38

Вновь она застает Йенса Грота за заваленным бумагами столом в его конторе, в глубине складского здания винокурни. Его жена Сандра, как и говорила Лаура Грот, лежит с высокой температурой. Вызванный на дом заместитель окружного врача, конечно, не мог запретить Карен разговаривать с нею, но очень не советовал. Не столько ради самой Сандры, сколько оттого, что можно заразиться.

“Вероятно, не один из гостей в ближайшие сутки захворает. Держитесь на расстоянии и мойте руки”, — с этими словами он захлопнул черный докторский саквояж и ушел.

Сейчас Карен смотрит на стакан с не вызывающим сомнений содержимым (он стоит на столе Йенса Грота) и раздумывает, входит ли снятие пробы продукции в служебные обязанности или это знак потребности в успокоительном. И секунду она спрашивает себя, от чего глаза у Йенса слегка блестят в свете настольной лампы — от горячительного или от начинающегося гриппа.

Во всяком случае, он достаточно трезв, чтобы давать показания, отмечает она десять минут спустя. В целом Йенс Грот лишь подтверждает все то, что Карен уже слышала от его родителей: предприятию предстоит интереснейшее развитие, и семья решила пригласить сотрудников с женами или подругами на большой праздник. Нет, причины не вполне бескорыстные; нагрузка на большинство сотрудников возрастет, поэтому решили, что важно “сделать их участниками” и “немножко подмазать — больше вкуса, меньше расходов”, как выразился Йенс Грот.

— Сотрудники — наш главный ресурс, — добавляет он, и Карен едва подавляет желание закатить глаза.

Терпеливо выслушав от собеседника эти и прочие прописные истины, она переводит разговор на тот “ресурс”, который теперь утрачен.

— Насколько я поняла, между вами и Габриелем Стуубом на празднике возникла ссора. Так?

— Да, он же напился вдрызг, чуть весь праздник не испортил. Нам с Бергваллем пришлось вмешаться физически, чтобы не подпустить его к фейерверку.

— В каком смысле физически? — спрашивает Карен.

Йенс Грот с досадой смотрит на нее.

— Взяли его под руки и оттащили подальше. Сперва пытались образумить словами, но куда там. Он совсем рассвирепел, разорался, наболтал массу глупостей. В конце концов Бергвалль не выдержал. Отволок Габриеля подальше, встряхнул хорошенько и велел убираться к чертовой матери, пока не протрезвеет.

— А вы остались?

— Я бы тоже с удовольствием навесил ему, но как совладелец не могу позволить себе роскошь посылать людей к чертовой матери. Даже когда это оправдано.

— В котором часу это произошло?

— Без четверти или без двадцати двенадцать. Мы с Бергваллем пошли готовить фейерверк, а следом приперся Габриель и затеял свару.

— А позднее вы его видели?

— Нет, больше не видел. Ну, только наутро, когда за нами с криком прибежала уборщица. Мы как раз сели завтракать и сперва даже толком не поняли, что́ она кричит, но потом я сообразил, что случилось что-то серьезное.

— И вы пошли туда, где лежал Габриель. Кто был с вами?

Йенс Грот напрягает память.

— Помнится, Бергвалль и Элиас. Муж сестры, — уточняет он. — Может, там был и еще кто-то, но я точно не скажу. Такая суматоха поднялась, когда мы увидели, что он лежит там весь в крови. И эта жуткая рана поперек горла… кошмар.

Йенс Грот берется за стакан с виски, но, взглянув на Карен, тотчас его отставляет. Она успевает отметить, что рука у него дрожит.

— Я хочу, чтобы вы честно ответили мне на один вопрос, — говорит она. — Габриель крал со склада?

Тишина.

— Я видела метки на стене прошлый раз, когда мы были здесь, — продолжает она, помолчав. — Единица и знак процента, и мне известно, что́ они означают. К тому же мы знаем, что у Габриеля были близкие контакты с “ОР”.

Ответа по-прежнему нет. Некоторое время Карен молча наблюдает за Йенсом, потом переводит взгляд на записную книжку. Делает вид, будто ищет что-то, листает, ждет. Тишина продолжается восемь долгих секунд.

— Да, знал, но я его не убивал!

Голос срывается, а когда рука на сей раз хватает стакан, он заканчивает движение и залпом выпивает виски.

Он боится, думает Карен. Вопрос в том, боится ли он сам попасть под подозрение или его пугает, как “ОР” отреагирует на смерть Габриеля.

— Правда? Ведь вам было выгодно убрать его, верно?

Почему-то этот вопрос словно бы сразу успокаивает Йенса Грота. Или, может, виски помогло?

— Сами подумайте, — говорит он. — Каким дураком надо быть, чтобы убивать парня из “ОР”? Если б мне хватило смелости, я бы, черт побери, давным-давно положил конец его гешефтам. Этот мерзавец месяцами крал виски на многие тысячи, а я не мог его остановить. Он грозил, что, если я распущу язык, парни явятся сюда и сожгут весь склад.

Карен молча наблюдает, как Йенс, не выдержав, дрожащей рукой тянется за бутылкой, которая стоит между стационарным телефоном и стопкой бумаг. В голове шевелится неясное воспоминание о словах кузена. Нет, не о словах, думает она, а о том, как Одд реагировал. Как выглядел, когда она упомянула метки.

— Сколько человек здесь знают, что Габриель вас шантажировал? — немного погодя спрашивает она. — Ваши родители, сестра?

— Официально никто. Кое-кто из мужиков на складе наверняка догадывается. Я постарался поскорее отмыть эти чертовы метки, но кто-то наверняка успел их увидеть. Правда, здешний народ себе на уме, прикидывается, будто знать ничего не знает. Особенно насчет “ОР”.

— А ваши родители?

— Они редко бывают на складе и, по-моему, вряд ли бы поняли, что означает эта мазня, даже если б и видели. Вдобавок они-то не замечают, что тут и там пропадает литр-другой.

— Литр-другой, — удивленно повторяет Карен. — А не больше?

Если бы за кражами стояла “ОР”, ущерб был бы куда больше нескольких тысяч марок в месяц. Габриель, должно быть, воровал по собственной инициативе и клал выручку себе в карман, как она и подозревала. Использовал знак “ОР” для гарантии, что Йенс не рискнет обратиться в полицию. Он явно был на побегушках у “ОР”, думает она, но дело тут вряд ли в краже виски.

Йенс Грот, похоже, таких выводов не сделал.

— За год набегает порядочная сумма, — говорит он. — Но хуже всего были угрозы. Габриель очень ясно дал понять, что будет, если я не смолчу. И что, по-вашему, будет теперь? Полиция небось, как всегда, ничего сделать не может?

— Думаю, вам незачем тревожиться по поводу “ОР”, — успокаивает Карен. — Габриель, скорее всего, действовал по собственной инициативе.

И ты, вероятно, все время это понимал, думает она, глядя на мужчину по ту сторону письменного стола. Вероятно, именно поэтому тебе хватило духу перерезать ему горло.

— По-вашему, у кого-нибудь был мотив желать смерти Габриелю? Или его деду, — добавляет она, всматриваясь в лицо Йенса Грота.

И отмечает, что он ничуть не удивлен, когда слышит от нее, что, как установила полиция, смерть Фредрика Грота не была несчастным случаем. Он лишь пожимает плечами — вот и вся реакция.

— Почем я знаю? Спросите у жены Габриеля, — равнодушно бросает он. — Не случайно же она от него ушла. А кто хотел убить старикана, я тем более понятия не имею.

— Такое впечатление, будто вы уже знали, что Фредрика Стууба убили?

Со вздохом Йенс Грот наклоняется вперед, кладет обе руки на монитор компьютера и поворачивает его, чтобы ей было видно.

— Люди говорят. Да и читать я умею, — говорит он, меж тем как она неотрывно смотрит на экран:

Несколько минут спустя, направляясь в главное здание, Карен молча чертыхается. Не по поводу заголовков “Квелльспостен”; их появления она ожидала, с той самой минуты, когда позвонил Бюле и сообщил, что произошло еще одно убийство. Встреча с Оддом — вот что нейдет из головы. Воспоминания о том, что́ она прочла в лице кузена. Через секунду после удивления. Недоверие, а затем проблеск чего-то иного. Странно чуждого, чего она никогда раньше в глазах кузена не видела. Беспощадно жесткого. Именно тогда Одд понял, что Габриель использовал “ОР” ради собственной выгоды. А спустя несколько дней Габриеля нашли с перерезанным горлом.

И эту информацию Одду дала я, думает Карен.