка.
САША: Дело не в этом…
ОНА (присаживается к нему на постель. Читает):
«Но что-то бьется словно пульс под асфальтом мостовых, бьется словно крик под камнем зданий, под тяжелыми шагами уходящего времени, под жестоким копытом зверя, дробящего кости городов, что-то прорастает, как цветок, вновь прорывается из земли, и, бессмертное навеки верное, вновь оживает, словно Апрель».
Молчит.
САША: Это первый и лучший урок литературы, который я получил за девять лет в школе!
ОНА (вынимает градусник, смотрит и кладет на стол): Хорошо же ты учился девять лет. (Читает): «Лепет лесного ручья в ночи, смех женщины в темноте, звонкий, дробный стук гравия под граблями, полуденный стрекот кузнечиков на знойном лугу, тончайшая паутина детских голосов в ясный день – вот что навеки неизменно. Все, что от самой земли, не изменяется: лист, былинка, цветок, ветер, который плачет и засыпает, и пробуждается вновь, и деревья, чьи окоченелые руки содрогаются и стучат друг о друга во мраке, и прах давным-давно зарытых в землю влюбленных, – все, что рождает земля в каждое время года, – да, все, что течет и меняется и вновь возникает на земле, – все это пребудет неизменным, ибо возникает из земли, а она не меняется – и все возвращается в землю, а она вечна. Одна только земля непреходяща и она пребывает вовеки». Это из этой КНИГИ?
САША: Да. Этот листок я у него украду. Он сказал: легко научиться читать, но трудно научиться уметь читать. Усекаешь?
ОНА: Усекаю. Прими лекарство, усекатель. Говоришь о литературе и употребляешь вульгарные словечки.
САША: Это детали. Главное – мысль! Мысль усекла
ОНА: Мысль усекла.
Звонок в дверь, ОНА идет в прихожую. Возвращается с конвертом и вынимает железнодорожный билет.
САША: Что это?
ОНА: Билет на поезд…
САША: На поезд? Куда?
ОНА (подходит к окну и рассматривает коричневую картонку): В Таллин…
САША: Красиво…
ОНА: Что красиво?
САША: …и прах давным-давно зарытых к землю влюбленных и тончайшая паутина детских голосов в ясный день «вот что навеки неизменно»…
ОНА: Сумасшедший…
В доме, где живет ОН. За столом, ОН, ЖЕНА, ДРУГ и СОСЕД.
ДРУГ: Слушайте стихи!
Смеркалось; на столе блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая
Под ним клубился легкий пар.
ОН: Что, что клубился? Пот?
ДРУГ: Под! Дэ, дэ. Невежда! (обходит стол, целует руку ЖЕНЕ):
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал.
ЖЕНА: так просто и так красиво!
ДРУГ (садится рядом с соседом): Когда-то я знал наизусть чуть ли не всего «Онегина».
СОСЕД: Что вы говорите?
ОН: Молодец ты был когда-то.
ДРУГ:
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На затуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
СОСЕД: Я давно вас не видел. Как дела?
ДРУГ: Все уладилось. А вы как?
СОСЕД (вынимает из кармана круглый камешек с крупную вишню): Вот, полюбуйтесь!
ДРУГ: Что это?
СОСЕД: Камень. Камень из моей печени! Вот и весь сюжет.
ДРУГ (берет камень в руки и идет с ним вокруг стола к НЕМУ):
Прими ж сей череп, Дельвиг: он
Принадлежит тебе по праву.
Обделай ты его барон.
В благопристойную оправу
Изделье гроба преврати
В увеселительную чашу.
Вином кипящим освяти,
Да запивай уху да кашу.
Певцу корсара подражай
И скандинавов рай воинский
В пирах домашних воскрешай
Или как Гамлет-Баратынский
Над ним задумчиво мечтай:
О жизни мертвый проповедник,
Вином ли полный иль пустой,
Для мудреца, как собеседник,
Он стоит головы живой.
ЖЕНА: Давайте выпьем, а?
ОН (Обрадовано): Давайте!
Все пьют.
СОСЕД (ЕМУ): А вы куда едете?
ОН: В Таллинн.
СОСЕД: Надолго?
ОН: Дня на три, на четыре.
ЖЕНА: Я тебе завидую. Мне хотелось бы поехать с тобой.
ОН молчит. ЖЕНА смеется, встает и ставит пластинку.
ЖЕНА: Давайте танцевать!
Танцует с СОСЕДОМ.
ЖЕНА: Вы отлично танцуете!
СОСЕД: Довоенная школа. Сказки Венского леса.
ЖЕНА бросает СОСЕДА, подхватывает ДРУГА.
ЖЕНА: Таллинн – красивый город?
ДРУГ: Город как город. Ничего, красивый, только очень старый.
ЖЕНА бросает ДРУГА и танцует с НИМ.
ЖЕНА: Я пьяная. Я не хочу, чтобы ты уезжал. Не хочу! Не хочу…
ДРУГ (СОСЕДУ): По-моему, нам пора. Уйдем по-английски.
СОСЕД: Это как?
ДРУГ: Не прощаясь.
Уходят. ОН и ЖЕНА танцуют.
ЖЕНА: Ты меня любишь? (Кладет ему голову на грудь.) «И прах давным-давно зарытых в землю влюбленных – вот что неизменно».
Спускаются по лестнице ДРУГ и СОСЕД.
СОСЕД: Может зайдем ко мне?
ДРУГ: У вас есть?
СОСЕД: Что-нибудь найдем.
ДРУГ: Пожалуй нет, поздновато.
СОСЕД: Вам ведь недалеко?
ДРУГ: Завтра рано вставать. До свидания. (Протягивает руку. Сосед вынимает руку из кармана – в ней камень.)
СОСЕД: У каждого свой камень. У одного он лежит на душе, у другого за пазухой, а у третьего он, отшлифованный – лежит в мочевом пузыре или в печени. Вот и весь сюжет.
Город был похож на уплывающий пароход. Где-то там наверху звучала музыка, а окна домов похожи на ровные ряды иллюминаторов, бросающих неверные блики на воду черного асфальта.
ОН и ЖЕНА спят. Постепенно меняются очертания комнаты, другие обои, окно без штор, нет потолка, на стене висит черная тарелка репродуктора – из него искаженно звучат объявления об отправке поездов. За окном видно много-много заросших травой путей, на которых стоят застывшие, искалеченные паровозы.
ОН (защелкивает чемодан): Ну-с, обнимаю, целую. Салют!
ЖЕНА: Прощай.
ОН: Почему, прощай?
ЖЕНА: Ты – уходишь?
ОН: Куда?
В окне появляется СОСЕД: он в пижаме.
СОСЕД: Здравствуйте!
ОН: Доброе утро!
СОСЕД: Можно мне позвонить от вас?
ОН: Конечно. (Снимает трубку, протягивает ее соседу, набирает номер.)
СОСЕД: Саша! Я тебя разбудил?
САША (подходит к СОСЕДУ сзади): Нет.
СОСЕД: Почему ты не спишь?
САША: Я собираюсь в поход (прыгает в окно и подходит к НЕМУ): А почему вы не спите? Что-нибудь случилось?
ОН: Нет, милый, все в порядке. Я тоже ухожу в поход.
САША: Куда?
ОН: Позови маму.
САША: (Выпрыгивает в окно, и бежит. Фигура его все меньше и меньше. Кричит): Ее нет! Она ушла! Поехала в Таллинн.
Если взглянуть издалека, то дома нет, а есть лишь секция однокомнатной квартиры, состоящая из стен, но без потолка. Похоже на макет декорации.
ОН бредет с чемоданом среди огромных мертвых паровозов. На одном из них из окошка машиниста высовывается голова СОСЕДА.
СОСЕД: Куда так рано?
ОН (присаживается внизу): Да нет, не рано.
СОСЕД: Вы спустились пешком? Я еще не успел включить лифт и, как в Одессе, лифт вниз не поднимает.
ОН: Какое утро! Воздух! Даже курить не хочется.
СОСЕД: Раньше утром навозом пахло, а теперь… Как говорится, запах окружающей среды.
ОН (встает): Нельзя останавливаться… Надо двигаться… Да, надо двигаться…
Уходит. Бредет между паровозами. Из-за паровоза выходит официант, тот самый строгий официант. Звучат объявления по радио об отправлении поездов.
ОН (официанту): Кофе.
ОФИЦИАНТ: Все?
ОН: Все.
Стоит некоторое время. Потом резко оборачивается. К нему идут парень и девушка, те самые, с гитарой, но теперь они с трудом несут телевизор.
ПАРЕНЬ: Сегодня вечером посмотрим, игра на кубок! Два тайма. А если игра на кубок – дают дополнительное время. Если игра на кубок – ничьей быть не может!
ОН долго смотрит им вслед. Сзади подходит ЖЕНА.
ЖЕНА: Красивый город Таллинн?
ОН: Я там никогда не был…
ЖЕНА: Я все знаю. И я вижу: ты уходишь от меня. Прощай. Я не могу удерживать тебя. И прошу: не жалей меня. Не жалей. Мне нравится в тебе одна черта.
ОН: Что же это за черта?
ЖЕНА: Та, которая сейчас отнимает тебя у меня. Сейчас, теперь ты часто говоришь, что мы спим, проспали, надо проснуться… «Я проснулся»… и это кажется тебе открытием. Я знаю тебя много лет, и ты всегда «просыпался»: просыпался как ребенок. Ты всегда смотрел на мир как ребенок; ты всегда смотрел на мир новыми глазами и из-за этого терпел много неудач, но они не сделали тебя смиренным, отчаяние не научило тебя, так называемой, мудрости. Разочарования не сделали тебя циничным. Сейчас ты мечешься и хочешь оценить свою жизнь, как потерянный вариант жизни с другой женщиной. Прости меня, но это мелко и пошло. Жизнь это не урок чистописания.
ОНА уходит. Официант выносит кресло. Их кресло, в котором любила сидеть ЖЕНА и раскладывать пасьянс. ОН садится в него. Официант уходит. ОН видит – как вдали идет его мать и Мария. Мария несет в руках портрет мадам Сомари.
МАТЬ: Какое великое горе и великое счастье!
ОН (вскакивает и кричит): Мама!
Но МАТЬ его не слышит. ОН бежит.
ОН: Мама! Мама!
ОН мечется между скелетами паровозов, заглядывает под колеса, бредет обратно. В кресле сидит ЖЕНА.
ЖЕНА: Она сидела в этом кресле.
ОН (поражен): Откуда ты знаешь?
ЖЕНА: Я все знаю. (Встает.) Я благословляю твой уход, потому что ты останешься верным себе. Прощай, вечный юноша. Прощай!
ЖЕНА уходит. Пусто, и только громады паровозов стоят на заросших травой рельсах.
ОН идет вдоль путей, по едва различимым шпалам. Валяется портрет мадам Сомари и ОН, не замечая его, наступает на него. Крупно – нога и лицо. Стоп-кадр.
ОН просыпается, долго лежит с открытыми глазами, медленно переводя взгляд с предмета на предмет. Долго смотрит на часы. Потом его взгляд останавливается на телефоне. ОН долго смотрит на него. Снимает рубку, набирает номер.
ОН:… Это т… Ты дома… Красивый город Таллин?.. Знаете, что в нем замечательного?.. Туда должны были поехать два старых друга… товарища… два человека… Они любят друг друга…
Он протягивает руку к пиджаку, достает из нагрудного кармана билет, берет зажигалку, щелкает, и пламя постепенно съедает желтую картонку. Он бросает горящий комочек в пепельницу, смотрит на огонь.
ОН: Они сами не знают почему… В поезд Москва-Таллинн, в вагон номер девять, в купе номер семь на места двенадцать и тринадцать не явились два пассажира… Два пустых места мчатся сейчас по дороге Москва-Таллинн к Балтийскому морю.
ОН вешает трубку, глаза его становятся все больше и больше, пока не превращаются в один черный зрачок.
КОНЕЦ
