– Штефан, – сказал отец, – мать задала тебе вопрос.
Штефан посмотрел на маму, улыбавшуюся ему через стол, заставленный серебром, фарфором и новым хрусталем, купленным отцом взамен разбитого в ночь аншлюса. Котлетка на тарелке матери лежала нетронутая, клецки нарезаны, но не съедены, капустный салат переворошен так, чтобы казалось, будто его стало меньше. Но сегодня она была за столом, с ними, хотя чаще присутствовала в виде портрета на стене: молодая, моложе, чем Штефан сейчас. Климт тогда еще рисовал в более традиционном стиле, так что фигура матери не заткана золотом – на ней платье с пышными белыми рукавами, на высоко взбитых волосах шляпка – мать в жизни так не носила – оттеняла выразительный изгиб темных бровей и большие зеленые глаза. Она наверняка думает, что он увлекся своей писаниной и потому не слышит ее. Пусть. Она делает все, чтобы придать этой новой жизни хотя бы видимость нормальности, и он тоже.
– Как прошла репетиция твоей пьесы? – снова спросила мать.
– Мы передумали ее ставить, – ответил он, а на появившееся в ее усталых глазах выражение тревоги добавил: – Времени нет. Зофи занята математикой.
– Она принесла Штефану целую стопку копий его пьесы в виде книжки, а он не хочет почитать даже Петеру, – сказал Вальтер.
Его паршивая пьеса. Зофи договорилась, чтобы пьесу набрали на линотипе в редакции, где работает ее мать, или даже сама набрала, но это ничего не меняет – двенадцать экземпляров паршивой пьесы там, где достаточно было одной.
– Я не думаю… – заговорил отец.
– Дружбы начинаются, и дружбы заканчиваются, так было и в лучшие времена, – перебила его мама. – Сейчас это даже к лучшему. Штефан, мы нашли учителя английского языка, который будет заниматься с тобой летом. И поскольку он согласен уделять нам всего один час в день, ему придется работать с вами обоими одновременно.
– Я буду учить английский со Штефаном? – переспросил Вальтер. – И Петер тоже?
Штефан привычно положил вилку на тарелку и с принужденной легкостью сказал:
– Когда будем писать контрольные, Вальт, не вздумай прятать от меня ответы, я буду у тебя списывать!
Вальтер нагнулся и шепнул кролику:
– Не вздумай прятать ответы, Петер, мы будем у тебя списывать!
Мама потянулась через стол и взяла мягкую лапку Петера – всего две недели назад кролика было запрещено приносить за стол.
– А ну-ка, пробегитесь, прежде чем пойти в школу, посмотрим, кто из вас будет первым! – сказала она. – Ставлю на тебя, Петер.
– Рахель, даже если бы у нас были визы для мальчиков, – сказал папа, – не думаю, что им следует покидать мать…
– Гитлер в шестиколесном «мерседесе» разъезжает по Марияхильферштрассе, Герман, даже ты не можешь этого отрицать. Как не можешь отрицать и того, что миллионы наших соседей проголосовали за присоединение.
– Плебисцит был проведен нелегитимно, – возразил папа.
– И ты видишь много желающих встать и сказать это вслух?
Штефан доел гермкнёдль и теперь пальцем исподтишка подбирал остатки сливового джема и мака с тарелки, когда в гостиную ворвалась тетя Лизль с чемоданом в руке. Почему Рольф не взял его в дверях?
– Михаэль требует развода! – выпалила она.
– Лизль? – удивленно переспросила мама.
– Он не может оставаться мужем еврейки. Это плохо для ведения дел. Он меня выгнал. Быть женатым на еврейке ему нельзя, но он желает сохранить мои деньги.
– У него уже давно не было бы никаких дел, если бы ты не спасла его, вложив в его банк свои деньги, – сказал папа.
– Он перевел мой капитал на свое имя! И еще он требует мою долю в шоколадной фабрике.
– Но он не может просто взять и забрать у меня половину акций, – возразил отец. – Они записаны на твое имя, Лизль.
– Успокойся, Лизль, – уговаривала мама. – Садись. Ты уже ела? Герман, позвони, пожалуйста, Хельге, пусть принесет Лизль что-нибудь поесть и немного бренди, пожалуй.
– Михаэль не сможет сделать перевод без занесения в книгу регистрации владельцев акций. – Папа продолжал говорить с Лизль, не обратив внимания на слова мамы. – А я не собираюсь делать ничего такого.
– Герман, он уже подготовил все документы, – стояла на своем тетя Лизль. – Он сказал, что если я откажусь, то он сделает так, что тебя арестуют и сошлют в трудовые лагеря. Он говорит, что теперь это самая простая вещь в мире – донести на еврея.
На другой стороне границы, у маленького рынка, Труус остановила машину.
– Вот мы и в Нидерландах, – сказала она.
Гисса, свернувшаяся клубком на полу, под длинными юбками Труус, выкарабкалась оттуда на пассажирское сиденье.
– Я была как мышка, – серьезно произнесла она.
– Да, ты молодец, Гисса. – Труус наклонилась, чтобы забрать малышку у Генны, которая все это время провела зажатой между дверцей автомобиля и ногой Труус, у нее под юбкой. – Вы молодцы, все трое.
Она открыла дверцу – очень осторожно, чтобы Генна не выпала. Девочка выскользнула наружу, обежала машину и села на кресло к сестренкам. Труус тоже вышла и, расправляя юбку, задумалась о следующей проблеме – въездная виза. Магазинчик у рынка был закрыт, но телефон-автомат на обочине дороги работал, и Труус позвонила Кларе ван Ланге и сообщила, что везет троих детей. «Четверых», – подумала она, только четвертый всегда будет с ней, куда бы она ни направилась.
ВЕНСКАЯ НЕЗАВИСИМАЯ
ВСТРЕЧА НА МИРОВОМ УРОВНЕ ПО ВОПРОСУ О БЕЖЕНЦАХ
Париж принял предложение США о проведении встречи в Эвиан-ле-Бене
Кэте Пергер
11 мая 1938 года. Правительство Соединенных Штатов выступило с предложением провести встречу межправительственных комитетов по урегулированию вопроса о беженцах из Германии и Австрии. Встреча состоится в Эвиан-ле-Бене, Франция. Начало встречи намечено на 6 июля.
Европа, затаив дыхание, ждет, что Америка возглавит усилия по спасению еврейских эмигрантов и предложит новые методы выхода из сложившейся ситуации. Ожидается, что уже на открытии встречи прозвучат новые предложения со стороны Соединенных Штатов. Всего в ней примут участие представители более тридцати стран.
Полагают, что бо́льшая часть еврейского населения Германии готова покинуть Рейх незамедлительно, однако перед ними с каждым днем встают все более серьезные барьеры. При существующих иммиграционных квотах евреям годами придется ждать своей очереди на выезд. Большинство стран, принимающих беженцев из Германии, в том числе Соединенные Штаты, где из-за обострившейся экономической ситуации Государственный департамент отказался выполнить даже те минимальные квоты, которые предписываются актом Джонсона – Рида, требуют предоставления гарантий, что иммигранты никогда не обратятся за пособием.
В то время как Европа и Америка требуют от иммигрантов, чтобы те прибывали со средствами, способными обеспечить их до конца жизни, в Германии 26 апреля был принят указ о регистрации еврейского имущества, согласно которому всякий еврей, обладающий собственностью на сумму, превышающую 5000 рейхсмарок, обязан задекларировать ее до конца июня. Недвижимость. Личные вещи. Банковские счета и сбережения. Любые ценные бумаги. Полисы страхования жизни. Пенсионные выплаты. Все, вплоть до серебряных ложек и свадебных платьев, подлежит внесению в декларацию. Немцы заявляют, что слишком много евреев уже скрылись за границей с богатствами, по праву принадлежащими Рейху. Теперь они требуют конфискации имущества евреев-эмигрантов…