Глава 5
— Подъем, голубки! — настойчиво звал голос Вяземской. — На вас завтрак сейчас тоже принесут.
— Отстань, Вика! — заворочалась рядом Алексия. — Дай еще хоть полчасика поспать!
— Подъем, я сказала! — Вяземская все не унималась. — Днем доспите!
Я уселся на кровати, потянулся и зевнул:
— Викуся, ты злыдня… Дай Леське поспать, а я сейчас умоюсь и выйду.
— Даю десять минут, Романов, — удовлетворенно кивнула уже полностью одетая Вяземская. — Жду! — и вышла из спальни.
Алексия все же присоединилась ко мне в душе:
— Лешка, тебе спинку потереть? — довольно-таки игривым тоном поинтересовалась она.
— Только без глупостей! — предупредил я. — А то Вика обидится.
— Договорились…
В гостиную мы с ней вышли все же не через десять минут, а через пятнадцать.
— Я уже без вас начала! — Вика вовсю уплетала омлет, заедая его салатом «Витаминный». — Кому-то на службу, а кто-то и попозже может доспать.
— Не ругайся, Викуся, — примирительно сказала Алексия. — Это только я виновата, Лешка спешил как мог.
Вяземская убежала через двадцать минут, пообещав, что приедет вечером, и попросила не отпускать из Кремля Сашку Петрова, мол, она лично должна поздравить его с очередным успехом. Пришлось торжественно поклясться. После ухода Виктории мы с Алексией закончили завтрак и уселись на диван с чашечками кофе.
— Лешка… — девушка отвела глаза. — Зачем ты вчера меня специально посадил рядом с… Кузьминым?
— А почему бы и нет? — пожал плечами я. — Вам все равно придется общаться, а тут были простые посиделки в компании господ офицеров. Да и высокоинтеллектуальные беседы вас вести никто не заставлял, обменялись взаимными приветствиями, и ладно.
— Все равно! — упрямо сказала Алексия. — Это все… очень… странно! Прошу тебя, больше так не делай!
— Лесенька, — улыбнулся я, — обязательно сделаю, родная, и будет это прямо сейчас, потому как нам с тобой приказано сегодня утром явиться на занятия, проводимые с «Тайгой» Иваном Олеговичем.
Она уже хотела было возмутиться, но только вздохнула:
— Есть, ваше императорское высочество.
— Обижаешься?
— Конечно, — кивнула Алексия. — Но ведь это все равно ничего не изменит?
— Не изменит, — в свою очередь кивнул я.
— Так что не обращай внимания на мою обиду, скоро свыкнусь и обижаться перестану, — вымученно улыбнулась она. — А сейчас, если мне будет позволено, Лешка, хотелось бы от тебя получить информацию о текущей оперативной обстановке. Особенно меня интересует произошедшее в военном училище. И если тебя не затруднит, сделай мне еще кофе, а то до сих пор толком проснуться не могу.
— С огромным нашим удовольствием!
После моего рассказа Алексия с минуту молчала, а потом подвела итог услышанному:
— А ведь тебе повезло, Лешка, что жив остался, фактически отделавшись только сожженными нервными клетками и седыми висками, да и это обещание батюшек связаться с тобой настраивает на некий позитивный лад. И я теперь спокойнее буду, не опасаясь, что проснусь как-нибудь, а у меня на прикроватной тумбочке… любовное послание от чужого мужика лежит. — Она хихикнула. — Но подельник Тагильцева, насколько я поняла, все-таки сбежал?
— Да, — кивнул я.
— Будем надеяться, что папа его все-таки изловит. Лешка, — девушка продолжала улыбаться, — а тебя родичи и Прохор не сильно ругали за то, что ты из училища просто не сбежал?
— Они вообще этот вопрос не поднимали, — хмыкнул я.
— Смирились уже, похоже, с тем, что ты в лицее на военке явно не на все уроки ходил, — с уверенностью заявила она и усмехнулась. — Гибче надо быть, Лешка, иногда и отступить не позорно, чтобы потом окончательную победу в решающем сражении одержать. Или я чего-то не знаю? И в этом общежитии была во время нападения очень нравящаяся тебе девка? — Алексия демонстративно нахмурилась, а потом снова хихикнула. — Можешь не отвечать! И так понятно, что ты туда все равно бы полез с твоими-то обостренными чувствами справедливости и благородства. Только тут такое дело, Лешка, — девушка посерьезнела, — ты становишься слишком предсказуемым. Будь аккуратен, как бы тебя злодеи снова на этих чувствах не подловили…
Вот так вот! Вот тебе и легкомысленная певичка! И если не знать, какое именно учебное заведение она до консерватории закончила и кто у нее приемный отец, так и не подумаешь!
— Главное, чтобы вы с Викой этими моими чувствами злоупотреблять не стали! — отшутился я, прекрасно понимая, что Алексия во многом права. — А злодеи… Ну, значит, судьба такая.
— Лешка! — девушка нахмурилась. — Меня твой пофигизм в таких серьезных вещах пугает! Что значит, судьба такая? Постарайся посерьезнее относиться к своей жизни, ты о нас с Викой, Прохором и Сашкой Петровым совсем не думаешь?
— Только о вас и думаю, Лесенька! Только о вас! Кстати, как там у тебя вчера корпоратив прошел?
— Тему, значит, меняем? — она продолжала хмуриться. — Я с тебя все равно не слезу, Лешка, так и знай!
— И даже Вике место не будешь уступать? — изогнул бровь я. — Не по-товарищески, Леся!
— Да ну тебя! — отмахнулась она. — Я на тебя вообще Прохору пожалуюсь! — И без перехода: — А корпоратив прошел отлично: час выступления, куча вожделеющих взглядов, но ни одного сального предложения. — Алексия фыркнула. — И дело, похоже, не в том, что я фактически являюсь официальной любовницей одного из Романовых — многих и это не остановило бы, история знает примеры, а в репутации этого конкретного Романова.
— Этот конкретный Романов такой! — гордо выпрямился я. — Резковат, говорят, и злопамятен! Да еще и жуткий собственник. Но я его не боюсь. Так что, красавица, позвольте все-таки рискнуть и сделать вам «сальное» предложение?
— Внимательно слушаю. — Алексия прищурилась.
— Не соблаговолите ли проследовать со мной в спальню?
— А мне нравится ваша смелость, молодой человек, — поднялась с дивана она. — Только обещайте, что это останется нашей маленько тайной?
— Можете не сомневаться! — я тоже встал. — Прошу!
* * *
К десяти часам мы с Алексией явились в Арсенал, где уже собрались все свободные от несения службы колдуны. Подошедший Кузьмин сухо поздоровался с нами, после чего протянул дочке плеер с наушниками и указал на дальний угол:
— Алексия, вам полагается все время тренировки стоять там, наблюдать и прислушиваться к своим ощущениям. Задача понятна? — лицо его при этом не выражало никаких эмоций, а тон был приказным.
— Понятна, — кивнула она.
— После обсудим ваши ощущения. Выполняйте.
— Есть, — кивнула девушка и направилась в указанный угол, провожаемая заинтересованными взглядами остальных колдунов.
А я, дождавшись, когда она отойдет подальше, спросил у Кузьмина:
— Ваня, а ты палку не перегибаешь? Я, значит, ваши отношения пытаюсь наладить, а ты с дочкой как с рядовым бойцом обращаешься?
— Не надо взращивать во мне ложное чувство вины, царевич! — хмыкнул он. — Не на того напал. Отношения отношениями, но Алексия сразу должна уяснить, что на службе я ей в первую очередь не отец, а командир. Да и ты сам своих отношений с Алексией и Викторией со стороны не видел, а еще мне тут претензии предъявляешь.
— В каком смысле?
— Романтика и все эти сюсюканья у тебя с девушками распространяются до определенной границы, после которой наступают отношения власти и подчинения. А знаешь, кого ты в эти моменты копируешь?
— Кого?
— Воспитателя своего любимого. — Кузьмин опять хмыкнул. — Ну и деда, который Михаил Николаевич. Один в один! Не замечал?
— Нет, — пожал плечами я. — Но, скорее всего, ты прав. Прости, что полез со своими замечаниями.
— Ничего страшного. А теперь, царевич, дай-ка я тебя гляну…
Кузьмин закрыл глаза на пару секунд, после чего ухмыльнулся:
— Учитывая, что ночь у тебя была явно бессонной, признаю твое состояние вполне удовлетворительным. Ну-ка, перейди на темп.
Усилием воли я выполнил команду.
— Как ощущения? — поинтересовался колдун.
— До оптимальных кондиций недалеко, в целом норма, — кивнул я.
— Все остальное проверим в процессе, но я тебя очень прошу, царевич, — Иван смотрел на меня уже серьезно, — давай пока без перенапряжений? Рановато тебе на максимуме работать. Договорились?
— Договорились, — кивнул я. — Какие будут распоряжения, господин Кузьмин?
— Пока присоединяйся к разведчикам, а там… По ходу будет видно.
— Есть.
Только я успел поздороваться со стоящими в сторонке от остальных канцелярских колдунов разведчиками, как от Кузьмина прозвучала команда построиться, которую мы все и выполнили. Причем я скромно устроился за полковником Литвиненко рядом с штаб-ротмистром Великановым, возвышавшимся над строем на целую голову.
После недолгой вступительной речи, в которой Кузьмин по итогам вчерашних тренировок оценил уровень подготовки всех присутствующих как неудовлетворительный, последовали очередные угрозы регулярно «драть всех не по-детски до кровавого поноса» и обещания сделать наконец-то из колдунов, в том числе и военных, нормальных бойцов, способных решать широкий спектр поставленных задач.
— Владислав Михайлович, — обратился он к Лебедеву, — разобьете бойцов на тройки, проследив при этом за тем, чтобы коллеги из военной разведки были в разных группах.
— Есть.
— Курсант Романов, ко мне.
— Есть. — Я вышел из стоя и после соответствующего жеста Кузьмина встал с ним рядом.
— Ставлю задачу, бойцы, — продолжил тот. — Каждая тройка по очереди будет аккуратно нападать на курсанта Романова с постоянным увеличением давления от минимального до максимального. Целью тренировки является отработка как индивидуальных атакующих навыков каждого колдуна, так и умение работать в команде. Задача понятна?
— Так точно!
— Вольно. Разойтись.
У меня же был вопрос:
— Отвечать на нападение надо?
— Нет, — помотал головой Кузьмин. — Мы это все потом делать будем, когда бойцы уровень подтянут. И еще, царевич, колокол накидывай только в крайнем случае, а почувствуешь себя плохо — сразу говори.
— Обязательно, — пообещал я.
Нападение первой тройки, в которую вошли Лебедев и Литвиненко, я выдержал нормально, второй тоже, а вот дальше пришлось напрягаться: царапанья чужих лапок по сознанию становились все более чувствительными, и когда тройки пошли по второму кругу, в моей голове как будто что-то щелкнуло, я на чуйке расслабился, перестал сопротивляться и потянул сознание нападавших в себя, погружаясь от новых ощущений все глубже в некое подобие транса…
* * *
— Настраиваемся! — покрикивал Кузьмин, контролируя работу троек на ментальном уровне. — Тщательнее настраиваемся! Давить не забываем! Следующая тройка, приготовиться! Работаем!
Тут отдышался Лебедев:
— Олегыч, какое «настраиваемся»? Он же плывет! Я с таким ни разу не сталкивался!
Рядом с командиром «Тайги» стоял слегка бледный Литвиненко и вместе с последним тяжело дышащим колдуном из тройки подтверждающе кивал головой.
Кузьмин видел все озвученное и так, но только с ухмылкой отмахнулся:
— Плохо стараетесь. Сейчас у вас будет шанс реабилитироваться…
И когда тройка Лебедева с Литвиненко «напала» на великого князя во второй раз, Колдун заорал:
— Ловим частоту сознания! Сосредотачиваемся только на этом! Остальные присоединяются по готовности!
И вот уже через тридцать секунд Кузьмин наблюдал, как бойцы всех пяти троек тянутся к Алексею.
— Ловим частоту сознания! — вновь заорал он. — Не тыкаемся, как слепые щенки, а ловим!
И с огромным удовольствием принялся наблюдать за тем, как царевич от напряжения сначала начал двоиться, а потом и троиться. В том, что его ученик справится с таким количеством колдунов, Кузьмин нисколько не сомневался, ориентируясь прежде всего на собственные возможности, но вот того, что произойдет дальше, никак не предполагал: Алексей в какой-то момент просто исчез в ментальном зрении, а на его месте появилась огромная черная воронка, тянувшая в себя все вокруг!
— Еb твою мать! — не выдержав, заорал колдун, сознание которого поплыло в сторону этой самой воронки. — Это ж, бл@дь, присоска! Царевич, прекращай! Ты нас всех поубиваешь!
Однако никакой реакции со стороны великого князя, стоящего с закрытыми глазами, так и не последовало, а воронка качала все сильнее и сильнее.
— Бл@дь! — совсем растерялся Кузьмин.
Но быстро взял себя в руки, накинул колокол и судорожно начал соображать, что же делать дальше, прекрасно понимая, что ментальная атака, даже при его уровне владения таковой, ни к чему не приведет, а просто утонет в этой воронке без всякого следа.
— Сука! — Вот и остальные колдуны стали гаснуть. — Сука!
И, больше ничего не придумав, Кузьмин уплотнил колокол до максимума, напряг доспех и разогнал темп, после чего буквально прыгнул в сторону великого князя, целя тому в лицо кулаком правой руки.
Последним, что почувствовал колдун, прежде чем сознание потухло, была обжигающая боль в атакующей руке и чудовищный по своей мощи удар в солнечное сплетение…
* * *
Не знаю, как так получилось, но из некоего подобия очередного транса меня вывела чуйка, предупредившая о неожиданной атаке на физическом уровне со стороны Вани-Колдуна. Еще будучи не в себе, я чуть перестарался: руку его заблокировал, а вот в грудь ударил привычно — в четверть силы, отчего Кузьмина отбросило на добрых пять метров.
— Как бы не убил… — пробормотал я, подбегая к колдуну и проверяя у того наличие доспеха.
Доспеха, к сожалению, на нем уже не было, но вот пульс, слава богу, прощупывался, да и дыхание, хоть слабое и сиплое, все же наличествовало.
— Вот куда ты полез, дурачок? — продолжил бормотать я, ощупывая его грудь в поисках возможных переломов ребер. — Так ведь и до погоста недалече, Ваня, нашел с кем связываться…
Вроде с ребрами у Кузьмина было все в порядке, но наверняка я этого сказать не мог.
А почему такая тишина в спортзале?
Я медленно поднялся и огляделся вокруг, только сейчас замечая валяющихся на паркете колдунов.
Леська!
Твою же бога душу мать! Девушка, как и все остальные, лежала на полу — в своем углу! Мгновенно перейдя на темп, потянулся к ней, убедился, что жива, и выдохнул. Переключив свое внимание на остальных колдунов, сделал аналогичный вывод.
Опять мои забавы? Судя по всему, мои… И что делать? Вариант только один — звать помощь, только вот как это сделать оперативнее?
Метнувшись к Лебедеву, отстегнул у него от ремня рацию и включил ее на передачу, надеясь, что та настроена на нужную частоту:
— Внимание бойцам «Тайги»! Говорит великий князь Алексей Александрович! Срочно всем прибыть в спортзал Арсенала! Повторяю, всем бойцам «Тайги» срочно прибыть в спортзал Арсенала!
Рация зашипела ответными:
— Принято.
— Принято.
— Принято…
А я отбросил рацию в сторону и побежал к Алексии.
Девушка была без сознания, но вот дыхание у нее оказалось ровным. Перейдя на темп, еще раз быстро глянул ее состояние и убедился, что видимых повреждений решетки нет, а светится она как обычно.
— Царевич! — услышал я прерывистый хрип Кузьмина. — Я тебя лично выпорю! Быстро докладывай обстановку! И что, бл@дь, с моей дочкой?
— Нормально все с ней, — буркнул я, беря девушку на руки. — По крайней мере, никаких необратимых изменений у нее в доспехе не наблюдается.
— Неси ее сюда, сам смотреть буду. Что с остальными? — колдун с трудом поднялся, аккуратно прижимая правую руку к груди.
— Живы. Ваня, что я опять сделал?
— Присоску ты сделал, еб@ный насос! — поморщился он. — Моя вина, царевич, это я заставил на тебя все тройки напасть, а ты просто защищался как мог… Держи Леську, я ее гляну…
Кузьмин закрыл глаза, побледнел ее больше и с трудом выдохнул:
— Вроде норма, но отлежаться ей пару дней все же надо будет. Царевич, у тебя же вторая спальня свободна?
— Можно и в моей твою дочку положить, а ты под предлогом надзора за ее состоянием вторую Прохоровскую в моих покоях и займешь. — Мое чувство вины зашкаливало.
— Пойдет, — кивнул он. — Клади ее аккуратно, а я пока остальных гляну. Надо бы помощь вызвать…
— Уже, — я показал на валявшуюся рацию, которая продолжала «хрипеть».
Кузьмин кивнул, буквально бухнулся на колени на паркет рядом с Алексией и вновь закрыл глаза, а я решил не упускать подобного шанса и понаблюдать со стороны за его работой.
Быстро окинув вниманием всех остальных колдунов, видимо, проверяя мои слова о том, что они все живы, Иван сосредоточился только на Лебедеве. В сторону командира «Тайги» от Кузьмина пошел свет, который стал наполнять слабое свечение того новой силой. Продлилось это около тридцати секунд, после чего Иван со стоном завалился набок, а Владислав Михайлович заворочался и уселся, тряся головой:
— Какого хера?!
Я подскочил к Лебедеву:
— Вы как?
— Херово! — он уставился на меня мутными глазами. — Ты кто?
— Конь в пальто! — не удержался я от рифмы. — Владислав Михайлович, быстрее приходите в себя, у нас тут пострадавшие!
— Сука! Башка трещит! — его кадык задергался, я успел по привычке отскочить, забыв про доспех, и командира «Тайги» вырвало. — Еб@ный по голове! — вытер губы он и уставился на меня теперь уже осмысленными, но красными глазами. — Алексей, что ты со мной сделал?
— Конкретно погасил! — я начал раздражаться. — Тренироваться надо было лучше, а не херней в этой вашей «Тайге» заниматься!
— Но-но! — сидящий Лебедев начал в порыве возмущения выпрямлять спину. — Я бы попросил вас, ваше императорское высочество, воздержаться от подобных инсинуаций!
— Михалыч, кончай пиzдеть! — вмешался бледный до синевы Кузьмин. — Я тебя не для этого в себя возвращал. Быстро привел себя в порядок и приступил к реанимационным мероприятиям. Я к тебе скоро присоединюсь… — Иван улегся на спину, перестав обращать на нас к Лебедевым внимание.
В этот момент в зале появился первый из вызванных мной по рации сотрудников «Тайги», который сразу же кинулся к своему командиру. Скоро появились и остальные, принявшиеся под руководством оклемавшегося Лебедева оказывать первую помощь пострадавшим колдунам. «Усыпили» они и Алексию по просьбе Кузьмина, заверив нас, что девушку на самом деле задело только краем.
За ними я тоже решил «подсмотреть», но ничего нового, отличающегося от воздействия Кузьмина, не увидел и решил, что это какой-то совсем уж упрощённый вариант моего правила, когда просто делятся с другим человеком частью своей энергии. Единственное, Иван отдал Владиславу Михайловичу заметно больше, чем остальные колдуны своим коллегам, но это я списал все на его природную мощь и опыт.
Мои наблюдения и умственные изыски были прерваны появлением в спортзале четырех мужчин в строгих костюмах, возглавляемых седым, резким в движениях стариком с властным взглядом, сила которого чувствовалась даже на расстоянии. «Процессия» подошла практически вплотную, оглядела копошащихся колдунов, после чего старик покривился и уставился на меня:
— Молодой человек, доложите, что здесь происходит?
— Иван Олегович, — я повернулся к Кузьмину, — не подскажите, что это за очень грозный дедушка?
В том, что дедуля имеет какое-то отношение к спецслужбам, я нисколько не сомневался, посторонние по Кремлю, да еще и в открытую, не шарятся.
— Его высокопревосходительство генерал-лейтенант Михеев Иван Владимирович, — поморщился продолжавший валяться на паркете колдун. — Начальник Дворцовой полиции. Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! — Кузьмин попытался лежа принять некое подобие стойки смирно, даже руки вдоль тела вытянул.
— Уже три года, как генерал-полковник, Иван Олегович! — хмыкнул старик, продолжая смотреть только на меня. — Дольше бегать надо было. Итак, молодой человек, повторяю вопрос, хоть это и не в моих привычках, что здесь происходит?
Мощный папаша у моего начальника охраны, раз смеет у меня подобное спрашивать, да еще и обращается «молодой человек», наплевав на титул. В том, что он меня прекрасно знает в лицо, я даже не сомневался.
— Ваше высокопревосходительство, — вытянулся я, — прошу прощения, не признал! А происходит тренировка личного состава подразделения «Тайга».
— Почему фактически объявили тревогу, отозвав с дежурства остальных сотрудников подразделения? — генерал нахмурился.
А в зале появился мой отец в сопровождении Прохора.
— Не могу знать, ваше высокопревосходительство! — продолжал тянуться я.
Михеев заиграл желваками и указал на продолжавших находиться без сознания колдунов:
— Это что, похоже на обычную тренировку?
— Своя специфика, если вы понимаете, о чем я, ваше высокопревосходительство!
А отец с Прохором остановились за спинами этих четверых.
— Своя специфика? Если я понимаю? Молодой человек, я не слепой и прекрасно вижу, что на вверенном мне объекте случилось ЧП! Внимательно слушаю подробности.
— Не могу знать, ваше высокопревосходительство!
— Ясно, — кивнул генерал и перевел взгляд на все-таки «соизволившего» усесться Кузьмина. — Вопрос тот же, Ваня, что за херня произошла, раз даже ты с пола подняться не в состоянии?
— Не могу знать, ваше высокопревосходительство! — криво улыбнулся тот и многозначительно посмотрел Михееву за спину.
Генерал обернулся, хекнул и обрадованно заявил:
— На ловца и зверь, как говорится! Александр Николаевич, не желаешь ли поделиться с нами подробностями? А то твой крайне деятельный сынишка вместе с не менее проблемным дружком молчат как рыбы об лед.
Отец же виновато развел руками:
— Сам не в курсе, дядька Иван! Давай я все выясню и тебе доложу.
— Уж будь любезен, — кивнул старик. — И предупреждаю сразу, мне на территории Кремля подобного… безобразия не надо, так что попрошу тебя проконтролировать, чтобы Алексей, Ваня и Влад вместе со своей «Тайгой» забавлялись где-нибудь в другом месте. Да и Канцелярии в целом это тоже касается. Надеюсь, что был услышан, Саша.
— Конечно, дядька. — Отец кивнул.
Когда Михеев с сопровождающими лицами покинули «место ЧП», родитель показательно тяжело вздохнул:
— Чую, Лешка, твоих рук дело. Давай колись уже, а выражение «не могу знать, ваше императорское высочество» чтобы я от тебя не слышал.
Ответить я не успел — вмешался кое-как поднявшийся на ноги Кузьмин:
— Лешка не виноват, это все я по своей дурости спровоцировал. Отойдем? — он многозначительно посмотрел на отца, а когда тот кивнул, попросил: — Проша, будь так добр, помоги старому боевому товарищу. — И протянул воспитателю руку.
— Однако! — хмыкнул тот, взял Колдуна под локоток и окинул меня оценивающим взглядом. — Раз уже нашего Ванюшу до печенок пробирает, я начинаю волноваться. Хотя волнуюсь я уже довольно-таки давно, как со Смоленщины в Москву перебрались, так сразу нормально спать и перестал…
Устроились мы в том углу, из которого я ранее принес Алексию.
— Ну, внимательно слушаю, — вздохнул отец и уставился на Кузьмина.
Тот сделал вид, что смущен, откашлялся и начал:
— Ничто не предвещало беды, планировалась обычная тренировка личного состава…
— Лирику побоку! — буркнул родитель.
— Ага, понял… Задача, поставленная перед царевичем, была проста и незатейлива — держаться, пока остальные колдуны будут пытаться на него настроиться, тем более физическое состояние царевича делать это вполне позволяло. В один прекрасный момент я лопухнулся, будучи уверенным, что царевич выдержит и не такое, и приказал всем пяти тройкам напасть на него одновременно, ну и… Царевич неожиданно применил очень сложный даже для меня прием, называемый «Присоска» или «Воронка», это когда сознание противника тобой фактически поглощается. Подобный метод применил покойный Тагильцев при первой встрече с царевичем, но использовал его явно не с целью уничтожения, а для съема информации и морального запугивания.
— Ближе к телу! — прервал его отец. — Подробности вместе с исторической справкой напишешь в рапорте.
— Есть! Почувствовав, что царевич находится в некоем подобии транса и не реагирует на мои команды, а остальные колдуны уже фактически не могут ему сопротивляться, я принял решение о физическом воздействии на Алексея. Это принесло свои плоды, царевич вышел из транса и кинулся исправлять ситуацию. — Кузьмин повернулся ко мне. — Надеюсь, Алексей, ты осознал всю пагубность подобных экспериментов, проводимых без согласования и надзора более опытных товарищей?
— Осознал, — кивнул я. — И проникся. В свое оправдание могу сказать лишь то, что делал это все не специально. В голове что-то щелкнуло, ну и потянул в себя колдунов…
— Потянул он! — вздохнул отец и вновь посмотрел на Кузьмина. — Ваня, я согласен с генералом Михеевым, пора заканчивать ваши тренировки на территории Кремля, так что… А теперь быстренько обозначь мне перспективы восстановления прежней формы у пострадавших колдунов.
— Даже загадывать не буду, Саша, — поморщился тот. — Если я приду в норму край завтра к вечеру, то вот в отношении остальных ничего утверждать не возьмусь. Понимаешь, эта присоска…
— В рапорте все укажешь, — отмахнулся отец. — Их в больницу класть надо, или в своих комнатах в арсенале отлежатся?
— Хватит комнат, — уверенно кивнул Кузьмин. — Да и в больнице эти курсантки у нас лежат, а такое поступление взрослых мужиков не останется незамеченным. Нам же разговоры за пределами рода не нужны?
— Ты прав. Я побежал, Прохор за главного. Если возникнут проблемы с привлечением для помощи дворцовых, можете смело ссылаться на меня.
— Есть…
Через полчаса в спортзале остались только мы с Иваном, Прохором и Владиславом Михайловичем, всех остальных колдунов при помощи дворцовых отправили по комнатам, унесли в мои покои так и продолжавшую спать Алексию, с которой, по заверениям Кузьмина, было все нормально.
— Ну, Алексей, и что это было? — тон Лебедева не предвещал для меня ничего хорошего.
— Иван называет это «Присоской», — пожал плечами я. — Сам не знаю, как она у меня получилась…
— Ваня? — Лебедев теперь смотрел на Кузьмина.
— А что Ваня? — буркнул тот. — Как в том анекдоте: «А что я? Я сама охренела!»
— Ясно. Методикой поделитесь?
— Не доросла «Тайга» до присоски, — отмахнулся Кузьмин. — В том числе и ты. Даже у меня она не получается в годном для боевого применения виде. А вот у нашего вундеркинда… — Все взгляды уперлись в меня. — Эффективность на уровне. Сами на своей шкуре испытали, еще потренируется — и…
— Это да… — Лебедева аж всего передернуло. — До сих пор мерещится, что меня тянет в никуда, в какое-то ничто, а я, сука, даже дернуться не могу! Страшное ощущение! Ваня, я про эту присоску только слышал краем уха, может, даже и от тебя, так что будь так добр, опиши все ее последствия для моих бойцов, как быстро они оклемаются? Я-то, похоже, еще легко отделался, а вот остальные, в том числе и вояки наши новенькие…
— Не в курсе, — вздохнул Кузьмин. — Но тяжелых вроде не было. Завтра себя лучше чувствовать буду, сколько смогу — подлечу.
— Я тоже только завтра окончательно оклемаюсь, — кивнул Лебедев. — Вместе по казарме пойдем.
Меня же продолжало глодать чувство вины, и я решил вмешаться:
— Могу уже сегодня. Тем более ничего сложного в этом лечении я не вижу. Ваня, с тебя подробности, которые мне надо знать, и можем приступать прямо сейчас, я не сильно устал.
— Два дня назад чуть не помер, — хмыкнул Прохор, — сегодня дел натворил и не устал!
— Подожди, Петрович… — Кузьмин переглянулся с Лебедевым. — Царевич, как ты себе это представляешь? Ну, ты понял…
— Вы просто накачиваете энергией другого колдуна, особенно его видимые темные зоны. Я прав?
— Прав, — кивнул Иван. — Я вот, например, просто представляю, как темное пятно наливается светом, и оно светлеет.
— Я тоже. — Это был Лебедев. — Еще как бы крест православный на поврежденный участок накладываю и от бойцов своих этого же требую. Точно помогает, вот тебе крест! — он размашисто провел рукой от головы до пуза.
— Нисколько не сомневаюсь, — опять кивнул Кузьмин, и не подумавший ерничать по своему обыкновению, и опять повернулся ко мне. — Алексей, главное, делать это все аккуратно и не сжечь тот участок, который ты хочешь вылечить, особенно с твоими-то талантами. Понял меня?
— Понял.
— Попробуй-ка на мне, но крест пока не накладывай, не отвлекайся. — И Иван сначала уселся, а потом и улегся на паркет. — Михалыч, пригляди за царевичем, мало ли что…
— Сделаю.
Ну, приступим, помолясь…
Вся эта процедура на самом деле была упрощенным вариантом правила, и мне стоило огромных усилий не полезть на автомате Кузьмину в доспех. Я даже мысленно запретил себе думать об этом и обошелся лишь поверхностной «накачкой» энергии в те места, на которые мне указывала чуйка. По внутренним ощущениям, процедура заняла не больше двух минут, а Иван, к которому вернулся нормальный цвет лица, вскочил с паркета, как подорванный, и забегал вокруг нас:
— Ай, жжётся! — он принялся растирать себе ладонями грудь, шею и голову. — Жжется-то как!
— Что с самочувствием, Олегыч? — заулыбался Лебедев.
— Как после парилки! До костей прожарило!
— Устал? — Лебедев повернулся ко мне.
— Норма. Ложитесь, Владислав Михайлович, теперь ваша очередь.
— Уверен?
— Уверен.
Через некоторое время по залу бегал уже командир «Тайги», а мы втроем наблюдали за ним с улыбками.
— Я так не могу, царевич, — вздохнул Кузьмин. — Не скажу, что как заново родился, но вот работать вполне способен.
— Может, мне Алексию в порядок привести? — закинул я удочку.
— Я сам, — нахмурился он. — Мы же с тобой договорились?
— Вопрос снимается, — кивнул я.
— Устал?
— Есть такое дело, но еще парочку человек подлечить смогу.
Тут вмешался Прохор:
— Отставить лечение! У тебя, Лешка, сегодня вечером прием, на который ты и так явишься с вновь приобретённой сединой, а если еще и вид будет замученный, государь меня не поймет! Так что, отставить и забыть! И марш вместе со мной обедать, а господа Кузьмин и Лебедев пусть с личным составом дела дорешивают.
— Есть, господин императорский помощник!
* * *
— Прохор, не спеши, давай немного воздухом подышим? — попросил я воспитателя, когда мы с ним вышли из арсенала на улицу.
— Умаялся все-таки, — хмыкнул он. — А собирался еще кого-то там лечить. Дыши на здоровье.
— Спасибо! Прохор, послушай, а почему генерал Михеев так себя дерзко вел? — решил поинтересоваться я. — Да еще и при посторонних?
— При каких посторонних, Лешка? — воспитатель опять хмыкнул. — Это ты у нас в роду человек новый, уж извини за такие слова, а все остальные в курсе. Не смотри, что наш с тобой ротмистр ведет себя крайне корректно, Владимир Иванович, если надо, и главу другого рода раком поставит и на общественное мнение наплюет, а за тебя любому глотку порвет, можешь не сомневаться. Я же тебе говорил, что Михеевы ближники, а ближникам очень многое позволено. А что касается генерала, то он твоего отца вот по этой самой брусчатке в коляске возил, колыбельные пел, игрушки дарил и его с братьями детские шалости от родителей скрывал. Вот и делай выводы. А за то, что ты по своей привычке Ивана Владимировича не послал и даже дерзить не пытался, хвалю! Неужели взрослеешь? — воспитатель хитро улыбался.
— Повзрослеешь тут… — вздохнул я. — Что ни день, какая-нибудь херня случается.
— Это точно. — Прохор посерьезнел. — Лешка, я тут еще одну тему хотел поднять, касающуюся того, как ты сейчас Ваню с Владом лечил. Надеюсь, ты их не поправил?
— Нет, реально просто подлечил. А почему тебя так этот вопрос волнует?
— Во-первых, Лешка, — воспитатель вздохнул, — если старшие родичи узнают, что ты кого-то поправил раньше них, будут очень недовольны, и это мягко сказано. А во-вторых, мы же с тобой договаривались, что Ваню правилом будем крепко за причинное место держать.
— А я думал, что вы друзья? — и не смог я сдержать ухмылку. — Боевые товарищи, пуд соли, все дела?..
— Мал ты еще, Лешка, — отмахнулся Прохор. — На мир вокруг смотришь сквозь розовые очки. Да и благородства дурного в тебе слишком много, последнее готов отдать. А что касается Ванюши, то, как говорится, дружба дружбой, а служба службой.
— Ох уж эта ваша профессиональная деформация, господин императорский помощник! — я улыбался. — Наши с тобой договоренности помню и собираюсь их неукоснительно соблюдать. А что касается этого лечения, то оно действительно очень похоже на правило. Мне даже пришлось мысленно отстраиваться от доспеха, чтобы не дать команду на его восстановление и не лезть в него еще глубже.
— Вот и молодец! — кивнул Прохор. — И вообще, — он задумался на пару мгновений, — надо бы… — и осекся. — Короче, Лешка, я с твоим отцом кое-что обсужу и потом тебе расскажу.
— Хорошо. — Я пожал плечами и сделал еще один глубокий вдох.
* * *
— Что-то ты к нам на приемы пищи зачастил. — Я смотрел на отца, с аппетитом хлебавшего ушицу. — Неужели в Большом дворце не так вкусно кормят?
— Компания не та. — Он утер подбородок салфеткой. — Да и обстановку иногда требуется сменить, вот и… А ты не рад?
— Рад, — кивнул я. — Только как-то непривычно. Так, глядишь, со временем и царственные дедушка с бабушкой начнут запросто захаживать, как и остальные родичи, и заживем мы вместе большой дружной семьей.
— Алексей! — буркнул Прохор, но под взглядом отца уставился в свою тарелку.
Родитель же отложил ложку в сторону и встал:
— Могу уйти.
— Извини, — вздохнул я. — Не подумал.
Он уселся обратно, но к еде так и не вернулся, пропал аппетит и у меня. Некоторое время за столом стояла тишина, пока отец не спросил:
— Как там Алексия?
— Спит. Ей Иван обещал заняться, я ему Прохоровскую спальню отдал.
— Хорошо. Костюм на вечер подобрал?
— Нет еще.
— Займись прямо сейчас. — Отец опять встал. — И еще. К четырнадцати часам вам с Прохором следует явиться на аудиенцию к государю. Приятного аппетита!
Не успел он сделать и пары шагов, как его остановил воспитатель:
— Саша, я тебя провожу. Переговорить бы надо… — А уже от двери Прохор сделал мне страшное лицо: — Лешка, чтоб к моему возвращению свою пайку съел полностью!
«Приказ» воспитателя я выполнил, запихав в себя остатки супа и «второго», прекрасно понимая, что ужин сегодня будет очень поздно, или вообще придется во время приема обходиться легкими закусками. Затем наступил черед «приказа» родителя, и я направился к гардеробу, где снял с вешалки серый в крупную клетку костюм, надел белую рубашку и удостоверился, что все на мне сидит нормально.
Тут вернулся Прохор — и не один, а в компании Ивана.
— Как Алексия? — сходу у меня поинтересовался колдун.
— Спит.
Он закрыл глаза и замер на пару секунд, а потом удовлетворенно заявил:
— Норма. А я, с вашего позволения, заморю червячка. — Колдун взял чистую тарелку и открыл крышку супницы. — Аппетит зверский! Славно ты меня разогнал, царевич! Корову готов съесть!
— Ванюша, может, попросить тебе уху-то подогреть? — хмыкнул Прохор. — Да и рыбную запеканку тоже?
— У нас сегодня рыбный день? Отлично! Давай я первую порцию ухи пока так заточу, а ты пока попросишь, чтобы подогрели?
— Договорились.
«Морить червячка» я Кузьмину не мешал, а вот когда он откинулся на спинку стула и шумно выдохнул, поинтересовался:
— Как там остальные?
— Приходят в себя, царевич. Мы с Михалычем постарались, да и остальные, которые на дежурстве были, нам помогли. Только вот меня, чую, скоро откатом накроет, и какой он будет силы, не могу даже предположить.
— Что за откат? — решил спросить я, хотя догадывался и так.
— Лучше у воспитателя своего спроси, его в свое время знатно поломало.
И мы вдвоем с Иваном уставились на Прохора.
— Обычный откат, как при серьезных нагрузках, — пожал плечами тот. — Насколько я себе представлял этот процесс тогда, во время войны, Ваня не сколько напитывал меня этой пресловутой энергией, которую вы видите как просветление поврежденных темных участков, сколько возбуждал собственную мою энергию, если хотите, скрытые резервы организма, хранящиеся на «черный» день. В природе же, как известно, ничего не бывает просто так, и тело после использования НЗ дает тебе понять, что так делать нельзя. Ну и… ломает тебя серьезно. Еще, конечно, тяжесть последствий зависит от степени вмешательства, и Ваня свои эксперименты на мне ставил только совсем уж в крайних случаях, когда перед нами вопрос элементарного выживания стоял ребром. Доходчиво, Лешка?
— Доходчиво, — кивнул я. — Но почему тогда меня не ломало после всех этих вмешательств сначала Владислава Михайловича, а потом и Ивана?
— Вопрос не по адресу, — развел руками Прохор. — Вон у нас специалист по этим делам сидит.
А «специалист» с задумчивым видом ковырялся зубочисткой во рту и никак на нас не реагировал.
— Ванюша? Ты с нами? — позвал его Прохор.
— Да-да… — «очнулся» тот. — Я просто себе тот же вопрос задал, это который про откат или, если хотите, отходняк. Короче, видится мне все это так: чем выше класс колдуна, чем он сильнее, чем обширнее запасы его внутренней энергии, тем сильнее его воздействие, в том числе и такое. Следовательно, логично и обратное, на сильного колдуна подобное воздействие будет оказывать меньшее воздействие. Могу даже с уверенностью заявить, что у Лебедева после лечения его императорским высочеством отходняк будет посерьезнее моего. Но, уверен, ничего страшного со стариком не случится, он и не через такое проходил.
Мы с Прохором переглянулись и уже хотели высказаться по этому поводу, но Иван поднял руки в защитном жесте:
— Не переживайте, вопрос здоровья Михалыча возьму на личный контроль. — Кузьмин ухмыльнулся. — И вот еще что, царевич, ты бы с возможностями своими был поаккуратнее, в том числе и в лечении, а то мало ли что… Видел же, как я вокруг вас бегал? То-то…
* * *
К четырнадцати часам, как и было предписано, мы с воспитателем ожидали в императорской приемной.
— Алексей Александрович, — Анатолий, адъютант царственного деда, как и всегда, был малоэмоционален, — вас просили зайти, а вас, Прохор Петрович, — обождать.
В императорском кабинете, как и в прошлый мой визит, собралось все старшее поколение рода Романовых, плюс императрица, отец и родной дядька, который Николай Николаевич. Все они расположились кто где, а вот отодвинутый стул возле маленького стола, придвинутого к большому дедовскому, явно предназначался для меня.
— Сразу говорю, Грановитую палату обнесли без моего участия! — заявил я сходу, чуя очередной «серьезный» разговор. — Ни сном, ни духом, где брюлики! Зуб даю!
Родичи начали недоуменно переглядываться, первым нашелся дядька Николай:
— А ответить, Лешка, все равно придется! Что можешь сказать в ответ на жалобу генерала Михеева?
— Наглый поклеп! Старый хрыч все-таки сдал меня и «Тайгу» с потрохами? Я подозревал, что дворцовые недолюбливают канцелярских, но чтобы так подставлять!
— Сядь, Алексей. — Царственный дед властным жестом указал мне именно на тот стул, который я заметил с самого начала. — Нам предстоит о многом переговорить.
— Я волнуюсь… — и прошел в указанном направлении.
— Алексей, — продолжил дед, — всем собравшимся очень интересны твои дальнейшие планы. Озвучь их, пожалуйста.
— Простите? — я реально не понял, что он от меня хочет.
— Как ты себе представляешь дальнейшую жизнь? Какой ее видишь?
А какой я ее вижу? Если бы сам знал…
— Дед, ты такие вопросы задаешь! — хмыкнул я. — Глубоко философские, если не сказать еще ругательнее. За последние полгода моя жизнь делала такие повороты, что отучила от всякого планирования, если вы об этом. Так что я просто плыву по течению, а уж там… куда кривая выведет.
— Ясно, — кивнул дед. — Тоже позиция и жизненная философия, если прикинуть. С натяжкой, конечно, но все-таки. А теперь, Алексей, посмотри на собравшихся родичей и подумай, чего бы они от тебя хотели?
— Ну, дед, тут все просто! — я расслабленно откинулся на спинку стула и хотел было забросить одну ногу на другую, но сдержался. — От меня они ждут в первую очередь покорности, соответствующей моему юному возрасту, и безусловного выполнения всех их хотелок. Это не касается отца, который прежде всего ждет моей сыновьей любви и уважения и, скорее всего, получит желаемое.
Родитель опустил глаза, а дед, наоборот, прищурился:
— Объясни.
— Легко, деда. Скажите все спасибо моему другому деду, князю Пожарскому, который постоянно вдалбливал в мою упрямую голову, что ближе семьи никого на свете быть не может, а моя семья Романовы. И это несмотря на то, как лично ты, твое императорское величество, обошелся с его дочерью. Дочерью своего лучшего друга и моей матерью! И я очень не хочу, чтобы мой отец был на тебя похожим, хотя той же самой упрямой головой понимаю, что будущий император обычными человеческими эмоциями руководствоваться не может.
— Ты начал про остальных родичей, — бесстрастно сказал император. — Прошу тебя, продолжай, они очень ждут, особенно после твоего последнего заявления на совете рода, мол, я-то поправленный и могу себе многое позволить, а они все нет.
— Вот мы и перешли к главному, — покивал головой я. — Кто бы сомневался! А мой ответ в отношении правила будет таков…
Я сделал театральную паузу, обводя взглядом напрягшихся родичей, а потом посмотрел на отца:
— Папа, я думаю, это ты должен решать. Как скажешь, так и будет.
Взгляды родичей тут же переместились на цесаревича.
— Спасибо, сынок! — кивнул он и, в свою очередь, посмотрел на императора. — Как глава рода решит, так и будет. Отец?
— Будем посмотреть. — Император сохранял всю ту же бесстрастность. — А теперь, родичи, предлагаю довести до Алексея наше решение по поводу его дальнейшего обучения.
Никто из родичей, что характерно, и вида не показал, что разочарован таким поворотом беседы.
— Мы тут посовещались и решили, — продолжил дед, — признать твое обучение в училище нецелесообразным. — Я сделал удивленно-обрадованное лицо. — Учитывая специфику твоих способностей, владение техникой правки доспеха, а также ограниченность наших возможностей в отношении обеспечения твоей безопасности на территории училища, ты возвращаешься к учебе в университете.
— Спасибо, деда! — я даже вскочил со стула.
— Сядь, — хмыкнул он. — Кроме того, мы с императрицей рассмотрели твое желание о расширении владений рода Романовых в твоем квартале и решили всячески его поддержать. В ближайшее время этот вопрос будет решен положительно, так что строй свои дальнейшие планы, исходя из этого. Следующее. На тебе остается участие в работе подразделения «Тайга» с теми ограничениями, которые дальше озвучит твой отец. Ну и обязанности провести правило дворцовых с тебя никто не снимал. Задачи понятны?
— Да, ваше императорское высочество!
— По поводу учебы будут небольшие уточнения, Алексей. Ты пропустил очень много, а сессию будешь сдавать самостоятельно. Мы с твоим отцом посовещались и пришли к выводу, что лучшим вариантом будет тебе позаниматься в новогодние праздники с репетиторами. Надеюсь, это не будет проблемой?
И опять моя «счастливая» улыбка:
— Ради возвращения в универ я готов вытерпеть и не такое!
— Молодец, похвальный энтузиазм. Однако ты и сам понимаешь, что род должен сохранить лицо после последних событий.
— Конечно, деда.
— Поэтому ты на несколько дней вернёшься в училище на учебу, прямо с завтрашнего дня, вернее, с сегодняшней ночи. Ты же продолжаешь пребывать под арестом?
— Так точно.
— Братьям твоим я разрешил сегодня в приеме участвовать до двадцати трех, вот и ты ограничься этим временем, после которого ночевать будешь на гауптвахте, заодно хоть как-то извинишься за свое поведение перед военной полицией. — Дед глянул на отца, который кивнул. — На выходные разрешаю сбежать из училища, и не в Кремль, а к себе в особняк.
— Деда! — вскочил я от переизбытка чувств. — Это лучший подарок!
— Сядь! — отмахнулся он. — С понедельника по среду пробудешь в училище, а твой отец пока придумает, как вы перед командованием и остальными курсантами извиняться за доставленные неприятности будете. Задача понятна?
— Полностью, ваше императорское величество! — опять вскочил я.
— Сядь уже! А теперь слово предоставляется цесаревичу. Саша, твоя очередь.
Родитель встал из кресла, подошел к императорскому столу и нажал кнопку интеркома:
— Анатолий, пригласи Прохора Петровича.
— Секунду, Александр Николаевич…
Дверь императорского кабинета открылась, а на пороге в поклоне застыл мой воспитатель.
— Проходи, Прохор Петрович, — разрешил дед. — Присаживайся. — Он указал на место рядом со мной. — Саша, продолжай.
Родитель, отошедший от императорского стола, остался стоять и оглядел родичей:
— Все в курсе произошедшего сегодня в Арсенале? — дождался кивков и продолжил. — А теперь послушаем мнение многоопытного Прохора Петровича.
Воспитатель, конечно, выдал по полной: и «присоска», которая являлась чем-то уникальным среди колдунов, и мое «лечение», и его последствия. Выслушали, понятно, и мое «профессиональное» мнение, озвучивая которое, я не только поддержал Прохора, но и указал на «узкие» места своего «лечения» Кузьмина с Лебедевым и их последствия. Итог взялся подводить отец:
— Родичи, вы всё слышали. Так вот, с подачи Прохора Петровича мы с государем решили засекретить всю информацию, касающуюся способностей Алексея, в том числе и для сотрудников «Тайги». Исключением будет Иван Олегович Кузьмин, в силу его особого статуса. Доступ, понятно, будет касаться и нашего фамильного архива. Ваши мнения?
— Согласны, — опять кивнули присутствующие.
— Прохор Петрович, — отец веско смотрел на моего воспитателя, — выполнение данного решения рода полностью лежит на вас. В том числе и в той его части, которая касается господина Кузьмина. Надеюсь, у вас не возникнет никаких… дружеских чувств в случае возникновении непредвиденных ситуаций?
— Возникнут, ваше императорское высочество, — кивнул Прохор. — Но они не помешают мне выполнить долг перед родом.
— Этого будет достаточно. Государь?
— Прохор, — дед рассматривал моего воспитателя, как будто видел в первый раз, — род возвращает твоего воспитанника обратно на обучение в университет. Как ты к этому отнесешься?
— Могу только поприветствовать, государь! — воспитатель вскочил и поклонился.
— Почему?
— Не место ему там, в этом училище, государь… — потерялся Прохор. — Душа у сынки не лежит к армии… Он одиночка… Вернее, прирожденный лидер, гены дают о себе знать. — Он поклонился. — А армия… Пока в ней не поднимешься, всякую инициативу давит со всех сторон… Прошу прощения, государь… — на воспитателя было больно смотреть, так он переживал.
— Сядь, Прохор, и успокойся, — хмыкнул император. — И мы даже со старшими родичами с твоим мнением в большей степени согласны. А теперь поговорим конкретно о тебе. Тебе время на женитьбу давали?
— Да, государь. — Прохор даже сидя умудрился поклониться.
— Давали. А воз и ныне там. Кандидатки есть?
— Не совсем. Вернее, требуется время.
— Саша? — дед изогнул бровь.
— Девица Решетова Екатерина, из Ростовских дворян, показала себя во время обучения и прохождения службы только с лучшей стороны…
— Прохор, — прервал его дед, — как ты посмотришь на то, чтобы твоими сватами выступили великие князья Александр и Николай Николаевичи, а в довесок к ним шел твой… сынка, великий князь Алексей Александрович?
Воспитатель опять вскочил, а его поклон был особенно глубок:
— Почту за высочайшую честь, государь!
— И не забудь на свадьбу пригласить, — опять хмыкнул дед. — Как и всех присутствующих родичей. Все, вы с Алексеем свободны до восемнадцати часов. И чтоб были при параде и про настроение не забыли.
Теперь уже вскочил и я, поддавшись общему с воспитателем настроению:
— Всенепременно будем, ваше императорское величество! Только у меня остался один вопрос…
— Говори.
— Как с моей службой у Волкодавов? Мне бы не хотелось покидать подразделение.
— Будем посмотреть. Свободны!
* * *
— Ну, Коля, давай нам расклады по правилу, — с равнодушным видом заявил Сан Саныч, когда за Алексеем и его счастливым воспитателем закрылась дверь.
— Первыми идут представители старшего поколения, — император встал и прошел к окну. — Естественно, включая жен. Но Маша будет первой, она тут чуть ли не войну развязала за внимание внука, ей и преференции. У кого-то имеются возражения?
— Возражений нет. — Сан Саныч тоже встал. — Машенька заслужила, особенно в том, что касается ее попыток привести внука в чувство. — Он поймал благодарный взгляд императрицы и раздраженный цесаревича. — Кроме того, надо отметить благотворное влияние Александра на сына. — И опять этот раздраженный взгляд. — Еще Миша Пожарский, о чем говорил сам Алексей. Не дело его ближайших родственников на задний план задвигать.
— Разберусь, — кивнул император.
— А теперь, Коля, раз уж мы ко взаимному удовлетворению решили все животрепещущие вопросы, командуй, как нам себя вести на презентации твоего портрета, особенно в присутствии этого внезапно нарисовавшегося французского королька…
* * *
Не успели мы с воспитателем выйти в приемную, как Анатолий, адъютант царственного деда, нас остановил:
— Прохор Петрович, государь просил вам передать. — И протянул нам конверт. — Может, кофе? — с улыбкой поинтересовался он и взглядом указал на свободный диван. — Александр Николаевич просил обождать.
— С удовольствием выпьем кофе, Анатолий Анатольевич, — кивнул воспитатель.
Пока Прохор вскрывал конверт, я успел оглядеть большую дедову приемную. Видимо, посетители знали, кто я, и поэтому старались в мою сторону не смотреть, чтобы лишний раз не вставать и не кланяться, и я их прекрасно понимал. Военных не было, а вот всяких гражданских наличествовало много видов: встречались и явные «просители», и готовые возмущаться «искатели справедливости». А уж куда без тех с кислыми мордами, которых точно «накажут» за проступки разной тяжести? Я как представил, через что каждый день приходится проходить царственному деду, отцу и остальным Романовым… И это происходит круглогодично? Ужас! И кошмар! Может, надо было не кобениться и остаться в училище?
— Ваш кофе. — Анатолий поставил перед нами две чашечки. — Секунду, принесу печенье, его государыня лично пекла…
— Если государыня, то конечно… — хмыкнул я. — Ну что там, Прохор?
— У тебя как с картографией? — улыбался он.
— Хреново.
— Вот-вот! — заерзал он. — А на этой карте указано, как и в свидетельстве о собственности, что я владею имением Плотниковых. Полностью, Лешка! Всей землей Плотниковых рядом с твоим имением на Смоленщине!
— Прохор! — возопил я. — Поздравляю! Так мы теперь соседи?
— Да! — вскочил он. — Ты представляешь?
— Круто!
Наши восторги были прерваны вмешательством дедовского адъютанта:
— Господа, не желаете ли чего-нибудь покрепче кофе? — он многозначительно смотрел в сторону остальных «ожидающих».
— Коньяка! — махнул рукой Прохор. — И ты, Толя, выпьешь вместе с нами!
— Только из уважения к нашему общему прошлому, Проша, — кивнул тот, вернулся к своему столу, пошарился в нем и демонстративно достал непочатую бутылку коньяка.
Присутствующие в приемной с завистью наблюдали за развивающимся действом, но, понятно, против ничего сказать не могли.
— У меня скоро свадьба, Толя, — между делом сообщил адъютанту воспитатель, отпив из своего бокала. — Ты тоже, кстати, приглашен, как и государь со старшими родичами. Будь добр явиться, отговорки не принимаются.
— По обстоятельствам, — улыбнулся тот. — Сам же понимаешь, у государя сегодня одно на уме, завтра другое, а достойная смена, способная удовлетворить все его желания, нескоро подрастет.
— У меня секретное оружие есть, Толя. — Воспитатель вовсю косился в мою сторону. — Он тебя и отпросит по моей просьбе.
— Ну, если только по ходатайству Алексея Александровича, — покивал адъютант. — Тогда да. Обещаюсь быть.
— Вот и славно!
В этот момент двери императорского кабинета открылись, и из них вышли отец с дядькой Николаем. Вся приемная в едином порыве дружно вскочила и поклонилась, а родитель приметил нас с Прохором и Анатолием с бокалами:
— И почему я не удивлен? Толя, не расхолаживай этих двоих, а то на шею сядут и ножки свесят! А вы, оба-двое со Смоленщины, марш за мной!
В кабинете цесаревича мы устроились рядом с дядькой Николаем.
— Ну, Прохор, и как мы тебя женить будем, раз уж твои родители нас безвременно покинули? — спросил устроившийся за своим столом отец. — Так-то, по идее, мы с Колей к родителям твоей суженой поехать должны.
— Раз уж взялись, так делайте все правильно, — буркнул тот. — Тем более вопрос стоит о вступлении Екатерины в род Романовых. Надо и у нее согласия спросить.
— Тут ты прав, — кивнул родитель. — Твои предложения?
— Сначала у Катьки согласием заручиться, а уж потом у ее родителей.
— Как обставить хочешь?
— Ресторан, само собой, цветы, ужин, и после моего предложения появляетесь вы…
— Договорились, — кивнул отец. — Только заранее предупреди, чтоб Николай смог.
— И Ваня с Виталей тоже, — вздохнул Прохор. — Без них как-то… стремно будет, и это я уже молчу про Лешку. — Он посмотрел на меня. — Договорились?
— Договорились. Не затягивай, дружище, — отец усмехнулся, — а то у тебя Екатерина красавица, каких поискать, вдруг себе кого получше найдет?
— Это вряд ли! — улыбался воспитатель.
Когда мы возвращались в мои покои, я у него поинтересовался:
— Прохор, а ты с дедовским адъютантом, я так понял, хорошо знаком?
— С Толь Толичем? Не так чтобы близко, но в одной компании когда-то состоял. Толя на курс младше учился в нашей учаге, но уже тогда демонстрировал завидные аналитические способности и феноменальную память. Вот и вырос по служебной лестнице…
— Не завидуешь ему?
— Чему, Лешка? — фыркнул воспитатель. — У него такой склад ума, у меня другой, позволивший прожить очень яркую жизнь и воспитать тебя, будущего императора Российской империи. О чем мне жалеть, сынка?
— Ну, не знаю… Ты ради меня стольким пожертвовал. Семьей, например…
— Ты моя семья, Лешка! — Прохор хлопнул меня по плечу. — И никто у меня тебя, самое мое большое достижение, никогда не отнимет!
* * *
— Ну, бойцы, и как у вас с впечатлениями? — полковник Литвиненко с кислой миной развалился в облюбованном кресле с бокалом коньяка.
Лицо ротмистра Жданова перекосило от воспоминаний, и он заерзал в кресле напротив:
— Впечатлений полные штаны! Я с таким ни разу в жизни не сталкивался и сталкиваться очень не хочу! Вот оклемаюсь чутка и в храм пойду свечку самую большую Георгию Победоносцу ставить, потому как живым и здоровым вырваться из Кремля получится только при его активном заступничестве!
— Вместе пойдем, коллега! — буркнул валявшийся на диване с влажным полотенцем на лбу штаб-ротмистр Великанов. — Мне тоже заступничество такого авторитетного святого не помешает. Командир, я-то думал, что господин Кузьмин тут у нас самый крутой колдун, круче которого только яйца, а ничего, валялся в спортзале вместе с остальными как миленький, с лицом печальным и унылым, а модная восьмиклиночка пылилась рядом. Чем нас, интересно, великий князь в следующий раз… порадует?
— Не знаю, Косолапый, — вздохнул полковник. — Нам бы показанному сегодня научиться хоть как-то противостоять. А в церковь пойдем все вместе, и не на пятнадцать минут, а отстоим полностью всю вечернюю службу. — Литвиненко взглянул на часы и отставил бокал с коньяком. — Скоро выдвигаемся. Не забыть бы дежурного предупредить, а то башка вообще не соображает…
* * *
— На-ка, ознакомься, — уже когда я напялил на себя костюм, воспитатель протянул мне пару листов А4. — Тебе будет интересно.
И действительно, бумаги содержали краткую информацию о жизнедеятельности наших французских и итальянских гостей за то время, что я как бы находился в училище: король Франции с внучкой и сопровождающими лицами успели посетить с кратким визитом «Северную Венецию», то бишь Санкт-Петербург, где экскурсиями заняли все свое время. А вот Джузеппе себе не изменял: молодой человек решительно отверг все предложения о таком пошлом времяпрепровождении, как всякие там экскурсии по Питеру, и вплотную занялся изучением ночной жизни Москвы. На его счету был всего один скромный дебош в отеле, две драки в «Каньоне» и одна пьяная гонка от полиции по центру мегаполиса на «Maserati» с дипломатическими номерами, закончившаяся аварией и доставлением пьяного в дым, но не пострадавшего принца в местный околоток, где его после звонка из Тайной канцелярии, сотрудники которой за принцем круглосуточно следили, наградили браслетами и сунули отсыпаться в «обезьянник». В итальянское посольство сообщили только под утро, но прибывшему атташе благородный Джузеппе запретил не только возмущаться, но и подавать какие-либо официальные жалобы. И это все за каких-то три дня! Единственные, кто от поведения Джузеппе были в полном восторге, так это элитные ночные бабочки, чаевые которых превосходили все их самые смелые ожидания.
— А Джузи-то жжет! — хмыкнул я.
— Ага, на кладбище покрышки, — кивнул Прохор, поправляя галстук. — Даже выходки двух твоих брательников сейчас мне не кажутся такими уж вопиющими. А так, мне тут твой отец шепнул, что это Джузи еще скромничает после того вашего разговора с его дедом, в Европе он себя так не сдерживал.
— Ну, там у него за спиной род с кучей родственников в каждой стране.
— Не забывай еще про Ватикан, Лешка, католические священнослужители в Европе имеют огромное влияние, а с родом Медичи у них самые тесные связи, в том числе и из-за их соседства.
— Из уроков истории помню.
— Учти, до Коли с Сашей вся эта информация уже доведена, как и до твоих сестер, — воспитатель показывал на листы бумаги, — так что не удивляйся, но они будут в курсе. Сделали мы это и для того, чтобы бы вы могли что с французами, что с итальянцем поговорить и на эти темы и в очередной раз произвести только самое лучшее впечатление.
— Про Питер понятно, — хмыкнул я, — а вот с Джузи?..
— Господи, Лешка! — Прохор смотрел на меня с осуждением. — Заведешь с принцем разговор, мол, и до тебя дошли слухи о его подвигах, и ты, сидевший в это время в казарме, ему сильно завидуешь. Можешь даже намекнуть, что и сам после подобных шалостей пару раз на кичу попадал по личному распоряжению деда. Короче, без подробностей, одни туманные намеки, но свой легкий восторг по поводу его приключений ты обозначить обязан. Очень подобные вещи в вашем возрасте молодых людей объединяют.
— А он мне поверит?
— Тебе поверит, — уверенно кивнул Прохор. — С твоей-то репутацией, а уж братьев-мажорчиков твоих и учить ничему не надо, они с этим Джузи и так на одной волне.
— Ясно. Какие еще будут распоряжения? — я улыбался.
— По поводу выходных указания получишь завтра, — воспитатель тоже не сдержал улыбки. — Кстати, как я тебе?
— Прямо атташе по культуре в не последнем посольстве, только вот этот холодный профессионально цепкий взгляд наводит на определенные подозрения. А я?
— Титулу соответствуешь. Только сотри с морды этот нагловатый пофигизм. Вот, так-то лучше. Совсем же другое дело, Лешка, с такой мордой лица тебя можно и на люди выпускать…
* * *
В Георгиевском зале уже собрались все приглашенные, исключение составляли мои царственные дед с бабкой, отец и король Франции. Как я понял, именно с их появлением прием и должен был начаться. Портреты, закрытые специальными накидками, на специальных же подставках стояли в противоположном от главного входа в зал углу, там же был накрыт фуршетный стол.
Мы с Прохором быстро поприветствовали что-то оживленно обсуждавших с князем Пожарским моих старших родичей, потом многочисленных дядьев и уже собрались было идти к молодежи, как меня остановил дед Михаил:
— Алексей, Петров нуждается в твоей моральной поддержке, а то он по дороге сюда что-то разволновался.
— Конечно, деда, — пообещал я, а когда мы отошли от Романовых, спросил у воспитателя. — Прохор, почему, интересно, моих двоюродных бабок и теток не пригласили?
— Скорее всего, для них отдельный прием организуют, — пожал плечами он. — Помнишь же, чем в твое новоселье обсуждение портрета Михаила Николаевича закончилось?
— Это да. А может, царственная бабушка все опять подстроила…
Мое предположение Прохор никак комментировать не стал, тем более мы подходили к компании моих сестер, братьев и друзей.
И вот опять во время приветствий и произнесения комплиментов по поводу вечерних туалетов девушек я поймал на себе те самые взгляды, от которых мне сделалось не по себе, и невольно потянулся правой рукой к виску.
— Алексей, — на французском начала Мария, поглядывая в сторону Евгении, — принцесса Демидова уже начала делиться с остальными всякими выдуманными ужасами про ваши якобы совместные приключения и какие-то засады, а принцесса Хачатурян добавила небылицам подружки ярких красок.
Упомянутые принцессы, несмотря на выдвинутые в их адрес «серьезные обвинения», вид имели гордый и независимый, я же не нашел ничего лучше, как с улыбкой ответить:
— Это у них после лекарств воображение разыгралось, так что не надо принцесс винить.
— Мы так и поняли, — кивнула сестра и многозначительно оглядела остальных.
Ее взгляда не понял или не захотел понимать только Джузи:
— Алексей, ну мне-то ты потом все в подробностях расскажешь? Всегда мечтал какой-нибудь эпичный подвиг совершить, и обязательно чтоб он касался спасения очаровательной девушки, а лучше сразу двух.
— Обязательно, Джузеппе, — продолжил улыбаться я. — Тебе как на исповеди. Но и ты, я слышал, у нас тут без дела не сидел? Поделишься?
Прав был Прохор, на лице Джузи не появилось и капли раскаянья, наоборот, заблуждала игривая улыбка!
— Да… — отмахнулся он. — Ерунда! Не знаю, как вы умудряетесь ездить по такому льду, вот я посольскую машину напополам и разложил… Полиция меня тут же задержала, заставила дышать в какой-то прибор, защелкнула на запястьях браслеты, отвезла в участок, где меня посадили в… о-бе-зьян-ник, — старательно выговорил он на русском и гордо выпрямился. — Только под утро выпустили, когда посольский за мной приехал.
В то время как на лицах девушек читался притворный испуг, молодые люди демонстрировали если не «восхищение» подобным «подвигом», то полную поддержку точно.
— Ты крут! — хлопнул итальянца по плечу Николай. — Легко отделался. Нас бы за такое в полицию не повезли, а сразу бы дежурному прокурору в военную прокуратуру сдали, из которой прямая дорога в гарнизонную тюрьму на хлеб и воду!
Пока братья делились с Джузеппе особенностями их статуса военнослужащих, я успел быстро поинтересоваться у Стефании ее впечатлениями от Санкт-Петербурга, узнать о состоянии здоровья у Евгении и Тамары и перекинуться парой слов с университетскими друзьями, заметив, как на меня странно поглядывает Аня Шереметьева, после чего извинился перед Кристиной Гримальди и отвел в сторону Петрова.
— Ну, как ты?
— Переживаю, — вздохнул он. — Такая ответственность! Еще и французский король портрет государя смотреть будет, а они там в своих Европах в искусстве очень хорошо разбираются.
— Шурка, уверен, все пройдет отлично! Стефания твои работы уже видела?
— Да, Мария всем уже портрет тихонько показала. Вроде Стефании моя работа очень понравилась. Хотя я могу ошибаться, и она просто восторгалась для вида.
— Не думаю. А как остальные девушки?
— Смотрят на меня плотоядными взглядами, — усмехнулся он. — Особенно Мария с Варварой.
— Вот видишь, — я улыбался. — Но ничего, моя бабушка тебя от них защитит, не переживай.
— Успокоил. Лешка, — Александр посерьезнел, — ты теперь навсегда в Кремль переехал?
— Уже сегодня буду ночевать на гауптвахте училища, а завтра вечером вернусь в особняк. Кроме того, Шурка, на следующей неделе меня переводят обратно на учебу в университет, но это пока закрытая информация, так что прошу тебя никому об этом не говорить.
— Уф!.. — выдохнул он. — А я уж было!.. Владимир Иванович с Викой молчат, Алексия вообще дома не живет, про тебя слухи всякие ходят, а Прохор только и знает, что про учебу спрашивать и запрещать тебя по всяким пустякам беспокоить! Лешка, — он потрогал волосы у виска, — когда же это все закончится?
— Скоро, — кивнул я. — По крайней мере, очень на это надеюсь.
В наш разговор вклинился уже становившийся привычным торжественный голос из динамиков, объявивший на русском и французском о появлении императорской четы, цесаревича и короля Франции. Двери открылись, и в зал вступили объявленные лица. Поклонившись, мы выпрямились и увидели жест царственного деда, обозначавший «вольно».
— А где у нас виновник приема, господин Петров, прячется? — громко поинтересовался улыбавшийся император на французском.
— Удачи! — шепнул я направившемуся к деду Сашке.
Дальше пошел официоз: Петров подошел к императорской чете и поклонился, после чего был уже официально представлен Людовику как молодой, но уже успевший зарекомендовать себя художник, чей талант вовремя сумел разглядеть известный отечественный меценат князь Пожарский Михаил Николаевич. Деда Михаила позвали тоже и предложили вместе с Александром продемонстрировать работы.
Демонстрация тоже была полна официоза: императорская чета с Людовиком и моим отцом, ведомая дедом Михаилом и бледным Александром, который убирал накидки, надолго задерживалась у каждого из трех портретов. В конце концов, дед Николай, демонстративно пошептавшись с супругой, вынес свой вердикт, просто повернувшись к Петрову и протянув ему руку:
— Поздравляю, Александр! Наши величества очень довольны вашей работой!
Пожав ладонь, художник застыл в поклоне:
— Спасибо, ваши императорские величества!
— Александр, — теперь была очередь императрицы, — наши договоренности насчет моего портрета в силе?
— Конечно, ваше императорское величество!
— Михаил Николаевич! — в разговор вступил цесаревич. — Благодарим за ваше участие!
Что он конкретно имел в виду, не знал, наверное, и дед Михаил, но это не помешало старику глубоко поклониться.
Не остался в стороне и Людовик:
— Александр, — он пристально разглядывал моего друга, — всегда рад буду видеть такого талантливого молодого человека у себя во Франции.
Фактически это означало… Много чего означало!
— Михаил, — теперь король смотрел на Пожарского, — не замечал за тобой такой тяги к искусству, приятно удивлен!
— Спасибо, ваше величество! — дед поклонился. — Я эту тягу тщательно скрывал, предпочитая полностью отдаваться искусству войны.
— И ты в этом искусстве преуспел! — хмыкнул Людовик. — Разработанные тобой операции отдельно изучают в моих военных училищах.
— Для меня это честь, ваше величество! — еще раз поклонился дед.
— Может, как-нибудь с лекциями приедешь? — король покосился на императора.
Тот шутку понял и строго заявил:
— У Михаила Николаевича очень плотный график… меценатства, Людовик, он никак не может.
— Очень жаль! Очень! А так, Николя, поздравляю! Портрет выше всех и всяческих похвал, как и остальные работы! Мари, уверен, с твоим портретом господин Петров тоже справится отлично. — Они направились к фуршетному столу, давая возможность увидеть полотна всем остальным приглашенным. — Николя, а кто эта красивая молодая девушка на первом портрете?
Ответа деда я уже не услышал, мне была интересна реакция старшего поколения Романовых.
— Авантажен его величество! — поцокал языком Сан Саныч. — Петро, что скажешь?
— Отличный портрет! — кивнул тот. — Володя?
— Буду хлопотать перед нашим меценатом, князем Пожарским, чтобы тот перед господином Петровым за меня словечко замолвил.
Александр же, стоящий рядом, то краснел, то бледнел.
— Тезка, — повернулся к нему Сан Саныч и подмигнул, — а хочешь я тебя таким крабом у себя во Владивостоке угощу, которого ты в Москве никогда не попробуешь?
— Дядьки, не смущайте Александра! — вмешался отец. — И дайте уже возможность насладиться искусством другим родичам и приглашенным молодым людям! Алексей, Мария, Варвара! Возьмите уже Александра под свою защиту!
* * *
— Талант, Николя, несомненный талант! — Людовик отпил из бокала вина. — И без примеси этого, не к ночи упомянутого, модного абстракционизма. Чистая классика, как в работах старых мастеров. Сколько денег отдал, если не секрет?
— Не секрет, — императорская чета переглянулась. — Семьсот. И это еще по протекции Миши Пожарского.
Король быстренько перевел рубли в франки и кивнул:
— Недорого, практически даром. У нас работа хуже стоила бы от… миллиона, если в рублях, — он замолчал на несколько секунд. — Николя, я слышал, Петров с твоим внуком лучшие друзья?
— Да.
— И с дальней родственницей моей, Кристиной Гримальди, у художника отношения…
— Людовик, отношения носят чисто платонический характер! — серьезно сказал Николай. — Петров предупрежден о всех последствиях, если ты об этом.
— Да я так, просто к слову пришлось. Вернее, хотел пригласить твоего внука с Петровым к себе на эти каникулы.
— Не уверен, что у Алексея получится, у него с учебой проблемы.
— Не настаиваю, — Людовик поднял руки в защитном жесте. — А что с ним в училище случилось, Николя, а то слухи по Москве разные ходят? Да еще и эта ранняя седина?..
— Учения, приближенные к боевым, — и глазом не моргнул император, а императрица спокойно кивнула. — Алексей наш наследник, вот и воспитываем в меру разуменья.
— Это похвально, Николя, — улыбнулся король. — Пойду я, пожалуй, еще раз портретами полюбуюсь.
— Конечно.
Глядя вслед французу, Николай усмехнулся:
— Люда красавец! С одной темы на другую скачет, как та мондавошка! Дорогая, прошу прощения за мой французский!
— Ничего страшного, — отмахнулась она. — Тем более именно такой термин здесь и уместен. А если хочешь любопытного Люду немного отвлечь, поручи его заботам Пожарского, на Мишане где сядешь, там и слезешь. Пусть князь его в свое именье свозит, в вашу любимую баньку к банщицам. — Невинный вид супруга был ей ответом. — Вова, Сан Саныч и Петро пусть тоже прокатятся, а то, как правильно сегодня отметил Алексей, надо им отвлечься от волнений, вредных в их возрасте, а то еще до правила не доживут. Как тебе план, дорогой?
— Машенька, вот за что я тебя всегда любил, так это за умение думать нестандартно! — улыбнулся император.
— Цени, Романов! — усмехнулась она. — И договаривайся уже с Алексеем поскорее, я на портрете должна быть помолодевшей!
* * *
Очень скоро присутствующие разбились на три большие компании: старшее поколение Романовых с французским королем и князем Пожарским, мои дядья с отцом и Прохором и оставшаяся молодежь. Сашка Петров, получивший свою очередную минуту славы, успокоился и оживленно болтал с Кристиной Гримальди, а мы, с грамотной «подачи» явно проинструктированной Марии, сначала слушали уже более подробный рассказ Стефании о посещении Санкт-Петербурга, а потом участвовали в обсуждении тех мест, где хотели бы побывать. Джузеппе в сторону Анны Шереметьевой не смотрел, а та явно чувствовала себя не в своей тарелке и периодически бросала на меня виноватые взгляды. Объяснить подобное поведение девушки я мог только давлением со стороны ее родичей, которые были явно в курсе ее субботничного «выступления». Зато Демидова с Юсуповой, не замеченные в стеснительности, наперегонки строили мне глазки под недовольными взглядами Стефании и Натальи Долгорукой. С братом последней, Андреем, поговорить до окончания приема я не успел и решил сделать это завтра на вечеринке малого света, вот там времени будет достаточно.
В девятом часу вечера царственный дед поблагодарил всех присутствующих за то, что пришли, и объявил прием закрытым. Как я понял, старшие родичи собирались продолжать веселье, а нас просто выпроваживали, чтобы не мешались под ногами. Попрощавшись на стоянке с друзьями до завтра, мы с сестрами, братьями и Сашкой Петровым пошли ко мне в покои, где нас, согласно присланного Вяземской сообщения, должны были ждать сама Виктория, Алексия и Иван. Прохор обещался быть позже и лично доставить нас с Николаем и Александром в училище.
— Прошу, гости дорогие! — еще в коридоре нас шутливым поклоном встретила Вяземская. — Ваши императорские высочества, а почему наш герой вечера не улыбается и шагает в задних рядах?
— Это у него от переизбытка чувств, Вика, — хмыкнула Варвара. — Александр пока не привык к повышенному вниманию.
— Ясно…
Первым делом, оказавшись в своей гостиной, я перешел на темп и потянулся к Алексии. Девушка едва светилась достаточно ровным, спокойным цветом. Успокоившись, я тут же переключил внимание на стоявшего рядом Ивана, которого так и не увидел.
«Вот это профессионализм, твою мать! — хмыкнул я про себя. — Даже в таком состоянии силы на маскировку тратит! Но ничего, щас мы тебя рассмотрим…»
Сосредоточившись, я что-то почуял и усилил давление. В какой-то момент Ванин колокол, а это, без сомнения, был именно он, дал трещину, колдун ярко засветился и предпринял ответную атаку, от которой я прикрылся уже своим колоколом, хотя испытывал огромное желание расслабиться, как сегодня утром в спортзале, пропустить атаку сквозь себя и потянуть Ваню «присоской».
— Вы чего? — напряглась что-то почувствовавшая Алексия.
— Все хорошо, Лесенька. — Я вышел из темпа. — Просто проверял твое с Иваном Олеговичем самочувствие.
— И как?
— Эту ночь ты обязательно должна провести под надзором специалиста. — Я кивнул в сторону ее отца. — Ее проведу в казарме училища, а вот завтра ночевать буду в особняке. Ты же вернешься домой?
— Только если ты расскажешь, что сегодня утром сделал, — нахмурилась она. — А то… Иван Олегович молчит. И вообще, у меня завтра выступление на корпоративе.
— А у меня вечеринка малого света.
— Хорошо, я вернусь домой, и ты мне все расскажешь!
— Обещаю.
Как же мне всего этого не хватало: и Вики, успевавшей буквально везде и умудрявшейся поддерживать разговоры на самые разные темы, и разбитных братьев, и скромничавшего Сашки Петрова, и сестер, которые, как и Вяземская, были теми еще болтушками, и спокойной Алексии с этой ее блуждающей улыбкой, и сидящих в уголке с бокалами коньяка Ивана с вернувшимся Прохором! Удовольствие закончилось в одиннадцатом часу вечера, когда мы с Николаем и Александром переоделись и засобирались в училище, а все остальные пошли нас провожать.
— Прохор, а это точно необходимо?
На стоянке, помимо «Волги» с дворцовыми, у другой «Волги» стоял Лебедев с двумя подчиненными.
— Приказ государя, — пожал плечами воспитатель. — Мало ли что…
— Понятно.
Поездка, как и предполагалось, прошла без происшествий, а вот уже на стоянке училища Прохор открыл багажник:
— Так, молодежь, берем по ящику.
Мы с братьями, заглянув внутрь, дружно присвистнули от такого количества марочного портвейна, но тут же последовал комментарий воспитателя:
— Губу-то не раскатывайте, это для военной полиции, Александр Николаевич распорядился.
И мы с этими ящиками пошли через КПП, охрана которого старательно смотрела в другую сторону.
— Веселее, бойцы! — подгонял нас воспитатель, которого дежурные тоже не остановили. — Вы сейчас спать завалитесь, а мне еще в Кремль возвращаться!
На гауптвахте двери тоже были гостеприимно открыты, и мы беспрепятственно дошли до помещения дежурки, где Прохор жестом руки остановил доклад тянувшегося прапорщика:
— Послушай, военный, где можно это добро сгрузить?
— Сейчас! — прапорщик кинулся к той кладовой, где полицейские хранили личные вещи арестованных. — Прошу!
Когда портвейн был «сгружен», воспитатель строго оглядел дежурного:
— Смотрите мне, не перепейтесь всей сменой! Завтра чтоб все три ящика сдал командиру. А теперь оформляй этого. — Он указал в мою сторону и повернулся к Николаю с Александром. — А вы, оба-двое, в темпе попрощались с братом и на выход, я вас до общаг провожу.
— Мы и сами можем…
— Цыц! Выполняйте!
Когда Прохор с братьями удалились, прапорщик позволил себе улыбку:
— С возвращением, курсант Романов! Позвольте определить вас в персональную камеру?
— С огромным нашим удовольствием!
— Прошу!
* * *
— Спасибо, Андрей, — кивнул князь Долгорукий. — Значит, говоришь, виски у Алексея полностью поседели?
— Абсолютно, деда. Я даже представить себе не могу, что на самом деле в общежитии происходило, пока Демидова с Хачатурян без сознания валялись.
— Это мы с полной достоверностью вряд ли узнаем. Ты с Алексеем насчет турнира поговорил?
— Да там не до этого было. Завтра переговорю.
— Хорошо. Спокойной ночи.
— И вам с отцом.
После ухода Андрея некоторое время в кабинете князя стояла тишина, пока наследник не сказал:
— Предлагаю связаться с князем Пожарским, раз уж его выставляют фактическим опекуном Петрова, и занять очередь на написание твоего парадного портрета. Одновременно с этим надо дать задание Андрею, чтоб он провентилировал этот вопрос и у Алексея, и у Марии, и у самого Александра Петрова.
— Согласен, род Долгоруких обязан быть в тренде. А еще лучше, сынок, к государю на просмотр портрета в числе первых пробиться, заодно и пару вопросов с ним решить. С князем Пожарским я свяжусь тоже, а ты дай соответствующее задание Андрюшке.
— Сделаю.
* * *
— И когда ты собираешься извиняться, Аннушка?
Князь Шереметьев, нахмурив брови, разглядывал внучку.
— Завтра, деда, сегодня не получилось, — опустила голову она. — И вообще, не сильно я перед Алексеем и виновата…
— Не виновата? — заорал князь. — А кто приехал тогда к «Русской избе» тебя спасать? Джузи, перед которым ты хвост распушила? А кто потом такое устроил, когда мы тебя с отцом от этой «Избы» увезли, о чем тебе по твоему малолетству вообще лучше не знать?
— Ты же мне этого не рассказывал… — княжна вжалась в кресло.
— И не расскажу! Потому как не доросла! А обиды свои… думать о них забудь! Узнаю, что итальянцу этому непутевому опять глазки строишь, из рода выгоню!
Анна начала всхлипывать, а потом и разрыдалась.
— Заканчивай мокроту разводить! — уже не так резко прикрикнул князь. — И завтра чтоб извинилась перед Алексеем, и не за Джузеппе этого, а за свое недостойное отношение к великому князю, которого тот точно не заслужил! Все поняла?
— Да, — всхлипнула она.
— Свободна! — и повернулся к расстроенному сыну. — Избаловал ты девку.
— Гормоны, что ж ты хотел?
— Это да. Теперь по той информации, которую озвучили Демидова с Хачатурян. Судя по всему, Алексей схлестнулся с батюшками и вышел из этой схватки победителем, что внушает некоторый оптимизм. Как мы можем использовать этот факт?
— Ума не приложу, отец, — пожал плечами наследник. — Нашему роду ни холодно, ни жарко, потому как мы явно проигрываем в гонке за Алексея роду Демидовых. Особенно после выступления Аннушки.
— Не спорю. Ладно, будем думать, утро вечера мудренее…
* * *
— Спокойной ночи, Инга, — пожелал внучке князь Юсупов, а когда девушка закрыла за собой дверь, посмотрел на наследника. — Похоже, все-таки обломал Мефодий зубки о великого князя. Защита включена?
— Давно, еще когда дочь отчитываться начала. Думаешь, Алексей наглухо Мифу загасил или?..
— Уверен, что наглухо, как и Олега. Насколько я слышал, колдуны других колдунов в плен не берут, слишком это опасно. Проблема, сынок, в другом: остались другие батюшки, которые могут быть в курсе того, что их основной общак находится на сохранении в нашем роду. А если об этом узнают Романовы, нас, скорее всего, ждет судьба Гагариных с этим публичным расстрелом в Бутырке.
— До Бутырки еще дожить надо, — поморщился наследник. — У Алексея к батюшкам свои счеты, а с его характером… Молодому человеку ничего не стоит просто повторить свой визит к нам, адрес он прекрасно помнит, и вырезать нас всех, как кутят! Отец, предлагаю упасть государю в ноги, напирая на то, что были Тагильцевым запуганы, тем более что так и было. Иначе беды не миновать… И хрен с ними, с этими деньгами, мы рискуем потерять вообще все, а не только эти жирные проценты!
— Упав перед государем на колени, мы с них не поднимемся, сынок. Я Колю хорошо знаю, прощенья нам не будет, а рисковать, тут ты прав, мы не можем. Может, нас Святослав от Романовых защитит?
— Патриарх?
— Договоримся с ним за существенное пожертвование, ну и деньги Тагильцева на счета Патриархии переведем, а Святослав их Романовым и отдаст, типа нашлись?
— Отличный вариант, отец! — наследник вскочил. — Просто отличный. А патриарх нас не сдаст?
— Его Романовы тоже по поводу батюшек прессовали, мне покойный Мифа еще тогда говорил, так что вряд ли Святослав сейчас с ними в хороших отношениях.
— Когда поедешь договариваться?
— Вместе поедем. Необходимо до конца недели этот вопрос закрыть, иначе можем просто не успеть…
* * *
— Подъем, курсант!
Судя по звуку, на этот раз открыли не «кормушку», а дверь.
— Ваш завтрак, курсант, — по камере плавно растекался запах свежесваренного кофе.
Усевшись на кровати, я протер глаза и заметил, как военный полицейский переставляет с подноса на маленький столик две тарелки и чашку.
— У вас пятнадцать минут. Приятного аппетита!
— Спасибо! — что характерно, дверь за собой полицейский не закрыл.
Потянувшись, я пересел за стол и самым натуральным образом охренел: завтрак состоял из немыслимых на гауптвахте яичницы с колбасой, трех бутербродов с маслом и толстыми ломтями семги и большущей чашки кофе! И вилка с ножом! Похоже, марочный портвейн сделал свое дело, а может, и произошедшее ранее перевело мою персону в разряд ВИП-постояльцев гауптвахты.
Отзавтракав, собрал посуду, вышел из такой родной камеры со свежезалитой стяжкой на полу и новой дверью и зашагал в сторону дежурного.
— Доброе утро, господин прапорщик! — поприветствовал я его. — Куда посуду поставить? И… спасибо! Было очень вкусно.
— Доброе, курсант, — он обозначил улыбку. — Вон там положите. До своего курса самостоятельно доберетесь? — Я кивнул. — Не задерживаю.
К спортгородку подходил в приподнятом настроении, а когда меня заметили, не удержался и вскинул кулак:
— No pasaran!
— No pasaran! — ответил курс.
— Курсант Романов! — капитан Уразаев хищно улыбнулся. — С выздоровлением! Только вас и дожидаемся.
Я быстро занял свое место в строю.
— Равняйсь! Смирно! — капитан сделал первый шаг в мою сторону. — Так, бойцы! Сегодня у нас пятница, курс дружно уходит в увольнительную, а это значит… — он остановился напротив меня. — А это значит, курсант Романов?
— Это значит двое суток веселья, танцев и злоупотребления алкоголем, господин капитан! — Курс одобрительно загудел.
— Нет, курсант Романов! Это означает злостное нарушение общественного порядка, алкогольную интоксикацию и нежелательные беременности! И поэтому… и поэтому… — Уразаев сделал театральную паузу, — чтобы веселье, танцы и злоупотребление алкоголем не перешли на совсем уж запредельный уровень, вы у меня в качестве разминки побежите… вы у меня побежите дистанцию…
— Ну!!! — не выдержал кто-то.
— Пятнадцать километров! — с крайне довольным видом закончил капитан и, не обращая внимания на недовольный гул, скомандовал: — Браслеты раздать, норматив обычный. Бойцы, время пошло!
И мы побежали…
Отстав от своего отделения, я нашел Панцулаю и пристроился рядом:
— Привет, Лена! Как дела?
— Привет, Алексей! Нормально.
— Тебя тогда не сильно на допросах мордовали?
— Да нет… — улыбнулась она. — Поблагодарили за помощь, но подписку взяли и предупредили, что за мной теперь полковник Удовиченко присматривать будет. В хорошем смысле.
— Ясно. Я тут насчет тебя с Демидовой и Хачатурян переговорил, так что не пугайся, если они на тебя внимание обратят.
— Зачем, Алексей? — нахмурилась она. — Я этих аристократок… Прости!
— Ничего страшного, я тебя прекрасно понимаю, но все же… На дистанции помощь нужна?
Панцулая покраснела и стала оглядываться, а потом показала свои браслеты:
— Мне Вадим Толгатович особые выдал, облегченный вариант. Алексей, только ты никому!
— Могила! — пообещал я. — Все, побегу, не буду тебя компрометировать.
— Пока, — кивнула она.
Через час мы уже участвовали в спаррингах, потом отжимались и подтягивались, и все это без минуты отдыха — капитан Уразаев взял твердый курс на то, чтобы нас перед увольнительной конкретно з@ебать. И своего добился: курсанты в большинстве своем до общежития еле доползли, в столовой вяло ковырялись в тарелках, а на занятиях клевали носами. Единственным, что реально привлекло их внимание, была моя седина, когда я снял кепи, но от комментариев они благоразумно воздержались. На лекциях и семинарских занятиях я опять прозанимался ерундой, дав себе слово, что сегодня же в ресторане попрошу у Инги лекции и в оставшиеся дни «учебы» в училище буду добросовестно их зубрить.
Еще в обед договорился уехать из училища вместе с братьями, а уже ближе к вечеру Прохор прислал сообщение, что он нас встретит, так что в особняк мы отправились при усиленной охране, только вместо Лебедева был Кузьмин, устроивший мне при выходе из КПП очередную провокацию.
— Лешка! — на меня с осуждением смотрел воспитатель, прикрывая собой ноги колдуна, безвольно торчащие из машины. — Что вы опять с Ванюшей не поделили?
— Он первый начал! — отмахнулся я. — Не переживай, скоро очухается. И скажи дворцовым, чтобы мигалки доставали, очень домой хочу!
— Хрен тебе! — буркнул он. — В общем потоке поедем, нечего твоих будущих подданных мигалками раздражать.
— Как скажите, господин императорский помощник.
* * *
— Ваше святейшество, добрый вечер! Отец Владимир вас смеет беспокоить!
— Добрый, сын мой. Рад тебя слышать.
— Ваше святейшество, прошу прощения, что без прелюдий, но вы договорились с Романовыми о своем посредничестве в решении нашего вопроса?
— Смею надеяться, Владимир.
— И наш разговор сейчас слушают?
— Увы, сын мой, ты сам должен понимать, что это тоже входит в сделку.
— Прекрасно понимаю, ваше святейшество, и очень хочу узнать подробности.
— Скажем так, Романовы готовы к диалогу при непосредственном моем участии и присутствии Алексея Александровича.
— Очень рады это слышать, ваше святейшество, и благодарим вас от всего сердца! Телефон великого князя у нас есть, и в следующий раз мы наберем именно его, если вы, конечно, не будете возражать.
— Не буду, сын мой. Только ты обозначь сроки этого звонка, чтобы господа, которые слушают наш с тобой разговор, не сильно переживали.
— Конечно, ваше святейшество. Господа, звонок планируется во второй половине следующей недели. До свидания, ваше святейшество!
— До свидания, сын мой!
