Глава десятая
НА ТАЙНЫХ ФРОНТАХ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

В состав Третьего главного управления МГБ СССР вошли три управления и девять оперативных отделов. В частности, контрразведывательную работу в центральных органах сухопутных войск и ПВО осуществляло 1-е управление; в центральных органах военно-морских сил — 2-е; в центральных органах ВВС, в штабах дальней авиации и воздушно-десантных войсках — 3-е.

Военную контрразведку МГБ СССР последовательно возглавляли бывшие руководители фронтовых управлений «Смерш» Н. Н. Селивановский (1946–1947), Н. А. Королев (1947–1951) и Я. А. Едунов (1951–1952), а также — С. А. Гоглидзе (1952–1953). Многие бывшие сотрудники «Смерш» теперь заняли ответственные посты в органах военной контрразведки, госбезопасности и МВД.

Николай Андрианович Королёв (1907–1986). С марта 1929 года — курсант, слушатель курсов инструкторов 1-й Военной школы авиационных техников; с декабря 1933 года — слушатель инженерного факультета Военно-воздушной академии им. Жуковского. С февраля 1939 года — на руководящих должностях в военной контрразведке НКВД; с января 1942 года — начальник Особых отделов НКВД Северо-Западного, Северо-Кавказского и Брянского фронтов. С апреля 1943 года — начальник УКР «Смерш» НКО СССР Степного округа, 2-го Украинского фронта и Центральной группы войск. С 10 июля 1947-го по 3 января 1951 года — начальник 3-го Главного управления МГБ СССР. В январе 1951 года — заместитель министра госбезопасности СССР по милиции. Генерал-лейтенант. Арестован 4 ноября 1951 года «по делу В. С. Абакумова»; находился под стражей до декабря 1953 года, в 1954 году уволен из органов госбезопасности и лишен генеральского звания.

«…Назначить заместителем министра государственной безопасности СССР по милиции тов. Королёва Н. А., генерал-лейтенанта, ныне работающего начальником 3-го Главного Управления МГБ СССР (военная контрразведка), прибывшего в органы МГБ в 1939 году по мобилизации ЦК ВКП(б).

Тов. Королев хороший организатор, умеет руководить аппаратом, понимает чекистское дело, и в этой должности он себя оправдает».

Едунов Яков Афанасьевич (1896–1985). В 1915–1916 годах — рядовой саперного батальона Западного фронта. В органах безопасности с августа 1919 года. С 1937 года на руководящих должностях в органах милиции, с 1938 года — начальник Управления РКМ УНКВД Московской области. В ноябре 1939 года уволен из органов РКМ «по служебному несоответствию». Восстановлен на работе в органах НКВД в июле 1941 года — начальник Особого отдела НКВД 9-й и 48-й армий, Приволжского военного округа; с апреля 1943 года — начальник УКР «Смерш» Северо-Западного и 2-го Белорусского фронтов, Северной группы войск. В январе 1951-го — феврале 1952 года — начальник 3-го Главного управления МГБ СССР. Затем до октября 1956 года руководил Управлением контрразведки — Особым отделом по Белорусскому военному округу. Генерал-лейтенант.

«Тов. Едунов имеет большой опыт чекистской работы, хороший организатор, умело руководит подчиненным аппаратом. В период Отечественной войны все время находился на фронте, работая на руководящих должностях в военной контрразведке. После окончания Отечественной войны работал начальником Управления контрразведки Северной группы войск, а затем начальником Управления в 3-м Главном Управлении МГБ СССР».

Гоглидзе Сергей Арсеньевич (1901–1953). С 1917 года — рядовой, с января 1918-го — красногвардеец. С июня 1921 года — в войсках ВЧК — ГПУ. С января 1937 года — нарком внутренних дел Грузинской ССР, затем начальник УНКВД по Ленинградской области и Хабаровскому краю, уполномоченный НКГБ — МГБ СССР по Дальнему Востоку. С ноября 1951 года — министр госбезопасности Узбекской ССР. С 13 февраля 1952 года — заместитель министра и член Коллегии МГБ СССР, по совместительству — начальник 3-го Главного управления МГБ СССР; с 20 ноября 1952 года —1-й заместитель министра госбезопасности СССР; с 12 марта — начальник 3-го Управления, член Коллегии МВД СССР. Генерал-полковник. Арестован 27 июня 1953 года, осужден 23 декабря Специальным Судебным присутствием Верховного суда СССР по обвинению в измене Родине, совершении террористических актов и участии в антисоветской изменнической группе к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.

«На берегах Амура и Уссури, в Приморье комиссар госбезопасности Гоглидзе столкнулся с опытным, коварным, изощренным противником. Противник создал в Маньчжурии, в районах, примыкающих к Приморью и Приамурью, разветвленную, развитую сеть террористических и разведывательных органов. Японские военные миссии формировали, вербуя из белоэмигрантской среды, шпионско-диверсионные отряды, готовили и обучали их методам подрывной работы с тем, чтобы засылать агентов в тыл Красной Армии. Гоглидзе деятельно включился в противодействие проискам японской разведки».

Спецслужбы еще продолжали решать задачи, порожденные войной. На нашей территории скрывалось значительное число агентов, сотрудников карательных и административных органов Германии и Японии, изменников, предателей и прочих лиц, подлежавших розыску и аресту — к тому же теперь этот контингент использовался и разведками Запада. Серьезную опасность представляло националистическое подполье на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, которое опять-таки поддерживали недавние союзники. В органах военной контрразведки были созданы специальные подразделения по розыску «государственных преступников времен Великой Отечественной войны». Так что армейские чекисты еще продолжали войну на своем невидимом фронте.

В октябре 1946 года сотрудники такого подразделения Управления контрразведки МГБ Прибалтийского военного округа арестовали агента абверкоманды-204 Браунса. Он сообщил, что немецкая разведка оставила на территории Латвии значительное количество тайных складов с оружием и боеприпасами: только в указанных им местах были обнаружены четыре миномета, четыре пулемета, три упакованных ящика со стрелковым оружием, 40 винтовок и автоматов, 368 мин и гранат, свыше 150 толовых шашек.

В мае 1947 года сотрудниками Управления контрразведки ЛенВО был арестован некто Торман, завербованный английской разведкой еще в 1915 году в Эстонии. Тогда он собирал информацию о деятельности правительства Эстонии и его руководителях, с 1939 года стал передавать англичанам сведения о советских военных объектах, а после изгнания гитлеровцев ветеран шпионажа продолжил работу в том же направлении.

Несколько позже, в 1952 году, в Управление контрразведки ЛенВО поступила ориентировка из УМГБ Гомельской области о наличии данных, что разыскиваемый ими каратель Коровкин, служивший в период оккупации надзирателем в тюрьме и в концлагере, живет под вымышленной фамилией в Ленинграде и служит в Советской армии. Военные контрразведчики установили, что разыскиваемый скрывается под видом сержанта сверхсрочной службы Си-билева — трибунал приговорил карателя к 25 годам лишения свободы.

Оперативная деятельность в мирное время имела свои особенности и сложности, и в ноябре 1946 года был издан приказ МГБ СССР об улучшении работы с кадрами, требующий, в частности, повышения уровня профессиональной и общеобразовательной подготовки сотрудников.

«Не секрет, что в войну уровень специального образования сотрудников немецких спецслужб был выше, чем наших. Руководящий состав и рядовые сотрудники нашей военной контрразведки в подавляющем большинстве не имели специальной теоретической подготовки, — пишет генерал-лейтенант И. Л. Устинов. — Специальные знания мы черпали не только из советских источников, но и из печатных материалов противника. После окончания войны создавались и действовали различные учебные школы и курсы, на которых анализировались итоги военных действий, делались выводы из уроков войны, тщательно изучали причины недочетов и их следствия, способы их устранения. Уделялось внимание и вопросам повышения общей культуры, изучению общепринятых правил взаимоотношений с представителями иностранных государств, контакты с которыми по окончании войны происходили довольно часто».

В 1945–1953 годах в системе комплектования и подготовки сотрудников органов госбезопасности произошли значительные изменения. Так, в 1949 году в Новосибирскую межкраевую школу был произведен набор на курсы подготовки оперативных сотрудников военной контрразведки, а в июле 1951 года она была преобразована в Школу подготовки оперсостава (с апреля 1952 года — Школа № 311 МГБ СССР), прежде всего для военной контрразведки.

Постепенно задача розыска преступников стала отходить на второй план: с началом холодной войны Советский Союз превращался в объект основных разведывательных устремлений спецслужб США, Великобритании и ряда других государств. Наибольшую опасность представляла опытная и профессиональная английская МИ-6, но к началу 1950-х годов, благодаря своим мощным геополитическим и финансовым возможностям, на первый план вышли американцы.

Возрастание активности спецслужб особенно остро чувствовали военные контрразведчики наших групп войск. Используя статус держав-победительниц, «прозрачные» границы между зонами, достаточно оживленные контакты военнослужащих бывших союзных армий, разведорганы США и Англии не без успеха создавали агентурные позиции в советских зонах оккупации Германии и Австрии. Развернув в западных зонах многочисленные подразделения военной и внешнеполитической разведки, они стремились получать информацию о советских войсках, выявлять планы и действия советской администрации, отслеживать политическую и экономическую ситуацию в восточных районах. Для этого использовались агентура, личное наблюдение в ходе поездок, опрос перебежчиков и дезертиров, возвращавшихся в Германию и Австрию бывших военнопленных, данные радиоперехвата. Из лиц, проживавших в окружении советских военных объектов, были созданы десятки резидентур — при этом американская, английская, а позднее и французская разведки «консервировали» часть агентов на случай военного конфликта с СССР.

Вербовочный процесс в советской зоне был поставлен на поток: часто разведки привлекали агентуру без проверки и предварительного изучения, на основе лишь материальной заинтересованности — почти как абвер в первые недели войны. «Западные спецслужбы могли опираться и на притягательную силу твердой валюты, и на тайное неприятие новой политической системы широкими кругами населения на Востоке Германии». К тому же население Германии и Австрии бедствовало: многие, особенно из числа беженцев из Восточной Пруссии или Польши, оставались без жилья, без работы и средств к существованию, так что предложения «заработать» на сборе информации о советских войсках для них выглядели очень соблазнительно. Но эти люди плохо представляли, какой опасности они себя подвергают и насколько суровые санкции за шпионаж предусматривает советское уголовное законодательство. А ведь количество таких «малоценных» для западных спецслужб агентов, разоблаченных советской военной контрразведкой в 1945–1953 годах, исчисляется тысячами.

К примеру, в мае 1948 года при переходе из советской в британскую зону был задержан некто Герберт Шперлинг, у которого изъяли портативный фотоаппарат, пленку с заснятыми военными объектами и записи номеров военных автомашин. Сотрудники отдела контрразведки 3-й Ударной армии выяснили, что в марте он нелегально выехал в поисках работы в Бельгию, где был задержан жандармами и передан ими некоему человеку в штатском. После краткой беседы тот предложил Шперлингу «работу»: сбор сведений в советской зоне. Расписавшись на чистом листе бумаги, новоиспеченный агент получил 500 бельгийских франков. Толком не зная, с какой разведкой он сотрудничает, он пять раз приходил в советскую зону оккупации Германии, где в итоге собрал отрывочные, весьма приблизительные данные о дислокации и численности нескольких гарнизонов. Попытка заработать на шпионаже закончилась плачевно: военный трибунал приговорил Шперлинга к 25 годам лишения свободы.

Значительная часть агентов была задержана с поличным непосредственно в районе дислокации воинских частей и соединений — этому способствовала работа военных контрразведчиков по повышению бдительности личного состава. Свою роль сыграли и заградительные мероприятия, проводимые при содействии военного командования: выставление постов, секретов, патрулей и т. д.

Но у западных спецслужб были и более серьезные агенты — в том числе из советских военнослужащих. В августе 1947 года Управлением контрразведки МГБ Центральной группы войск был арестован переводчик радиодивизиона Разведуправления ЦГВ младший лейтенант К. Е. Пузырев, который в июне 1946 года инициативно установил в Вене связь с представителями американской разведки и передавал им секретные материалы — в том числе месячные сводки, составлявшиеся РУ ЦГВ. Постановлением Особого совещания при министре госбезопасности СССР он был приговорен к 25 годам заключения.

«Серьезной силой в ведении разведывательной работы против групп советских войск стала и “организация Гелена”, созданная американцами из бывших сотрудников абвера во главе с генералом Райнхардом Геленом, на базе которой в 1955 году была развернута БНД — внешнеполитическая разведывательная служба ФРГ. Ее работа велась в широких масштабах: с начала 1950-го по сентябрь 1952 года органами военной контрразведки, аппаратом уполномоченного МГБ СССР и органами МГБ ГДР на территории Восточной Германии было арестовано более 350 агентов “организации Гелена”.

В первое время агенты западногерманской разведки осуществляли сбор информации с помощью визуального наблюдения, в личных беседах и т. п., но не рисковали вербовать советских военнослужащих — действовал “комплекс побежденного”. Но в 1951 году руководство “организации Гелена” приняло решение о начале работы по вербовке советских военнослужащих и гражданских лиц. В разосланном местным разведывательным подразделениям циркуляре рекомендовалось прежде всего обратить внимание на тех из них, кто поддерживал связи с местными жителями или не желал возвращаться в СССР».

Вскоре сотрудники «организации Гелена» завербовали ефрейтора Н. Р. Полонникова — киномеханика одной из воинских частей ЦГВ и передали его на связь американцам, у которых тот даже прошел «трехдневные курсы» работы со шпионской техникой, а затем, выехав в краткосрочный отпуск в Киев, завербовал своего брата Григория — бывшего офицера, уволенного из армии за пьянство. Братья-шпионы «трудились» не так уж и долго: благодаря эффективной работе сотрудников Управления военной контрразведки МГБ по Центральной группе войск они были разоблачены и за измену Родине приговорены военным трибуналом к высшей мере наказания. Григорию, как почему-то нередко бывает в России с пьяницами, повезло: Президиум Верховного Совета СССР заменил ему расстрел лишением свободы сроком на 15 лет.

Борьбу с агентурной разведкой противника военные контрразведчики за границей рассматривали в неразрывной связи с решением задач по предотвращению измены Родине. Ведь дезертирство и бегство на Запад нередко провоцировалось иностранными спецслужбами, сотрудники которых не только тщательно опрашивали перебежчиков, но и, после соответствующего их отбора и проверки, направляли наиболее «перспективных» в разведывательные школы для последующей заброски в СССР.

Спрос с военных контрразведчиков за бегство военнослужащих в западные зоны был жестким. Так, 9 октября 1948 года летчик одной из частей ЦГВ Пирогов перелетел на бомбардировщике Ту-2 в западную зону оккупации Австрии. Министр госбезопасности В. С. Абакумов лично докладывал об этом И. В. Сталину, а суду военного трибунала были преданы не только командиры дивизии, полка и эскадрильи, но и начальник отдела контрразведки МГБ по дивизии и оперуполномоченный, осуществлявший контрразведывательное обеспечение полка. Их обвиняли в том, что хотя они уже давно информировали командование «о моральном разложении» Пирогова, но не добились отстранения его от полетов.

Военным контрразведчикам не единожды приходилось пресекать попытки проведения «обработки» советских военнослужащих членами НТС и других эмигрантских организаций, пытавшимися распространять среди солдат и офицеров «подрывную» литературу, склонять их к бегству на Запад, рассылать эмигрантские газеты по адресам советских организаций… При этом особое внимание уделялось профилактической работе, и, как правило, те лица, на которых имелся «компромат», немедленно откомандировывались в Союз.

Важной задачей контрразведчиков в группах войск было противодействие технической разведке противника — в частности, попыткам наладить прослушивание проходивших через территорию западных секторов телефонных линий, принадлежащих советским войсковым частям и учреждениям. Управление контрразведки МГБ Центральной группы войск неоднократно информировало командование о действиях англичан и американцев и предлагало принять соответствующие меры по предупреждению утечки информации.

В 1952 году «союзники» начали проведение операции «Туннель» по прослушиванию кабельных линий связи ГСОВГ с позиций Западного Берлина — в западной прессе она потом расценивалась как один из самых выдающихся успехов ЦРУ в холодной войне. Из американского сектора к советским линиям связи был на пятиметровой глубине проложен подземный туннель двухметрового диаметра, длина которого только под территорией Восточного Берлина составляла порядка 300 метров. Но уже скоро советская пресса писала так: «Недолго пользовались шпионским туннелем наши противники по “тайной войне”. Бдительность советских воинов-связистов помогла быстро обнаружить и ликвидировать этот подземный канал утечки военных сведений».

На самом же деле «советские власти были детально ознакомлены с операцией “Туннель” еще до того, как первая лопата вонзилась в землю» — о планах этой операции сообщил легендарный Джордж Блейк, что позволило военной контрразведке принять возможные контрмеры для недопущения утечки секретной информации. Хотя известно, что наши военные товарищи наболтали тогда много. Стандартная табличка на служебном телефоне «Помни, противник подслушивает!» имеет невысокую эффективность — а предупреждать, что телефон реально прослушивается, было нельзя. Вопреки многим утверждениям, даже дезинформация по этому каналу не передавалась, чтобы не бросить тень подозрения на советского разведчика. Поэтому военные связисты уже в 1956 году туннель и «обнаружили». Тут контрразведка сработала мастерски!

«Без сомнения, я, со своей стороны, с некоторым беспокойством наблюдал за развитием событий, опасаясь, что у английской разведки и ЦРУ могли появиться подозрения об утечке информации о туннеле, — вспоминает Георгий Иванович Блейк. — Но “обнаружение” туннеля было проведено столь искусно, что последовавшее за этим служебное расследование Интеллидженс сервис и ЦРУ обстоятельств провала операции пришло к выводу о чисто технических причинах: в эти дни шли очень сильные дожди, которые, по-видимому, стали причиной неполадок в кабеле».

В то время сотрудники военной контрразведки принимали также участие в создании спецслужб Польши, ЧехоСловакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Северной Кореи, вступивших на путь социалистического строительства. Впоследствии эти спецслужбы были надежным союзником советских органов госбезопасности в борьбе с подрывной и разведывательной деятельностью государств — участников НАТО. Военные контрразведчики работали рука об руку с восточноевропейскими коллегами вплоть до 1990-х годов, обеспечивая безопасность дислоцированных за границей групп советских войск.

Сложной и напряженной была оперативная обстановка и на территории СССР. Известно, что первые два послевоенных года характеризовались резким падением уровня дисциплины в армии. К активным действиям перешли и недавние союзники: начиная с 1949 года англичане и американцы пытались создать в Советском Союзе разветвленную агентурную сеть на случай войны. Для этого были осуществлены многочисленные заброски агентов-нелегалов на территорию Прибалтики, Украины, Закавказья, Дальнего Востока и юга России. В основном это были бывшие советские граждане, по тем или иным причинам осевшие на Западе уже после Второй мировой войны; особый интерес вызывали военнослужащие, бежавшие из групп советских войск. Разведслужбы готовили их в течение нескольких месяцев, после чего забрасывали в СССР воздушным путем или через сухопутную границу Турции, Ирана и Норвегии.

Основная тяжесть борьбы с такими агентами легла на территориальные органы госбезопасности, но военная контрразведка также принимала в ней активное участие. Помимо прочего, ее сотрудники принимали меры по воспитанию у личного состава чувства бдительности и ответственности за сохранение доверенных секретов. Эта работа тоже приносила существенные результаты.

К примеру, благодаря бдительности старшего лейтенанта Дайховского и его подчиненных в сентябре 1951 года в одном из безлюдных районов на Дальнем Востоке был задержан американский агент Л. А. Агафонов, который в октябре 1950 года ушел в американскую зону оккупации Австрии. После подготовки он был доставлен на военную базу в Японии, а затем выброшен с парашютом с самолета над территорией Приморского края, имея задание осесть в Хабаровске.

«К числу акций технической разведки, проводившихся американцами в 1952–1956 годах, следует отнести и операцию “Моби Дик” по запуску воздушных шаров, оснащенных разведывательной аппаратурой. Она проводилась силами американских ВВС и обошлась более чем в 200 миллионов долларов. Было запущено около четырех тысяч воздушных шаров — по 50 тысяч долларов каждый. Шар мог нести 650 килограммов груза: фото- и радиоаппаратуру, метеорологические приборы и антисоветские листовки. Шары запускались с территорий Западной Германии, Турции и Аляски, с расчетом, что с потоками воздуха они пройдут над нужным районом, где автоматически сработает шпионская аппаратура, а затем опустятся за пределами Союза вместе с аппаратурой, зафиксировавшей нужные разведсведения.

Военные контрразведчики “на местах” организовывали борьбу с этими летающими объектами, в результате чего много воздушных шаров было сбито летчиками, зенитчиками и снайперами.

Девятого февраля 1956 года советская сторона организовала международную пресс-конференцию, на которой продемонстрировала 50 американских воздушных шаров, сбитых или упавших на территории СССР».

Помимо борьбы с разведкой противника сотрудники отделов контрразведки МГБ в войсках выявляли предпосылки к чрезвычайным происшествиям, информировали командование для принятия мер по их предупреждению, участвовали в расследовании чрезвычайных происшествий, имевших признаки особо опасных преступлений — таких как диверсия или террористический акт.

Незаметная постороннему глазу, но исключительно важная работа органов военной контрразведки позволила в целом надежно обеспечить безопасность частей и соединений армии и флота, поддерживать на должном уровне их боеспособность в условиях нараставшей холодной войны.

Между тем именно тогда, в конце 1951 года, при министре госбезопасности С. Д. Игнатьеве, кстати, «чистом» партработнике, сменившем арестованного В. С. Абакумова, оперсостав военной контрразведки был лишен денежных окладов за воинские звания. Получалось, что единственный в воинской части «опер», решавший не менее важные задачи, чем армейские военнослужащие, оказался значительно урезан в денежном содержании.

Тем временем в вооруженных силах страны происходили события, до сих пор пока еще недостаточно проясненные, — так называемое «дело Жукова».

«Великий маршал явно зазнался. До марта 1946 года он являлся главнокомандующим Группой войск в Германии и находился в Берлине. Он часто встречался с Эйзенхауэром, пригласил его в августе 1945 года в Москву, где того принимал Сталин. Жуков давал много интервью и пресс-конференций иностранным журналистам. Касаясь своей роли, заявлял о своем выдающемся вкладе в победу над Германией. Уж какой славы не хватало ему? Но, видно, чего-то недоставало… Жуковское “фонтанирование” пришлось на крайне сложный для Сталина период взаимоотношений с Западом: ни одного из послевоенных призов СССР не получил… И на этом мрачном фоне — объявляется кандидат в Наполеоны, герой войны, признанный лидер всей военной верхушки».

Это один вариант объяснения произошедшего; есть и другой, не исключающий, однако, и первого.

«Особенно хотелось бы остановиться на так называемых гонениях на маршала Жукова. Прежде всего следует отметить одно обстоятельство, которое имеет прямое отношение к маршалу Жукову. Большинство дел, которые МГБ СССР под руководством Абакумова завело на высокопоставленных военных, имело, если использовать современные термины, антикоррупционный характер…»

Сознательно обрываем цитату, ибо дальнейшее к нашему повествованию прямого отношения не имеет. Историку приходится «ворошить грязное белье», но это оправдано лишь тогда, когда действительно необходимо. В данном случае такой надобности нет. Хотя во все времена российские власти не доверяли генералитету, что, очевидно, было вызвано «традицией» дворцовых переворотов XVIII века. Притом, заметьте, каждый государь имел военачальников, соответствующих его правлению, его эпохе. «Очаровательные франты» блистательной эпохи Александра I, тусклые посредственности Николая II, талантливые выходцы из низов, возвысившиеся при Сталине… Каждый государь воистину создавал своих военачальников — и их же боялся. А уж по какой причине убирали или «задвигали» талантливейших А. В. Суворова, М. Д. Скобелева, Г. К. Жукова или В. Н. Лобова — это знают только те, кто таковое делал. Грехов разного рода хватает у всех, и потому можно только гадать, что именно является причиной, а что — поводом.

В нашей книге для полноты и объективности картины необходимо сообщить, что «“Дело Жукова” вели военные контрразведчики. Из показаний арестованного маршала Новикова выяснилось, что Жуков в узком кругу высказывался о своей решающей роли в достижении Победы и вообще вел “антисталинские разговоры”». То есть именно военные контрразведчики способствовали опале «Маршала Победы» — из песни слова не выкинешь. Хотя тут можно сделать еще одну ремарку: в России, где «от тюрьмы и от сумы» зарекаться не принято, пострадать «за политику» гораздо почетнее, нежели в результате, что называется, «коррупционного скандала». Закрываем тему.

В марте 1953 года, сразу же после смерти И. В. Сталина, госбезопасность была подвергнута очередным реформам: МГБ и МВД вновь были объединены в рамках одного ведомства — Министерства внутренних дел СССР, которое опять возглавил Берия. Центральный аппарат военной контрразведки стал называться Третьим главным управлением МВД СССР, отделы контрразведки в войсках в очередной раз переименованы в особые отделы.

«“Оттепель” Берии, Маленкова, Хрущева привела органы госбезопасности на новый качественный уровень. С марта 1953 года силовое ведомство страны стало постепенно менять свой репрессивный облик сталинского периода. В связи с этим особо можно выделить эпохальный приказ Л. П. Берии № 0068 от 4 апреля 1953 года “О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия”. Начался поиск оптимальной структуры, методов и форм работы специальных служб страны, которые бы наиболее адекватно отвечали новым целям и задачам, поставленным “коллективным руководством” СССР».

Стоит отметить удивительную по своей наивности трактовку рядом наших историков бериевских предложений: мол, это он просто притворялся, стремясь завоевать популярность в народе и таким образом захватить власть.

Но, как бы там ни было, 26 июня 1953 года Л. П. Берия был арестован — и в руководстве органов безопасности начались перестановки, последовали очередные реорганизации.

«Главные тенденции в этом процессе были направлены на сокращение штатов органов госбезопасности и упрощение их структуры. Только за три года (с 1953 по 1955 год) общая штатная численность органов госбезопасности была сокращена на 52 процента… Объективно Министерство госбезопасности нуждалось в реорганизации — достаточно отметить, что штатная численность личного состава ведомства в начале 50-х годов превосходила его численность по сравнению с довоенным в три раза. Однако четкая программа реформирования в этой области у лидеров партии и правительства отсутствовала. Руководство страны лишь интуитивно (а порой и просто произвольно) пыталось найти оптимальную структуру, которая бы эффективно обеспечивала безопасность Советского государства от внешних и внутренних угроз на новом этапе исторического развития СССР».

Новое руководство страны спешило установить контроль над силовыми структурами, для чего первым делом требовалось удалить «ставленников Берии». Напомним, однако, что с 15 января 1946-годо 5 марта 1953 года Лаврентий Павлович не имел к Лубянке никакого отношения, так что «ставленников» его там оставалось не так уж и много. Хотя можно догадываться, почему Н. С. Хрущев, Г. М. Маленков и прочие стремились избавиться от многознающих чекистов…

В военной контрразведке, хотя и меньше, чем в территориальных органах, также произошла замена ряда руководящих кадров. В июле начальником Третьего главного управления — взамен арестованного и расстрелянного вслед за Л. П. Берией генерал-полковника С. А. Гоглидзе — был назначен кадровый армейский политработник генерал-лейтенант Д. С. Леонов.

Леонов Дмитрий Сергеевич (1899–1981). С марта 1922 года — красноармеец саперной роты, с августа — политрук. С июня 1941 года — член Военного совета 22-й армии, с октября — Калининского и 1-го Прибалтийского фронтов; с октября 1944 года — заместитель начальника Генштаба РККА по политчасти; с мая 1945 года — член Военного совета 2-го Дальневосточного фронта и Дальневосточного военного округа. С мая 1947 года — член Военного совета Московского, затем Ленинградского военного округа. В июле 1953 года решением ЦК КПСС направлен в органы госбезопасности: начальник 3-го Управления МВД СССР — 3-го Главного управления КГБ при СМ СССР. Генерал-лейтенант. Уволен из КГБ в июле 1959 года.

«Славное прошлое у нашего Чернского района. Подумать только: одних Героев Советского Союза 11 человек! Были у нас и славные генералы, в том числе — Дмитрий Сергеевич Леонов. В июне 1941 года он — корпусный комиссар, член Военного совета 22-й армии, затем — Калининского и 1-го Прибалтийского фронтов. Участвовал в Смоленском сражении, в битве под Москвой, Ржевско-Сычевской, Великолукской, Ржевско-Вяземской, Смоленской, Невельской, Белорусской, Рижской, Мемельской операциях. С октября 1944 года — заместитель начальника Генштаба по политчасти. С мая 1945 года — член Военного совета Дальневосточного, затем 2-го Дальневосточного фронтов, участник Маньчжурской операции. Награжден двумя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, двумя орденами Кутузова I степени, многочисленными медалями».

Виктор Кузьминов, газета «Заря» Чернского района Тульской области Тринадцатого марта 1954 года Указом Президиума Верховного Совета СССР был образован Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР, в состав которого вошли основные оперативные управления бывшего МВД.

«В 1954 году очередная реформа выделила органы госбезопасности из МВД. С образованием КГБ понизился статус нового ведомства до комитета при Совете министров СССР. Это был шаг ЦК партии на пути к полному подчинению КГБ партийному аппарату и лишения органов госбезопасности какой бы то ни было самостоятельности. Несмотря на то, что в названии нового комитета фигурировала частица “при”, предполагавшая ведомственную подчиненность органам исполнительной власти, на самом деле линия на усиление контроля со стороны ЦК КПСС существенно усилилась, а Совет министров СССР окончательно потерял былое влияние на государственную жизнь в стране и соответственно руководящие позиции в сфере обеспечения безопасности государства».

Военная контрразведка стала Третьим главным управлением КГБ при СМ СССР. Ее периферийные органы — в структурах от военного округа до бригады и гарнизона — именовались «Особые отделы КГБ при СМ СССР». В системе военной контрразведки имелось два управления особых отделов КГБ — в Группе советских войск в Германии и в Дальневосточном военном округе.

Главное управление состояло из пяти оперативных отделов: 1-й отдел — работа в Генштабе и Центральных управлениях сухопутных войск; 2-й отдел — контроль и помощь особым отделам на местах; 3-й отдел — оперативное обеспечение ВВС, ПВО и ГВФ (Гражданского воздушного флота); 4-й — ВМФ; 5-й — так называемых войск ВЧ-связи — то есть будущей «Правительственной связи».

Как официально считалось, в деятельности органов военной контрразведки в полной мере были восстановлены следующие принципы: работа под контролем и руководством КПСС; опора на советский народ; строгое соблюдение социалистической законности; бдительность в борьбе с врагами; воспитательно-профилактическое воздействие на людей, случайно, без злого умысла вставших на неправильный путь.

Чтобы «закрепить» эти процессы, на руководящую работу в особые отделы была направлена большая группа ответственных партийных работников и войсковых политработников, ранее не служивших в органах госбезопасности. Выбирая между профессионалами и людьми «преданными», предпочли как всегда последних. Смена руководства, значительное обновление кадров имели определенное положительное значение, зато в работе ряда подразделений центра и периферии была утрачена преемственность, снизился профессиональный уровень оперативного состава.

«Управление военной контрразведки в 1953–1959 годах возглавлял генерал-лейтенант Д. С. Леонов, занимавший до этого пост члена Военного совета Ленинградского военного округа. По роду своей предыдущей службы он имел общее представление о задачах и деятельности военной контрразведки, но знаний о конкретных методах и формах работы, ее тонкостях у него, разумеется, не было. Это отсутствие специальных знаний и опыта при решении конкретных оперативных вопросов ставило его и сотрудников военной контрразведки в сложное положение. Докладывая, контрразведчики избегали затрагивать те стороны дела, которые могли бы обнаружить некомпетентность начальника. Леонов же, как правило, в силу неглубокого знания чекистской работы, делал упор на военную, техническую и другие более близкие ему стороны рассматриваемой проблемы. К тому же, занимая высокие посты в вооруженных силах, Леонов не имел высшего образования. Это отражалось на работе, несмотря на его житейский опыт и мудрость.

Из воспоминаний ветеранов известно, что пробелы в чекистской профессии Д. С. Леонов пытался компенсировать насаждением в аппарате управления уставной воинской дисциплины, попытками реорганизовать работу аппарата на армейский манер, не считаясь при этом с особенностями агентурно-оперативной работы. Даже вызванное интересами дела появление на службе сотрудника в штатском костюме рассматривалось им как нарушение воинской дисциплины.

Однако пребывание генерала Леонова во главе военной контрразведки имело и свою положительную сторону — он значительно приблизил руководящий и оперативный состав к армии и ее командованию, расширил взаимодействие особистов с армией и наполнил его новым содержанием».

Вернемся, однако, к Группе советских войск в Германии — наиболее крупной по своему составу группировке, оснащенной самой современной боевой техникой и вооружением. Она вызывала особенный интерес потенциального противника и требовала соответствующего контрразведывательного обеспечения.

В состав Управления особых отделов КГБ при СМ СССР по ГСВГ первоначально входили два оперативных отдела: 1-й отдел обеспечивал безопасность штаба Группы войск и воинских частей непосредственного подчинения, 2-й, направленческий, контролировал и направлял работу подчиненных органов — особых отделов армий, дивизий, бригад и гарнизонов.

Управление было наиболее мощным по оснащенности и уровню подготовки кадров органом в составе советской военной контрразведки; его уникальная структура позволяла собственными силами решать весь комплекс контрразведывательных задач. Наряду с «традиционными» подразделениями в его состав входили специальные оперативно-технические службы; при управлении состояли полевой следственный изолятор и батальон охраны. По штату, у руководителя управления было три заместителя в чине генерал-майора.

В июне 1953 года, не без подстрекательства западных спецслужб, в 45 городах и населенных пунктах ГДР произошли волнения, и только силами советских войск было предотвращено большое кровопролитие. Особыми отделами МГБ также было сформировано 80 опергрупп, принимавших меры по стабилизации обстановки. После этого руководство ГДР вплотную приступило к созданию своей Национальной народной армии. Управление особых отделов оказывало помощь в разработке организационных основ и идеологии вновь создаваемой службы безопасности — военной контрразведки. Был сформирован советни-ческий аппарат, причем советские советники носили немецкую форму. Акценты в работе военной контрразведки ГДР были направлены на предотвращение проникновения во вновь создаваемую ННА агентуры западных спецслужб и другого «враждебного элемента». При этом взаимодействие советской военной контрразведки с МГБ ГДР не выходило за рамки обеспечения безопасности советских войск.

В декабре 1954 года на уровне высшего руководства партии и страны было утверждено решение о введении в структуру управления специального подразделения для организации закордонной работы против спецслужб и войск НАТО — по опыту зафронтовой работы контрразведки «Смерш».

«Генерал-лейтенант Леонов предложил мне возглавить эту работу с предоставлением права разработки структуры и штата отдела, подбора квалифицированных сотрудников со знанием иностранных языков, — вспоминает И. Л. Устинов. — Данное предложение было настолько неожиданным, что на первых порах я высказал сомнение в целесообразности моего назначения на столь ответственную должность. Свое сомнение я обосновывал тем, что прежде не занимался закордонной работой, что у меня нет специальной теоретической подготовки и практического опыта.

Однако такие объяснения генерал Леонов не принял и велел без проволочек возвратиться к месту службы и приступить к выполнению приказа.

Перед возвращением в Германию Леонов организовал мне встречу с одним из руководителей Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка). По его просьбе мне рассказали о сущности практической закордонной работы, ее правовых основах. Еще до возвращения в ГСВГ был получен приказ о моем назначении на должность начальника создаваемого 3-го отдела. Так в те времена принимали решения, основываясь на высших интересах государства. Личное мнение, семейные обстоятельства и другие объяснения во внимание не брались.

Все рабочее время (день и ночь) было посвящено обобщению и изучению имеющихся материалов. Приходилось обращаться за помощью и в представительство КГБ при Министерстве госбезопасности ГДР. Надо было выяснять места дислокации и методы деятельности спецслужб НАТО, возможные пути их проникновения к нашим секретам и способы установления контактов с личным составом советских войск, слабые участки в спецслужбах западных стран, которые можно было бы использовать для решения поставленной задачи и т. д.».

«Примерно в конце 1955 года к нам в Потсдам, — пишет ветеран военной контрразведки Аркадий Николаевич Корнилков, — приезжал начальник Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР генерал А. М. Сахаровский, руководитель всей внешней разведки КГБ СССР. Свое выступление перед нами он назвал не лекцией, а просто беседой с “коллегами-конкурентами”. Беседа продолжалась около четырех часов, у нас были свои вопросы к докладчику, на которые он отвечал обстоятельно, аргументированно и убедительно. Встреча с руководителем советской внешней разведки оставила яркое положительное впечатление…

Позднее, делясь впечатлениями об этой встрече, я спросил одного из руководителей третьего отдела — в чем же дело, какие мы “конкуренты” ПГУ? Ведь в моем представлении ПГУ и мы — это слон и моська — величины несопоставимые. Почему в адрес отдела, хоть и вскользь, прозвучал комплимент из уст первого руководителя разведки Союза? Мне было сказано, что в свое время я все узнаю, — почему отделу дается такая оценка».

Александр Михайлович Сахаровский, более пятнадцати лет руководивший ПГУ, — это во всех отношениях такая величина и столь уважаемый человек, что к сказанному ничего добавлять не надо. Понятно без слов.

Вскоре уже вновь сформированному отделу удалось выйти на конкретные каналы связи американской разведки со своей агентурой, действовавшей в районах размещения ГСВГ. Это позволило выявить более десяти агентов, прошедших специальную подготовку, снабженных радиостанциями для связи с разведцентром США, заполучить их инструкции, шифры и коды, обеспечить через возможности особых отделов на местах контроль за работой этой агентуры.

Была также осуществлена успешная операция по проникновению в секреты английской разведки. Тогда 3-му отделу удалось заполучить настолько серьезный источник информации о возможностях и конкретных намерениях спецслужб Великобритании по добыванию сведений оборонного и научно-технического характера, что для обработки и анализа получаемых материалов была создана специальная группа. Обработанная информация еженедельно пересылалась самолетом в Центр.

Третий отдел проводил и острые активные мероприятия. В частности, оперативники под видом ремонтных рабочих проникли в офис западноберлинского филиала находящейся на содержании спецслужб организации ЦОПЭ (Центральное объединение послевоенных эмигрантов) и изъяли агентурную картотеку на 110 человек. Эти агенты, главным образом женщины, склоняли наших военнослужащих к побегу на Запад.

Также более ста агентов удалось обезвредить за счет перевербовки всего одной агентурной пары, внедренной западногерманской разведкой в окружение ГСВГ…

Впрочем, разведывательные усилия наращивал и противник. Приоритетной его целью было приобретение источников информации из числа советских военнослужащих. Дело это имело большие перспективы: отслужив в Группе, агент возвращался во внутренние военные округа, а то и в центральный аппарат Минобороны или в Генштаб, и мог стать ценнейшим источником информации.

Западные спецслужбы в буквальном смысле тотально насаждали агентуру в районах расположения советских частей, организуя плотное наблюдение за военнослужащими с использованием всех оперативных возможностей. Так, знакомые с традиционным российским разгильдяйством американцы организовали получение шпионской информации даже с мусорных свалок наших гарнизонов. Они предлагали нуждающимся немцам искать в помойках письма и бумаги на русском языке, за что платили им какие-то небольшие деньги. Успех превзошел все мыслимые ожидания: на свалке близ города Фюрстенберга такой «копальщик» нашел конспект с записью тактико-технических характеристик нового танка, за которыми американцы тогда долго и безуспешно охотились…

К тому же постоянно проводились «идеологические диверсии» против личного состава, попытки враждебной обработки конкретных военнослужащих.

Возникла необходимость ответить мощным «отрезвляющим» ударом по наиболее активно действующим спецор-ганам и их агентуре. Таким ударом стала контрразведывательная операция «Весна», разработанная и проведенная в апреле 1955 года. Суть ее состояла в одновременном задержании всех установленных к тому времени шпионов, проходивших по материалам военной контрразведки Группы войск, МГБ ГДР и инспекции по безопасности верховного комиссара СССР в Берлине.

Действительно, масштабы и результаты операции оказались весьма впечатляющими. В докладной записке, подписанной начальником Управления особых отделов ГСВГ генерал-лейтенантом Г. К. Циневым, сообщалось:

«В результате проведения операции арестовано свыше 500 вражеских агентов, в том числе:

американской разведки — 221;

английской — 105;

“Организация Гелена” — 45;

“Ведомство Бланка по охране конституции” — 22.

Арестована большая группа агентов западногерманских подрывных организаций:

Радиостанции “РИАС” — 71;

Так называемой “Группы борьбы против бесчеловечности” — 56;

“Следственного комитета свободных юристов” — 36.

В результате проведения комбинации выведено 11 официальных сотрудников, резидентов, агентов-вербовщиков и агентов-наводчиков…

Ликвидированы: 4 резидентуры американской разведки; 5 — английской; 3 — ФРГ; 10 западноберлинских подрывных центров.

В числе арестованных: 15 резидентов; 31 курьер, связник; 15 агентов-вербовщиков; 9 радистов».

Цинев Георгий Карпович (1907–1996). Начал трудовую деятельность чернорабочим, с 1935 года — инженер; с 1939-го — на партийной работе. В 1940–1941 годах — секретарь Днепропетровского горкома КП(б) Украины. С июля 1942 года — начальник политотдела 4-й Ударной и 57-й армий. С сентября 1953 года — начальник Управления особых отделов МВД по Группе советских оккупационных войск в Германии; с сентября 1960 года руководил Спецуправлением 3-го Управления КГБ; с февраля 1966 года — начальник 3-го Управления КГБ при СМ СССР, член Коллегии КГБ; с июля 1967 года — начальник 2-го Управления КГБ; с августа 1970 года — заместитель, первый заместитель председателя КГБ СССР. Генерал армии. Герой Социалистического Труда; награжден тремя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, тремя орденами Красного Знамени, орденами Богдана Хмельницкого II степени, Отечественной войны I и II степени. С ноября 1985 года — военный инспектор-советник Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

«Георгий Карпович Цинев был личностью широкого масштаба вопреки тому, что бы и как бы ни говорили о нем его недоброжелатели. Не таким уж простым человеком был Георгий Карпович, как иногда о нем пишут и говорят. Георгий Карпович Цинев очень любил дисциплину, порядок, был справедлив и честен перед людьми. Он был человеком весьма осведомленным и хорошо понимал контрразведку, хотя, по мнению ряда признанных контрразведчиков, отнести его к числу выдающихся деятелей контрразведки было бы не совсем правильно. Он был тверд в своих решениях. Был строг. Доверял молодым работникам, делал на них ставку. Был предан службе».

Напомним, что все оперативные «задачи решались Управлением особых отделов КГБ по ГСВГ и подчиненными ему отделами в армиях и дивизиях в сложной и весьма специфической обстановке. Для осуществления разведывательных и иных подрывных акций против ГСВГ западные спецслужбы использовали целый ряд благоприятных обстоятельств — разведку военных объектов ГСВГ значительно облегчали большая концентрация войск на сравнительно небольшой и густо населенной территории ГДР; расквартирование советских частей и соединений в хорошо известных местным жителям городках и казармах, а также на аэродромах бывшего вермахта, аренда линий связи, принадлежавших ГДР; традиционное использование для войсковых учений и занятий одних и тех же полигонов — Магдебурге кого, Либерозского и др.; постоянный поток в войска Группы и обратно боевой техники, личного состава и военных грузов через главные “ворота” — станцию Франкфурт-на-Одере и порт Росток».

На XX съезде КПСС, проходившем 14–25 февраля 1956 года, Н. С. Хрущев фактически переложил на органы госбезопасности ответственность за репрессии 1930-х годов, утверждая, что, мол, спецслужбы «вышли из-под контроля партии», а потому и «совершили серьезные преступления». Как результат, на протяжении примерно последующего десятилетия оперативная деятельность КГБ, в том числе и военной контрразведки, проходила на фоне, мягко говоря, настороженного и не всегда доброжелательного отношения граждан. Руководству и оперсоставу пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть это недоверие, наладить рабочие взаимоотношения с армейским командованием.

Об одном из «деликатных» направлений этих усилий рассказывал генерал-майор Леонид Георгиевич Иванов:

«Ко мне, как к начальнику отдела Третьего управления по академиям, а затем и по Генштабу, в наследство от В. С. Абакумова перешло большое количество оперативных дел на крупных военачальников, в том числе и на некоторых маршалов. В их числе были, например, материалы на Маршалов Советского Союза М. В. Захарова, Р. Я. Малиновского, А. М. Василевского, Главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова и др. В материалах этих дел были в основном выписки из показаний арестованных офицеров и генералов, касающиеся названных лиц, записи разговоров, полученные техническими средствами, некоторые другие оперативные документы. В некоторых делах были фотографии, в других копии различных письменных распоряжений Сталина. Возможно, эти дела велись по инициативе В. С. Абакумова, возможно, по приказу самого И. В. Сталина, который, не исключено, боялся предательства со стороны армейского руководства в тяжелейшей из войн.

Все эти дела мне, вместе с оперсоставом, было приказано пересмотреть и вынести обоснованное постановление либо об их уничтожении, либо с рекомендациями дальнейшей разработки. Как правило, постановления выносились об уничтожении этих дел, в них не было ничего серьезного».

Иванов Леонид Георгиевич (1918–2015). В 1937 году поступил в Академию связи, со 2-го курса направлен на работу в территориальные органы НКВД. С началом Великой Отечественной войны — в военной контрразведке. Участвовал в обороне Одессы, воевал в Крыму и Сталинграде. Служил в Особом отделе НКВД — ОКР «Смерш» 5-й Ударной армии; закончил войну в Берлине. Служил в ГСОВГ и Киевском военном округе, в центральном аппарате военной контрразведки. С июля 1959 года — начальник Особого отдела КГБ по Прибалтийскому военному округу, Южной группе войск, Киевскому и Московскому военным округам; затем до увольнения по возрасту в июле 1986 года — сотрудник представительства КГБ СССР при МВД Болгарии. Генерал-майор. Награжден орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны I степени и орденом Отечественной войны II степени, четырьмя орденами Красной Звезды, орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени.

«Задача военной контрразведки — своими специфическими средствами помочь командованию обеспечить победу над врагом. То есть бороться с агентурой, с изменой, добывать информацию о противнике и т. д. Я считаю, что если бы не было активной, эффективной работы Смерша, то Победы именно в мае 1945-го могло и не быть. Она бы была, но, видимо, позже и с большими, гораздо ббльшими потерями. Недаром Верховный Главнокомандующий очень высоко оценил деятельность военной контрразведки. После войны он объявил благодарность всему личному составу органов Смерш. Устно, правда, но объявил».

С 1 марта 1953 года в советских вооруженных силах начался очередной этап сокращения личного состава — ликвидировались боевые соединения, органы управления, тыловые и обслуживающие части и учреждения, военноучебные заведения; офицеры и сверхсрочники частично заменялись гражданскими служащими. Сокращения войск приводили к соответствующим оргштатным изменениям и в органах военной контрразведки. Очевидно, сокращение пятимиллионной армии было действительно необходимым, но проведение масштабных сокращений в предельно сжатые сроки, без соответствующих мероприятий по трудоустройству увольняемых, серьезно ударило по людским судьбам. Уже к 1955 году было уволено в запас более пятисот тысяч военнослужащих. Часть молодых офицеров сама стремилась уйти в запас до «обвального» сокращения; многие курсанты военных училищ сожалели о сделанном выборе. Особенно болезненно воспринимали увольнение из армии семейные офицеры, не имевшие гражданских профессий, жилья и права на пенсию. Местные органы власти трудоустройством офицеров запаса и выделением для них квартир практически не занимались. По состоянию на январь 1959 года, число уволенных из армии бесквартирных офицеров составляло 47 674 человека.

Органы военной контрразведки пытались обратить внимание руководства страны и вооруженных сил на негативные последствия происходящего, но, к сожалению, эта информация чаще всего во внимание не принималась.

С середины 1950-х годов в деятельности органов безопасности начали утверждаться, а затем получили приоритет предупредительно-профилактические меры: главной задачей было предотвратить преступление, а для этого — выявить и устранить причины, его породившие. Предупредительно-профилактическая работа занимала одно из центральных мест и в деятельности органов военной контрразведки. Так называемая «профилактика» проводилась главным образом в отношении лиц, вынашивавших изменнические и дезертирские намерения, допускавших антисоветские высказывания, распространявших «политически вредные издания», нарушавших режим и правила секретности. Воспитательное воздействие осуществлялось как непосредственно оперативным и руководящим составом особых отделов, так и через командование, политические, партийные и комсомольские органы, армейскую общественность, а иногда и с помощью родственников. Разумеется, чаще всего «профилактике» подвергались не имевшие достаточных жизненного опыта, ума и осмотрительности военнослужащие срочной службы.

В случаях, когда отрицательные явления носили общий характер и затрагивали основы боеготовности, — в частности, по вопросам сохранения государственной и военной тайны, сбережения оружия и техники, искривлений дисциплинарной практики и неуставных отношений и прочего, — о них докладывали вышестоящему командованию для принятия соответствующих мер. По вопросам, касающимся обороноспособности государства, информация докладывалась руководству Минобороны и в ЦК КПСС.

Сотрудники военной контрразведки и сами участвовали в работе по воспитанию личного состава «в духе высокой политической бдительности». Стали практиковаться выступления оперработников и руководителей подразделений перед различными категориями военнослужащих — в первую очередь там, где требовала обстановка. Военнослужащие должны были знать оперативного работника и при необходимости иметь возможность встретиться с ним.

В качестве примера профилактической работы можно привести случай, когда в 1956 году КГБ объявил розыск автора анонимных писем, подписанных некой политической партией, содержавших угрозы в адрес ЦК КПСС. Эксперты предположили, что таковым может быть уволенный из армии офицер, имевший отношение к научной работе, а потому к розыску были подключены сотрудники Особого отдела по военным научно-исследовательским институтам.

Вскоре контрразведчики установили, что аноним — полковник в отставке И., ранее проходивший службу в одном из НИИ. Учитывая, что И. — участник войны, что он был хорошим офицером, а в основе его действий лежала исключительно обида на несправедливое увольнение, руководство Третьего главного управления КГБ приняло решение о его «профилактике». С И. встретились генерал-лейтенант Д. С. Леонов и начальник Особого отдела по военным научно-исследовательским институтам полковник Б. В. Гераскин. Отставной полковник сразу во всем сознался, подтвердил отсутствие «партии» и клятвенно пообещал впредь ничего подобного не делать. Не нужно сомневаться, что обещание было выполнено.

Но, конечно, не это направление было ведущим для военной контрразведки.

«Наиглавнейшей нашей задачей было надежное ограждение штаба и управления округа от проникновения в них, прежде всего, агентуры разведок НАТО, — писал генерал-лейтенант Федор Иванович Рыбинцев, в конце 50-х годов служивший в Особом отделе КГБ Прикарпатского округа. — Над ее выполнением мы работали всем составом сектора, включая оперработников, которые хотя и не имели прямого отношения к управлениям и отделам штаба округа, но обслуживали воинские части и учреждения их обеспечения. Эта работа велась в тесном взаимодействии с другими особыми отделами и коллегами из территориальных органов КГБ. Нет надобности говорить, что это непростая работа. Не каждый день ловят шпионов, но над тем, чтобы не допустить их проникновения в штаб и управление округа, исключить утечку военных секретов, мы работали постоянно и делали максимум возможного. Исходили из того, что такой орган военного управления, как штаб приграничного округа, стоящего на важном стратегическом направлении, может быть целевым объектом иностранных разведок для проникновения в него своей агентурой.

Мы не только принимали меры к ограждению, но и вели поиск, исходя из того, что этот “фронт”, возможно, прорван. Возможно, шпион уже есть в штабе или рядом с ним и делает свое черное дело. Находили, и находили не так уж мало лиц, которые заслуживали того, чтобы разобраться хотя бы в их личности. Например, один из бывших преступников, участник массовых расстрелов советских и польских граждан в период войны, устроился под чужими данными на работу столяром в административно-хозяйственный отдел и имел доступ во все помещения штаба округа. Нетрудно представить, как бы охотно служил иностранной разведке такой человек, если бы она на него вышла. Но его ждал суд в Польской Народной Республике, так как на него вышли мы и установили, кто он есть на самом деле».

Можно сказать, что, несмотря на все реформы и сокращения, в это время обстановка в вооруженных силах стабилизировалась. Например, по данным Особого отдела Тихоокеанского флота, вплоть до начала 1960-х годов численность дезертировавших из частей и с кораблей не превышала пятидесяти человек в год. Изменились и мотивы, толкавшие военнослужащих на дезертирство, — чаще всего это были какие-то бытовые причины, личные обиды и взаимоотношения. Однако постепенно вырисовывались новые проблемы, которые позже проявятся во всей остроте. В частности, стало появляться уродливое явление — «дедовщина». Военные контрразведчики принимали решительные меры по ее искоренению, добиваясь определенных результатов.

«Девятого января 1959 года Президиум ЦК КПСС утвердил совершенно секретное “Положение о КГБ при СМ СССР”. Опираясь на принципы и задачи, изложенные в нем, Комитет строил свою работу более тридцати лет — только в мае 1991 года “Положение” сменил Закон СССР об органах государственной безопасности.

О конкретных функциях военной контрразведки в пункте “г” “Положения” было записано, что “контрразведывательная работа в Советской армии, Военно-морском флоте, ГВФ, в пограничных войсках и войсках МВД ведется с целью предупреждения проникновения в их ряды агентуры иностранных разведок и иных враждебных элементов”».

Как раз в том году военной контрразведкой был арестован такой агент.

Двадцать первого января разведчики наружного наблюдения засекли контакт сотрудника американской резидентуры — атташе административно-хозяйственного отдела посольства США Рассела Лэнжели с подполковником Советской армии. Военные контрразведчики выяснили, что это — Петр Семенович Попов, сотрудник Главного развед-управления Генштаба. Жил он в городе Калинине у родственников. С 1951 по 1954 год Попов служил в Венской резидентуре ГРУ, а в 1955–1958 годах — в ГДР, пока не стало известно о его романе с австрийской подданной и командировка не была досрочно завершена. Но все же Попов продолжил работу в центральном аппарате ГРУ. Выяснилось, что в середине 1958 года он выводил в Нью-Йорк нелегальную сотрудницу, которая сразу попала под плотный контроль ФБР и самостоятельно вернулась в Москву. В провале Попов обвинил тогда саму сотрудницу, и его объяснения были приняты.

Оперативники поняли, что контакт с Лэнжели не был случаен. Собранные материалы концентрировались в деле под кодовым названием «Бумеранг», а подполковник получил в оперативных документах псевдоним «Иуда». За ним было установлено круглосуточное наблюдение; была задействована служба радиоконтрразведки. Как потом выяснилось, радиоразведывательный центр США во Франкфурте-на-Майне дважды в неделю направлял ему шифрованные сообщения. Вскоре было перехвачено письмо, направленное Попову из Москвы: «Иуду» извещали тайнописью о высокой оценке, которую получила в штаб-квартире ЦРУ его информация, и давали ему новые задачи. В письме также сообщался график радиопередач. После соответствующей обработки письмо было опушено в почтовый ящик адресата.

Бывая в Москве, Попов посещал отдел кадров ГРУ, встречался с сослуживцами; в Калинине, в ресторане, он общался с офицером, служившим на особо важном объекте ПВО страны, несколько раз заходил к знакомому офицеру одного из соединений Московского военного округа. Все эти контакты тщательно отрабатывались оперативными сотрудниками военной контрразведки…

Полученные материалы о сотрудничестве Попова с иностранной разведкой сомнений не вызывали; активизация его связей с потенциальными обладателями военных тайн представляла серьезную угрозу интересам государства, а потому уже 18 февраля «Иуда» был задержан у касс Ленинградского вокзала. На квартире агента были изъяты доказательства его шпионской деятельности.

На первом же допросе Попов признал свою связь с ЦРУ, которая началась в 1953 году, когда он был секретно задержан американской военной полицией в Вене. В процессе следствия было установлено, что он выдал четырех нелегальных военных разведчиков и ряд агентов. Он также «сдал» противнику несколько явок ГРУ, раскрыл более восьмидесяти офицеров военной разведки, сообщил информацию стратегического и политического характера.

Уточним, что определенная заслуга в успехе мероприятий по выводу из-за границы преданных Поповым нелегалов принадлежит военной контрразведке.

В результате оперативной игры, проведенной сотрудниками Второго главного управления КГБ при СМ СССР, сотрудник ЦРУ Рассел Лэнжели был задержан с поличным. Как дипломат, он был объявлен персоной нон грата и выдворен из СССР. А вот «Иуду» приговорили к расстрелу…

После провала операции «Моби Дик» разведка «главного противника», как называли США, перешла к использованию самолетов-шпионов, начиненных электронной аппаратурой и летавших над территорией СССР на недосягаемой для истребителя-перехватчика высоте порядка 20 километров.

Первого мая 1960 года самолет-шпион U-2 «Локхид», пилотируемый капитаном ВВС США Фрэнсисом Гэри Пауэрсом, взлетел из пакистанского Пешавара, чтобы, пролетев 6060 километров, из них 4670 километров — над территорией Советского Союза, приземлиться в норвежском Будё. Однако при подлете к Свердловску самолет был сбит зенитной ракетой С-75.

Местные жители, не разобравшись, кто это такой, радушно встретили приземлившегося с парашютом летчика и отвезли его в правление совхоза, куда вскоре прибыли военные контрразведчики капитан Панков и старший лейтенант Ананьев, а затем на машине Пауэрс был доставлен в Особый отдел КГБ по Уральскому военному округу. Только после того, как летчик был показан местному партийному руководству и военному командованию, было решено его обыскать.

«С него сняли ботинки, камуфляжную форму и раздели до нижнего белья, — вспоминал генерал-майор Сергей Иванович Божков, бывший в ту пору оперативным сотрудником Особого отдела КГБ по УрВО. — Мне было поручено осмотреть комбинезон с его многочисленными карманами. В правом наколенном кармашке я обнаружил необычную утолщенную булавку и через переводчика спросил Пауэрса, что это за булавка. Он ответил, что это обыкновенная булавка-игла. Тогда я взял ее и воткнул в газету, чтобы не затерялась…»

В самолете, летящем в Москву, американец вдруг занервничал и стал что-то искать по карманам. Что он искал, стало ясно лишь на Лубянке, когда Пауэрс попросил через охрану передать, что с изъятой у него булавкой надо обращаться чрезвычайно осторожно, так как она начинена сильнодействующим ядом. Бдительность военных контрразведчиков, изъявших этот специальный шприц, предотвратила воистину непредсказуемые последствия, которые могли произойти в случае скоропостижной смерти летчика.

Пауэрс предстал перед судом и по обвинению в шпионаже был приговорен к десяти годам тюрьмы. Однако 10 февраля 1962 года он был обменян на советского разведчика Рудольфа Ивановича Абеля.

Ну а на смену самолетам-шпионам вскоре пришли шпионы-спутники.

В 1960 году произошли серьезные изменения в организации и деятельности вооруженных сил и органов госбезопасности. Следуя путем тогдашних реформ, председатель КГБ А. Н. Шелепин провел крупные мероприятия, направленные на упрощение структуры центрального аппарата, сокращение численности органов и войск КГБ, «освобождение органов безопасности от несвойственных им функций».

«С приходом к руководству КГБ в декабре 1958 года бывшего первого секретаря ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепина органы госбезопасности подверглись последней крупной реорганизации и значительному сокращению штатов в советский период. За три года руководства КГБ “комсомольским вожаком” окончательно утвердился контроль со стороны аппарата ЦК партии над органами госбезопасности.

После шелепинских реорганизаций в работе органов госбезопасности наступила определенная стабильность. С этих пор это силовое ведомство уже больше не подвергали крупным сокращениям, а только постепенно увеличивали его штат и структуру. В немалой степени этому способствовали усиление накала в холодной войне и осложнение внутриполитической ситуации».

Третьего июля 1959 года был уволен в запас «по состоянию здоровья» начальник Третьего главного управления Д. С. Леонов.

«Когда генерала Леонова отправили на пенсию, он заплакал. Его заместитель генерал-майор Анатолий Михайлович Гуськов растроганно сказал:

— Дмитрий Сергеевич, сегодня такой необычный и памятный день. Давайте вечером соберемся в ресторане и вас тепло проводим.

Бывший начальник военной контрразведки задумался, его лицо приобрело обычный суровый, отрешенный вид. Он ответил:

— Что еще придумали! Толкаете меня на организацию коллективной пьянки. Нет, увольте…»

Гуськов Анатолий Михайлович (1917–2005). С сентября 1939 года — слушатель Высшей школы НКВД СССР, затем — в территориальных органах. С июля 1941 года — начальник Особого отдела ряда соединений. В 1951–1953 годах работал в аппарате ЦК КПСС, министром внутренних дел Азербайджанской ССР, председателем КГБ при СМ Азербайджанской ССР. С сентября 1956 года — заместитель начальника, с июня 1959-го — начальник 3-го Главного управления (3-го Управления) КГБ при СМ СССР. С февраля 1963-го по 1970 год — начальник Особого отдела КГБ по Московскому военному округу. Генерал-майор.

«В коллективе 3-го Главного управления КГБ при СМ СССР я почувствовал себя как в раю. Там всюду царила здоровая, спокойная обстановка…»

Но ветераны Лубянки рассказывают, что якобы отказ Леонова был обусловлен тем, что он, старый войсковой политработник, не доверял чекистам, не понимая их. Что ж, это беда не только Леонова, но и многих других «назначенцев», направляемых в силовые структуры «со стороны» — для обеспечения «лояльности». Только кто знает, сколько вреда принесли эти «назначенцы», сколько судеб переломали, сколько после них приходилось вновь переделывать по-старому и как ненавидели их все профессионалы?

Во времена «железного Шурика», как прозвали Шелепина, были проведены очередные «краткосрочные» реформы. В частности — понижены в статусе отдельные подразделения КГБ: несколько главков, в том числе и Третье главное управление, стали именоваться просто управлениями.

«Функции вошедших в состав Третьего управления КГБ при СМ СССР пяти отделов видоизменялись. Так, на 1-й отдел дополнительно возлагалось проведение контрразведывательной работы в военных академиях сухопутных войск и НИИ Советской армии; на 2-й — обобщение опыта работы; 3-й отдел осуществлял оперативную работу в ВВС, ВМФ и ГВФ; за 4-м отделом закреплялись штаб главнокомандующего ракетными войсками и 9-е управление Минобороны. Однако в 1962 году к 3-му отделу отошли главные штабы войск ПВО и ВВС, а также военные академии и НИИ; 4-й отдел стал оперативно обслуживать Главный штаб ВМФ. В 1971 году 3-й отдел стал именоваться 11-м отделом с сохранением прежних функций, а вновь организованный 3-й отдел решал задачи примерно аналогичные тем, которые в настоящее время стоят перед 3-м отделом ДВКР ФСБ России.

Ряд учебных заведений КГБ, готовивших кадры для особых отделов, был расформирован. Подготовка и переподготовка военных контрразведчиков осуществлялись только в Высшей школе КГБ и в Школе № 311. Срок обучения в ВКШ КГБ был сокращен с двух лет до года. В Новосибирской школе открылись курсы переподготовки оперативных работников особых отделов с пятимесячным сроком обучения — на поток принимались младшие офицеры с высшим и средним военным образованием».

Но, несмотря на очередные трудности, военные контрразведчики в целом успешно справлялись с решением поставленных задач. Тому подтверждение — работа по обеспечению безопасности операции «Анадырь».

План с таким кодовым названием был одобрен на заседании Президиума ЦК КПСС 24 мая 1962 года. Официальной целью операции по размещению на Кубе советских войск, в том числе ракет с ядерными боеголовками, была защита кубинской революции от интервенции со стороны США. Есть, однако, версия, что в основе всего лежало очередное волюнтаристское решение Н. С. Хрущева «напугать Америку». Впрочем, нас интересуют не причины, но то, что было далее.

44-тысячную Группу советских войск на Кубе возглавил 59-летний генерал армии Исса Александрович Пли-ев, опытнейший кавалерист. В ее состав должны были войти 51-я ракетная дивизия — пять ракетных полков, части и подразделения боевого обеспечения — 24 пусковые установки для ракет с дальностью полета две тысячи километров и 16 — четыре тысячи километров; за океан планировалось доставить 36 ракет Р-12 и 24 ракеты Р-14 с ядерными боеголовками; в состав группы передавались 42 бомбардировщика Ил-28 с шестью ядерными бомбами, 40 истребителей МиГ-21, 34 ракеты береговой противоракетной системы «Сопка», 80 фронтовых крылатых ракет и 6 тактических ракет «Луна», также оснащенных ядерным боезарядом, 144 зенитные ракеты комплекса С-75. Для прикрытия ракетных частей и управления Группой на Кубу направлялись четыре отдельных мотострелковых полка. Для переброски личного состава, боевой техники и грузов было задействовано 86 судов, сделавших в общей сложности до 180 рейсов.

Начальником Особого отдела КГБ по ГСВК был назначен контр-адмирал Александр Михайлович Тихонов, заместитель начальника Управления особых отделов КГБ по Тихоокеанскому погранокругу. Особый отдел создавался в спешном порядке и с большим опозданием — за три дня до отплытия; сотрудники прибывали со всех концов страны, из особых отделов КГБ различных округов и флотов. Они зачастую не успевали изучить обстановку, познакомиться с командованием, узнать особенности организации оперативной работы в данном виде вооруженных сил — в Группе были представлены почти все рода войск.

Тем временем, в период с 15 июня по 15 июля, особые отделы на местах дислокации отправляемых на Кубу соединений и частей занимались проверкой военнослужащих, организовывали оперативный контроль для предотвращения разглашения сведений о проводимых мероприятиях, оформляли документы и дела. В результате от командировки было отведено более 130 офицеров и свыше 200 солдат и сержантов. Основными мотивами отвода были политическая неблагонадежность — 32 человека, низкие деловые качества — 32 человека, недисциплинированность и «моральная неустойчивость» — 90.

В ночь с 12 на 13 июля из порта Севастополя вышел теплоход «Латвия», на котором находились штаб и политуправление Группы войск, Особый отдел КГБ. Берегов Кубы «Латвия» достигла 29 июля. Здесь военные контрразведчики приступили к организации оперативной работы с целью обеспечения безопасности прибывавших войск: рекогносцировкам на местности по определению районов будущей дислокации частей, обеспечению скрытности подхода судов, их разгрузки и перехода личного состава и военной техники к местам базирования. Проводились про-тиводиверсионные и другие мероприятия.

Контр-адмирал А. М. Тихонов вспоминал: «Была раскрыта крупная нелегальная подрывная организация, которая именовалась “Дивизией Нарцисса Лопеса”. Вся Куба была поделена ею на семь зон. Во главе каждой зоны стоял резидент. В ходе операции по ликвидации “Дивизии Нарцисса Лопеса” было захвачено 237 членов этой организации, из них 4 майора, 17 капитанов, 7 первых лейтенантов. Выявлено девять складов оружия, большие суммы денег в долларах и золотых песо. Этой операцией был нанесен существенный удар по шпионажу на всей территории Кубы…»

Местными органами госбезопасности было создано Бюро координаторов, на которое возлагались задачи постоянного поддержания контактов с Особым отделом КГБ по ГС В К, согласования вопросов по организации контрразведывательной работы и обмена данными об оперативной обстановке. Совместная работа вскоре принесла плоды: радиоконтрразведывательная служба зафиксировала моментальный выход в эфир агентурного передатчика. Его удалось запеленговать, и резидент ЦРУ Клемент Инклан был взят с поличным.

Учитывалась возможность совершения противником диверсионных актов против советских судов, которые одновременно прибывали в 12 портов острова. Войска, боеприпасы, оружие и военная техника были особенно уязвимы в диверсионном отношении в период их нахождения в трюмах стоящих под разгрузкой судов, а потому были созданы четыре опергруппы, которые встречали и сопровождали суда уже на подходе к различным портам. Пока осуществлялась лоцманская проводка, оперработники Группы знакомили прибывших коллег с оперативной обстановкой и особенностями выполняемых задач. Те, в свою очередь, докладывали о полученных в пути следования сигналах, заслуживающих оперативного внимания.

«Участвуя в приеме прибывающих судов, военные контрразведчики помогали командованию решать задачу обеспечения их безопасности в пути следования. Дороги, по которым пролегали маршруты движения колонн, предварительно проверялись оперативными группами. По просьбе советских военных контрразведчиков все места, удобные для внезапного нападения, заблаговременно брались под охрану кубинскими войсками…

Военными контрразведчиками отрабатывались вопросы выявления подозрительных связей военнослужащих с местным населением, предотвращения изменнических намерений и дезертирств, задержания, совместно с кубинскими органами госбезопасности, лиц, пытавшихся фотографировать, записывать или пересчитывать колонны, оружие и технику, выявления демаскирующих признаков движения колонн, проведения противодиверсионных мер и, при необходимости, физической охраны наиболее секретных и важных узлов, оружия и техники.

Во время транспортировки стратегических ракет, оружия и техники, которые было невозможно замаскировать под народно-хозяйственные грузы, личный состав переодевался в кубинскую военную форму. Разговоры и подача команд на русском языке категорически запрещались — все распоряжения отдавались заблаговременно, а в пути разрешалось давать лишь две команды по-испански: “Аде-ланте!” — “Вперед!” и “Паре эль кочо” — “Остановить машины”. Движение этих колонн маскировалось под учения РВС Кубы, о которых даже сообщалось в местных газетах.

Если нельзя было завершить движение за одну ночь, заранее подбирались места дневок, где колонна укрывалась в светлое время суток. Туда заблаговременно высылалось кубинское подразделение службы безопасности для прочесывания местности и организации внешней охраны. Перед уходом колонны территория ее стоянки тщательно осматривалась, все демаскирующие предметы подбирались и уничтожались. В числе последних с места дневной стоянки колонны уходил оперативный работник Особого отдела КГБ, убедившись в том, что не оставлено никаких следов пребывания советских войск».

Очень тяжелыми оказались и климатические условия — началась самая жаркая пора тропического лета. Многие части после высадки сразу же уходили в тропический лес и размещались в палаточных городках, маскируя оружие и технику в зарослях деревьев и кустарников. Климат, ядовитые растения, местами отсутствие водоемов и питьевой воды создали тяжелые бытовые условия, повлекшие за собой массовые заболевания.

К тому же в первое время было запрещено пользоваться как радиосвязью, так и местной телефонной связью, а особые отделы КГБ не имели собственного транспорта, фельдсвязи и номеров полевых почт. Единственным средством связи и управления оставались личное общение и устные указания, из-за чего сотрудникам приходилось совершать частые и длительные поездки по стране, не зная ни языка, ни местности, не имея топографических карт на русском языке.

С июля по октябрь Группа находилась в состоянии скрытого накопления сил, а с 22 по 28 октября, когда на Кубу прибыло около 90 процентов ее личного состава и техники, была приведена в повышенную боевую готовность.

Но тут Карибский кризис поставил человечество на грань ядерной войны — и вскоре советские войска были выведены. В общем, «большая политика»…

Говоря об итогах деятельности особых отделов КГБ, достаточно сказать только одно: пожалуй, если бы не работа военных контрразведчиков, обстановка в мире могла накалиться гораздо раньше. И еще неизвестно, что могло бы произойти, как бы отреагировал потенциальный противник на обнаружение на Кубе незначительного контингента советских войск.

Советское правительство и руководство КГБ при СМ СССР высоко оценили работу военных контрразведчиков, участвовавших в обеспечении операции. Многие из них были отмечены государственными наградами. В частности, контр-адмирал А. М. Тихонов был награжден орденом Красного Знамени.

Не зря говорится: «Гром не грянет — мужик не перекрестится». После Карибе кого кризиса сокращение Вооруженных сил СССР было приостановлено, стали приниматься меры по укреплению обороноспособности государства.

Были возобновлены испытания новых видов ракетно-ядерного оружия. В сухопутные войска начали поступать ракеты тактического и оперативно-тактического назначения, что резко увеличило боевые возможности соединений и объединений, а в ВВС — ракеты «воздух — воздух» и «воздух — земля». В ходе штатной реорганизации механизированных и стрелковых дивизий создавались более мобильные, маневренные и легче управляемые мотострелковые соединения, получавшие новые образцы вооружения и техники; были переформированы танковые дивизии, изменялась структура других родов войск. Проведение этих мероприятий необходимо было сохранить в тайне от противника.

В частности, органам военной контрразведки пришлось проделать значительный объем работы по линии противодействия разведке, осуществляемой с легальных позиций. Разведчики «под крышей» дипломатов, агенты спецслужб стран НАТО, прибывавшие в нашу страну под видом туристов, проникали в запретные районы, стремясь выявить места дислокации воинских частей и оборонных объектов, фиксировали с помощью радиотехнических средств рабочие частоты РЛС. Кроме того, они искали советских граждан, пригодных для использования в шпионских целях, в особенности военнослужащих.

«Все это требовало от военных контрразведчиков не только четкой работы по ограждению войск от акций противника — принимались меры для маскировки военных объектов, а разведывательные действия наиболее активных “дипломатов” пресекались с участием военнослужащих и милиционеров, — но и тесного взаимодействия с территориальными органами КГБ, непосредственной работы в ближайшем окружении воинских частей, штабов, учреждений. Военные контрразведчики сосредоточивали свое внимание на своевременном выявлении возможных подходов к военнослужащим с преступными намерениями через лиц из окружения воинских частей, родственников, друзей. Напрямую выходить на военнослужащих разведки НАТО еще не решались, так как знали про высокую бдительность личного состава Вооруженных сил СССР, особенно офицеров. Проведенные в 1958–1961 годах разведкой США и Великобритании вербовки советских офицеров были сделаны, как известно, во время их нахождения за рубежом. На территории СССР они тогда еще так действовать не могли».

Тридцатого декабря 1961 года в 16 часов 10 минут разведчик наружного наблюдения зафиксировал, как супруга 2-го секретаря английского посольства в Москве Анна Чиз-холм вошла в подъезд дома по Малому Сухаревскому переулку, откуда почти сразу вышла, направившись к Цветному бульвару. Внимание она привлекла не случайно: в 1954–1956 годах ее муж Родрик Чизхолм, сотрудник резидентуры СИС в Западном Берлине, «засветил» себя перед военной контрразведкой, работая среди советских граждан, в особенности военнослужащих. Имелись данные, что ему помогала супруга.

Примерно через полминуты из того же подъезда вышел мужчина, он долго смотрел вслед удаляющейся Чизхолм и вновь вошел в подъезд. Минут через 20 он вышел опять и, профессионально проверяясь, также пошел в сторону Цветного бульвара, перейдя который, оторвался от наблюдения в проходном дворе. В тот же день по описанию сотрудника был составлен словесный портрет неизвестного и передан в бригады «наружки»… Именно так, официально считается, началась одна из знаменитейших «шпионских историй» XX столетия.

Есть, однако, и другой вариант:

«Как-то 9 мая заведующий консульским отделом посольства СССР в Вене возлагал цветы к мемориалу советских воинов. Тут и обратился к нему на слабеньком, однако вполне понятном русском неприметный австриец лет пятидесяти. Поздравил с праздником и вдруг поблагодарил генерального консула Дедюлю “за личное освобождение”. Тут же предложил встретиться сегодня вечером. Несколько озадаченный таким натиском, Иван Прохорович согласился. Оказалось, что несколько странный человек помнит Дедюлю еще с 1944 года. Тогда в деревне неподалеку от Смолевичей и повязали его, раненого и отощавшего молоденького солдатика вермахта, партизаны Дедюли. По приказу Ивана Прохоровича его перевязали, дали воды и, оторвав от себя, 100 граммов хлеба. Тут рассказывавшего все это австрийца прошибла слеза, которую он, впрочем, быстро утер. Деликатно сообщил генконсулу, что знает, кто он такой, и потому искал встречи. Видимо, после войны и партизан, и бывший пленный выбрали одинаковую профессию. А смущала австрийца странная деталь. Одна из лондонских фирм “Гревилл Винн Лимитед” с филиалом в Вене заказала в Австрии фургон с двойным дном или скрытым тайником между стенами, в котором может поместиться человек средней комплекции.

Вскоре состоялась и вторая встреча… Опытный разведчик Дедюля чуть не присвистнул, когда знакомый незнакомец сообщил подробности: коммерсант Винн встречается в Москве с высокопоставленным советским лицом то ли из Генштаба, то ли из военной разведки. Наверное, его и собирается вывозить. Но еще больше генконсул поразился, когда австриец сумел назвать чуть не фамилию русского офицера — то ли Баньковский, то ли Петровский. Этот неизвестный офицер часто выезжает из Москвы в заграничные командировки, где передает информацию чужим спецслужбам.

Спасенный комиссаром солдат вермахта рассчитался с русскими сполна. Телеграмма особой важности отправилась в Москву в тот же день…»

Впрочем, одно не исключает другого: информация о предателе могла прийти из двух и даже более источников. Факт тот, что в начале 1962 года (личность его была установлена 19 января) в поле зрения контрразведки попал Олег Владимирович Пеньковский, полковник ГРУ, работавший «под крышей» Госкомитета СМ СССР по координации научно-исследовательских работ.

Военные контрразведчики с помощью сослуживцев Пеньковского составили его психологический портрет: человек умный, обладает организаторскими способностями, но честолюбив и тщеславен. Стремится быть замеченным начальством, найти высокопоставленного покровителя. Еще на фронте, оказывая различные услуги семье генерала С. С. Варенцова, Пеньковский сблизился с ним и при его поддержке поступил в Академию им. М. В. Фрунзе; карьере его способствовала и женитьба на дочери генерала Д. А. Га-поновича.

В 1949 году он поступил в Военно-дипломатическую академию, работал в центральном аппарате ГРУ, а в 1955 году был направлен в аппарат военного атташе при посольстве СССР в Турции. Однако в следующем году он был отозван в Союз, а затем уволен из ГРУ «в связи с неудовлетворительным исполнением служебных обязанностей в условиях заграницы, элементами карьеризма и нечестности в личном поведении». Был поставлен вопрос об увольнении в запас, но Варенцов, уже главный маршал артиллерии, помог Олегу Владимировичу не только остаться в армии, но и возвратиться в ГРУ. Тут Пеньковский возмечтал уже о должности военного атташе в Индии, однако его отправили в Госкомитет.

Такая «недооценка личности» и толкнула его на предательство: 20 апреля 1961 года, на конспиративной встрече с представителями английской и американской разведок, он подписал документ об агентурном сотрудничестве.

Работу по разоблачению Пеньковского вело Второе главное управление КГБ, но в разработке принимала активное участие и военная контрразведка, отслеживая «армейские» связи «объекта». Было установлено, что Пеньковский проявляет интерес к информации, которая не требовалась ему по роду его служебных обязанностей. Работая с секретной литературой в отдельном помещении, он закрывался на замок. Когда же пост визуального контроля зафиксировал, как, придя домой в обеденный перерыв, Пеньковский производил на подоконнике манипуляции, напоминающие фотографирование, то сотрудники военной контрразведки установили, что перед тем он посетил библиотеку ГРУ, где взял секретные сборники. В следующий раз его действия по пересъемке материалов были оперативно зафотографированы…

История разоблачения шпиона известна достаточно хорошо. 11 мая 1963 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила О. В. Пеньковского к высшей мере наказания; его связник Гревилл Винн был осужден на восемь лет лишения свободы; из СССР были выдворены несколько английских и американских «дипломатов», поддерживавших с Пеньковским шпионские контакты. Главный маршал артиллерии С. С. Варенцов был снижен в чине до генерал-майора и лишен звания Героя Советского Союза. Последнее — уж точно несправедливо.

В 1945–1953 годах в СССР было построено 13 строго засекреченных «атомградов», связанных между собой и Москвой линиями железной дороги, секретными аэродро-мами и надежной секретной связью. В каждом из них решались свои специфические задачи с общей целью создания атомного и водородного оружия и обеспечения приоритета страны в стратегически важных областях науки и техники. Особые отделы, действовавшие на этих объектах — в них назначались наиболее опытные сотрудники военной контрразведки, — курировал специальный отдел Третьего управления КГБ при СМ СССР.

Семнадцатого декабря 1959 года Совмин принял Постановление о создании Ракетных войск стратегического назначения в качестве главного вида Вооруженных сил СССР, а 31 декабря вышел приказ министра обороны с объявлением боевой структуры РВСН.

К исходу следующего года в составе Третьего управления, на базе 4-го отдела, было образовано Спецуправление, которому были подчинены особые отделы КГБ формируемых ракетных объединений и соединений — оно просуществовало до июня 1964 года. Начальником Спецуправления был назначен генерал-лейтенант Г. К. Цинев. О нем сегодня пишут однобоко и поверхностно: мол, «человек Брежнева», который вместе с С. К. Цвигуном «контролировал» Ю. В. Андропова на посту председателя КГБ СССР. Нелишним, однако, будет привести точку зрения сотрудника, работавшего под его руководством:

«Надо отдать должное Георгию Карповичу: он многое сделал для укрепления военной контрразведки, — писал полковник Михаил Федорович Гололобов. — Лично занимался подбором кадров на руководящие должности, организацией их подготовки. Например, по его инициативе при Военной академии им. Ф. Э. Дзержинского были организованы месячные курсы по изучению ракетной техники начальниками особых отделов соединений ракетных войск, что позволило им более грамотно решать вопросы оперативного характера и задачи по оказанию помощи командованию в повышении боеготовности войск.

Не без участия Цинева руководители и сотрудники особых отделов направлялись на курсы переподготовки при Высшей школе КГБ. Как правило, после их окончания они получали повышение по службе.

Цинев настойчиво добивался повышения потолка воинских званий для начальников особых отделов ракетных дивизий — до полковника и армий — до генерала. И это ему удалось. В бытность Цинева начальником Спецуправления, а затем начальником Третьего управления (23.02.1966 — 24.07.1967), в составе последнего были созданы новые отделы, количество которых (сокращенных при Хрущеве) вновь возросло».

Да уж, это не просто «смотрящий за Андроповым» «человек Брежнева»!

В то время уже сами места расположения пусковых установок МБР считались важнейшей государственной тайной, и Спецу правление проводило соответствующие мероприятия, затрачивая немалые средства, чтобы маскировать ракетные базы, создавая у местного населения и людей, случайно оказавшихся в районах их расположения, впечатление, что там находятся какие-то иные военные объекты — склады, предприятия, воинские подразделения. В то время, когда США располагали большим преимуществом в ракетном потенциале и не имели эффективной космической разведки, эти меры были необходимы и действенны. Но в конце 1970-х годов американцы уже точно знали как места расположения наших МБР, так и их количество, и типы самих ракет.

Одним из направлений контрразведывательной защиты ракетного объекта было выявление лиц, осевших в окружающих населенных пунктах при сомнительных обстоятельствах. Порой случались совершенно неожиданные «открытия». Так, военные контрразведчики обратили внимание на «знатного бригадира» — была такая формулировка — лесозаготовительной бригады Калиниченко. Достижения бригады, работавшей в районе Юрьи Кировской области, широко пропагандировались — даже отраслевая газета «Лесная промышленность» печатала материалы о ней из номера в номер. Но военные контрразведчики обратили внимание на некоторые странности в поведении Калиниченко: в этих краях он появился с окончанием войны, приехав с Украины, где у него якобы не сложилась семейная жизнь; жил замкнуто, никуда не выезжал, переписки ни с кем не вел… Решили проверить его через соответствующие подразделения КГБ по месту жительства в довоенный период. Выяснилось, что фамилию и биографию солдата, погибшего на войне, присвоил его односельчанин — бывший полицай, участвовавший в расстрелах советских граждан.

Поскольку отношения к войскам «Калиниченко» не имел, материалы передали для реализации в Управление КГБ по Кировской области. Получив приглашение в У КГБ, бригадир приехал и… повесился в гостиничном номере.

Понятно, что основная деятельность военных контрразведчиков проходила непосредственно на самих объектах. РВСН — сложный технический вид вооруженных сил, а потому работа по их контрразведывательному обеспечению может быть успешной только в том случае, если сотрудники Особого отдела сами уделяют постоянное внимание своей военно-технической подготовке. Военным контрразведчикам «новорожденного» вида вооруженных сил необходимо было обстоятельно изучить боевые ракетные комплексы и системы вооружения; иметь четкое представление об эксплуатации и обслуживании как наземного оборудования, так и самих ракет, их бортовых систем и агрегатов; глубоко разбираться во всех аспектах, связанных с постановкой на боевое дежурство и подготовкой к пускам. Требовались знания уязвимых мест, а также специфических правил техники безопасности на конкретных участках. Оперработники должны были владеть этими вопросами не хуже специалистов ракетных войск. Важно также было знать нормативные требования, предъявляемые на этапе строительно-монтажных работ, с тем чтобы упреждать возможные нарушения технологии производства, которые могут отрицательно сказаться на выполнении боевой задачи.

Вот почему с помощью командования и ведущих специалистов руководство Спецуправления отработало тематический план военно-технической учебы оперсостава, который исполнялся неукоснительно. Занятия проводились ежедневно, по четыре-пять часов, и результаты не замедлили сказаться. Всего один пример:

«В Пермской дивизии РВСН по поступившей оперативной информации при технических доработках на борту изделия представителем завода-изготовителя была пропущена предусмотренная бюллетенем операция по перепайке электроцепи в приборе системы управления ракеты. Сигналу придали значение. Оказалось, что в нужный момент данная ракета не смогла бы сойти со старта, так как произошла бы отсечка запустившегося маршевого двигателя, то есть боевой пуск не мог состояться. Но это не всё. При дальнейшем разбирательстве выяснилось, что указанный заводчанин выполнял аналогичные доработки на других объектах и везде допустил операцию по перепайке. Враждебного умысла не нашли, его действия объяснялись преступной халатностью. Оперативному сотруднику капитану Н. В. Панфилову была объявлена благодарность, хотя он был достоин высокой государственной награды».

Впрочем, военные контрразведчики в РВСН находили и тех, кто действовал из враждебного умысла, но это стало происходить уже несколько позже…

Добавим еще, что одним из важнейших направлений работы военных контрразведчиков в то время являлось контрразведывательное обеспечение запусков пилотируемых космических кораблей с космодрома Байконур.

И, как уже знает читатель, в первом ряду людей, осуществлявших эти старты, был бывший военный контрразведчик Олег Генрихович Ивановский — ведущий конструктор космического корабля «Восток».