«Спорт не закаляет характер, — однажды написал американский журналист Хейвуд Браун, — он дает ему проявиться». Я всегда считал вторую часть этого утверждения святой правдой: нередко на теннисном корте я узнавал о потенциальных бизнес-партнерах больше, чем за столом переговоров. Что же касается первой части, то мой собственный опыт никак не позволяет мне согласиться — когда я начал заниматься спортом, это была моя единственная возможность закалить характер.
Мне было семь лет, когда я покинул дом: меня отправили в школу-пансион в Суссексе. Начальная школа Скейтклиф была для меня чем угодно, но только не родным домом: что такое дислексия, тогда никто еще толком не знал, и учителя думали, что я просто туповат. Меня постоянно били палкой за неправильные ответы, проваленные тесты и даже за то, что я прошелся не по той лужайке. А для пущего унижения еще и заставляли говорить «спасибо, сэр» всякий раз, когда учитель лупил меня палкой по заднице. Я был, как и многие дети, несчастный, жалкий, одинокий и очень хотел сбежать.
Утешение я нашел в спорте, когда у меня обнаружился талант к спортивным играм. Я быстро стал капитаном команд по крикету, футболу и регби. Успехи в спорте — это автоматически означало, что тебя не тронут старшие, и даже воспитатели как-то подобрели. В первые годы в Скейтклифе я выигрывал призы на каждом спортивном мероприятии, но один день перед моим 11-летием мне запомнился особенно: я победил во всех соревнованиях, в которых участвовал. Помимо спринта и бега на длинную дистанцию, я с первой же попытки взял приз за прыжок в длину, побив при этом школьный рекорд, установленный бог весть когда. Я даже выучил первые (и, скорее всего, последние) латинские слова в своей жизни — «Victor ludorum», что означает «Победитель игр» — так назывался еще один приз, который я получил в тот день. Когда под белым праздничным шатром меня встретили родители и сестра Линди, я им сказал: «Все, я решил — буду профессиональным спортсменом».
Однако моя спортивная карьера завершилась, даже не начавшись. Буквально в следующем семестре мы играли в футбол против другой школы, наших основных соперников, но после того, как я забил первый гол, игра сделалась грязной. Я получил пас вразрез и уже приготовился бить, но тут опекавший меня защитник сделал подкат сзади. Он упал прямо на меня, заплел мне ноги, и у меня ужасно вывернулось колено. Я истошно заорал, и это последнее, что я помню: следующее воспоминание — как школьная воспитательница везет меня в больницу. Оказалось, я сильно повредил хрящ правого колена — потом операция, уколы, и врач сказал, что я вряд ли смогу играть в контактные виды спорта. Я был просто убит.
Дела в школе пошли хуже, как только спортивным достижениям, которые хоть как-то затмевали мою ужасную успеваемость, пришел конец. Мне даже не дали возможность честно завалить вступительный экзамен в среднюю школу, просто перевели из Скейтклифа в школу для отстающих Клиф Вью-хаус. Там, помимо жутковатых утренних пробежек по стылому побережью, вообще не было спорта, который бы меня отвлекал. Но зато я нашел себе новое развлечение в виде симпатичной 18-летней дочери директора. Как любой впечатлительный 13-летний подросток, я был в восторге, что она ответила на мои чувства, и у нас довольно быстро дошло до полуночных свиданий. Но потом меня чуть было не выперли — я был застукан директором, когда крался к окну своей спальни. Он спросил меня, что я делаю на улице, и я ответил: «Возвращаюсь из комнаты вашей дочери, сэр». От исключения меня спасло только то, что я изобразил попытку самоубийства и меня снимали со скалы, известной под названием Любовный Прыжок. Много лет спустя мое имя даже всплыло на бракоразводном процессе, когда муж дочери директора заявил, что наша школьная интрижка 40-летней давности внесла свой вклад в разрушение их брака. Я не понимаю, каким образом, но желаю им обоим всего наилучшего.
*
Мои мечты о карьере профессионального спортсмена пошли прахом, но мне никто не запрещал заниматься спортом для удовольствия и даже немного заработать на благотворительность на этом. Такая возможность подвернулась мне в 2010 году, когда мне позвонил мой друг Энди Свейн и предложил стать спонсором Лондонского марафона.
Я многие годы следил за Лондонским марафоном со стороны и всегда хотел попытать силы в этом деле. Но я знал, что марафон — это не то соревнование, куда можно заявиться без подготовки: требуются месяцы и месяцы тренировок. А вот спонсорский контракт — это, похоже, как раз то, что может сподвигнуть меня на участие. Поговорив с Энди, я подумал, что Virgin Money нельзя упускать такую возможность, и попросил Алекса Тая и Джейн-Энн изучить вопрос.
— Для Virgin это самое то, — сказал я им. — Многолюдное соревнование, где собирается множество самых разных людей, чтобы повеселиться, побегать, посостязаться друг с другом.
Само участие в таком мероприятии уже было большой удачей, но мы считали, что можем стряхнуть пыль с их стратегии привлечения средств и собрать на такое благое дело побольше денег. Мы основали некоммерческий сайт Virgin Money Giving, чтобы поддержать сбор средств в Сети и направить пожертвования именно туда, куда нужно: на те благотворительные цели, ради которых люди так усердно тренируются, а потом бегут. В первые шесть лет Virgin Money London Marathon каждый год ставил новый рекорд по объему собранных средств, и сейчас этот забег — крупнейшее ежегодное однодневное благотворительное мероприятие в мире, на проведение которого начиная с 1981 года было пожертвовано в общей сложности 830 миллионов фунтов.
Если мы собирались спонсировать марафон, то было понятно: рано или поздно мне придется надеть спортивную форму. Когда мне позвонили с вопросом, собираюсь ли я бежать, я немедленно ответил, что да, а потом забыл об этом на несколько месяцев. Время было напряженное, и мне не удавалось втиснуть занятия бегом в свое расписание. С тех пор, как в детстве травмировал колено, я никогда серьезно не бегал и не был уверен, что оно выдержит. Я подумал: «Регулярные занятия кайтсерфингом и теннисом помогают мне поддерживать форму, а раз так, о беге можно побеспокоиться и потом». А между тем мои дети тоже собирали бесподобную команду для участия в марафоне. Они мечтали подтолкнуть британскую молодежь к переменам и создали для этого благотворительную организацию. Чтобы отметить ее открытие, они убеждали своих друзей присоединиться к ним и попытаться установить оригинальный рекорд по забегу в смешных костюмах. Так возникла компания Big Change, и вскоре можно было увидеть, как по западному Лондону бегает, тренируясь, вереница из 34 приятелей. Ребята поставили цель: они хотели стать самой большой группой людей, которая пробежит марафонскую дистанцию, причем сделать это, нарядившись — все вместе — в огромную гусеницу. Интересно, откуда вылезла эта идея? Может, из тех сказок Эрика Карла, которые я читал Сэму и Холли на ночь, когда они были детьми? Узнав, как усиленно они тренируются, я подумал: «Мне бы тоже надо привести себя в порядок». Я начал бегать по дорожкам Некера каждое утро и отказался от своего любимого шоколадного печенья. Когда пришел день марафона, я уже чувствовал, что смогу пробежать всю дистанцию.
На дворе был конец апреля 2010 года, и в то воскресное утро в Лондоне было очень жарко. Зрители обливались потом, не говоря уж про бегунов на старте, — ну а я, наряженный огромной бабочкой во главе команды «Гусеница», был самым потным из всех, но потел от страха: во что же я позволил себя втянуть. Но чем дольше мы бежали, тем громче, как мне казалось, зрители нас подбадривали. Ноги, конечно, болели как никогда, но, к своему удивлению, я обнаружил, что меня гонят и гонят вперед энтузиазм и поддержка зрителей и товарищей-соперников. Знакомые бегуны останавливались, чтобы пожать мне руку, марафон наполнял сердце чистейшей радостью. Было здорово бежать в такой сильной команде — рядом со мной были знаменитая кенийская бегунья Тегла Лорупе и моя подруга Натали Имбрулья.
Правда, когда ты наряжен бабочкой, это все усложняет: материал костюма был тяжелее, чем казался, и здорово мешал бежать против ветра. Но это было полбеды. Я помнил совет — когда устану, надо съесть немного энергетического геля. Его мне передал Ник на отметке 24 километра, когда мы пробегали мимо штаб-квартиры News International. В желудке тут же забурлило, и я взвыл. Я ударился в панику: обделаться в костюме огромной бабочки на глазах у тысяч зрителей! Нечего сказать, прекрасный старт для Virgin Money London Marathon. К счастью, Тегла увидела, что со мной происходит, и дала мне таблетку, чтобы успокоить разбушевавшийся желудок. Еще бы чуть-чуть, и…
Когда мы вышли на финишную прямую, я увидел, как на ветру развеваются флаги Британии, а сзади бежали мои дети, улыбаясь до ушей. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Команда «Гусеница» установила новый мировой рекорд для Книги рекордов Гиннесса, а принцесса Беатрис, которая тоже была частью гусеницы, стала первым членом королевской семьи, кто пробежал марафон. Каким-то образом я смог уложиться в 5 часов 2 минуты и 24 секунды. Если вам нужен совет, как подступиться к марафону, могу сказать по собственному опыту, что все просто: даже когда падаешь мордой вниз — это все равно значит, что ты двигался вперед, так что не расстраивайтесь!
После марафона меня охватило желание попытать себя и в других спортивных состязаниях вместе со своими детьми — и, конечно, порекламировать Virgin. В 2012 году Virgin Active начала спонсировать Лондонский триатлон — крупнейшее в своем роде соревнование в мире. Мы с детьми снова попали в эстафетную команду, в которую входил Дэвид Хассельхофф. Я его знал — мы виделись, когда я был приглашенным участником шоу Baywatch. Дэвид дал мне довольно неожиданный совет на случай, если я вдруг захочу остаться неузнанным.
— Я всегда ношу с собой маску с изображением своего лица, — сказал он, и это сначала прозвучало как бред. — Сам подумай: вряд кто-то станет тебя искать под твоей же собственной маской.
Впрочем, мы с ним радовались погожему лондонскому дню без всяких масок — плавая, бегая и крутя педали велосипеда. А бок о бок с нами делали то же самое еще 14 тысяч энтузиастов триатлона.
*
Если оставить в стороне марафоны и триатлоны, спорт и тренировки издавна стали частью моей повседневной жизни. Каждый день на Некере у меня начинается с прогулки, потом я спускаюсь к теннисным кортам и играю. Хорошо, что на острове есть профессиональные теннисисты, которые и подстраиваются под мой уровень, и учат играть наших гостей.
Одним из первых мы пригласили тренера Артура Хикса. Он произвел на Сэма большое впечатление, когда давал ему уроки в лондонском зале Virgin Active.
— Он идеально объясняет, — сказал я Сэму. — Зови его к нам немедленно.
Сэм позвонил Артуру, когда тот ехал домой из местного супермаркета в своем пузатом автомобильчике (у него «Фольксваген-жук» 1972 года), силясь разглядеть дорогу сквозь проливной дождь. Когда телефон зазвонил, Артур как раз приближался к круговому перекрестку. Увидев, чье имя высветилось на экране, он сделал единственное, что может в таком случае сделать человек, который очень не хочет пропустить важный звонок: он заехал на круг и остановился. Пакеты из супермаркета шуршали, проливной дождь барабанил по крыше, машины гудели, водители орали — все эти звуки, и не только они, сопровождали этот телефонный разговор, изменивший его жизнь.
— Привет, ты же знаешь, где находится Некер? — спросил его Сэм.
Сквозь шум Артур не расслышал.
— Что-что? Туда ходят мусульманские паломники через Сахару, да?
— Ха-ха! Ну да, вроде того! Ты случайно не хочешь там поработать?
— Кем поработать?
— Тренером по теннису.
Это привело Артура в замешательство. Он никогда не был на Ближнем Востоке и почти ничего о нем не знал. Однако уехать из сырой лондонской зимы в знойную пустыню — это звучало заманчиво.
— Да, конечно, — ответил он Сэму. — Я согласен!
Тем же вечером Артур рассказал о предложении своему отцу. Тот слушал, слушал, и на лице у него отражалось еще большее замешательство. Но отцы на то и отцы, чтобы делиться мудростью: он открыл ноутбук и забил в поисковую строку «Ричард Брэнсон, Мекка».
— Ты у меня, сынок, болван, — засмеялся он, ткнув пальцем в экран.
Google переспрашивал: «Вы имеете в виду “Ричард Брэнсон, Некер”?»
Артур просто замечательно учил играть в теннис наших гостей на Некере. Да и меня он тоже подтянул. Посмеиваясь, он описывал свои обязанности как «лучшую работу в мире для тренера по теннису». Во многом благодаря Артуру, а также его преемникам Майку и Джошу я все еще не проигрываю ни Холли, ни Сэму, как бы они ни пыжились. В 1995 году я заключил с ними пари, что они не одолеют меня, пока мне не исполнится 65. Победа в этом пари стала особенно приятным подарком на день рождения. Учитесь, дети, учитесь!
Я люблю смотреть за игрой величайших ракеток мира на крупных соревнованиях вроде Уимблдона или US Open. Я всегда пытаюсь пролезть на Центральный корт Уимблдона, хотя у них там ужасно строгий дресс-код. Несколько лет назад мне даже пришлось одолжить галстук, чтобы меня пустили в Королевскую ложу (с тех пор, как меня посвятили в рыцари, меня приглашают туда ежегодно). Я уже говорил, что терпеть не могу галстуки, но, поскольку меня пригласила лично Мартина Навратилова, мне все-таки пришлось повязать на шею эту жуткую удавку.
Британия здорово прибавила в последнее время — спасибо Энди Маррею, который многих вдохновил взяться за ракетку. Последнее десятилетие — золотой век тенниса, а для британца это настоящая честь — биться один на один против непревзойденных мастеров Роджера Федерера, Новака Джоковича, Рафаэля Надаля и взобраться на вершину мирового рейтинга. Но, глядя на него, я всегда вспоминаю о той огромной возможности, которую мы упустили.
Одиннадцать лет назад мне позвонил Питер Норрис (помимо прочего, большой фанат тенниса). Он взахлеб рассказывал мне про какого-то юного теннисиста — такой игры у молодого парня он никогда в жизни не видел. Звали его Энди Маррей, ему было 16, и он был совершенно уверен, что рано или поздно выиграет Уимблдонский турнир. Я сразу связался с Джуди, матерью Энди, и договорился пообедать с ними — не просто так, а с дальним прицелом: чтобы Virgin Active стала его спонсором. Мы отправились в Le Petit Blanc, ресторанчик в Оксфордшире, который тогда принадлежал нам, и за восхитительным обедом обсудили перспективы Энди. Он оказался скромным, вежливым и очень приятным парнем. Под конец я тихонько перебросился парой слов с его мамой. Я спросил о травмах Энди — он долго не играл из-за сломанной коленной чашечки, — но Джуди уверила меня, что для молодого теннисиста это нормально. Мы очень хорошо расстались, и я ушел с твердым решением поддержать Энди. Я сразу позвонил Мэтью и Фрэнку и поручил им подготовить контракт. Но по какой-то причине, как это иногда бывает в таких случаях, ничего не вышло. А в том, что Питер в конце концов стал председателем совета директоров Virgin Group, нет ничего удивительного. Если человек может разглядеть будущего чемпиона Уимблдона за 10 лет до его победы, его бизнес-интуиция меня совершенно устраивает.
Что такое принимать подачу Энди, я ощутил на себе, когда меня пригласили сыграть благотворительный матч в клубе Queen’s — с ним, Томашем Бердыхом, Тимом Хенманом и Джонатаном Россом. На корте был даже тогдашний мэр Лондона Борис Джонсон, одетый как теннисист 1920-х, да еще и с деревянной ракеткой для пущего сходства! Мне невыносимо захотелось поучаствовать в соревнованиях между лучшими игроками мира и любителями, жаждущими бросить им вызов. Но почему бы не провести турнир в атмосфере вечеринки, а не как строгое и чинное профессиональное состязание? Я всегда считал: если видишь, как сделать лучше, — берись и делай сам. С этой мыслью мы учредили наш собственный теннисный турнир. Мы понимали, что он не станет (пока!) таким же престижным и статусным, как US Open или Roland-Garros, зато у него будут свои маленькие особенности: лемуры по боковым линиям, попугаи над головами и текила для игроков.
На мысль о собственном теннисном кубке на острове Некер меня натолкнул Майк Ричардс — еще один бывший профессиональный теннисист на острове. «Мы спокойно сможем провести у себя турнир, — рассказывал он, представляя мне свой план. — Это будет одновременно и серьезное спортивное состязание, и семейный фестиваль, и праздник на целую неделю. Мы будем играть по разным правилам — на корте и вне корта. А заодно и привлечем хорошие деньги для Virgin Unite и на другие добрые дела».
Майк из тех предпринимателей, которые мне всегда были очень симпатичны: иногда человек сам не понимает до конца, что он предприниматель, пока не начнет проект. Он был новичком (вернее, как я это называю, был свободен от груза опыта), полным свежих идей. Майк сказал мне, что попытается договориться с 10 топ-теннисистами и с легендами тенниса; но к началу US Open в сентябре мы так никого и не заполучили. На турнире я поделился своей печалью с Новаком Джоковичем и его милой супругой Еленой — и, к счастью, им сразу пришлась по вкусу эта идея. Они любезно согласились разыграть на мероприятии, которое фонд Джоковича устраивал в Нью-Йорке, специальный лот — право сыграть с Новаком на Кубке острова Некер. Так, одно громкое имя у нас есть — нужно было еще девять, чтобы покрыть расходы.
Прибыв на мероприятие Джоковича, мы (как метко выразился Майк) «срали кирпичами». Но тревожиться было не о чем. Поступило множество заявок на игру с Новаком, аукцион был захватывающим.
— Плачу 140 тысяч фунтов за игру с Макинроем! — выкрикнул кто-то сзади.
С Джоном Макинроем? Он что, здесь? И тут луч прожектора упал на Джона. Тот закивал и согласился:
— Конечно, почему бы нет?
Аукционист продолжил торги, и было слышно, как у Майка в кармане кто-то шумно радуется: его помощники следили за ходом торгов по громкой связи. «Кажется, я сейчас спячу», — пробормотал я, ерзая на стуле.
Уж не знаю, что рассчитывали увидеть звезды калибра Джоковича и Надаля на нашем турнире, но, уверен, мы превзошли их ожидания. Наш первый турнир 2013 года начался через день после завершения последнего профессионального турнира, так что теннисисты могли позволить себе расслабиться. В какой-то момент я обнаружил себя в баре — с Борисом Беккером по правую руку и Рафаэлем по левую. Прежде чем мы успели обменяться любезностями, текила уже была разлита по рюмкам.
— У вас что, в АТП так принято?
Мы рассмеялись и снова выпили.
Одна из особенностей турнира состоит в том, что обычные люди — в том числе победители соревнований Virgin Active — играли против звезд. Профессионалы умеют играть попроще, чтобы было весело, но при этом сохранялся дух спортивной борьбы. Умом-то я понимаю, что топ-теннисисты порвут меня как тряпку, если захотят, но все же очень люблю играть с ними на предельно доступном мне уровне и изо всех сил стараюсь продержаться подольше.
Упустив первый Кубок острова Некер (должен признать, что Джокович очень ловкий игрок), я был решительно настроен победить на следующий год. Кантри-музыкант Джимми Баффетт бросил мне вызов, предложив сыграть специальный парный выставочный матч: проигравший должен был пожертвовать приличную сумму на благотворительность.
— Отлично, — согласился я. — И еще: если я выиграю, ты должен будешь сыграть у нас бесплатный концерт. А если ты победишь, я отправлю тебя в космос.
Джимми тут же ухватился за мое предложение.
— Только одно условие, — добавил он. — Партнера для себя я выбираю сам.
Джимми пригласил Майка Брайана, лучшего в мире игрока в парном разряде. Я было забеспокоился, как мне с ними тягаться, но тут увидел, как по пляжу бредет Рафаэль Надаль. После того, как я заполучил в партнеры лучшего теннисиста в одиночном разряде, уверенности у меня прибавилось. К эпохальному матчу мы были готовы. Все шло прекрасно, вечер вели Борис Беккер и Cuban Brothers, зрители восторженно ревели. Лемуры визжали, птицы вопили. Одного попугая я пытался научить говорить «Отличный удар, Ричард» вместо простого «Привет», но не слишком преуспел.
На корте Джимми и Майк были круче, но мы упорно защищались. Как и в любом большом теннисном матче, все решалось в финальном гейме. Мяч ударился о землю слева от меня, и что-то мне подсказало выполнить укороченный резаный бэкхенд. К моему изумлению и счастью, мяч упал за сеткой, и мы выиграли матч. Если спорт, согласно Хейвуду Брауну, проявляет характер человека, тогда обо мне многое говорит этот рискованнейший удар в решающий момент. А то, что он еще и прошел, говорит лишь об одном: я и вправду везучая скотина. А музыка в тот вечер была незабываема!