28    Rolling Stones и другие

К концу 1990-х меня все чаще стало посещать тревожное чувство, что современная музыка проходит мимо меня. Все чаще я ловил себя на том, что, ставя записи, возвращаюсь к своим старым фаворитам — Sex Pistols, Питеру Гэбриэлу, Pink Floyd и Бобу Марли. Как раз тогда я на повторе крутил изумительный альбом Майка Олдфилда «Ommadawn».

«Вот честно, даже не представляю, кого я хотел бы послушать из новых музыкантов», — пожаловался я Джоан. Я говорил как банальная старая перечница и понимал: пора что-то менять.

Несколькими годами ранее я продал Virgin Records компании Thorn EMI, чтобы обеспечить Virgin Atlantic финансами для конкуренции с British Airways. Подписав соглашение о том, что я не буду создавать новую звукозаписывающую компанию в течение по меньшей мере пяти лет, я вынужден был со стороны наблюдать, как Virgin Records продолжает работать — в новом виде, но уже без меня. Понятно, что компания была обречена на успех: делом занялись талантливые люди, у руля остался один из моих первых партнеров Кен Берри, а новые артисты — Massive Attack, Soul II Soul, Daft Punk и The Chemical Brothers — двигали лейбл вперед. Virgin Records осталась на рынке, и было приятно, что мейнстрим прогнула под себя женская группа Spice Girls, выигравшая в 1997 году премию BRIT Awards, и что The Verve задает тон всей гитарной музыке, и что мода на брит-поп как пришла, так и ушла. Но, несмотря на это, было как-то обидно оставаться в стороне.

Как только я получил право создать новый лейбл, я отложил свои любимые пластинки Майка Олдфилда и вернулся в игру, основав компанию V2 Records. Первой группой, с которой мы подписали контракт, стала The Stereophonics, которая все чаще появлялась на афишах фестивалей и в 1998 году выиграла премию BRIT Awards в номинации «Лучший новый исполнитель». Возникали новые артисты, которых мне и вправду было интересно слушать. Мы продолжали взращивать музыкантов — Moby, Elbow и The White Stripes, и я был рад вернуться в бизнес, которым живу и дышу.

Мы снова поймали волну успеха, но звенели и тревожные звоночки — из-за того, что наш бизнес велся старыми методами. В 1999 году Шон Паркер создал Napster, передовую пиринговую файлообменную сеть. Она изменила отношение потребителей к музыке — отказ от физических носителей, которые можно приобрести и бережно хранить, и замена их на виртуальный продукт, которым можно пользоваться бесплатно. Хоть Napster и закрылась в 2002 году, но к тому времени Стив Джобс уже полностью преобразил музыкальный бизнес. В октябре 2001 года, где-то через восемь месяцев после открытия цифрового магазина iTunes, компания Apple выпустила свой первый iPod. Теперь людям стал доступен простой и удобный сервис для скачивания музыки на недорогое и стильное устройство воспроизведения.

Когда я обсуждал iPod со Стивом, он сказал мне, что его вдохновила моя идея родом из 1980-х. В 1986 году, 1 апреля, я давал интервью газете Music Week, в котором рассказал, что мы втайне разрабатываем устройство под названием Music Box. Это устройство позволяет хранить все-все песни в мире, и люди смогут за небольшую плату скачивать любую музыку, какую захотят. Интервью было озаглавлено «Бомба от Брэнсона». На четырех колоссальных компьютерах, размещенных где-то в Британии, должна была храниться вся музыка на свете, что означало «конец музыкальной индустрии в том виде, в каком мы ее знаем». Я утверждал, что ученые в сверхсекретных лабораториях, расположение которых я, разумеется, не раскрыл, «опасаясь промышленного шпионажа», разработали соответствующую технологию. В тот вечер мой телефон разрывался от звонков — перевозбужденные владельцы звукозаписывающих компаний умоляли меня отказаться от этой затеи. В полночь мы решили их успокоить, объявив, что все это было первоапрельской шуткой.

Когда много лет спустя я встретился со Стивом в Сан-Франциско, он улыбнулся и сказал:

— Кстати, мне понравилась та статья.

— Какая статья?

— Про Music Box. Я оценил концепцию. Всегда считал, что это отличная идея.

Когда технологии наконец догнали фантазию, появился iPod. Так что, вполне возможно, я сам невольно внес небольшой вклад в уничтожение собственного бизнеса.

Было уже поздно, но мы все же попытались отреагировать и 2 сентября 2005 года запустили собственный онлайн-магазин музыки Virgin Digital и стали продавать свой MP3-плеер. Мы владели одним из самых больших в мире музыкальных каталогов, в котором было больше двух с половиной миллионов песен для скачивания. Но, ухлопав на Virgin Digital 20 миллионов фунтов, мы поняли, что для противостояния Apple нужна такая же вызывающая простота, а этого нашему продукту не хватало — да и масштабы производства были не те. Когда двумя годами позже мы закрыли Virgin Digital, нам пришлось мужественно принять этот удар и смириться с огромными потерями.

И хотя записи теперь покупают иначе, музыка остается музыкой. Жизнь напомнила мне об этом через несколько лет, теплым июльским вечером 2012 года, когда я смотрел открытие лондонской Олимпиады. Дэнни Бойл превратил избитую церемонию в «Острова чудес» (Isles of Wonder), в фантасмагорию, показав все то, что составляет суть Великобритании. Внезапно мы, зрители, оказались на шальном, бесшабашном рок-н-рольном кораблике, плывущем по Темзе, — как я 35 лет назад с группой Sex Pistols. Это было поразительно.

Когда церемония продолжилась на Олимпийском стадионе (на этот раз за лодкой не гнались полицейские), я уже ждал появления еще одного старого друга. Майк Олдфилд сообщил мне, что будет выступать, но я и не представлял себе, насколько это окажется неожиданно. За спиной у Майка рядами висели колокола (в честь его первого альбома «Tubular Bells», выпущенного Virgin Records), а музыкант — как всегда, скромно, ненавязчиво — творил невероятное чудо звука. Танцоры и актеры сопровождали это чудо на глазах у миллиарда зрителей. Потом, перед тем как спортсмены прошли маршем со своими национальными флагами, на сцену вышла молодая певица из Шотландии Эмели Санде — ее диски тоже записывала Virgin. Она горячо и искренне исполнила христианский гимн «Abide With Me» («Пребудь со мной»), а благодаря едва уловимому электронному ритму он звучал очень современно.

Весь этот сплав древности и современности был таким веселым, таким светлым, что сердце таяло, а душа трепетала. А для чего еще существует музыка? Я невероятно гордился — Virgin оказалась в самом центре этого поразительного действа, так объединившего людей.

*

Убийственная цифровая комбинация — Apple плюс пиратство — ударила не только по звукозаписывающим компаниям: огромные проблемы возникли и у музыкальных магазинов, в том числе у Virgin Megastores.

На пике развития в 1990-х у нас было больше сотни розничных магазинов по всей Британии и десятки магазинов в 20 с лишним странах. Virgin Megastore в Париже был настоящей туристической достопримечательностью во Франции — смешно сказать, туда ходило больше народу, чем в Лувр. В Нью-Йорке мы открыли магазин на Таймс-сквер в те времена, когда там царили запустение и преступность. Благодаря популярности Virgin Megastore район преобразился и стал тусовочным местом. Молодежь приходила в наши магазины отдохнуть и пообщаться, у нас каждый мог быть самим собой.

Но к 2005 году посещаемость снизилась, а доходы упали. И дело было не только в онлайн-революции: спасибо еще и большим супермаркетам, которые отбирали что получше и продавали самые популярные альбомы с огромными скидками. Конкурировать было невозможно, все больше и больше меломанов переносили свои музыкальные коллекции в Сеть, и дни Virgin Megastores были сочтены. Совет директоров Virgin пытался убедить меня продать магазины Megastores, пока не стало еще хуже, и я помню, как на редких заседаниях совета меня с головой захлестывало отчаяние. «Я знаю, что мы теряем деньги, — говорил я, — но нельзя же взять и отказаться от шанса сохранить наш бренд в музыке и на торговых улицах».

Я продолжал искать способы спасти нашу сеть. Когда в августе 2007 года открылась главная шопинговая площадка на Оксфорд-стрит, всего в нескольких сотнях метров от дома, где когда-то на втором этаже, над обувной лавкой, располагался первый магазин Virgin Records, я решил: вот она, возможность реанимировать Virgin Megastores! Но наш вечный конкурент HMV добил нас буквально за несколько часов.

Несколько сделок по продаже — с компанией Fopp, частными акционерами и самой HMV — были закрыты без всякого согласования. В конце концов управляющие сетью Megastores Саймон Дуглас и Стив Пекхэм обратились к нам с предложением. Они считали, что смогут вывезти этот воз, и хотели выкупить бизнес. Я долго колебался. Магазины Megastores, плоть от плоти Virgin, сыграли важную роль в моей жизни. Они помогали Virgin сохранять дух молодости, я невероятно к ним привязался. Отрывать от сердца Megastores было больно. Но в то же время я понимал — эти магазины нам больше не нужны: быстро росла Virgin Mobile, а с появлением Virgin Media наш бренд буквально стучался в дома. Для музыкальных магазинов наступали трудные времена, и нам нужно было выходить из этого бизнеса. Мне было неприятно это признавать, но, возможно, я и так уже слишком долго цеплялся за эти магазины.

Когда мы продали компанию, у меня не шли из головы воспоминания — как я зависал в первом магазине Virgin, сидел на подушках, покуривая косяки, и вообще весело проводил время. В сентябре 2007 года мы продали компанию Саймону и Стиву без передачи бренда. Она создали компанию Zavvi — сеть новых магазинов с товарами для отдыха и развлечений, работавших на наших старых площадках Virgin Megastores. Компания взяла неплохой старт. Но в конце 2008 года, с наступлением мирового финансового кризиса, обанкротилась компания Woolworth: вроде бы хорошая новость для их прямых конкурентов. Однако основным партнером Zavvi, поставлявшим ей товары, начиная с CD и DVD и заканчивая играми, была компания Entertainment UK — этот контракт был унаследован от Virgin Megastores. Entertainment UK была дочерней компанией Woolworth, и, когда та закрылась, они тоже обанкротились и прекратили поставки для Zavvi. Это случилось прямо накануне Рождества, в самый важный период для любого ретейлера, и магазины Zavvi сверкали пустыми полками. Zavvi тоже закрылась. Если бы мы не продали Virgin Megastores, то на нее месте были бы мы.

*

Несмотря на то, что продажи музыки традиционным способом понемногу сходили на нет, музыкальная индустрия училась зарабатывать деньги иначе: да, цифровая музыка завоевывала рынок, но второе дыхание — и весьма прибыльное — обрела живая сцена. Люди были готовы платить за впечатления, за право их получить — а получить их можно только при личном присутствии.

Я, конечно, уже не так часто, как раньше, хожу на концерты, но фестивали люблю по-прежнему. В середине 1990-х я вынашивал идею нового музыкального мероприятия под брендом Virgin. Просто устроить еще один фестиваль — глупее не придумаешь, нужно было что-то особенное. Как-то раз мы сидели и выпивали, и тут Джеки Маккуиллан, упомянув Джарвиса Кокера из Pulp, предложила мне идею — организовать V Festival.

— Джарвис удивлялся, почему у Virgin до сих пор нет своего фестиваля, — сказала Джеки.

— И правда, почему? Это отличная мысль. Только пусть он будет не таким, как остальные, нам нужно что-то уникальное.

— Фокус в том, чтобы провести фестиваль одновременно на двух разных площадках: половина музыкантов играет сегодня там, завтра здесь, и наоборот.

— Звучит неплохо. Давайте попробуем!

Через несколько месяцев состоялся наш первый V Festival в Челмсфорде и Стаффорде. Я столкнулся с Джарвисом за сценой… во всяком случае, мне кажется, что с Джарвисом. Он был в костюме огромной гориллы — чтобы его не узнали, пока он мечется между площадками. С тех пор фестиваль вырос и стал одним из главных событий в музыкальном календаре. Меня даже несколько раз уговорили выйти на сцену — как правило, чтобы представить артистов, например Пола Уэллера и группу The Stereophonics. Но всякий раз, стоя перед зрителями, я понимал, что мне куда комфортнее за сценой, чем перед тысячной толпой.

Что мне по-настоящему нравится на фестивалях, так это бродить по площадкам и прислушиваться, какие песни по душе фанатам. Особенно это относится к фестивалю FreeFest, который провела компания Virgin Mobile USA, чтобы поддержать благотворительные организации, помогающие бездомной молодежи. Как следует из названия, фестиваль был полностью бесплатным для всех, кто добровольно помогал людям, живущим на улице, а попасть в VIP-ложу было можно, отработав 13 часов волонтером. На пожертвования, собранные во время фестиваля, мы построили приют RE*Generation House в Вашингтоне, который предоставляет кров бездомным подросткам.

На фестивале, который проводился на знаменитой площадке Merriweather Post Pavilion в Мэриленде, была совершенно особая атмосфера — каждый сам заслужил свое право на праздник, заботясь о других. Но это не означает, что там не было места веселью. Меня можно было увидеть и за барной стойкой, где я разливал напитки вместе с Flavor Flav, и над главной сценой, где я выдувал мыльные пузыри (и они летели на зрителей внизу), а рядом со мной на узенькую крышу приземлялись парашютисты.

Ободренные успехами V Festival и FreeFest, в конце 2012 года мы занялись еще одним делом — решили вернуть Rolling Stones на сцену. Я всегда любил Мика Джаггера и его парней — за отношение к жизни, за музыку. Наши судьбы часто пересекались. Я был довольно дерганым 16-летним подростком, когда впервые брал интервью у Мика для журнала Student. Я отчетливо помню, как шел к его дому № 48 по Чейн-Уолк, а руки у меня дрожали, потому что я тащил допотопный пленочный магнитофон размером полметра на полметра, чтобы записать собеседника. Он редко давал интервью и, казалось, согласился на него только потому, что оценил дерзость прыщавого подростка, осмелившегося задавать вопросы. Это интервью было не лучшим образцом моего журналистского творчества, но благодаря ему я полюбил «Роллингов» еще сильнее.

Когда взлетела Virgin Records, «Роллинги» стали моей первостепенной целью, и несколько раз мы были в шаге от контракта. В 1975 году менеджер группы Руперт Лёвенштайн попытался от меня отделаться, запросив три миллиона долларов. Блефовать так блефовать: я сказал, что мы предлагаем четыре. Я метался по всей Европе, я обзванивал всех, кого только мог, но наскреб нужную сумму денег. Руперт оценил такое упорство, однако пришлось ввязаться в аукционную войну, и в итоге мы проиграли компании EMI, которая подняла ставку до пяти миллионов.

Зато меня заметили «Роллинги» и начали записываться на нашей студии Manor Studio в Оксфордшире. Однажды даже вышел забавный случай: мне пришлось прикрывать Кита Ричардса, когда он в голом виде перебегал лужайку с чьей-то женой (такой же голой), а ее муж с ружьем пытался их догнать и требовал впустить его в здание! Когда Кит решил начать сольную карьеру, мы привели его в Virgin, и он выпустил у нас два альбома —«Talk Is Cheap» и «Main Offender».

Когда в 1991 году «Роллинги» снова начали выступать, я был настроен решительно — уж на этот раз я их не упущу. В музыкальном мире злопыхали, что они старые и никуда не годные, но я был уверен, что у них в запасе еще лет десять. И даже это оказалось слишком заниженной оценкой долголетия Мика и компании! Мы разработали контракт, который давал нам права на их богатую дискографию, а также на выпуск их изумительного альбома «Voodoo Lounge». На вечеринке в ресторане Mossiman, посвященной подписанию контракта, я не переставая улыбался, да и Мик выглядел весьма довольным.

«Ну и зубы у вас! Хорошо, что я не яблоко», — сказал басист «Роллингов» Билл Уаймен.

Когда я продавал Virgin Records в марте 1992 года, труднее всего было прощаться с Rolling Stones — да еще и сразу после подписания контракта. Но это не повлияло на мои прекрасные отношения с Миком и Рупертом — они были грамотными бизнесменами и понимали, почему я продал компанию, тем более что это не принесло значительного ущерба «Роллингам», а их следующий мировой тур стал самым кассовым туром всех времен.

Перемотаем ленту на 20 лет вперед. Rolling Stones уже давно не выступали вместе. Мик и Кит были чуть ли не на ножах после того, как Кит высмеял мужское достоинство Мика в своей автобиографии «Жизнь» (Life). Но в 2012 году группе исполнилось 50 лет — нельзя же было оставить это событие без внимания. Мы вышли на Пола Дэйнти — импресарио, который работал с «Роллингами» всю жизнь, еще с их первых концертов. Он пытался снова собрать группу, и ему была нужна помощь Virgin. Было бы здорово просто увидеть этих парней вместе на сцене спустя столько лет, не говоря уж о том, чтобы устроить целый концерт. Мы создали новую компанию Virgin Live, чтобы организовать специальную серию из четырех шоу. Два должны были состояться в Лондоне и два — в Нью-Йорке. Кто бы мог подумать, что отношения, которые начались в «бушующих 1960-х», будут длиться даже полвека спустя?

Наступило 29 ноября, и я отправился в Англию, чтобы посмотреть шоу. Я встретился с детьми, и мы вместе пошли за сцену концертного зала O2 Arena к музыкантам. Когда я снова увидел их вместе, на меня нахлынула ностальгия. «Кит, ты все больше становишься похож на пирата», — засмеялся я. К счастью, шутка его тоже рассмешила. Чарли, как всегда, был невозмутим, Мик по-прежнему ослепительно улыбался во весь рот. А Ронни вспоминал Некер: он недавно провел на острове медовый месяц со своей новой красоткой-женой, и мы пару раз сыграли с ним на бильярде.

— Кажется, лет двадцать прошло с тех пор, как я видел всех вас вместе, — сказал я.

— Сегодня не вечер воспоминаний, Рикки, — ответил Мик.

Когда мы позировали для фото, явственно ощущалось волнение. Наконец мы попрощались, потому что музыкантам было нужно готовиться к выходу на сцену, и я пошел к себе в ложу. Пока группа еще не начала петь, я стоял и глядел вниз на огромную толпу зрителей, и вдруг мне невыносимо захотелось оказаться среди них. Мы пробрались через толпу прямо к сцене как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мик в серебристой куртке из змеиной кожи выходит к публике и начинает двигаться в своем неповторимом стиле. Стремительно понеслись «Paint It Black», «Jumpin’ Jack Flash», «Satisfaction» и «It’s Only Rock ’n’ Roll». Хавьер Бардем в соседнем ряду изображал какой-то неистовый танец, а Пенелопа Крус восхищенно за ним наблюдала. После танцев под «The Last Time» я поплелся к своему месту перевести дух, надеясь, что слова песни — «В последний раз» — не окажутся пророческими. Плюхнувшись на задницу, я лишний раз вспомнил старую истину — сидеть на концерте «Роллингов» попросту невозможно!

*

Сразу за юбилеем Rolling Stones в 2012 году последовало еще одно музыкальное событие — на этот раз имевшее отношение ко мне самому. К 40-летнему юбилею Virgin Records в 2013 году Академия звукозаписи наградила меня премией «Грэмми» за вклад в развитие музыки — очень мило с ее стороны. На вечеринке в ночь перед церемонией я выступал от имени всех людей, которые помогали создавать нашу компанию. Спустя столько лет снова оказаться в Лос-Анджелесе, среди воротил музыкального бизнеса — это было странное ощущение, и не только потому, что мне пришлось влезть в смокинг. Том Хэнкс сказал, что даже помнит многие наши группы, начиная с 1970-х:

— У ваших альбомов всегда были самые классные обложки!

P. Diddy и Dr. Dre тут же присоединились к комплиментам Virgin Records.

— Наконец-то сюда явился настоящий предприниматель, — сказал Dr. Dre.

— У тебя тоже отлично получается с Beats! — ответил я (вскоре эту свою компанию по производству наушников он продал Apple за три миллиарда долларов).

Это был немного сумасшедший вечер.

А потом он обернулся трагедией. Я боролся со смокингом в своем номере, как вдруг в дверь постучали. Это была полиция. Они попросили меня никуда не выходить, пока они разбираются с происшествием в соседнем номере. Оказалось, что на том же этаже остановилась Уитни Хьюстон. К несчастью, она захлебнулась в собственной ванной. Уитни была неимоверно талантлива, и я знал ее как доброго и дружелюбного человека. Ее трагическая смерть напомнила всем нам, что ни бизнес, ни награды ничего не значат. Нет ничего важнее собственного здоровья и здоровья близких.

Жизнь так коротка, и надо ценить людей, которые сыграли в ней важную роль. И когда кто-то предложил в последний раз собраться всей старой командой Virgin Records, я решил, что момент и вправду подходящий. Когда, если не сейчас? Я отправился в Британию, заранее представляя себе, как мы встретимся после стольких лет. Когда я зашел в небольшое кафе в Ноттинг-Хилл, все остальные уже были там.

— Боже, какие вы все старые, — сказал я.

— С языка снял! — усмехнулся Ник Пауэл, мой лучший друг детства и сооснователь Virgin Records.

После чашечки кофе мы решили пройтись по старым местам. Сначала мы с Ником пролезли в склеп, где начинали работать над журналом Student и где основали Student Advisory Centre. К своему изумлению, на полу возле одной из гробниц я нашел старый рваный лист из журнала.

— Так, ну и кто это подбросил? — спросил я.

Но все меня уверили, что это не специально.

— Здесь не прибирались 40 лет, — тихо смеялся Ник. — Да и мы тоже в свое время не усердствовали.

В качестве директора Национальной школы кино и телевидения Ник занимался замечательной образовательной программой, а до этого спродюсировал несколько оскароносных фильмов, в том числе один из моих любимых — «Жестокая игра» (1992). Было интересно узнать, чем он занимается и что поделывают другие ребята. Я был за них рад — но вовсе не удивился тому, как хорошо у них идут дела.

Мы быстро вошли в прежний ритм. Отправившись к первому магазину Virgin Records в Ноттинг-Хилл, мы обнаружили, что теперь там магазин Holland & Barrett.

— Это не рок-н-ролл, это совсем не рок-н-ролл, — я окинул взглядом витрину с витаминами и пищевыми добавками для здорового питания.

— Хватит ныть, лезь в окно, — ответили мне.

Я принял невинный вид, дождался, когда полицейский пройдет мимо, и безропотно повиновался. Молодой менеджер магазина не особенно восхитился и никак не мог взять в толк, зачем это я лазаю по его пилюлям и протеиновым коктейлям.

— Я бы объяснил, что мы тут делаем, но вы мне все равно не поверите…

За обедом мы перебросились парой шуток с Томом Ньюманом, музыкальным продюсером, который помогал в работе над альбомом «Tubular Bells». Он еще больше стал смахивать на благородного разбойника, но живость ума никуда не делась.

— Помнишь ту песню, которую мы записали в туалете у нас в Manor? — спросил он.

Я застонал.

— Как можно забыть групповой пердеж в сортире?!

Роджер Дин, дизайнер, создавший оригинальный логотип Virgin Records, почти не изменился, а Джон Варном, гений пиара, который придумал для нас столько рекламных кампаний, по-прежнему не лез за словом в карман. Потом мы прогуливались по Вернон-ярд, где располагался наш первый офис, и Стив Льюис, наш заместитель управляющего директора, даже вспомнил, кто в какой комнате сидел.

— У тебя всегда был самый лучший кабинет, Ричард, — улыбнулся он.

— Так ведь и платил за офис я, если уж на то пошло!

Фил Ньюэлл, наш технический директор, мог вспомнить любой, самый пустяковый скандал, как будто все было вчера, а Стивен Нэвин, юрист, который помогал нам (и большей частью успешно) не попадать под суд, уверил нас, что и сейчас, 40 лет спустя, мы за ним как за каменной стеной.

— Было здорово встретиться, — сказал я, когда мы уселись в Маленькой Венеции, чтобы немного выпить. — Через 40 лет надо будет повторить.

— Ричард, я сомневаюсь, что мы столько протянем! — ответил Ник.

Любые встречи старых друзей — странная штука. Даже если ты не видел их много лет — тут же понимаешь, что они, в сущности, совсем не изменились, просто иначе выглядят. Уверен, ребята думали то же самое. Разница только в том, что они-то видели мою рожу в прессе, потому и не слишком мне удивились. Будем ли мы теперь видеться чаще? Не думаю: жизнь нас разбросала, постоянно оглядываться на прошлое нет смысла. Но я рад, что спустя столько лет мы остаемся друзьями и что нам по-прежнему хорошо друг с другом.

А потом мы отправились на официальное празднование юбилея на специальной выставке Virgin Records в Victoria House. Я пригласил маму и всю семью, чтобы вместе окунуться в прошлое и вспомнить все, начиная с платья Джери Холлиуэлл в цветах национального флага и заканчивая тем, как мы с Филом Коллинзом изображали бизнесменов при полном параде. Но прошлое прошлым, а мы смотрели и в будущее. На праздновании были Naughty Boy, Professor Green и Джейк Багг — надо же идти в ногу со временем.

— Смотри-ка, у нас одинаковые кожаные пиджаки, — сказал я Джейку, улыбаясь до ушей.

Думаю, мне это было приятнее, чем ему.

Отправить