Глава 9
— Ну что, Николя, ты подумал над моим предложением?
— Людовик, ты же знаешь нашу ситуацию, — император слегка поморщился, глядя на короля Франции, стоящего у огромного окна терминала аэропорта, и переглянулся с супругой. — Все эти династические браки с королевскими домами Европы никак нам в Первой мировой войне не помогли, даже наоборот. Ещё мой отец в мудрости своей решил, что Романовы теперь будут брать в супруги девиц только из знатных родов Российской империи, и не ошибся. — Император погладил по руке Марию Федоровну. — И Мари с сыновьями и внуками этому главное подтверждение.
— Николя, я тебя прекрасно понимаю, — кивнул Людовик с улыбкой, — и даже готов признать, что Франция от подобного союза получит больше, чем Россия, но и вы тоже не останетесь в накладе. Посуди сам, через нас вы вновь породнитесь с очень влиятельными родами Европы, получите поддержку в своей внешней политике от Франции, сможете более свободно выступать на международной арене, а не как сейчас… — король посерьезнел, — в большей степени с позиции силы. В конце концов, дети Алексея и Стефании будут восприниматься в нашем общем европейском доме своими. Кроме того, если говорить о самой Стефании, в её лице Романовы получат прекрасно воспитанную и образованную девушку, полностью осознающую свою роль в сложных международных отношениях и во внутренней политике Российской империи тоже. Учти, Николя, в свои неполные двадцать лет моя внучка уже успела набрать кое-какой вес в европейской элите, а её переход в православие все воспримут как должное. — Король Франции вздохнул. — Николя, не отказывай прямо сейчас, просто обещай подумать.
— Я тебя услышал, Людовик, — кивнул Николай. — И подумать обещаю, но на мое положительное решение все же сильно не надейся. Без обид?
— Какие уж тут обиды…
— Тогда, Людовик, с наступающим Рождеством и Новым годом! Передавай наши с Мари самые лучшие пожелания супруге и детям.
— Вас тоже с Новым годом и с Рождеством. Жду звонка, Николя.
Король Франции повернулся к провожающей его делегации, в которой была и принцесса Стефания, сделал знак рукой и направился на выход из терминала, после чего императрица обратилась к супругу:
— Дорогой, может, и на самом деле рассмотреть вариант женитьбы Алексея на этой Стефании? Люда-то дело говорит, может, из этого союза что-нибудь путное и получится?
— Нет, дорогая, уверен, что ничего хорошего не выйдет. Ты хочешь, чтобы мне Людовик под предлогом нашего родства на международной арене руки выкручивать начал? — он ухмыльнулся. — Или просто мечтаешь в Париже на старости лет пожить? Так я тебе это и без подобных крайностей могу устроить.
— А какова оценочная сумма приданого, которую Люда за Стефанию дает? — улыбнулась Мария Фёдоровна. — Я видела отчет специалистов, королек-то наш не поскупился, а мы с него можем ещё и больше попросить. А про существенные доли во всех этих европейских компаниях ты подумал? Это же новый уровень экономической интеграции Российской империи с Европой! И на этом можно будет не останавливаться.
— Брось, дорогая, — поморщился Николай. — Помнишь поговорку, не жили богато, нехuй и начинать? Сегодня акции дали, а завтра доли размыли или вообще все наши активы заморозили под надуманным предлогом. И что, снова внешнюю разведку напрягать точечными акциями устрашения наших европейских партнёров? Или войну объявлять? Нет уж, будем действовать по ранее разработанным планам и искать другие пути интеграции.
— Дай хоть помечтать… — «загрустила» Мария Фёдоровна. — И вообще, мне не очень хочется жить под одной крышей с какой-то там француженкой, наши девки всяко лучше.
— Конечно лучше! — ухмыльнулся Николай. — Наших-то ты сходу по своему обыкновению под лавку загоняешь, а эта француженка, не привыкшая к подобному обращению, может и зубки показать, да ещё и пожаловаться своему родственничку в Париж.
— Какой Париж, дорогой? — Отмахнулась императрица. — О чем это ты? Одна жалоба Алексею, и я сама буду делать все для того, чтобы не оказаться под лавкой…
* * *
По моей «нижайшей» просьбе дежурный разместил нас с Нарышкиным и Каранеевым в той самой большой камере, где я с Прохором, Иваном и братьями отходил после нападения покойного Тагильцева, и куда потом в «вертухайской» форме заявились три моих деда и отец.
Неудачливые дуэлянты молча разместились на шконках по разным углам камеры и сразу же улеглись, повернувшись к стенам головами. Я последовал их примеру и тоже развалился на соседних с нарышкинскими нарах, благо выбор позволял.
Разговоры разговаривать с молодыми людьми не собирался, а тем более их мирить — я им не нянька, не близкий друг, пусть сами ищут способ урегулировать конфликт. Единственное, завтра собирался переговорить с остальными лицами, причастными к дуэли, чтобы уже они предприняли все от них зависящее, чтобы… Короче, пусть предпринимают. Особую ставку делал на Багратиона, как на самого авторитетного молодого человека в этой компании, ну и на Николая с Александром Романовых.
Через полчаса незаметно для себя задремал, а проснулся от какого-то движения на гауптвахте. Буквально через минуту в камере вспыхнул свет, дверь открылась и в проеме появился полковник Удовиченко.
— Проходите, ваше высокопревосходительство. — Он сделал шаг вперед и в сторону, пропуская в камеру старика в темном костюме, в котором я узнал командира Отдельного корпуса жандармов генерала Нарышкина. — Вот тут они и отдыхают, голубчики…
Мы с младшим Нарышкиным вскочили, а за нами, потирая глаза, и Каранеев:
— Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!
«Быстро же “мухоморы” стуканули полковнику, а тот, по ходу, оперативно доложился Нарышкину, — мысленно поморщился я. — С другой стороны, может, это и к лучшему…»
Генерал оглядел нас хмурым взглядом и обратился к Удовиченко:
— Геннадий Иванович, я, с твоего дозволения, вот этого заберу на пару минут? — он указал на внука.
— Конечно, Петр Александрович, — кивнул полковник.
Когда главный жандарм империи с внуком вышли, Удовиченко повернулся ко мне:
— Курсант Романов, будьте так добры, проследуйте в свою… индивидуальную камеру.
— Есть, господин полковник. — И строевым шагом направился в коридор.
В самом коридоре услышал глухие удары и стоны из соседней камеры:
— Пока твой отец в этих сраных заграницах делами государственными занимается, — орал генерал, — ты у нас, крапивное семя, тут дуэли вздумал устраивать… — И новый звук удара. — Встать! Я тебе покажу, внучок, как Родину любить!..
— Равняйсь! Смирно! — это уже начал свою «беседу» на повышенных тонах с Каранеевым полковник. — В глаза смотреть, курсант! Здесь вам не тут, понимаешь! Ишь, распоясались! Сгною заживо! — И без перехода: — На каникулы, небось, домой собрались? К мамке?.. Отдохнуть от тягот службы и вечернего досуга? Отставить гробовое молчание и виноватый вид внешности! Отвечать четко, когда с вами разговаривает старший по званию!..
Что уж там ответил Каранеев, я, закрыв за собой дверь в камеру, не услышал, завалился на ставшую уже такой родной шконку и попытался снова заснуть. Однако мне это не удалось — буквально через пятнадцать минут в камеру заглянул Удовиченко:
— Курсант Романов, на выход, вам срочно надо подышать свежим ночным воздухом.
— Слушаюсь, господин полковник.
Сам Удовиченко остался в дежурке, а я прошел на крыльцо гауптвахты, где меня ожидал Нарышкин:
— Алексей, ты это… Спасибо, короче! — он выдавил из себя улыбку и потер костяшки на правой кисти.
— Рад стараться, Петр Александрович, — кивнул я. — Вы не сильно?.. — и указал на его руки.
— Мало еще, — генерал поморщился. — В увольнительную придет, я еще добавлю. И из дома подлеца не выпущу на все время праздников.
— А мне ваш внук показался очень разумным молодым человеком…
— Из-за чего хоть они? А то молчит как рыба об лед, и Каранеев тоже.
— Не в курсе. Мне Демидова с Хачатурян позвонили, вот я и сорвался. Девушки, кстати, тоже ничего не знают.
— Ясно. Ты это, Алексей, в среду в Ясенево приедешь?
— Хотелось бы, но я как раз до среды в училище.
— Орлов готовится, своих гоняет до седьмого пота. Давай, — он протянул мне руку, которую я и пожал, — до среды, и шагай спать. Деду Михаилу привет!
— Всего хорошего, Петр Александрович!
* * *
Во вторник утром нас с неудачливыми дуэлянтами до спортивного городка провожали мухоморы. Искренне обрадовавшись, я заметил, что Нарышкин прихрамывает и периодически потирает грудь, Каранеев же пребывает в крайне дурном настроении. В самом спортивном городке мы с молодыми людьми разделились: они пошли дальше, а меня мухоморы повели к моему курсу.
И опять построение, на котором капитан Уразаев без всяких пояснений довёл до остальных курсантов информацию о моем переводе обратно в университет. Не забыл Вадим Талгатович сказать и пару тёплых слов обо мне и закончил самыми наилучшими пожеланиями в мой адрес.
Во время кросса у меня было время обдумать и оценить такое скромное прощание — без участия отца явно не обошлось, а то с нача училища генерала Ушакова сталось бы и общее торжественное построение на плацу организовать, где уже краткими напутствиями великий князь Алексей Александрович бы не обошелся.
После занятий по рукопашному бою и общей физической подготовке капитан Уразаев отвёл меня в сторонку:
— Курсант Романов, сегодня вечером разрешаю переночевать у себя в комнате. Можете использовать эту возможность для того, чтобы нормально проститься с курсом… и всеми остальными. У себя в холодильнике найдёте три бутылки красного сухого. Надеюсь, что этим всё и ограничится. Мы договорились?
— Договорились, господин капитан, — с благодарностью кивнул ему я.
* * *
Помня о своем обещании, данном Демидовой и Хачатурян вчера у спортивного городка, решил переговорить с ними после общения с братьями, Татищевым и Багратионом:
— Ночью на гауптвахту заявились генерал Нарышкин и полковник Удовиченко. Мне надо объяснять, что конкретно там было?
— Не надо, — буркнул Багратион. — Каранеев ходит мрачнее тучи, а Нарышкин постоянно хватает себя за разные части тела и морщится от боли. И оба молчат. А мы уж с Колей и Сашей, грешным делом, на тебя, Алексей, подумали… Это же в твоем стиле…
Да, ну и репутация у меня…
— Евгения с Тамарой решили так же? — натянуто улыбнулся я.
Братья с Татищевым кивнули, а Багратион вздохнул:
— Они эти подозрения первыми и озвучили…
— Понятно. Короче, молодые люди, делайте всё для того, чтобы Нарышкин с Корнеевым помирились или хотя бы сохранили нормальные отношения.
— Да там Каранеев исполняет… — поморщился Сандро. — Нарышкин-то, можно сказать, во всём прав.
— Разбирайтесь. И учтите, что вы у полковника Удовиченко на карандаше, и его вызвал не я, а мухоморы.
— Алексей, — вздохнул Багратион, — мог бы и не говорить. Твоя репутация, помимо всего прочего, говорит о том, что свои проблемы ты решаешь самостоятельно, так что никому из нас и в голову не пришло заподозрить тебя в стукачестве.
— Вот и чудно. Кстати, я завтра в училище последний день, с четверга возвращаюсь в университет. Сегодня вечером после ужина приглашаю вас к себе в комнату немного посидеть. Сделайте так, чтобы Нарышкин с Каранеевым тоже явились. — Все четверо молодых людей кивнули. — А теперь, с вашего разрешения, мне надо решить один вопросик с Демидовой и Хачатурян.
Девушки явно ожидали, что я к ним подойду. Быстро пересказав им нашу беседу с молодыми людьми и пригласив вечером к себе, заявил:
— А теперь, красавицы, обсудим вашу выходку с появлением у спортгородка, да ещё и в обществе Панцулаи. Слушайте меня внимательно и запоминайте: раз уж вы решили, что я взял Елену под опеку, какое-то время в мое отсутствие её опекуншами побудете вы. Ставлю задачу — организовать девушке достойные новогодние каникулы, в идеале и всей ее семье. Естественно, расходы беру на себя.
Демидова с Хачатурян переглянулись и не очень уверенно кивнули.
— Особые пожелания будут? — поинтересовалась Евгения.
— Вы сначала про планы у Лены все выясните, потом мы с вами будем думать.
— Ясно. А если она откажется от нашей помощи?
— А вы сделайте так, чтобы не отказалась. Если же упрётся, действовать будем через генерала Нарышкина, тот просто вызовет отца Елены в Москву в приказном порядке под каким-нибудь надуманным предлогом. А уж там масса вариантов.
— Хитро, — кивнула Тамара и пихнула Евгению в бок. — Подруга, я бы на твоем месте уже начинала ревновать.
Демидова же выпрямилась и посмотрела на Хачатурян с гордым видом:
— Много будет чести для Панцулаи!
Как же в этот момент Евгения была хороша!
* * *
Сразу же после ужина, пока не собрались курсанты, успел позвонить Елизавете и убедился, что с младшей сестренкой все в порядке. Следующей была Вика Вяземская, которая вновь «пожаловалась» мне на генерала Орлова, чуть не оставившего все подразделение «Волкодав» ночевать в Ясенево перед завтрашними показательными выступлениями. Алексии звонить не стал, помня о её занятости, просто отправил смайлик с поцелуем. А уже когда начали собираться курсанты из моего первого отделения во главе с Евгением Зверевым, мне позвонил Прохор:
— Так, Лёшка, слушай меня внимательно и запоминай. Завтра я за тобой заеду в одиннадцать часов, так что будь готов. Командование училища в курсе, как и твой курсовой офицер. Шмотки собери, но с собой их тащить не надо, потом дворцовые заберут. Как понял?
— Понять-то понял, а едем мы сразу в Ясенево?
— Туда. Там вообще, судя по всему, солидная делегация собирается, все уже до вечера распланировано, в том числе и фуршет на открытом воздухе. Если узнаю что-то новенькое, завтра тебе обязательно расскажу. Всё, пока!
— Пока!
Положив трубку, я попытался прикинуть, чего же за делегация такая солидная собирается? Неужели дед с отцом и дядькой Николаем придумали что-то ещё для волкодавов? И почему мне родитель вчера никаких подробностей не озвучил? Ладно, завтра будет видно…
А тем временем курсантов в мою комнату набивалось все больше и больше, пришлось даже вынести кровать с тумбочками в коридор. Нарышкина и Корнеева привели тоже, правда, они сразу же разошлись по разным концам комнаты и особо ни с кем общаться не захотели. Демидова с Хачатурян заявились с Панцулаей, которая почему-то избегала встречаться со мной взглядом.
Честно говоря, чем больше выслушивал от курсантов добрых слов, тем гаже становилось на душе — было полное ощущение, что я их всех предаю и не только их, а училище, Военное министерство, генерал-полковника князя Пожарского и, самое главное, себя, свои идеалы и детскую мечту пойти по стопам деда Михаила и стать профессиональным военным, тем, кто защитит Родину в трудный для нее час… Словно почувствовав моё состояние, Багратион попросил рассказать о командировке на границу с Афганистаном. Ответить я ничего не успел, вперёд вылез Александр Романов:
— Сандро, дружище, от нашего Алексея ты ничего не добьёшься, он у нас в семье самый скромный.
— Самый скромный? — хихикнули Демидова с Хачатурян. — Что-то мы этого не заметили!
— Да-да, — важно кивнул Александр, — именно что самый скромный. Давайте лучше я вам расскажу о подвигах Алексея.
Курсанты притихли, и я внезапно догадался, что поднявшего скользкую тему Багратиона явно подговорили на это мои братики. А тем временем Александр откашлялся и продолжил:
— Прилетели мы, значит, в лагерь, только представились полковнику Пожарскому, как нас сразу же отдали под начало одному жёсткому типу, как потом выяснилось, целому полковнику военной разведки, и тут началось… Три часа непрерывного инструктажа со всякими там указявками, что делать можно, куда ходить нельзя. Потом прием пищи, получение личного оружия и в дальний дозор до самого утра под командованием этого самого полковника на ту сторону реки Пяндж, на афганскую территорию. Господи, — Александр тяжело вздохнул, — какая же это невыносимая скука сидеть неподвижно в окружении камней и прислушиваться к каждому шороху на протяжении долгих часов. И вот в гарнитуре рации я слышу голос Алексея: «Вижу троих, движутся на нас с северной стороны». Полковник командует: «Всем приготовиться, берём живыми». И что бы вы думали? — Александр обводит всех собравшихся взглядом. — Эти гады, Никпаи которые, что-то почуяли, остановились, потом и вовсе рванули в ту сторону, откуда пришли! Полковник дает команду на захват, а нас уже накрывает жутким каменным оползнем!
Собравшиеся курсанты, несмотря на рассказанную откровенную дичь, дружно выдохнули.
— Понятно, полковник в завалах благополучно отстал, а командование принял на себя Алексей, — продолжил «историю» Александр. — Камни летят, склон под ногами в постоянном движении, нихрена не видно и не слышно, движемся только на чуйке, а Алексей орёт в гарнитуру: «Двести метров до злодеев, сто пятьдесят, сто! Не отставать! Пятьдесят метров! Коля, твой левый, Саша, твой правый, мой по центру!» Ну, — он сделал паузу, — взяли мы их, нацепили наручники, а Алексей продолжает орать: «Выставили оцепление, смотрим в оба!» А полковник появился только минуты через три и сходу устроил этим душманам самый настоящий экспресс-допрос на предмет общей численности группы и расположения лагеря. А потом мы эти три слегка поломанных организма потащили в уже не спящий лагерь. — Александр усмехнулся. — После такого-то оползня никто уже не спал. В лагере, понятно, мы дружно отчитались перед полковником Пожарским, получили от него благодарность и вернулись в дозор до утра. На следующий день, отоспавшись, вместе с полковником поступили в распоряжение одного крайне мутного сотрудника Тайной канцелярии и поучаствовали в задержании двух вражеских лазутчиков, наблюдавших за лагерем из ближайшего селения. И опять в операциях, благодаря своим навыкам, Алексей у нас выступал старшим группы. — Александр повернулся к Хачатурян. — Тамара, подробности допроса одного из лазутчиков мы тогда тебе рассказывали в имении Жени.
— Так ты не шутил? — Девушка прижала ладошку ко рту.
— Просто не рассказал совсем уж кровавых подробностей. — Александр усмехнулся. — Ну а дальше у нас началась рутина: постоянные выезды и вылеты в глубь территории Афганистана на проверку различных сведений о месторасположении лагерей Никпаев, один раз даже пришлось подобный лагерь уничтожить. — Лицо брата помрачнело. — Жгли лаборатории и склады с наркотой, участвовали в прикрытии операций офицеров гвардии, попали с ними один раз в засаду, но, опять же, благодаря своевременному вмешательству Алексея, обошлись без потерь. Извините, но подробностей рассказывать не имею права. А помните эту видеозапись с казнью верхушки рода Никпай? — Курсанты закивали и вновь с напряжением уставились на Александра. — Этому предшествовала целая спецоперация, в которой участвовали пограничники, Тайная канцелярия, военная разведка, мы трое и лично цесаревич с ещё одним нашим дядькой на правах рядовых исполнителей. Подробностями тоже не имею права делиться, скажу лишь, что все подступы к укрытию Никпаев были усеяны не обычными минами, а самыми настоящими фугасами. — И опять среди курсантов пронесся возглас удивления. — Полная и законченная жесть, а главной задачей, стоящей перед нами, было взять главу рода живым. Что мы и сделали, и опять не последнюю роль в этом сыграл Алексей.
Как же мне стало неудобно под всеми этими восторженными взглядами молодых людей! И виной этому была не моя «природная скромность», а осознание того простого факта, что Господь распорядился так, что я, в отличие от подавляющего большинства, обладаю уникальными навыками, позволяющими мне с лёгкостью проделывать то, что описывал сейчас Александр. Заслужил ли я все эти навыки? Наверное, нет, но они у меня есть, и ничего я с этим поделать не могу. Может, это все дано мне для чего-то? Скорее всего. А чем я занимаюсь на сегодняшний день? Самой настоящей херней, и царственный дед был сто раз прав, когда отправлял меня в военное училище! Да, мои специфические навыки сейчас полезнее не здесь, а в работе с тем же самым подразделением «Тайга», и, главное, не проеб@ть и эту возможность тоже! А вообще, правильно говорят — кому много дано, с того и спрос больше. А кто спросит с меня? Ответ очевиден — в первую очередь, я сам. И пора бы, Алексей, уже завязывать со своими эгоистическими взглядами на жизнь. Приглядись к лицам курсантов, большинство из которые пришли сюда учиться Родину защищать! Даже Николай с Александром, два веселых раздолбая, в этом плане лучше меня, и братья на границу с Афганистаном, в отличие от меня, ехали не только личную месть Романовых исполнять, они знали, что едут Родину защищать! А я? В большей степени руководствовался личной местью за нападение на сестёр и тех школьников из спортзала.
Все это у меня очень быстро промелькнуло в голове, а Александр тем временем продолжил свой рассказ, попытавшись разрядить образовавшееся в комнате напряжение:
— Ну, были у нас и светлые моменты, — он заулыбался, — куда же без них. Занятия общей физической подготовкой под руководством полковника, постоянное написание подробных отчётов о каждой операции, бесконечные инструктажи к предстоящим операциям. В качестве развлечения видеозвонки родным и друзьям, рукопашный бой с господами гвардейскими офицерами, посиделки с ними в офицерском собрании с бильярдом и карточными играми. Короче, съездили познавательно и даже умудрились по совокупности заслуг удостоиться орденов. Дамы и господа, — Александр шутливо раскланялся, — готов ответить на все интересующие вас вопросы…
Довольные курсанты разошлись уже около одиннадцати вечера, наговорив мне приятностей и выразив сожаление в том, что я не буду учиться с ними дальше. Я же, оставшись один, разделся, упал на принесенную обратно в комнату кровать и заставил себя ни о чем не думать — мысли о «предательстве» все никак не хотели уходить из головы…
* * *
По дороге в Ясенево Прохор рассказал, что Романовы решили проверить поправленных мной волкодавов по полной программе, а заключалось это в том, что в «военных игрищах» примут участие дворцовые, валькирии и часть подразделения «Тайга» под предводительством Лебедева и чутким надзором Кузьмина.
— Главным инспектором, если можно так выразиться, государь назначил твоего дядьку, великого князя Николая Николаевича, — делился со мной информацией воспитатель. — Все после того случая, когда мы с Николаем Николаевичем приехали в Ясенево.
— А о моей роли тебе ничего не говорили? — поинтересовался я.
— Никаких указаний не поступало, — хмыкнул он. — А после нашей совместной тренировки в воскресенье, Лёшка, боюсь, тебя будут отпускать только на показательные внутриродовые выступления. И то в узком семейном кругу.
— Это ещё почему? — нахмурился я.
— Сначала ты «Тайгу» вместе с Ванюшей и преданными военными разведчиками чуть не угробил. — Прохор продолжал улыбаться. — Потом собственного родителя вместе с нами, да ещё и под давлением Ванюши, в одну калитку вынес. Попробуй-ка, устрой что-нибудь подобное перед твоими любимыми волкодавами, они от расстройства чувств и понимания, что ты способен один полностью их подразделение заменить, рапорта об отставке дружно и подадут. И граф Орлов вместе с ними.
— Прохор, ты же шутишь?
— Какие уж тут шутки, — опять хмыкнул он. — Вон Михеев, когда тебя в баню унесли, опять рапортом грозился, кое-как болезного отговорили. Так что, Лёшка, веди себя прилично и лишний раз на людях не выпендривайся.
— Хорошо, не буду, — кивнул я.
— И ещё. — Улыбка сползла с лица воспитателя. — В какой-то момент, когда не дай бог случится какая-нибудь очередная херня наподобие захвата заложников, у тебя, Лёшка, с твоим-то обострённым чувством справедливости могут появиться вредные мыслишки, например: «Если бы я там был, точно бы предотвратил» или «Почему послали исправлять ситуацию не меня, а их, уж я бы точно справился» — и тому подобное. Так вот, сынка, запомни раз и навсегда, тебя на всех не хватит, везде успеть не сумеешь. Да, будут гибнуть люди, может быть, даже женщины и дети, будут заложники, как тогда в той школе и совсем недавно в женском общежитии твоего училища, но это часть нашей жизни, карма или судьба, как ты это ни назови, и, как бы ни старался, как бы ни разрывался, всего исправить не способен даже ты. А значит, и рефлексировать на эту тему не должен. Вернее, обязан об этом не думать и гнать подобные мыслишки из своей головы поганой метлой. Надеюсь, был услышан и понят.
— Прохор, я тебя услышал и понял, но, если честно, обещать ничего не могу. Особенно после моего вчерашнего прощания с курсантами.
И описал воспитателю вчерашний вечер и все мои противоречивые чувства. Прохор, что характерно, выслушал мой сбивчивый спич, не перебивая, а в конце протянул руку и обнял меня за плечи:
— Взрослеешь, Лешка, все больше становишься похож на нормального человека…
У административного здания на самой базе корпуса мы с воспитателем не задержались, оставили Орлова и Смолова встречать императора с сопровождающими лицами, и с ротмистром Пасеком отправились на полигон.
— Камень, это у тебя после тех учений Тайной канцелярии в училище так виски поседели? — как бы между делом поинтересовался заместитель командира подразделения.
— Ага, — кивнул я.
— Говорят, там и трупик образовался… после этой тревоги, — тем же тоном продолжил ротмистр. — Видать, серьезным дяденькой покойный при жизни был, раз даже у тебя седина проступила.
— Настолько серьезным, Пчёл, что я у Пафнутьева его череп попросил, решил, так сказать, начать коллекционировать головы своих личных врагов.
В отличие от Смолова, с которым у меня сложились натянутые отношения, Пасек был нормальным офицером без какой-либо подлянки в душе. Ротмистр чувствовал моё к нему благорасположение и беззастенчиво этим пользовался. А я позволял, мне было не жалко.
Он повернулся к моему воспитателю:
— Прохор Петрович, молодой человек ведь сейчас шутит?
— Да какие тут шутки могут быть? — хмыкнул тот. — Его императорское высочество серьезен, как никогда. Вот как черепушку торжественно к нам в особняк доставят, мы тебя, ротмистр, первого в гости и позовём.
— Отказ принимается? — Пасек натянуто улыбнулся.
— Не-а, — замотал головой я и решил сменить тему: — Как настроение в подразделении, волнуетесь перед высочайшим визитом?
— Конечно волнуемся, — кивнул он. — Все как на иголках. А ты разве не переживаешь? Сегодня, если можно так выразиться, будет продемонстрирован в первую очередь результат именно твоей работы.
— Я — нет. Потому что в результатах своей работы полностью уверен. Вы же меня не подведёте?
Пасик остановился, вытянулся, состроил максимально тупую морду профессионального служаки и выпалил:
— Никак нет, ваше императорское высочество!
— Вольно! — засмеялся я.
А за мной и Прохор, который не удержался от соответствующего комментария:
— Василь, если сегодня засветишься перед старшими Романовыми с такой рожей, считай, карьера сделана!
— Есть, засветиться, господин Белобородов!
На самом полигоне, помимо обособленно расположившегося подразделения «Волкодав», нас встретили начальник моей охраны ротмистр Михеев с большей частью своих подчиненных, а заодно Кузьмин и Лебедев с двумя колдунами из «Тайги».
Пока мы все друг с другом здоровались, я успел пихнуть Прохора в бок:
— Слушай, а для волкодавов не многовато будет?
— В самый раз, — усмехнулся воспитатель. — Государь желает составить полную картину перспектив, открывающихся после твоего правила. Считай, подчиненные Орлова попали прямиком в зону боевых действий, где их жалеть никто не собирается.
— Ясно… — протянул я, мысленно с ним соглашаясь.
От самих волкодавов я тоже получил кучу «комплиментов» на предмет моей седины, но без упоминания «учений Тайной канцелярии».
— Это меня госпожа штаб-ротмистр довела. — Я решил отшутиться и многозначительно покосился в сторону Вяземской.
— И чем же? — демонстративно «возмутилась» Вика. — Своей любовью и лаской?
— И ими тоже, — кивнул я и ретировался в сторону дворцовых. От греха…
Кузьмин от комментариев не отказался тоже, но по несколько другому поводу:
— Ну, царевич, с освобождением тебя!
— В смысле?
— Откинулся, в смысле, с казарменного положения. В твоем случае ещё и усугублённого бессрочным арестом и гауптвахтой.
— А, ты в этом смысле, — отмахнулся я. — Кстати, в училище были свои плюсы.
— Можешь не рассказывать, — ухмыльнулся он. — Как вспомню свою учёбу, так сразу на душе благостно становится. Если бы я тогда знал, какие это были светлые денёчки. — Колдун вздохнул. — Кабы молодость знала, а старость могла…
Во втором часу дня на полигон заявилась целая процессия: все старшее поколение Романовых, в том числе и моя царственная бабка, родитель с братом Николаем и цельных три генерала с подполковником: Нарышкин, Орлов, Михеев и Смолов. Отдельно двигались аж шесть валькирий, и у меня появились нездоровые подозрения.
После построения и приветственной речи императора великим князем Николаем Николаевичем был озвучен план предстоящих показательных выступлений, состоящий из четырех основных пунктов: захват противника, применяющего стихии, освобождение заложников, рукопашный бой и отражение атаки вражеских колдунов.
Когда на другую сторону полигона отправились отец, дядька Николай и Прохор, я тихонько поинтересовался у своего начальника охраны:
— Владимир Иванович, а почему вас с подчинёнными не заставили «оказывать сопротивление»?
— Наши силы берегут, — пояснил он. — Мы будем роль злодеев исполнять, которые заложников удерживают. Да и специфика у нас больше на защиту направлена, а тут… Объективности ради твоего отца с дядькой и послали.
— А Прохора они зачем с тобой потащили?
— Так для массовки. Ну и для легкого сопротивления при непосредственном захвате.
— Ясно.
Насколько я мог видеть, воспитатель действительно встал немного в стороне и замер в ожидании, а дядька Николай как раз махнул рукой, и подразделение «Волкодав» в полном составе рвануло через полигон к ним с отцом.
И в очередной раз я увидел владение стихиями на самом высочайшем уровне: огонь переплетался с воздухом, вода с землёй, всё это бурлило, образовывая самые невообразимые сочетания, а смотрелось все это просто невероятно! Да, отец с дядькой не демонстрировали всех своих возможностей, но, насколько я мог судить, силу, которую они выдавали, можно было оценить на уровень очень и очень сильного воеводы, вернее, двух, а это тянуло на слабенького абсолюта.
Грамотное, неспешное движение волкодавов, разместивших женский батальон внутри строя и прикрывающих друг друга от стихий, прослеживалось без проблем — отец с дядькой умудрялись ещё и воздухом отгонять поднявшуюся взвесь из снега, пара и земли.
При взгляде на происходящее у меня даже на какое-то мгновение возникли сомнения в том, что волкодавы после этого испытания будут способны в полную силу поучаствовать в «освобождении заложников». Но, учитывая недавние слова Прохора о желании царственного деда проверить подразделение «по полной программе», прикинул, что им на следующих испытаниях явно сделают какие-нибудь скидки и поблажки, чтобы они «дожили» до рукопашного боя и «Тайги».
А в это время жандармы практически достигли отца с дядькой, разделились на три группы и произвели контрольный захват всех трех «целей».
— Ваня, что думаешь? — это я услышал, как мой царственный дед обратился к старшему Михееву.
— Даже с учётом того, государь, что Саша с Колей дали подразделению щадящую нагрузку, уже сейчас можно констатировать, что жандармский спецназ подготовлен очень и очень достойно. Уверен, — хмыкнул генерал, — они могли двигаться гораздо быстрее, просто решили силы грамотно по всей дистанции учений распределить.
— У меня сложилось такое же впечатление, — протянул дед, а остальные Романовы закивали. — Иван Васильевич, — он обратился к стоящему недалеко графу Орлову, — кто там у тебя непосредственно командование осуществляет, помимо подполковника Смолова?
— Ротмистр Пасек и штаб-ротмистр Вяземская, государь.
— Передашь им потом мою отдельную благодарность за отсутствие лишней показухи.
— С огромным удовольствием, государь! — кивнул генерал.
Пока волкодавы отдыхали и приходили в себя, император поинтересовался мнением подошедших сыновей:
— Достойно, — заявил дядька Николай. — Да вы сами все видели, но свои окончательные выводы я вам смогу озвучить только после «города».
В «городе», как оказалось, все было готово для визита высоких гостей: на складных столиках техническая группа корпуса установила пять ноутбуков военного образца, через которые можно было наблюдать онлайн-трансляцию с камер, установленных внутри и по периметру такого знакомого мне здания.
Инструктаж для волкодавов и дворцовых получился кратким — первым необходимо было освободить заложников и по возможности взять «злодеев» живыми, у вторых, соответственно, задача стояла противоположная. Роли троих заложников играли отец, дядька Николай и генерал Михеев, которые и выдвинулись в дом вместе с дворцовыми под командованием Михеева-младшего.
— Штурм! — скомандовал Орлов.
И подразделение «Волкодав», разделившись на группы по ранее разработанному плану, рвануло к зданию, а мы прильнули к экранам ноутбуков.
Первая защитная линия дворцовых, расположившаяся в «гостиной» у центрального входа и окон, была смята за несколько секунд без всяких сантиментов, ее «уцелевшие» остатки отступили к лестнице на второй этаж, но и они долго не сопротивлялись и были сброшены на пол «гостиной», где их встречал с наручниками «женский батальон», часть которого во главе с Вяземской продолжила движение с основными силами подразделения дальше. На втором этаже Волкодавы опять разделились и практически одновременно напали на «злодеев», расположившихся в разных помещениях. Наше же внимание сосредоточилось на самой большой комнате — именно там находились заложники и основные силы «дворцовых».
Скупые, быстрые движения и наработанные удары, грамотное распределение целей, а главное, значительное превосходство в скорости — именно это позволило Волкодавам уработать дворцовых за каких-то десять секунд, сбить с ног и не подумавших сопротивляться «заложников», заломить им руки и шустро вывести наружу. Через три минуты то же самое случилось и со всеми «злодеями».
— Ваше превосходительство, задание выполнено! — вытянулся перед Орловым подполковник Смолов, успевший снять шлем. — Заложники освобождены, серьезно пострадавших нет, среди условных террористов тоже.
— Благодарю, — кивнул генерал, развернулся и строевым шагом направился к Нарышкину. — Ваше высоко…
Тот только отмахнулся и в ожидании посмотрел на императора, который кивнул:
— Впечатляет, очень впечатляет, Петр Александрович. А сейчас предоставим слово нашим «заложникам».
И опять слово взял дядька Николай:
— Бойцы явно стали быстрее и сильнее по сравнению с тем разом, когда я участвовал в тренировке. Надо отдать должное и командованию подразделения, сумевшему в столь короткие сроки наладить должное взаимодействие «заматеревших» сотрудников.
Дед опять кивнул и посмотрел на генерала Михеева. Тот только пожал плечами:
— А чего ты хотел, государь, это же элита, сливки корпуса, да и не только корпуса. Доспех у бойцов на уровне, скорость выше всяческих похвал, а уж про выучку и говорить не приходится. — И, прищурившись, глянул в сторону «побитого» сына и его грустивших подчиненных. — Соответствующие выводы будут сделаны, план мероприятий составлен, недоработки устранены.
— Уж будь так добр, Ваня, — в третий раз кивнул император. — Что у нас там на очереди, рукопашный бой? — И повернулся к императрице: — Дорогая, ты хотела своих валькирий проверить?
— Да, дорогой, — заулыбалась Мария Федоровна. — А то загрустили что-то в последнее время мои девочки, развеяться им надо, набраться новых впечатлений.
«Загрустили? Развеяться? Набраться новых впечатлений? — обалдел я про себя. — Так и надо было “девочек” сейчас с остальными дворцовыми отправлять играть роль террористов».
Понятно, вслух свои мысли озвучивать не стал, а сделал шаг вперед и подчеркнуто вежливо предложил:
— Бабушка, а ты мне на пару недель своих валькирий отдай, я им новые впечатления гарантирую.
Императрица заулыбалась еще шире:
— Поимей совесть, Лешенька! Девоньки у меня практически все замужем, а у тебя и так свои две красотки есть.
Уела, карга старая! Но ничего…
— Пятьдесят тысяч на победу волко… волкодавих, — хмыкнул я, с вызовом глядя на бабку.
— Пятьдесят на валькирий, — не осталась в долгу она. — И приз достается победительницам.
— По рукам!
— Заканчиваем с тотализатором, — буркнул недовольный дед. — Кем вы Романовых перед Петром Александровичем и Иваном Васильевичем выставляете? — И тут же добавил: — Двадцать на валькирий.
— Тридцать на волкодавих, — это был мой родитель.
— Еще один азартный Парамоша… — вздохнул император.
— И я тридцать на них же, — дядька Николай вовсю подмигивал Нарышкину.
— Государь, государыня, — тот принял смущенный вид, — прошу простить, но двадцать на… волкодавих.
К ставкам тут же присоединились и все остальные «старшие», в том числе и Орлов с Михеевым, проявившие корпоративную солидарность и поставившие на своих подчиненных.
— Итак, — принялся «подводить итоги» дед, — двести пятьдесят тысяч на победу волкодавих, двести десять на валькирий. Предлагаю следующий вариант: сто пятьдесят тысяч из этих сумм в любом случае уходят на премии всем бойцам подразделения «Волкодав», тем более они за тот спортзал с детишками гораздо большего заслужили, а не только ордена, внеочередные звания и ведомственные премии; оставшиеся сто и шестьдесят тысяч уходят, соответственно, или волкодавихам, или валькириям. Возражения будут? Возражений нет. Теперь по регламенту поединка. Предлагаю самое очевидное, тем более дамы все подготовленные — шесть на шесть, победителем объявляется команда того, кто последним останется на ногах. — Возражений опять не было. — Тогда судьей назначается Николай Николаевич, помощниками судьи Орлов Иван Васильевич и Михеев Иван Владимирович. Можете начинать по готовности.
И пока генералы объясняли задачи своим подчиненным девушкам, в наших рядах наметилось некоторое оживление — ставки сделали свое «грязное» дело, и если до этого у всех наблюдалась лишь заинтересованность в результате «эксперимента», то сейчас присутствовал самый настоящий азарт. Исключением не стал даже я — пульс участился, появились серьезные переживания за волкодавих и особенно за Вику с ее характером — отступать она не умела, а ее бывшие сослуживицы бабами были резкими, опытными, тертыми, они Вяземскую в случае чего не пощадят, особенно на глазах Марии Федоровны.
— Вот же черт! — подошел ко мне явно расстроенный Прохор. — Щас эти тетуськи девчат в снег и втопчут! Устроили, вашу мать, гладиаторские бои! Как бы Катька не пострадала, Ведьма ее явно в эту шестерку с собой возьмет…
— А за Вику ты, значит, не переживаешь? — хмыкнул я.
— Переживаю, но у Ведьмы опыт, а Катька зеленая еще. Ладно, Лешка, будем надеяться, что все обойдется, тем более твой дядька судьей — если совсем жесть начнется, он вмешается.
— Да какая там может начаться жесть? — не понял я.
— Бабы же, — вздохнул воспитатель. — Да еще и прекрасно подготовленные как в физическом плане, так и в психологическом. Эти, если заведутся, по жестокости мужиков запросто перещеголяют, приходилось сталкиваться с чем-то подобным в далекой молодости…
Тут-то я и напрягся по полной, мысленно пожалев о предложенном бабке пари. Хотя, думаю, дед и без этого бы свою роль сыграл.
Прогнозы Прохора начали сбываться сразу же — Вика действительно взяла в шестерку Екатерину и тут же приступила к «накрутке» подчиненных девах. Через короткий промежуток времени их общий эмоциональный фон стал очень напряженным, а потом и вовсе окрасился всполохами злобы и даже ненависти. Что уж Вяземская наговорила девушкам, не знаю, но и валькирии недалеко ушли, их эмоциональный план мало чем отличался в лучшую сторону от эмоций волкодавих. Порадовало меня одно — «тетуськи», как выразился воспитатель, к «девчатам» явно отнеслись очень серьезно, значит, и на остальных дворцовых увиденное сегодня произвело должное впечатление. Обратил я внимание и на расположение остальных волкодавов, которые как-то незаметно переместились за спины своих девушек, это же сделали и дворцовые, только с другой стороны.
— Царевич, не нравится мне все это… — Кузьмин бочком-бочком приблизился к нам с Прохором. — Если ты не против, я по-быстрому воительниц наших сейчас чуть подуспокою, а то уж слишком они, бедняжки, раздухарились, того и гляди, волосешки друг другу с корнями повырывают… Согласись, было бы правильнее, если они с таким пылом любимому регулярно отдавались на шелковых простынках, а не морды друг другу били. Хотя… есть в этом что-то первобытно-возбуждающее, особенно когда бабы морды бить умеют на высоком профессиональном уровне, да еще и делают это очень искренне, от души, от сердца…
— Ваня, хорош пизд@ть не по делу, романтик ты наш первобытно-возбужденный! Лебедев тебя государю не сдаст? — я глянул на него и опять принялся наблюдать за тем, что происходило на поляне.
— А Лебедев и не почует, а вот ты — точно да, — заверил он меня.
— Работай.
Через минуту нежных манипуляций Кузьмина с сознанием «раздухарившихся бедняжек» эмоциональный фон на полянке сменился на напряженно-сосредоточенный.
— Мужчина, респект вам и уважуха, — похвалил я колдуна. — Лебедев, похоже, и не прочухал.
Кузьмин задрал подбородок:
— Так умеем, могем…
А тем временем Николай Николаевич поинтересовался готовностью обеих «команд» и скомандовал:
— Бой!
С первых же секунд поединка стало ясно, что инициативой полностью завладели сотрудницы подразделения «Волкодав», и дело было даже не в правиле, а в специфике самого подразделения, специализировавшегося как раз на захвате противника. Да и девушки уже были не теми, кого я тогда раскидал на полянке в соседнем лесу, хотя самое лучшее у них осталось: скорость, верткость и гибкость, позволявшая молодым волкодавихам более эффективно работать с многоопытными валькириями, поднаторевшими в защите. Особенно на общем фоне выделялись Виктория и Екатерина: первая — своей заметно возросшей скоростью, а вторая — точностью выполнения связок из приемов и правильной тактикой ведения «поединка», позволявшей ей вместе с напарницей не только «обрабатывать» свою пару валькирий, но и мешать своими действиями «соседней».
Само столкновение никак не напоминало обычную базарную драку — цели были распределены заранее; и те, и другие условно разбились на двойки и явно согласовали как тактику, так и общую стратегию, да и само разделение по двойкам не было случайным. Виктория, как бывшая валькирия, точно знала, кого против кого поставить, и куда встать самой, и именно ее столкновение сразу с двумя бывшими сослуживицами было самым зрелищным. Миниатюрная фурия с рыжими волосами металась между «своими» валькириями, умудряясь наносить удары, уходить от встречных атак, прикрываться одной от другой, и в конце концов вырубила сначала правую валькирию, а потом и левую, после чего просто встала и с независимым видом принялась наблюдать за остальными поединками, в том числе и за своей напарницей, помогавшей соседней паре.
Минуты через три из двенадцати женщин, не считая Вяземской, на ногах осталась только шатающаяся Решетова, заставившая наконец последнюю валькирию сдаться после «удушающего» на шею. Подразделение «Волкодав», не обращая никакого внимания на высоких гостей, дружно заорало «Ура!», а Виктория подошла к Екатерине, подхватила ее за талию и повела к судье:
— Ваше императорское высочество, поставленная задача выполнена! — громко отчиталась она.
— Поздравляю, Виктория Львовна! — кивнул дядька Николай, и очередное раздалось «Ура!» со стороны остальных волкодавов.
Мы же все захлопали, в том числе и император с императрицей, а Прохор выдохнул:
— Фуф, пронесло!
— Позвольте узнать, госпожа штаб-ротмистр, — продолжил дядька Николай с улыбкой, — почему вы не помогли своим подчиненным, когда закончили со своими противниками?
— Девушки должны расти, постоянно повышать свой профессиональный уровень, Николай Николаевич, а тут такая уникальная возможность представилась. — И выпрямилась, заметив приближение императорской четы с сопровождающими лицами. — Виновата, ваше императорское высочество, готова понести заслуженное наказание.
Готового уже что-то ответить дядьку властным жестом остановила Мария Федоровна:
— Виктория, поздравляю! — Она перевела взгляд на кое-как поднимающихся с утоптанного снега валькирий и волкодавих. — Очень зрелищно и показательно! Кроме того, наводит кое на какие размышления о качестве подготовки Дворцовой полиции. — Она повернулась в сторону опустившего глаза генерала Михеева. — Хотя надо учесть и заслуги моего внука в деле подготовки подразделения. — И без перехода: — Виктория, это та самая Решетова, про которую мне Белобородов рассказывал?
— Да, государыня. — Вика сильнее прижала к себе еще не до конца пришедшую в себя девушку, смотревшую на все происходящее чуть отсутствующим взглядом.
— Я ее тогда в Кремле на награждении и у внука в особняке не особо рассмотрела, — хмыкнула императрица и повернулась к нам с воспитателем и колдуном. — Прохор, чего стоишь пялишься? Займись уже своей красавицей…
А когда воспитатель увел девушку к остальным волкодавам, Мария Федоровна жестом подозвала одну из более или менее утвердившихся на ногах валькирий и нарочито громко продолжила:
— Виктория, мы тут с супругом посоветовались и решили премировать подразделение. Отдельная сумма в размере ста тысяч рублей достается непосредственно вам шестерым. У меня же к тебе будет отдельная просьба — девушки в твоем подчинении все молоденькие, неопытные, ты уж проследи, чтобы они средствами распорядились по-умному, а не потратили все сразу на яркие шмотки и подарки к Новому году. Если что, смело ссылайся на меня. — И Мария Федоровна многозначительно глянула в сторону опустившей голову валькирии.
— Огромное спасибо, государыня! — Вяземская «засветилась» улыбкой. — Все сделаю.
Дальше Викторию с победой поздравил император и остальные Романовы, следующими, кому достались комплименты, были явно довольные Нарышкин с Орловым.
Пользуясь некоторым перерывом, ко мне подошел вовсю ухмылявшийся родитель:
— Глянь, Лешка, как наши старики в сторону твоих волкодавих орлами поглядывают! А все потому, что валькирии им давно примелькались. Боюсь, как бы подобные учения не стали регулярными.
— Неужели все так запущено? — усмехнулся я в ответ. — А как же отзывчивые банщицы в имении Пожарских?
— С ними гладиаторские бои не устроишь, а если и устроишь, так обхохочешься от нелепости происходящего. Тут же все по-взрослому, как любят наши старшие родичи. И еще, сынок, тут такое дело, только ты никому не говори, — тон отца стал заговорщицким, — это государь после консультаций с братцем Колей придумал поединок устроить, чтобы императрицу позлить и слегка понизить статус валькирий, а то мама последнее время позволяет им уж слишком многое.
Я заулыбался еще шире:
— Повторяю, отдайте их нам с Прохором и Ваней, через две недели будут как шелковые!
— Забитые они у вас будут и зашуганные, — отмахнулся он. — Им потом только полгода на реабилитацию понадобится, чтобы этот кошмар забыть.
— Отец, не сгущай краски!
— Это я сгущаю? — делано возмутился он. — Дам тебе как-нибудь почитать краткую выжимку докладов о моральном состоянии бойцов «Тайги», преобладающими чувствами которых сейчас являются психологическая и физическая усталость после тренировок с Ванюшей и огромный страх, даже ужас, перед предстоящими тренировками с неким великим князем Алексеем Александровичем. Военные разведчики недалеко ушли, и эту фобию насчет великого князя с подчиненными Лебедева полностью разделяют. Злобырем ты, Лешка, был, Злобырем и остался!
— Каким ты был, таким ты и остался… — фальшиво пропел я строчку известной песни. — Скажи лучше, какие у меня перспективы после этих показательных учений?
— Самые радужные, сынок, — усмехнулся отец. — Если не хочешь, чтобы бабушка вместе с двоюродными и троюродными дедами переехала к тебе в особняк на постоянное местожительство… Мне продолжать, или сам додумаешься?
— Будет исполнено, ваше императорское высочество, — вздохнул я.
— Чудно! Ладно, пойду уже, а то как-то неудобно получается…
Когда Вика освободилась от внимания моих старших родичей и вышестоящего командования, я проводил ее к остальным волкодавам, успев по дороге сказать и свои комплименты:
— Ты была крута, Викуся! Настоящая патентованная Ведьма! Как этих двоих красиво уработала! Я тебя начинаю бояться!
— Смотри, Романов! — прищурилась она, явно довольная моими словами. — Это я еще как следует не разозлилась, а так… — И вдруг спросила: — Ты сегодня дома?
— Ага. Но надо еще Елизавету из Кремля забрать.
— Мы тоже сегодня решили посидеть, — она кивнула в сторону сослуживцев. — При любом исходе учений.
С волкодавами я простоял совсем недолго, как раз до прозвучавшей команды «Построиться» со стороны Орлова — пришло время для последнего на сегодня испытания.
Честно говоря, ожидал, что на сопротивляемость воздействию колдунов подразделение будет тестировать Кузьмин, как наш самый главный эксперт по этим делам, однако он остался скромно стоять в сторонке, а на передний план выдвинулись Лебедев с двумя своими подчиненными. Перейдя на темп, я приготовился следить за происходящим и тут же заметил, как моему примеру последовал засветившийся Кузьмин. Лебедев же ничего выдумывать не стал и, образовав со своими бойцами некое подобие круга, потянулся к волкодавам и начал оказывать на них давление, постепенно увеличивая его мощность. Вот упали девушки, участвовавшие в спарринге с валькириями, вот посыпались уже все, кто помоложе, последними на снег завалились Смолов, Пасек и Вяземская.
По знаку моего отца к валявшемуся подразделению подбежал Прохор и накрыл волкодавов куполом из небольших ярких огоньков — лежали бойцы без доспеха, могли и простудиться, пока Лебедев со своими подчиненными не привели их в чувство.
Пока командир «Тайги» занимался реанимационными мероприятиями, я подошел к Кузьмину:
— Ваня, как впечатления?
— Выше среднего. Слушай, царевич, а тогда, у особняка Юсуповых, ты батюшек гасил по шесть штук специально?
— Ну да, чтобы его святейшество проникся. Почему интересуешься?
Колдун мотнул головой в сторону Лебедева:
— Заметил, что Михалыч небольшой круг собрал, чтобы весь личный состав волкодавов одновременно погасить?
— Заметил, — кивнул я.
— А ты смог бы сделать это в один заход?
Прикинув про себя, ответил:
— Пожалуй, да: тянешься, объединяешь всех в одно целое и гасишь. Только не уверен, что получилось бы это делать постепенно, а вот если нужен просто конечный результат, то без проблем.
— Плохо, царевич, — вздохнул Кузьмин. — Очень плохо! Я же тебе говорил, забудь про все и всяческие ограничения! Пользуйся воображением, его свободой и отсутствием границ, а не привычными тебе законами и рамками этого мира!
— Легко сказать! А сам-то?!
— И сам дурак, — он опять вздохнул. — Все знаю, а сделать ничего не могу. Как, кстати, и эти, — он указал на Лебедева. — Там, учитывая природные данные, с воображением совсем туго. Хотя… — колдун поморщился, — каждому свое. — И ухмыльнулся. — Может, они мужья и отцы хорошие? А в свободное от несения службы и семьи время крестиком великолепно вышивают или носки со свитерами вяжут? Кто знает?
— Пафнутьев знает, — хмыкнул я.
— Этот-то точно знает, но нам не расскажет. А знаешь, царевич, какая у нашего грозного Борисыча по молодости тайная страстишка была? — Колдун аж подпрыгнул. — Вот ни за что не угадаешь!
— Заинтриговал!
— Рыбок аквариумных наш Борисыч страсть как любил! Холил тварей и лелеял, как детишек малолетних! Мы с Прохором даже подозревали, что трогательная любовь эта строилась на двух несомненных достоинствах его питомцев: их короткой памяти и неспособности болтать!
Зажав рот рукой, я отвернулся от довольного произведенным эффектом Ванюши и принялся вытирать выступившие слезы, сотрясаясь при этом от смеха — живое воображение тут же нарисовало счастливо улыбающегося Пафнутьева в костюме Дуремара с маленьким сачком в руках на фоне огромного аквариума с плавающими чёрненькими рыбками с гербами Романовых на чешуйках.
— Вот-вот, — услышал я, — у нас поначалу с Петровичем такая же реакция была, когда где-нибудь аквариум видели. Потом ничего, привыкли к этой милой причуде Борисыча…
Отсмеявшись, заметил, как на меня недобро поглядывает царственный дед, а после соответствующего властного жеста руки так и вовсе пришлось к нему подойти.
— И чего это мы так веселимся? Алексей, ты нас в каком свете перед Нарышкиным и Орловым выставляешь? У нас тут, на секундочку, серьезное мероприятие проходит, а ты хиханьки и хахоньки развел.
— Виноват. Больше не повторится, — вздохнул я. — И вообще, деда, Нарышкин с Орловым все про меня знают, ничего плохого подумать не должны.
— Согласен, — кивнул он. — Но во время банкета удели генералам немного времени, пусть порадуются твоему вниманию.
— Хорошо, — пообещал я, тем более повод был в наличии, и, не удержавшись, решил поинтересоваться:
— Деда, что мне волкодавам сказать, как учения прошли?
Он усмехнулся:
— Так они еще не закончились, учения эти. А как же моя заключительная речь, в которой я похвалю общую подготовку подразделения, выскажу надежду на то, что и дальше они будут поддерживать ее на высочайшем уровне, и так далее и тому подобное? Доволен?
— Доволен, — кивнул я. — А подробности?
— А все остальное, в этих самых подробностях, волкодавам знать не положено, внучок. Теперь же быстро мне накидай план наших мероприятий по результатам учений.
— В первую очередь, все подразделение на грозные подписки, в том числе и Нарышкина с Орловым.
— Так…
— Изъятие всех видеозаписей.
— Правильно…
— Развернутые рапорты со всех участников учений — и наших дворцовых с валькириями, и волкодавов, с особым указанием на ошибки противника. Да, с «заложников» рапорты тоже.
— Дальше… — кивнул дед.
— Когда сбор информации будет закончен, проанализировать данные и сделать соответствующие выводы об изменениях в методике подготовки дворцовых и валькирий.
— А самое главное?
— Сделать выводы о том, насколько мое правило повысило боеготовность волкодавов, и чего нам ожидать после правила Дворцовой полиции.
— Молодец, Алексей! — дед был явно доволен. — Может, и правильно, что ты пошел учиться на правоведа, с логическим мышлением у тебя все в порядке. Так, глядишь, и послужишь Родине в качестве следователя в военной прокуратуре или в Тайной канцелярии…
— Бумажки строчить? — нахмурился я. — Уж лучше с волкодавами на свежем воздухе боеготовность повышать!
— А бумажки, значит, другие за тебя пусть пишут?
— Ага.
— Ладно, учиться тебе еще четыре года, там видно будет, но практику ты у меня всяко в Московской гарнизонной прокуратуре пройдешь.
— Есть, ваше императорское величество!
Дед оглядел меня с ног до головы и усмехнулся:
— Вольно, курсант! — И тут же добавил: — Что думаешь насчет правила «Тайги»? Особенно в свете последних событий?
— Пока ничего не думаю, но попробовать стоит. Однако есть проблема…
— Кузьмин?
— Он. Если править, то всех, а тут… Просто Прохор пока не хочет, чтобы я Ваню правил…
— Я в курсе, — кивнул дед и добавил уже приказным тоном: — Думайте с Белобородовым, как семью Кузьмина… в качестве заложников аккуратно взять, и не будет проблемы. С Сашей я переговорю, он это распоряжение до твоего воспитателя доведет. Чего наморщился, внучок? Дедушка плохой? Дедушка злой? Дедушка на чувства твои дружеские плюет? А не ты ли тут недавно к Дашковым, родственникам нашим, наведывался? Детей пугал так, что они потом три дня из собственных покоев выйти боялись? А Карамзиных не ты ли у нас с Юсуповыми кошмарил? Чего голову опустил, внучок?
— Будет исполнено, ваше императорское величество… — выдавил я из себя.
— Так-то лучше, ваше императорское высочество. И улыбайтесь уже, не надо выставлять его императорское величество сатрапом. Свободен!
Какой осадок у меня остался после беседы с царственным дедом? Да самый что ни на есть отвратительный! Успокаивал себя лишь одним — попала белка в колесо, пищи, но бежи… Или с волками жить — по-волчьи выть…
Через полчаса весь личный состав подразделения «Волкодав» усилиями Лебедева был в адеквате, хотя остаточные явления в виде некоторой общей заторможенности у бойцов все же присутствовали.
— Перестарался слегка, — пояснил нам командир «Тайги». — Ничего, им полезно, а через часок будут вообще как новенькие.
Дальше по регламенту учений у нас был банкет на свежем воздухе, организованный на краю большого полигона, куда мы все дружно и направились. Как мне дед и говорил, с его стороны последовала проникновенная речуга перед строем еще вялых волкодавов, а после троекратного «Ура!» он объявил «Вольно!» и пригласил всех, в том числе и дворцовых, за накрытый длинный стол, уставленный закусками и бутылками с вином.
На банкете я успел пообщаться буквально со всеми — и с волкодавами, и с дворцовыми, и со всеми дедами, аккуратно принесшими мне поздравления по поводу предварительных результатов учений. Отдельно пообщался с генералом Михеевым, хотя это он решил со мной пообщаться:
— Молодой человек, — нахмурившийся старик оглядел меня с ног до головы, — почему вы ставите свои успешные эксперименты не на бойцах нашего рода, а на каких-то левых жандармах?
— Виноват, ваше высокопревосходительство! — вытянулся я, следуя уже проверенной тактике.
— Потрудитесь объяснить доходчиво и внятно!
— Не могу знать, ваше высокопревосходительство!
— Хорошо, молодой человек, — хищно заулыбался он. — Если я правильно истолковал мотивы вашего поступка, своей охране у вас доверия нет. Значит, виноват ее начальник, ротмистр Михеев. Ставлю вас в известность, молодой человек, ротмистр Михеев сегодня отправится на кремлевскую гауптвахту и новогодние праздники проведет там, а его супругой и внуками займусь я. На время ареста ротмистра пришлю вам достойную замену.
— Вы в своем праве, ваше высокопревосходительство! — продолжал тянуться я. — Но прошу вас, пожалейте охрану гауптвахты и ее здание, потому как я не могу позволить супруге ротмистра Михеева и его детям встречать Новый год без отца семейства.
Генерал засопел, опять нахмурился и махнул рукой:
— Свободен!
— Есть, ваше высокопревосходительство!
Следующим у меня на очереди был генерал Орлов, которого мне через некоторое время удалось отвести от стола в сторону и поздравить с успехами подразделения. Выслушав ответные слова благодарности за правило, сообщил, что у меня есть разговор к Нарышкину, рассудив, что, если Иван Васильевич будет присутствовать при этом разговоре, ему это в карьерном плане пойдет только на пользу.
— Петр Александрович, хочу попросить вас за родителей одной моей хорошей знакомой, Елены Панцулаи. Слышал, ее отец потомственный пограничник?
— Это та Панцулая, которая вместе с тобой, Демидовой и Хачатурян в понедельник забавы этих… молодых людей пыталась остановить? — поинтересовался Нарышкин и повернулся к Орлову. — Я тебе, Ваня, потом расскажу, как у нас детишки в училище развлекаются.
— Она самая, — кивнул я.
— Знаю я полковника Панцулая и отца его, полковника в отставке, знаю. Очень достойные офицеры-пограничники, династия целая. Говори, чего хотел?
— Петр Александрович, а вы можете отцу Елены организовать командировку в Москву вместе с семьей на новогодние выходные? Деньги на расходы за перелет и гостиницу, естественно, с меня.
Нарышкин молча достал телефон, кого-то набрал и продиктовал соответствующую информацию. Закончил он такими словами:
— Приказ чтоб через полчаса был, мое факсимиле у тебя есть, и найдите гостиницу поприличнее. Ах да, и доведите до полковника, что может взять с собой всю семью, контора расходы ему возместит. Выполняй!
Убрав телефон в карман, Нарышкин посмотрел на меня с улыбкой:
— Ценю, что обратился ко мне не через отца или деда, а напрямую. Насчет денег не беспокойся, фонды позволяют.
— Спасибо, Петр Александрович!
— А теперь неудобный вопрос, Алексей, что нам полковнику говорить, если он начнет интересоваться истинными целями командировки?
— Подарок от Тайной канцелярии за деятельное участие его дочери в недавних учениях, — заулыбался я.
— Как вариант, — невозмутимо кивнул генерал. — А Пафнутьев в курсе этого подарка? А то Виталий Борисович у нас мужчина резкий, не любит, когда Канцелярией прикрываемся даже мы.
— Я его предупрежу, проблем не будет.
— Вот и славно! Что скажешь о наших орлятах? — он указывал уже на веселых волкодавов.
— Да какие они орлята, Петр Александрович? Орлы и орлихи!
— Пожалуй, соглашусь. Надеюсь, это не последние выращенные тобой орлы в нашем заповеднике? — прищурился генерал.
— Все вопросы туда, — я указал на царственного деда, а потом на генерала Михеева. — И туда.
— А если мы с Иваном Васильевичем, исходя из необходимости, вынужденно увеличим численность орлов, добавив к ним… орлят, это будет считаться исключением из неких бюрократических правил? — Нарышкин хитро мне улыбался, а Орлов так и вовсе подмигнул.
— Петр Александрович, — я прижал руки к груди, — боюсь, хорошо известные вам бюрократы не поддержат столь славное начинание, а господин Пафнутьев так и вовсе затаит лютую обиду. Со своей же стороны могу пообещать лишь одно — воспользуюсь первой же представившейся возможностью, а Иван Васильевич узнает об этом сразу же.
— Нам с Иваном Васильевичем этого будет вполне достаточно, — кивнул Нарышкин и протянул мне руку. — С наступающим Новым годом, ваше императорское высочество!
— С наступающим, ваше высокопревосходительство!
После окончания банкета, оставив волкодавов продолжать веселье на полигоне, мы не спеша направились к машинам.
— Дорогой, а Алексей-то наш какой молодец! — услышал я голос бабки. — Со всеми успел поговорить, всем свое уважение продемонстрировал. Настоящий наследник у Александра растет. А в Кремле его Елизавета заждалась, все эти три дня меня с сестрами одолевала, когда же ее старший брат к себе в особняк заберет? Алексей, — бабка обернулась, — раскрой секрет, как ты умудряешься так людей к себе располагать?
— Доминирующие гены Дашковых, слегка приправленные генами Романовых и Пожарских, вот и весь секрет, бабушка, уж тебе ли не знать, — вовсю лыбился я.
Если Александровичи просто хрюкнули, то дед Николай с братом и отец с дядькой не удержались и хохотнули.
— Я же говорю, настоящий наследник у сына растет, — хмыкнула бабка. — Вроде как и съязвить пытался, а все равно получился комплимент. Кстати, Алексей, к вопросу о генах Дашковых. Ты когда собираешься безвинно пострадавших родственников осчастливить своим визитом?
— Бабушка, а ты уверена, что они будут действительно счастливы от моего визита?
И вновь повторились хрюканья и хохотки, но улыбающийся царственный дед все же решил поддержать супругу:
— Алексей, надо съездить и наладить отношения.
— Надо так надо, но, может, лучше дать князю Дашкову время, чтобы он забыл памятный визит в пытошную Бутырки?
— Брат уже забыл, — отмахнулась бабка. — И вообще, Алексей, поедем вместе и возьмем с собой твоих отца и дядьку.
— И Елизавету, — кивнул я. — Ей тоже надо с родственниками больше общаться, а там и детки ее возраста есть…
— Алексей!!! — ко мне одновременно обернулись все Романовы.
— Шутка! Просто шутка! Ничего такого не имел в виду!
В Кремль поехал на машине отца. Быстро обсудив учения, перешли к предстоящим планам:
— Оперативно общаешься с Машей и Варей, успокаиваешь Лизу, и мы с тобой идем ко мне в кабинет изучать досье на одних серьёзных товарищей, общение с которыми тебе предстоит в самом ближайшем будущем.
— На батюшек, что ли?
— На них, — кивнул он. — А теперь что касается завтрашнего турнира, сынок. Тренировался?
— Конечно! — ухмыльнулся я. — По ночам на губе только этим и занимался. Меня же туда только ради этого туда посадили и специально стол поставили.
— Ясно. Короче, не вздумай Андрею поддаваться, играй в полную силу. И наплюй на тех, кто обязательно скажет, что, мол, Долгорукий тебе проиграл специально. Договорились?
— Договорились.
— И выдели сегодня часок на постоять у стола. Могу составить компанию, если пригласишь. Но в любом случае завтра перед твоей игрой во всеуслышание заявлю, что в воскресенье и сегодня вечером мы с тобой усиленно спарринговались.
— Тогда поехали ко мне с ночевой, а Лизу поручим Ивану. — И пояснил: — Алексия работает, Прохор отпросился встречать Катерину, а Виктория вообще непонятно в каком состоянии из Ясенево домой заявится.
— Добро.
— Отец, а что там с Юсуповыми?
— С Юсуповыми? Юсуповы готовятся к продаже Романовым основного пакета акций «Банка Казани», через который они, как оказалось, крутили массу темных делишек, а не только осуществляли сотрудничество с группой покойного Тагильцева.
— Продажа основного пакета акций?
— Именно. Твой дед поставил князю условие: или отзыв лицензии с последующим банкротством банка, или продажа акций по заниженной цене.
— Юсуповы много потеряют?
— Алексей, главное, они не потеряют вообще все, в том числе и жизни. А так, род мощный, активы и перспективы развития у них останутся. Да и невыгодно нам Юсуповых по миру пускать с точки зрения макроэкономики. Кстати, не распространяйся с друзьями на эту тему, сделка по смене владельца пакета акций банка будет для всех выставлена так, как будто Юсуповы очень выгодно продались решившим расширить свой банковский бизнес Романовым.
— Зачем? — не понял я. — А как же пустить слухи о косяке Юсуповых и показать всем этот, как его… принцип неотвратимости наказания?
— Лешка, — отец улыбался, — да мы и так постоянно глаза закрываем на мелкие грешки разных родов, которые в силу самой обычной человеческой жадности постоянно косячат! Ты хочешь, чтобы роды начали выводить финансовые средства из империи? Даже понимая, что их и за границей могут запросто кинуть, как котят бездомных?
— Не хочу, — вздохнул я. — Как же все сложно! А косяки родов, про которые ты сейчас сказал, как-то… учитываются?
— Конечно. Факты тщательно фиксируются Центральным банком, Канцелярией, жандармами, у которых довольно-таки мощная финансовая разведка, аналогичным департаментом полиции и налоговой службой. Если род или та или иная финансовая группа начинает жестить или другим образом вредит интересам империи или рода Романовых, проводится профилактическая беседа. При отсутствии понимания звучит команда «Фас!».
— Как все сложно! — повторил я.
— Сынок, — родитель улыбался, — со мной государь поделился планами на твою практику в военной прокуратуре. Поверь, тебе надо там… поработать, сразу начнешь понимать, как именно все устроено в государственном аппарате. Кстати, в крупных коммерческих организациях все работает аналогичным образом, за исключением своей специфики.
И он задумался на несколько секунд.
— Слушай, — протянул наконец родитель, — ты не в курсе, Андрюшка Долгорукий пытался пригласить на завтрашнее мероприятие Ингу Юсупову?
— Не в курсе.
— Приедем в Кремль, скажу Маше с Варей, чтоб Ингу от твоего имени пригласили — пусть дочки порадуются за подружку, а в Свете не подумают, что у Юсуповых какие-то проблемы. — И поинтересовался: — Что у тебя за дела с этой… курсанткой Панцулаей?
— Нарышкин стуканул? — поморщился я.
— При чем здесь Нарышкин? — отец развернулся ко мне всем телом и нахмурился. — Мне Пафнутьев доложился, а ему Удовиченко. Ты себе еще одну любовницу решил завести? Леси с Викой мало? На свежатинку потянуло?
— Ты все неправильно понял!
— Так объясни! И про Нарышкина в том числе.
Когда я закончил, родитель тяжело вздохнул:
— Детский сад, ясельная группа! Я понимаю, что тебе на собственную репутацию наплевать, а о репутации нашего рода и в особенности этой девчушки ты подумал?
— Так она же типа дружит с Демидовой и Хачатурян, как ее со мной-то свяжут?
— Ты ее на руках таскал? В общаге женской она с тобой во время того инцидента была? В одной компании состоит? А после твоего демонстративного сожительства сразу с двумя девушками и утечки из училища подробностей твоего общения с Еленой у общества мысли заработают только в одну сторону. Ой, сынок, не умеешь ты еще обставляться от слова «совсем», а твой предположительный страстный роман с молоденькой курсанткой роду совсем не нужен. Дай подумать…
Думал родитель довольно продолжительное время, пока не вскинулся, хитро заулыбавшись:
— Лешка, а ты знал, что Панцулаи являются дальним родственниками Пожарских?
— Теперь знаю, — кивнул с улыбкой я.
— Нет, сынок, не знаешь, — хмыкнул он. — И когда пойдут соответствующие разговорчики, будешь все отрицать, как и Панцулаи с Пожарскими. Надеюсь, я был услышан?
— Спасибо, отец!
— А теперь представь, в какие затраты обойдется Романовым эта операция прикрытия твоей глупой, сентиментальной выходки? И я говорю не про денежные затраты, а только про человеко-часы, которые можно было потратить на что-то действительно полезное. Представил масштабы?
— Смутно, но догадываюсь, что масштабы действительно серьезные.
— Более чем, Алексей. Так что в следующий раз думай и прикидывай последствия, а не руководствуйся сиюминутными желаниями…
* * *
— Ознакамливайся, — родитель кинул на стол передо мной папку.
Открыв ее, я слегка обалдел: сверху лежали распечатки фотографий одних и тех же лиц, но с разными прическами, цветом волос, с бородой и без. Единственного, кого узнал среди них, — это покойного Тагильцева.
— А вот и мои спасители… — прошептал я, заметив на двух из этих распечаток подписи «Владимир Смирнов» и «Василий Корякин».
Отдельно «залюбовался» аналогичной распечаткой с совершенно незапоминающейся рожей батюшки Олега Бирюкова, изображенной тоже со всеми вариантами изменения внешности, и сам не заметил, как начал вспоминать те ощущения из училища: двух ослепивших меня светлячков, светящиеся образы колдунов в женском общежитии, свою на них отчаянную атаку…
Из состояния измененного сознания меня вырвал крик отца:
— Алексей, успокойся!
Подняв глаза, я увидел перекошенное, бледное лицо родителя.
— Успокойся! — Он раздраженно отбросил в сторону кусок выломанной столешницы и повернулся на звук открывшейся двери. — Все нормально! Просто Алексей Александрович изволит гневаться!
Испуганный дворцовый закивал, извинился и закрыл дверь, а отец посмотрел на меня:
— Что, сынок, херовые воспоминания?
Я кивнул:
— Они. Извини, не хотел.
— Проехали… — родитель подошел к «чучелу Земли», откинул вверх северное полушарие, достал бутылку с этикеткой «Коньяк» и сделал большой глоток прямо из горла. — Злоупотребишь? — протянул он мне бутылку.
— С Лизой еще домой ехать… — отказался я.
— Точно. — И указал мне на папку. — Изучай, нам с тобой еще круглых по сукну гонять.
— Хорошо.
Успокоившись, принялся изучать «скорбные» дела батюшек. Картина вырисовывалась следующая: все они были из семей, так или иначе связанных с церковью на протяжении долгих столетий, получили прекрасное образование, закончив, помимо семинарии, разные гражданские ВУЗы, один только Бирюков учился в Московской академии полиции и успел отработать опером «на земле» целых пять лет. Я бы на месте покойного Тагильцева, закончившего, кстати, философский факультет моего университета, тоже Олежу с таким-то специфическим опытом в помощники по темным делишкам определил.
— Отец, а как так получилось, что Бирюков при таких-то природных данных спокойно отучился на полицейского, а потом проработал оным целых пять лет?
— А ты подумай, сынок, — заулыбался он.
— Специально за опытом засунули?
— И за связями. Поддержкой обеспечили, все возникающие вопросы порешали, лишь бы их протеже навыки на службе отточил.
— Ясно.
А дальше пошла краткая выжимка деяний «банды», запустившей свои «щупальца» во все слои общества и собиравшей информацию и компромат со скоростью промышленного пылесоса. Торговлю информацией Тагильцев поставил на широкую ногу, самым же главным, что отдельно подчеркивалось в досье, для него была власть, которую давала эта информация. И, конечно, везде деньги, деньги, деньги! Куда же без них? Иногда для разнообразия предметы искусства и собственность, «добровольно» переданные благодарной паствой «в дар». На одной из последних страниц папки содержался краткий перечень предполагаемых заказных убийств, замаскированных под обычные смерти и несчастные случаи, приписываемые команде Тагильцева, а на отдельном листке развернутая схема с распределением ролей батюшек, где основными главарями вверху жирным шрифтом выделялись Мефодий и Олег.
— Впечатлился? — отец забрал у меня папку и закрыл ее в сейфе.
— Как вы это все терпели? — нахмурился я.
— А мы не терпели. — Он уселся напротив меня. — Если бы мы регулярно не доводили до Патриарха информацию о новых художествах батюшек, а он их не одергивал, выжимка не была бы такой краткой. Характеристики Владимира и Василия запомнил? Потому как именно они, судя по выкладкам наших спецов, являются сейчас лидерами среди коллег по опасному бизнесу.
— Лидер у них Владимир, если судить по тому нашему разговору в училище.
— Лидером может быть Василий, именно он мог приказать Владимиру выйти в общении с тобой на передний план, — возразил отец.
— Там один Бирюков бывший полицейский, все остальные обычные гражданские, — хмыкнул я. — Зачем им усложнять, сами запутаются.
— Сынок, — отец вздохнул, — ты невнимательно читал, батюшки во время своей нелегальной деятельности могли научиться чему угодно, в том числе и особенностям осуществления оперативно-розыскной деятельности — консультацию и помощь специалистов еще никто не отменял, особенно когда денег как у дурака фантиков.
— Признаю, был неправ, — кивнул я.
— Может, и прав, — отмахнулся он. — Но расслабляться и заранее развешивать ярлыки мы не будем. Идем дальше. Послушай это. — Отец дотянулся до своего стола, взял диктофон и включил воспроизведение, а когда запись телефонного разговора отца Владимира и патриарха закончилась, поинтересовался: — Все ясно?
— Ясно.
— Пригласишь батюшек к себе в особняк, будешь настаивать именно на этом месте и только на нем. Досье еще раз проштудируешь непосредственно перед встречей с делегатами от батюшек, может к тому времени Пафнутьев нароет что-нибудь новенькое. Вопросы?
— Надеюсь, переговоры буду вести не я?
— Их будет вести Пафнутьев. С ним отдельно пообщаешься перед встречей.
* * *
— А кто это у нас по ночам ходит-бродит? — хищно улыбающийся капитан Уразаев, дежуривший сегодня по училищу, разглядывал доставленных к нему патрулем курсантов Романовых. — А кто это у нас так проголодался с последнего приема пищи? Кто в ночи решил разжиться сгущенкой, — капитан достал оное из изъятого вещь-мешка, — тушёнкой, печенюшками, вареньем и пряниками?
Оба великих князя переглянулись и опустили глаза.
— Кто у нас по столовой и кухне нагло шарился при полностью включенном освещении, а потом чуть ли не сам патрулю сдался без этих всяких там пряток и побегушек?
И Уразаев начал складывать продукты обратно в вещь-мешок, а потом протянул его Александру:
— Марш в казарму!
— Но… господин капитан! — это был Николай. — А как же гауптвахта?
— Слава брата покоя не дает? — заорал Уразаев. — Я вам устрою гауптвахту! Только попробуйте что-нибудь непотребное вытворить до окончания моего дежурства, я тут же Алексею Александровичу позвоню и расскажу ему о ваших… кухонных подвигах! Как думаете, долго он смеяться над вами будет? Не слышу внятного ответа!
— Так точно, господин капитан!
— Кругом! Марш в казарму! И чтобы я вас не видел и не слышал!
* * *
Образ Тагильцева всплывает откуда-то из темноты…
Вот его тело исчезает, остается одна голова, болтающаяся из стороны в сторону, а лицо, такое ощущение, что живущее отдельно, начинает кривляться, прическа и цвет волос меняются, борода то растет, то отпадает и уносится вдаль…
А вот и испуганный Олег Бирюков собственной персоной… Да, это точно он, я почему-то знаю, что не ошибаюсь…
Он очень боится… Пытается прикрыть перекошенное лицо руками…
И вот в одно мгновенье я поднимаюсь куда-то высоко над своим особняком, туда, откуда тоже вижу Бирюкова, но в виде яркого светлячка…
Как интересно — до одного Бирюкова я могу дотянуться рукой, а второй где-то там, далеко… И, одновременно, очень близко…
А Олег уже не просто боится, он паникует и начинает строить мне рожи, как до этого делала голова Мефодия…
Вот же тварь этот Бирюков!..
Внутри меня растут злоба и ненависть, которые, не встречая никакого сопротивления, выплескиваются прямо на ненавистного колдуна, посмевшего поднять руку на меня и моих близких…
Пасть мрази открывается в беззвучном крике…
И давящий визг стоит в ушах…
* * *
— А-а-а-а!!!
Я вскочил с кровати и в полусумраке разглядел прижавшихся к друг другу у окна визжащих Алексию с Викторией. Обостренная чуйка сигнализировала о приближении к спальне еще нескольких человек, первый из которых, самый опасный, не стал заморачиваться и просто снес дверь с петель.
— Ты что, совсем оху@л, сынок? — Отца, на котором из одежды были только семейники, реально трясло. — Лиза без сознания валяется, а твой гнев все не проходит! Заткнитесь! — это он рявкнул в сторону моих девушек, которые тут же примолкли. — Что случилось?
В спальню заглянул испуганный Сашка Петров, за ним Прохор, Ваня и Владимир Иванович, а моя чуйка на грани чувствительности сигнализировала о смутно знакомом светлячке, вернее, о направлении, в котором этот светлячок находится. Понимание, что это Бирюков, пришло внезапно, так же внезапно вспомнился и мой сон…
— Я чую Бирюкова.
— Твою же бога душу мать!!! — дернулся отец и повернулся к Михееву. — Объявляй тревогу.
— Бирюков далеко, где-то на юго-западе Москвы, и нападать он не собирается, — пояснил я, провалился в темп, для того чтобы не потерять образ Олега, и кинулся к шкафу с одеждой. — Ваня, на тебе Лиза. Отец, быстро собирайся, поедем с тобой за Бирюковым.
— Может, тогда Прохора с собой возьмем?
— Если бы у меня был нормальный опыт вождения автомобиля, а не просто права, выданные в лицее, я бы и тебя не взял, а поехал бы один. Ты мне нужен только в качестве водителя. — И рявкнул: — Выполнять!
Родитель дернулся, кивнул, схватил за локоть Кузьмина, и они исчезли в гостиной. А я, уже одетый, подошел к испуганным Лесе с Викой, которые продолжали сидеть на полу под окном, но прикрылись утащенным с кровати одеялом.
— Красавицы, извините дурака ради бога! Обещаюсь исправиться и искупить свою вину! — После чего развернулся и вышел из спальни.
А уже когда мы с отцом садились в прохоровскую «Нивку», пришло понимание, что больше Бирюкова я не чую! Объяснив родителю ситуацию, вздохнул:
— Едем все равно, квадрат поиска примерно себе представляю.
— Может, тогда «Тайгу» привлечем?
— Отец, Олег их кончит и не поморщится. Да и тебя я оставлю на границе квадрата, а дальше буду изображать из себя любителя ночного бега трусцой.
— А не проще на машине объехать?..
— Не проще. Есть у меня уверенность, что мое внимание от батюшки не укрылось, уж слишком его ответные эмоции были… реальными.
— Так это что получается, Лешка, ты его во сне почуял? Да еще и на огромном расстоянии?
— Не знаю, — я пожал плечами, — надо с Ванюшей на эту тему пообщаться. А еще лучше с самим Олежей, к которому у меня накопилась масса вопросов.
— Не забудь, если что, поинтересоваться у него судьбой досье, которое Тагильцев собирал долгие годы на основные роды империи. И на нас в том числе.
— Если что, поспрошаю…
* * *
Отец Бирюков, держась за баранку трясущимися руками, вглядывался в ночной проспект слезящимися глазами и тихонько бормотал слова молитвы — такого ужаса он не испытывал ни разу в жизни!
Еще двадцать минут назад он спокойно спал, если можно было назвать сном то чуткое забытье, в которое он вынуждено впадал в последнее время, и внезапно почувствовал чье-то внимание, от которого не спасала никакая защита. Это внимание двоилось, троилось, постоянно меняло частоту, проникало в каждую частичку сознания батюшки и очень напоминало то воздействие, которое оказал на них с покойным Тагильцевым проклятый ублюдок в училище. И Олег по-настоящему испугался! Ублюдок нашел его! И его ждет судьба Мефодия, очень быстро слетевшего с катушек от подобного внимания!
Внимание же только усиливалось, а потом пришел ужас! Нет, это был не просто ужас, а абсолютный УЖАС, заполнивший душу батюшки без остатка!
Провалявшись без сознания больше пяти минут, если судить по часам, Олег с трудом поднялся и, чувствуя уже ослабевшее внимание ублюдка, сообразил, что тот за ним обязательно придет. Кое-как собравшись, выскочил на улицу, сел в старенькую «Калину» и поспешил удалиться как можно дальше от своего временного убежища, надеясь, что это хоть как-то убережет его от встречи с малолетним подонком.
Когда же внимание полностью рассеялось, Бирюков обрадовался и вознес хвалу Господу, но потом резко загрустил, вспоминая пережитое и понимая, что это было только начало…
