Важным событием в истории Восточной Азии стала смерть китайского императора Цзин-ди и воцарение на троне его сына, великого императора У-ди. У-ди, в буквальном переводе «Воинственный император», был в некоторых аспектах самым замечательным человеком, когда-либо сидевшим на «троне дракона». В большинстве восточных стран самым блестящим представителем династии являлся ее основатель. Однако У-ди был явным исключением из этого правила. Когда он пришел к власти, династия Хань правила уже больше шестидесяти лет и дала Китаю нескольких выдающихся правителей, но новый суверен своими военными походами затмил их всех. Именно У-ди сделал Китай сильным единым царством, а затем расширил это царство до масштабов огромной империи.

В 140 г. до н. э. так называемая Китайская империя состояла только из самого Китая, но даже в этом регионе оставалось множество феодальных черт, поскольку он был поделен на ряд вассальных государств, каждое из которых управлялось своим собственным сюзереном. Более того, в центральном правительстве доминировали в основном представители наследственной аристократии. У-ди изменил все. Он упразднил практически все вассальные государства, и все провинции перешли под контроль центрального правительства. Кроме того, У-ди, подобно Людовику IV во Франции, понимал, что до тех пор, пока его главные министры и чиновники будут набираться из представителей высшей знати, считавшей, что она от рождения имеет право управлять страной, он не сможет обеспечить их полное подчинение. Поэтому, как мы знаем, в течение его царствования на самые важные военные и гражданские должности все больше и больше назначались представители мелкой буржуазии или даже самого нижнего слоя общества. В результате этой политики впервые за время царствования династии Хань Китай стал абсолютной монархией как номинально, так и фактически.

На расширение своих владений У-ди потратил не меньше времени, чем на консолидацию своей власти внутри страны. Как следствие, за время его царствования Китайская империя стала в три раза больше по размеру, хотя следует помнить, что оно было необычайно долгим и продлилось пятьдесят три года (140—87 гг. до н. э.). Основным направлением своей экспансии император выбрал направление на юг, но эта сторона его деятельности в данной работе не рассматривается. Нас больше всего интересуют его военные и политические кампании на севере, в результате которых Китай обеспечил себе контроль над большей частью Кореи на северо-востоке и Кашгарии на северо-западе. Но еще более важно, что У-ди наконец удалось победить и унизить гуннов, оттеснив их на север пустыни Гоби.

Интерес У-ди к экспансии на север проявился уже в самом начале его царствования. Всего через три года после того, как он сел на трон в 138 г. до н. э., он уже спланировал нападение на гуннов. Однако тогда он не посмел ввязаться в борьбу с этим устрашающим противником без посторонней помощи. Помня, какое унизительное поражение они нанесли юэчжам при жизни предшествующего поколения, и полагая, что юэчжи были бы рады отомстить, император решил отправить посольство к этому народу с предложением совместно атаковать общего врага.

В качестве посланника для выполнения этой миссии он выбрал человека по имени Чжан Цянь, которому суждено было стать одним из самых знаменитых китайских путешественников и дипломатов и первым китайцем, который, согласно дошедшим до нас записям, вступил в непосредственный контакт с народами и царями Западной Азии. До этого времени Западная Азия (включая Иран и Индию) и Восточная Азия представляли собой два отдельных мира, и истории ничего не известно о контактах между ними. Именно Чжан Цянь преодолел разделявший их барьер и, таким образом, проложил путь индийским, персидским и даже греческим влияниям, позволив им проникнуть в закрытую до тех пор Поднебесную империю.

Описание посольства Чжан Цяня дошло до нас и представляет собой один из самых интересных разделов китайских исторических записей. Чжан Цяню пришлось преодолеть множество трудностей. В начале пути его сопровождало более ста человек, но из всей этой свиты в живых осталось только двое. Более того, с того момента, как он выехал из Китая, и до его возвращения прошло более тринадцати лет. Его путешествие так затянулось в значительной степени потому, что на пути к юэчжам отважное посольство было захвачено гуннами и десять с лишним лет провело у них фактически в качестве пленников. В течение этого времени Чжан Цянь утешал себя тем, что, взяв в жены гуннскую девушку, наплодил целый выводок детей.

В конце концов ему удалось бежать от гуннов, но вместо того, чтобы вернуться в Китай, он решил исполнить свою первоначальную миссию и продолжил путешествие на запад. После ряда других приключений он наконец прибыл ко двору правителя юэчжей. К тому времени юэчжи обосновались в северной части Согдианы, иными словами, к северу от реки Окс (Амударья), но уже начали завоевывать Бактрию, расположенную южнее этой реки. Чжан Цянь сделал все, что мог, чтобы уговорить юэчжей присоединиться к плану нападения на гуннов совместно с китайцами. Однако юэчжей, которые завоевали себе новые, более богатые и плодородные территории, чем те, которыми они владели раньше, не увлекала идея возвращения на восток ради того, чтобы возобновить конфликт со своим давним противником.

Чжан Цянь пробыл у юэчжей больше года, но так и не смог убедить их вступить в альянс с Китаем, поэтому он решил вернуться к себе на родину. На обратном пути он пошел по дороге, пролегавшей южнее и проходившей вдоль северной стороны гор Куньлунь, Алтынтаг и Наньшань в надежде не попасть в лапы гуннов. Но, несмотря на все предосторожности, он снова был схвачен гуннами и оказался в плену. Однако на этот раз его пленение продлилось всего год, поскольку в 126 г. до н. э. гуннский шаньюй Гунчен умер, и в сумятице, последовавшей за его смертью, Чжан Цянь снова сумел бежать. Теперь ему удалось добраться до Китая, где его радушно встретил император У-ди, который пожаловал ему титул маркиза и пост императорского камергера.

Учитывая, что Чжан Цянь потерпел полное фиаско в выполнении своего задания заключить союз с юэчжами, может показаться несколько странным, что он был так щедро вознагражден по возвращении на родину. Однако У-ди оказался достаточно умен, чтобы понимать огромную ценность услуг, оказанных ему послом Поднебесной империи.

Прежде всего Чжан Цянь принес с собой знания о винограде и люцерне. Прежде эти два ценных растения были неизвестны в Китае, а в результате миссии Чжан Цяня они быстро прижились на китайской земле и вскоре заняли важное место в национальной экономике всего Дальнего Востока. И это было лишь первое в длинной череде сельскохозяйственных заимствований, полученных китайцами с Ближнего Востока в результате открытия Чжан Цянем пути между Востоком и Западом.

Столь же важным было то, что Чжан Цянь первым принес Китаю сведения о существовании и местонахождении Индии. Несмотря на то что сам он никогда там не бывал, он слышал множество рассказов о ней и понимал, какие большие возможности могли бы открыться, если бы удалось установить прямые связи между Китаем и Индией. В результате его упорного стремления было предпринято несколько попыток отправить посольство непосредственно на юго-запад из Китая в Индию и, таким образом, избежать опасностей путешествия через Кашгарию, где по-прежнему хозяйничали гунны. Какое-то время все эти попытки заканчивались неудачей, но в конце концов китайцы открыли для себя Юньнань и окружающие его регионы, что впоследствии привело к их вхождению в Китайскую империю. Однако самым важным было то, что, вернувшись домой, Чжан Цянь рассказал обо всех тех народах, которые обитали в Кашгарии, Джунгарии и Туркестане. Эти новые знания в значительной степени послужили тому, что в течение следующих веков китайцы смогли расширить свои владения на запад, присоединив к ним большую часть этого региона.

Давайте на мгновение остановимся и посмотрим, как выглядела ситуация на западе во времена посольства Чжан Цяня. Непосредственно к западу от Китая и до самого озера Лобнор располагался регион, который раньше занимали юэчжи и усуни. Но когда оба этих народа были оттеснены на запад, его заняли гунны, основавшие там два или три небольших гуннских княжества. Прямо на юг обитали воинственные кочевые племена народа цянь – предшественники тибетцев.

К западу от озера Лобнор располагалась «страна 36 княжеств», или территория многочисленных городов-государств. Как мы уже знаем, обитатели этого региона были в основном индоевропейцами с точки зрения языка, но они отличались от своих соплеменников юэчжей и усуней, а также от туранцев гуннов тем, что занимались земледелием и жили в городах или деревнях, обнесенных стенами. Несмотря на то что всем этим городам позволяли иметь собственного правителя, все они были вассалами гуннов. Более того, чтобы собирать дань со всех этих вассальных государств, гунны держали военного губернатора в Карашаре и еще в паре других мест.

На север от Кашгарии протянулся Тянь-Шань, или Небесные горы, а за ними лежала Джунгария – бассейн реки Или, где по-прежнему жили усуни. К западу от Кашгарии находились горы Цунлин (Луковые горы – Памир), а за ними – царство, которое китайцы назвали Давань, в более поздние времена известное нам как Фергана/Коканд, занимавшее верхнюю часть долины (Ферганская долина) вдоль реки Яксарт (Сырдарья).

Обитателями Даваня, как и Кашгарии, были земледельцы, жившие в городах, обнесенных стенами, которых насчитывалось более семидесяти. Но хотя это население не было кочевым, регион славился своими прекрасными лошадьми. Согласно китайским авторам, эти лошади были лучшими во всем мире. Воины этой земли, как и кочевники юэчжи и гунны, сражались, сидя на лошадях, и их главным оружием были лук и стрелы. Во времена посольства Чжан Цяня этот регион еще представлял собой совершенно независимую страну, управлявшуюся собственным царем.

На запад от Даваня находились царства народов юэчжи и кангюй. Юэчжи нам уже известны, и мы проследили их миграцию с северо-запада Китая через Джунгарию к теперешнему месту жительства на юге Согдианы, или Трансоксании. Чжан Цянь сообщает нам, что в его время двор юэчжей располагался по-прежнему севернее реки Окс, но добавляет, что они уже вторглись и завоевали Дахию (Бактрию), находившуюся к югу от реки Окс.

Все следы греческого правления Бактрией к тому времени уже, видимо, исчезли, поскольку Чжан Цянь ничего не говорит о греках, но сообщает, что местные (иранские) жители занимались земледелием, жили в обнесенных стенами городах и были ловкими торговцами. В каждом из этих городов имелся свой вождь, или князь. Такое отсутствие единства вкупе с тем, что население по своим наклонностям было далеко не воинственным, означало, что для юэчжей не составляло большого труда захватить эту землю.

Сами юэчжи по-прежнему сохраняли свои кочевые обычаи, хотя нет сомнения, что они уже начинали переходить к оседлости, превращаясь в земельную аристократию. Во времени Чжан Цяня юэчжи были объединены под властью одного монарха, но мы видим, что через несколько лет они раскололись на пять княжеств, и самым значимым из них стало то, которое китайцы называли Гуй-Шуан. Позже его правители завоевали весь Восточный Иран и Северную Индию, основав династию, известную в Индии как Кушанская.

Кангюи занимали район, расположенный непосредственно к северу от юэчжей, иными словами, большую часть Согдианы – земли между реками Окс и Яксарт, где позднее появились города Бухара и Самарканд. Кроме того, в то время кангюи жили по обоим берегам среднего течения Яксарт, поскольку мы обнаруживаем их в районе, где позднее возник город Ташкент. Чжан Цянь сообщает, что кангюи были кочевниками, и их образ жизни и обычаи в основном были такими же, как у юэчжей. Чжан Цянь ничего не мог сказать о предшествующей истории кангюев, но у нас есть основания считать, что они долгое время жили в Северо-Восточном Туркестане и переселились на юго-запад в Согдиану, следуя по стопам юэчжей, в период их грандиозных завоеваний на землях, когда-то принадлежавших греческим царям Бактрии.

В более поздний период кангюям суждено было сыграть важную роль в истории, но во времена Чжан Цяня они, видимо, не были достаточно сильны, поскольку он сообщает, что политически они находились под влиянием и юэчжей, и гуннов. В то время они еще составляли одно государство, но вскоре, как и юэчжи, разделились на пять отдельных княжеств.

Сам Чжан Цянь добрался только до владений юэчжей и кангюев, но, основываясь на том, что слышал от других, он передает некоторые сведения о странах, расположенных еще дальше на запад. Он рассказывает, что на северо-западе от кангюев (то есть в Северо-Западном Туркестане) жили кочевники яньцаи, к западу от юэчжей (то есть в Юго-Западном Туркестане и восточной части Иранского нагорья) – обосновались анси. Яньцаи у китайского путешественника, несомненно, тот же народ, который классические авторы называли аорсы – потомки массагетов или, по меньшей мере, их преемники в качестве хозяев Северо-Западного Туркестана. Что же касается государства, названного Чжан Цянем Анси, то это определенно Парфия. Старое произношение слова «Анси» звучало как Ансак и в китайской транскрипции было близко к Аршак – имени основателя Парфянской империи.

Как уже было отмечено, есть веские основания предполагать, что все народы, которые в тот период обитали в Туркестане, относились к белой (европеоидной) расе и говорили на языках, принадлежавших к индоевропейским, точнее, к иранской группе языков. Это предположение подтверждает пассаж из древней китайской летописи, где сказано, что «все обитатели [Туркестана] очень волосаты и имеют глубоко посаженные глаза… Говорят они на множестве разных диалектов, но все эти диалекты принадлежат к общему семейству, и разные народы могут понимать друг друга».

Чжан Цянь ничего не рассказывает об обитателях Северо-Восточного Туркестана, но из других источников мы знаем, что он был по-прежнему населен киргизами, гиенкунами и загадочными динлинами, которые еще оставались непосредственными подданными гуннов.

После этого длинного отступления, касавшегося народов и стран, расположенных к западу от Китая и империи гуннов, мы можем вернуться к обсуждению дальнейшей судьбы самих гуннов.

В 138 г. до н. э., когда император У-ди впервые отправил Чжан Цяня на запад, он надеялся, что с помощью юэчжей сможет победить гуннов. В ожидании этой помощи он считал необходимым поддерживать видимость дружеских отношений с «северными варварами». Договор о мире и дружбе был возобновлен, и еще одна китайская принцесса отправилась в гарем шаньюя вместе с традиционными подарками в виде шелков и парчи.

Однако прошло пять лет, и в 133 г. до н. э., не получив ни слова от Чжан Цяня, который все еще оставался в плену у гуннов, император решил, что должен оставить все надежды на помощь с запада. Если гуннам суждено быть разбитыми, то китайцы должны сделать это сами. Но даже теперь китайцы не посмели открыто начать кампанию против своих северных соседей и решили обеспечить себе знаковую победу с помощью предательства.

План состоял в том, чтобы заманить шаньюя с его двором в небольшой город Мачэн (Лошадиный город) на северной границе Китая и там напасть на него, чтобы либо схватить, либо убить. Ко двору гуннов был отправлен мелкий торговец, уроженец Мачэна, который притворился, что хочет связать свою судьбу с гуннами, и, рассказав о несметных богатствах, хранящихся в его родном городе, предложил проводить туда своих новых хозяев, чтобы они смогли с легкостью захватить город и все его богатства.

Сначала шаньюй Гунчен попался на удочку. Во главе армии в 100 тысяч всадников он прорвался через Великую Китайскую стену и направился в сторону Мачэна. Тем временем китайская армия из 300 тысяч воинов пряталась в окрестностях, поджидая, когда гунны доберутся до цели. Какое-то время казалось, что китайская стратегия успешна и армия гуннов будет окружена. Однако, когда до Мачэна оставалось несколько миль, гуннский шаньюй вдруг заметил, что, хотя вокруг на лугах паслись стада, с ними не было ни одного пастуха. У него возникли подозрения, он остановил наступление и напал на маленький военный аванпост, где захватил командира, который под страхом смерти раскрыл весь план, так тщательно подготовленный китайцами. Узнав обо всем, шаньюй и его армия немедленно повернулись кругом и отступили на север, и хотя китайские войска, бросившись в погоню, преследовали их до самой Великой Китайской стены, они ничего не смогли добиться.

После инцидента в Мачэне стало очевидно, что ни о каком мире и дружбе между китайцами и гуннами не может быть и речи, и на протяжении долгих лет между двумя державами шли практически постоянные военные действия. В первые десять лет этого конфликта военная удача сопутствовала обеим сторонам в равной степени. Обе стороны несли огромные потери, но ни одна не могла одержать решающей победы.

В целом можно сказать, что китайцы чаще одерживали победы на западе, тогда как гунны имели преимущество на востоке. В 127 г. до н. э. китайцам удалось захватить плато Ордос, тот район к югу от Желтой реки (Хуанхэ), где она делает большой изгиб в сторону Южной Монголии. Однако эта победа означала только то, что китайцы снова захватили территорию, которая когда-то входила в состав владений Цинь Шихуанди (после 214 г. до н. э.), но после смерти этого великого завоевателя снова оказалась в руках гуннов. Кроме того, в том же году китайцам пришлось уступить гуннам несколько районов на востоке, в северной части современных провинций Шаньси и Хэбэй.

Важное изменение произошло в 123 г. до н. э., когда гунны перенесли свою столицу, точнее говоря, свою ставку к северу от пустыни Гоби, в какое-то место в бассейне реки Орхон, притока Селенги. Возможно, оно находилось где-то близ современного города Урга (Улан-Батор), но определенно в том регионе, где позднее возникла Монгольская империя. Не нужно забывать, что до этого центр гуннской державы располагался во Внутренней Монголии, к югу от пустыни и совсем близко от границы с Китаем, так что этот перенос следует рассматривать как признак слабости.

Для большей уверенности миграцию на север гунны осуществили после того, как одержали внушительную победу, в которой они уничтожили одну китайскую армию и пленили другую. Более того, перемещение было сделано в соответствии с принципами военной стратегии, или, как говорят китайские записи, перемещаясь на север, гунны надеялись побудить китайскую армию преследовать их по пустыне Гоби в надежде, что китайские войска будут измотаны долгим походом и станут легкой добычей для гуннских всадников.

Несмотря на все это, перенос столицы показал, что гунны оставили агрессивную политику и перешли к оборонительной. Это, в свою очередь, означало, что прежний баланс сил был существенно нарушен в пользу китайцев. Можно сказать, что после этой миграции на север гунны больше никогда не смогли восстановить свое былое могущество.

До этого времени вся власть в империи гуннов находилась в руках шаньюев, и каждый из этих шаньюев, обладая большим авторитетом, мог преодолевать тенденции дезинтеграции и упадка. Однако в 126 г. до н. э. в разгар очередного конфликта с Китаем последний великий завоеватель, шаньюй Гунчен, умер. Трон должен был унаследовать его сын, но в результате государственного переворота титул шаньюя получил младший брат Гунчена. Эти события, по-видимому, вызвали у гуннов большие проблемы и привели их в смятение.

Но еще важнее то, что узурпатор и его преемники оказались людьми весьма невысокого калибра. Каждый из них правил лишь короткое время и был не в состоянии проводить твердую политику как в отношении внутреннего управления, так и внешних военных действий. В течение периода с 140 по 87 г. до н. э., когда Китаем правил всего один император, трон шаньюя занимали не меньше семи человек, ни один из которых, за исключением Гунчена, не достоин отдельного упоминания.

Таким образом, пока гуннами правили люди второго сорта, китайцам посчастливилось иметь нескольких необычайно способных военачальников. Из них необходимо упомянуть только двух: Вэй Цин – главнокомандующий китайской армией с 124 г. до н. э., и его еще более блестящий племянник, Хо Цюйбин (Хо Цюй-бин).

Военачальник Вэй Цин являлся классическим примером способности императора У-ди подбирать выдающихся лидеров из низших слоев общества. Вэй Цин был незаконнорожденным сыном девушки-рабыни. Мальчиком пас стада, потом нанялся конюхом к одному феодалу, а затем обеспечил себе должность командира в армии. Своим поступлением и быстрым продвижением в армии он был обязан не столько своим личным достоинствам, сколько протекции своей сводной сестры, которая попала в гарем императора в качестве наложницы, а затем поднялась до положения супруги императора. Но хотя своими ранними успехами Вэй Цин был обязан сестре, вскоре он показал, на что способен сам, и его дальнейшее продвижение происходило исключительно благодаря его способностям и энергии. Для нас неудивительно узнать, что он был хорошим лучником, но, учитывая его низкое происхождение, весьма примечательно, что он был очень педантичен в подготовке своих командиров и приветлив по отношению к солдатам. Результатом такого поведения была их преданность, ставшая залогом его многочисленных побед.

Однако еще более выдающимся, чем Вэй Цин, был его племянник Хо Цюйбин, особенно прославившийся как командующий китайской легкой конницей. Свою первую командную должность он получил еще в юности, в возрасте 18 лет. Безусловно, это назначение состоялось благодаря его влиятельному дяде, но молодой командир за поразительно короткое время доказал, что является одним из самых одаренных военачальников своего времени, и начал завоевывать одну победу за другой. Его безвременная смерть в возрасте 24 лет стала одним из самых больших несчастий, выпавших на долю Китая за время правления династии Хань.

Китайская хроника гласит: «Никакие войска других генералов не могли сравниться с войсками Хо Цюйбина. Командуя только специально отобранными солдатами (элитой армии), Хо Цюйбин мог проникать далеко вглубь вражеской территории. Со своим отрядом из самых лучших всадников он всегда опережал основную часть армии… Другие военачальники постоянно попадали впросак, поскольку не могли угнаться за ним или соединиться с его частями в назначенное время. Поэтому слава Хо Цюйбина росла день ото дня, пока в конце концов не сравнялась со славой главнокомандующего».

Читая между строк этих древних записей, можно увидеть, что своими успехами Хо Цюйбин был обязан тому, что полностью отказался от традиционной военной тактики китайцев и сделал главным орудием нападения легковооруженную мобильную конницу.

Мы уже отмечали, что своих успехов в борьбе с врагами династия Цинь добивалась в значительной степени за счет активного использования конных частей. После падения династии Цинь и подъема дома Хань, который поначалу гораздо меньше, чем правители дома Цинь, был подвержен влиянию туранских и иранских культурных традиций, китайцы стали пренебрегать конницей, полагаясь больше на громоздкие боевые колесницы и тяжеловооруженную пехоту. В значительной степени именно по этой причине ранние императоры Хань так сильно страдали от гуннской армии, состоявшей из конных лучников.

Таким образом, создав свою легкую конницу, Хо Цюй-бин выковал оружие, которое навсегда поставило армию гуннов в положение обороняющейся. Китайцы с их развитыми ремеслами и искусствами всегда умели делать оружие лучше, чем гунны. Теперь, обладая более совершенным оружием, китайцы не уступали гуннам и в том единственном пункте, в котором гунны так долго сохраняли превосходство над ними, а именно в способности быстро перемещаться с места на место.

Первое крупное поражение, которое Хо Цюйбин, пользуясь своей новой тактикой, смог нанести гуннам, произошло в 121 г. до н. э. Местом проведения этой кампании стала территория, лежавшая к северо-западу от Китая, в восточной части Кашгарии и в западной части современной провинции Ганьсу. Это был регион, который раньше занимали усуни и юэчжи, но впоследствии завоевали и заняли гунны, создав там несколько мелких вассальных гуннских государств, из которых только два имели какую-то значимость.

Во время своих более ранних кампаний (127–124 гг. до н. э.) главнокомандующий Вэй Цин уже вторгался в этот регион, но именно Хо Цюйбину было суждено нанести сокрушительный удар, навсегда лишивший гуннов верховенства на этой территории. В 121 г. до н. э. этот блестящий молодой военачальник совершил две экспедиции в указанный регион, в ходе которых он убил и взял в плен почти 40 тысяч гуннов, включая нескольких мелких царьков и племенных вождей. Нам известно интересное заявление, где сообщается, что в числе добычи, которую он захватил, было золотое изображение, с помощью которого правитель одного из вассальных царств совершал поклонение небесам (богу). Это первый раз, когда мы слышим о каких-либо изображениях у гуннов, и многие ученые считают, что, скорее всего, это была буддийская статуя, попавшая к западным гуннам из Кашгарии или Туркестана, где уже шло быстрое распространение буддизма. Если так, то это первый случай контакта Китая с буддизмом. Однако следует заметить, что первый буддийский храм был построен в Поднебесной империи только два века спустя.

Впечатляющие победы Хо Цюйбина на западе имели серьезные последствия. Позже в том же году (121 г. до н. э.) от гуннской империи откололись два самых значительных вассальных государства, которые добровольно перешли под управление Китая. То, как это произошло, представляется весьма интересным. Рассказывают, что владыка империи гуннов разозлился на своих западных вассалов за то, что они позволили Хо Цюйбину одержать над ними победу. Он приказал этим князьям явиться ко двору и объяснить свое поведение. Однако приказ так испугал князей, что они предпочли броситься в ноги китайцам, умоляя их о прощении, чем предстать перед своим разъяренным хозяином. Пока шли переговоры, один из этих князей раскаялся в своем предательстве и захотел вернуться назад. Другому князю претила такая нерешительность, и он быстро убил своего товарища, присоединив его подданных к своим. Во главе всего этого народа, который, как утверждается, составлял около 40 тысяч человек, он подошел к китайской границе и потребовал, чтобы его взяли под защиту Поднебесной империи.

Император У-ди обошелся со своими новыми подданными с подчеркнутым вниманием. Вассальному князю и нескольким подчиненным ему племенным вождям были пожалованы не только чины и титулы, но также деньги и поместья. Сына убитого князя взяли пажом в императорский дворец, и позже он стал одним из самых высших сановников в стране. Все остальные члены гуннских племен, которые номинально стали подданными Поднебесной, в конце концов расселились в разных местах вблизи границы, где им было позволено сохранять свой образ жизни и обычаи.

В результате этого переселения земли, которые раньше занимали вассальные княжества, в значительной степени обезлюдели, что имело определенное значение для более поздней истории. Но в любом случае Китайская империя обеспечила себе присоединение значительной территории в стратегически важном месте. Прежде всего был вбит клин между гуннами на севере и цянями (тибетцами) на юге, поскольку китайцы всегда боялись, как бы гунны в своих военных кампаниях не заручились поддержкой цяней.

Но еще важнее то, что Китайская империя оказалась в непосредственной близости от Кашгарии и других народов и стран, расположенных на западе. В целом города-государства Кашгарии, бесспорно, оставались подданными гуннов, но китайцы к тому времени уже хорошо знали, что большинство этих княжеств не питали особой любви к своим гуннским хозяевам, от которых они отличались и образом жизни, и обычаями, и языком, и при любом удобном случае были бы рады разорвать путы, связывающие их с империей гуннов. В более поздние времена китайцы в полной мере воспользовались возможностью установить прямой контакт с западом, но на тот момент этому препятствовал ожесточенный конфликт с гуннами, племена которых по-прежнему обитали вдоль всей китайской границы.

В 119 г. до н. э. император У-ди решил предпринять отчаянную попытку сокрушить гуннов раз и навсегда, для чего собрал две огромные армии. Одну он доверил Хо Цюйбину, приказав ему напасть на восточную часть империи гуннов. Другая армия, под предводительством лично главнокомандующего Вэй Цина, получила приказ идти прямо на север от китайской границы и атаковать силы шаньюя в самом сердце гуннских владений.

Двигаясь в авангарде армии, Хо Цюйбин вскоре вступил на территорию, которая теперь является восточной частью Монголии. Он прошел несколько сот миль на север и напал на восточного гуннского наместника. Прежде этому военачальнику удавалось побеждать все посланные против него китайские армии и причинять неисчислимые бедствия обитателям северо-восточного приграничья Поднебесной, и теперь он принял вызов. Но после короткого боестолкновения он обратился в бегство. В ходе этой кампании Хо Цюйбин убил или взял в плен более 70 тысяч гуннов.

Не меньшего внимания заслуживает кампания Вэй Цина в центральной части империи гуннов, кампания, в которой ему пришлось сражаться с цветом гуннской армии под предводительством самого шаньюя. В соответствии с заранее разработанным планом шаньюй со своей армией ждал его сразу же к северу от пустыни Гоби в надежде, что китайские войска, измотанные долгим переходом через этот бесплодный регион, будут не готовы противостоять решительной атаке.

Как только гунны завидели китайскую армию, они быстро построились в боевом порядке. У Вэй Цина было некоторое количество боевых колесниц, но вместо того, чтобы применить это бесполезное против гуннов оружие, он приказал расположить их по кругу, чтобы они сформировали своего рода укрепление, которое можно было использовать в качестве опорной базы для проведения операций. Основная роль в битве отводилась коннице.

Весь день китайцы и гунны вели отчаянный бой, но ни одна из сторон так и не добилась преимущества. Ранним вечером поднялся сильный ветер. Судя по всему, это была одна из тех страшных песчаных бурь, которыми так знамениты равнины Монголии, поскольку летописи гласят, что песок и мелкий щебень ударили в лицо сражавшимся с такой силой, что они перестали видеть друг друга. Вэй Цин воспользовался плохой видимостью и двинул свой правый и левый фланги вперед, чтобы они полностью окружили шаньюя и тех немногочисленных отборных воинов, которые сражались рядом с ним. Шаньюй, увидев, что его окружают превосходящие силы противника, почувствовал, что драться бесполезно, и думал только о том, как бы вырваться. Прорвавшись через окружавших его китайцев, он вскочил в свою колесницу, запряженную шестью мулами, и стремительно помчался на северо-запад. Несмотря на спешно организованную погоню, ему удалось оторваться от своих противников.

За битвой во время песчаной бури последовала длинная череда кампаний, предпринятых императором У-ди против его северных врагов. Власть и престиж гуннов были подорваны. С тех пор в течение многих лет им приходилось ограничивать свою активность севером Внешней Монголии, а северные границы Китая в течение этого периода были практически избавлены от серьезных набегов.

Но, несмотря на то что власть гуннов была подорвана, она не была уничтожена. Гунны по-прежнему являлись хозяевами большого царства, и их административная и военная структура оставалась нетронутой. Китайцы действительно захватили или убили от 80 до 90 тысяч гуннов, но их собственные потери были не намного меньше. Особенно не повезло китайцам с лошадьми, потому что из 140 тысяч животных, отправленных для участия в этих кампаниях, вернулись меньше 30 тысяч.

Китайцы очень глубоко переживали потерю своих лошадей, поскольку Китай еще не стал страной с развитым коневодством и мог воспроизводить этих животных лишь в очень небольшом количестве. Древние китайские историки вкратце сообщают нам, что одной из основных причин, почему империя не пыталась окончательно решить задачу уничтожения гуннского царства, было отсутствие достаточного количества лошадей для организации еще одной крупной кампании.

По их рассказам, еще одной важной причиной, заставившей китайцев оставить все как есть, стал тот факт, что всего через два года после этих кампаний в 117 г. до н. э. умер Хо Цюйбин. Хо Цюйбин был единственным китайским военачальником, неизменно одерживавшим победы в войне с гуннами, и двор чувствовал, что без его участия и лидерства ведение дальнейших военных действий нежелательно. В память об этом блестящем молодом полководце китайцы установили на его гробнице статую лошади, попирающей бородатого гуннского воина. Потерянная в течение долгих веков, она была недавно обнаружена французскими археологами и теперь являет собой самую раннюю попытку китайцев создать статую лошади.

В свете сказанного выше неудивительно, что в течение следующих нескольких лет произошло резкое изменение взаимоотношений между Китайской империей и гуннами. Вскоре после битвы во время песчаной бури китайцы отправили к шаньюю посланника с требованием признать себя вассалом императора У-ди. Шаньюй, несмотря на свое поражение и бегство, был так разгневан этим предложением, что захватил китайского посланника в плен, и китайцы ничего не смогли сделать, чтобы его освободить. Несколько лет спустя (111 г. до н. э.) китайцы снова отправили две армии в Южную Монголию в надежде освободить этого и еще одного посланника, захваченного гуннами. Но хотя эти две армии сновали туда-сюда по территории, примыкавшей к огромной пустыне с юга, им так и не удалось вступить в бой с какими-либо войсками гуннов, а наступать в центр гуннского царства, который теперь располагался к северу от пустыни, они не посмели.

На следующий год (110 г. до н. э.) возникла похожая ситуация, только на этот раз император У-ди сам решил исполнить роль воина-героя. Это случилось вскоре после того, как императорские войска захватили территорию, которая теперь является Южным Китаем, и убили местного правителя, царя Юэ, а его земли присоединили к Китайской империи. Император подумал, что ему представляется удачная возможность совершить триумфальный тур по всем отдаленным регионам его владений.

В этот тур он включил и северную границу. Когда У-ди приехал туда, он задумал провести грандиозную военную демонстрацию в надежде произвести впечатление на «северных варваров». Собрав армию в 80 тысяч человек, он углубился на какое-то расстояние в Южную Монголию, а потом отправил посланника к гуннскому шаньюю, который сделал этому монарху следующее примечательное заявление: «Голова царя Юэ висит сейчас на воротах императорского дворца. Сын Неба стоит у северной границы во главе императорской армии. Зачем шаньюю гуннов прятаться на этом холодном негостеприимном севере? Пусть шаньюй приедет на юг и либо встретится с императором в открытом бою, любо признает себя подданным императора и выкажет свое почтение императорскому трону».

Шаньюй, по-видимому, предпочел остаться на своем холодном и негостеприимном севере, потому что он не обратил внимания на это послание и ограничился тем, что добавил очередного посланника к двум другим китайским пленникам. В то время быть китайским послом означало подвергать свою судьбу всевозможным опасностям, авантюрам и неизвестности.

Император снова почувствовал себя не способным разрешить ситуацию и вскоре после этого распустил армию и вернулся в Китай.

Спустя шесть лет после этой неудачи (104 г. до н. э.) китайцы предприняли очередную попытку вмешаться в дела гуннов. В то время на трон недавно взошел новый шаньюй, из-за своей юности прозванный «малыш шаньюй». Этот малыш шаньюй вскоре показал себя жестоким и кровожадным, чем вызывал массу тревог и недовольства в собственных владениях. У одного из его подчиненных, который, должно быть, приходился ему близким родственником, возникла мысль поднять мятеж, чтобы самому занять место на троне.

Не чувствуя в себе достаточно силы, чтобы справиться одному, этот человек вступил в предательскую переписку с китайским двором, в ходе которой он пообещал признать себя вассалом дома Хань, если представители последнего помогут ему осуществить задуманный государственный переворот. Император У-ди был только рад присоединиться к такому интересному плану, и на следующий год (103 г. до н. э.) один из самых способных китайских военачальников, Чао Буню, во главе 20-тысячной армии был отправлен в Монголию, чтобы предоставить мятежнику всю необходимую помощь.

Однако, к несчастью для китайцев, когда претендент уже собрал свои силы и намеревался открыто взбунтоваться, заговор был раскрыт. Самого претендента предали смерти, а китайцам, которые уже продвинулись на какое-то расстояние вглубь Монголии, пришлось поспешно отступать. Не удовлетворившись ликвидацией заговора, шаньюй решил отомстить китайцам за их коварные действия. Встав во главе армии, в четыре раза превосходящей китайскую, он смог полностью окружить ее, когда она уже находилась в нескольких милях от собственной границы. Увидев, что сопротивление бесполезно, китайский военачальник со всей своей армией сдался гуннам. Этот эпизод доказывает, что спустя почти два десятилетия после битвы во время песчаной бури гунны были еще далеки от того, чтобы считаться окончательно утратившими силу.

Но хотя в течение этого времени китайцы мало что могли сделать в своих отношениях с гуннами, кроме поддержания статус-кво, в своих взаимоотношениях с другими соседними народами они были гораздо успешней. С исторической точки зрения одними из самых значительных завоеваний Китая той эпохи следует считать те, которые привели к окончательной аннексии территории, составляющей южную часть современного Китая. С самого начала своего царствования император У-ди проявлял большой интерес к этому региону и постепенно присоединял к Китайской империи то одну, то другую его часть. Все встало на свои места в 111 г. до н. э., когда разразилась открытая война между Китаем и царством Наньюэ (Южное Юэ). Как мы уже писали, монарх этого царства вскоре был убит, а само царство, территория которого соответствовала современным провинциям Гуандун и Гуанси, стала неотъемлемой частью Китая. Вскоре после этого (в 110–109 гг. до н. э.) вассалами императора У-ди объявили себя правители юго-западных племен на территории значительной части современной провинции Юньнань и царства Миньюэ (Восточное Юэ), расположенного на юго-востоке (современная провинция Фуцзянь). С этого момента им приходилось в своих делах следовать советам специально назначенных китайских министров.

Но с точки зрения того, чему посвящена данная работа, более интересен тот факт, что в 108 г. до н. э. Китай завершил завоевание царства Чаосянь (Чосон), которое занимало регион, соответствующий современным Северной Кореи и Юго-Восточной Маньчжурии. Несмотря на то что меньше чем через два века этот регион снова откололся от Поднебесной империи, китайскому влиянию на этой территории было суждено произвести долговременный эффект. В отличие от кочевников-гуннов, жители Чаосяня вели в основном оседлый образ жизни и не просто добровольно перенимали базовые элементы китайской цивилизации, но и стремились к этому. По этой причине весь регион оставался, по меньшей мере духовно, в сфере китайского влияния даже после того, как политические связи оказались разорваны.

Особое значение для нас имеет то, что завоевание китайцами Чаосяня повлекло за собой китайское доминирование над племенами, обитавшими севернее этого царства, и существенно укрепило стратегическое положение Китайской империи в ее отношениях с гуннами. Теперь Китай дотянулся как до восточной, так и до южной границы гуннских владений, и в случае возобновления гуннской агрессии его военачальники могли атаковать их с флангов. К тому времени, когда Китай потерял контроль над Чаосянем, гунны уже давно перестали представлять серьезную опасность.

Но самое важное, что в течение этого периода Китай смог очень существенно увеличить свою силу и престиж в регионах, расположенных к западу от царства гуннов, а именно в Джунгарии, Кашгарии и Туркестане. Этот результат настолько интересен для нас, что мы должны рассмотреть его несколько более подробно.

Любопытно, что первые китайские усилия расширить сферу своего влияния в этом направлении были предприняты не в Кашгарии, непосредственно примыкавшей к Поднебесной, а посредством усуней, обитавших в Южной Джунгарии. В отношении этого народа была использована как дипломатия, так и военная сила.

В китайских записях говорится, что у истоков попыток подчинить усуней китайскому влиянию стоял наш старый знакомый Чжан Цянь. В данном случае мотивы Чжан Цяня были, без сомнения, эгоистическими. Вернувшись после своего первого посольства на запад, он получил титул и высокий официальный пост. Впоследствии он принимал участие в нескольких кампаниях против гуннов, но как военачальник показал себя настолько некомпетентным, что суд приговорил его к смерти. Однако в соответствии с добрым китайским обычаем, заплатив большую сумму денег, он добился того, что вместо смертной казни его просто лишили всех титулов и должностей. Стремясь восстановить свое положение, Чжан Цянь попросил, чтобы его отправили послом к усуням с целью пригласить их вернуться в их прежний дом в Кашгарии, к востоку от озера Лобнор.

Не будем забывать, что этот регион, который был захвачен у гуннов в ходе кампании 121 г. до н. э., теперь находился в юрисдикции Китая, но по-прежнему оставался почти безлюдным. Казалось, что, если усуни снова поселятся здесь, это навсегда избавит регион от любых попыток гуннов вернуть его себе.

Император У-ди удовлетворил прошение Чжан Цяня, и в 115 г. до н. э. последний снова отправился на запад. Он взял с собой большую свиту и много дорогих подарков. Кроме того, ему было позволено пообещать правителю усуней руку китайской принцессы, если он добровольно согласится с планом китайцев.

Добравшись до пункта своего назначения, Чжан Цянь сделал все, что мог, чтобы убедить двор усуней принять его предложения, однако вскоре обнаружил, что ситуация безнадежна. Рассказы о китайском величии не произвели на усуней должного впечатления и не рассеяли их обоснованных страхов перед близким соседством с гуннами. Они сознавали, что, если вернутся в Восточную Кашгарию, им не избежать гнева и очередного нашествия со стороны гуннов.

Кроме того, на этот раз сами усуни переживали период многочисленных раздоров. Их кунми (царь) был стар и не мог больше сохранять деспотическую власть над своими подданными. Несмотря на то что номинально он по-прежнему оставался властелином всего усуньского народа, один из его сыновей и один из внуков откололись и создали свои полунезависимые княжества. Поэтому кунми не посмел взять на себя смелость заключить соглашение, которое затрагивало судьбу всех его номинальных подданных.

В связи с этим предложения Чжан Цяня были отвергнуты. Решив извлечь из этой ситуации хоть какую-то пользу и воспользоваться тем, что находился далеко на западе, Чжан Цянь отправил нескольких человек из своей свиты посланниками в Индию, Бактрию, Парфию, царство юэчжей и другие дальние страны с целью установления с ними более близких контактов. Не дожидаясь возвращения этих послов (все из которых со временем вернулись в Китай), Чжан Цянь пустился в обратный путь на родину. Ему удалось уговорить нескольких представителей усуньских племен поехать с ним, якобы в качестве проводников и переводчиков, но на самом деле, чтобы Китай смог продолжить поддерживать с усунями какой-то контакт и в надежде, что размеры и величие Поднебесной империи произведут впечатление на этих кочевников с запада.

Несмотря на провал миссии Чжан Цяня и отказ усуней вступить в явный союз с Китаем, император, видимо, остался доволен поведением своего посланника и снова назначил его на высокий пост. Однако Чжан Цяню не суждено было долго наслаждаться своим благополучием, поскольку он умер через год после своего возвращения из этого памятного путешествия.

Реальные плоды дипломатии Чжан Цяня стали очевидны только через несколько лет после его смерти. Представители усуньских племен, которых он привез в Китай, в конце концов вернулись к себе домой и сообщили, что Китай очень богатая и многонаселенная страна, что значительно улучшило мнение усуней о Поднебесной.

Кроме того, гунны очень разозлились, когда услышали, что усуни добровольно устроили Чжан Цяню дружеский прием и, посчитав это предательством, даже угрожали усуням войной, поскольку, как минимум номинально, территория усуней являлась частью империи гуннов. С учетом этой ситуации усуньский двор направил в Китай посланников. Эти посланники отвергли предыдущее китайское предложение вернуть усуней в Кашгарию, но заявили, что их правитель, желая вступить в более тесные отношения с Поднебесной империей, просит прислать ему в жены китайскую принцессу. После приличествующих случаю переговоров китайцы приняли это предложение, и в 105 г. до н. э. одна из придворных дам вместе с богатым приданым отправилась в долгое путешествие в Джунгарию, где, согласно местным обычаям, вступила в брак с правителем усуней.

Похоже, бедной китайской даме пришлось несладко. Она оказалась замужем за стариком, с которым не могла даже поговорить, поскольку супруги говорили на разных языках, и ни один из них не знал языка другого. Фактически брак долгое время оставался в основном номинальным, так как царственная чета встречалась только один-два раза в год, да и то на каких-то больших празднествах.

Охваченная тоской по дому и одиночеством, принцесса находила утешение в поэзии. Она сложила оду, которая со временем достигла августейших ушей императора ее родного Китая и наполнила его сочувствием. В действительности это стихотворение стало одним из любимейших в Поднебесной империи и было включено почти во все антологии местной поэзии. В грубом переводе там написано следующее:

Вскоре после того, как было написано это стихотворение, ее господин и хозяин, понимая, что он стар и слаб, решил отдать бедную даму своему внуку и наследнику. Несчастная принцесса пришла в ужас от перспективы стать женой внука после того, как была женой деда, и отправила гонца в Китай, спрашивая, как ей быть. Однако его императорское величество послал назад записку с приказом преступить всякие моральные сомнения, которые могут у нее возникнуть, и стать невестой наследника. К этому он добавил, что нуждается в ее услугах в деле сохранения альянса Китая с усунями против гуннов.

Принцесса покорно сделала то, что ей приказали, но вскоре после рождения первенца умерла. После этого император послал вместо нее еще одну придворную даму. Новая принцесса оказалась покрепче и не такой разборчивой, как ее предшественница. Она дожила до преклонных лет и побыла замужем не только за царствовавшим в то время правителем усуней, но и за несколькими его преемниками и произвела на свет большое количество детей, многие из которых сыграли выдающуюся роль в дальнейшей истории Центральной Азии. В результате этих матримониальных альянсов Китай начал оказывать на усуней еще большее влияние, хотя формально их владения никогда не входили в состав Поднебесной империи.

Дальше на юг, в Кашгарии, Китаю удалось обеспечить себе даже более прямой и действенный контроль, хотя это произошло только после множества кровопролитных боев.

Основным плацдармом для проведения военных операций в этом регионе, естественно, стал захваченный у гуннов район восточнее озера Лобнор. После того как государства этого района, бывшие вассалами гуннов, сдались китайцам, а их обитатели расселились в разных частях Поднебесной империи, на всей этой земле почти не осталось людей. Очевидно, что такое положение дел не могло продлиться долго. Сначала, как мы видели, китайцы очень хотели пригласить каких-нибудь дружественно настроенных кочевников, вроде усуней, приехать и поселиться там. Но, поскольку этот план провалился, Китайская империя начала присоединять к себе весь этот район и постепенно заселять его переселенцами из самого Китая.

Судя по всему, этот план начали реализовывать в 111 г. до н. э., поскольку в этом году свободные земли были поделены на четыре административных района, и в каждом из них были основаны город или селение, предназначенные для того, чтобы стать их экономическими и культурными центрами. Из всех четырех районов необходимо упомянуть только об одном, самом дальнем к западу, и это Дуньхуан. Дуньхуан долгое время представлял собой западный аванпост Китайской империи, и именно через это селение проходили китайские посланцы, направлявшиеся в дальние западные царства для ведения переговоров и заключения договоров.

В последние годы в Дуньхуане и вокруг него были проведены важные археологические работы, и это позволило нам бросить беглый взгляд на жизнь, которую вели китайские колонисты в ранний период китайской экспансии на запад, хотя большинство оставшихся предметов датируются несколько более поздним периодом, чем тот, который мы описываем.

Строительство и обустройство Дуньхуана и окружавших его районов вместо того, чтобы избавить китайцев от проблем на границе, привело лишь к возникновению новых сложностей и обязанностей. Используя Дуньхуан как базу, китайцы продолжали слать многочисленные дипломатические миссии на запад, иногда до десяти за год. Этим посольствам приходилось проходить либо через царство Лоулань, либо через Турфан – два мелких как по размеру, так и по значимости государства, которые, однако, полностью перекрывали путь между территорией Китая и другими государствами Кашгарии.

Правители этих двух государств находились под сильным влиянием гуннов. Они не только сообщали гуннам обо всех действиях Китая на западе, но, поощряемые гуннскими эмиссарами, время от времени нападали и грабили китайские посольства, проходившие через их владения. Очевидно, что так не могло продолжаться, если Китай не хотел уронить свой престиж в Центральной Азии. Соответственно, в 108 г. до н. э. китайское войско во главе с одним из военачальников было послано туда, чтобы отомстить обидчикам.

Китайский военачальник с конницей из всего 7 тысяч всадников разбил войско царя Лоуланя, чьи владения располагались рядом с озером Лобнор, и захватил его в плен. Потом, двигаясь на север, китайская армия одержала серьезную победу над силами царства Гуши (Турфана), лежавшего вдоль южных склонов Тянь-Шаня (Небесных гор). Гуши, несмотря на свое поражение, вовсе не было уничтожено и в течение многих десятилетий продолжало быть для китайцев настоящей занозой, но по крайней мере на время ему пришлось отказаться от нападений на китайские посольства.

Лоуланю, царь которого попал в плен, пришлось стать более сговорчивым. Фактически это княжество вынудили объявить себя вассалом Китая и согласиться платить китайскому двору дань. Однако даже оно не порвало своих отношений с гуннами окончательно, поскольку заложник был отправлен не только в Китай, еще один отправился к гуннам. Но, несмотря на то что Китаю не удалось захватить ни Гуши (Турфан), ни Лоулань, китайские победы над этими государствами прогремели по всей Кашгарии и даже среди стран, расположенных еще западнее.

Следующая военная кампания, предпринятая Китаем на западе, была направлена, как ни странно, против отдаленного царства Давань, находившегося к западу от гор Цунлин (Луковые горы – Памир). Проблемы с Даванем начались в 104 г. до н. э. из-за договора, который привез посланник из Китая. Царство Давань в верховьях Яксарт (Сырдарья) славилось своими лошадьми, которые считались самыми лучшими в мире. Китайские источники неизменно называли лошадей из этого региона «небесными конями». Император отправил в Давань посланника, чтобы раздобыть нескольких этих знаменитых коней для себя и своего двора. Однако посланник не только не смог получить лошадей, но ввязался в ожесточенный спор с местными жителями, и на обратном пути в Китай был убит губернатором одного из районов Восточного Даваня.

Император Поднебесной пришел в ярость из-за убийства посланника, но еще сильнее его разозлило то, что он не смог получить лошадей, которые ему так нравились. Собрав огромную армию, он велел наказать строптивое западное царство. Рассказывают, что, хотя часть этой армии составляли опытные всадники, основной силой были молодые «плохие парни» из разных частей империи, иными словами, преступники и всякий провинциальный сброд, о потере которого никто не стал бы сильно жалеть. Говорят, что численность этой пестрой армии составляла несколько сот тысяч человек. Во главе император поставил военачальника Ли Гуанли, который своей должностью был обязан тому, что являлся старшим братом дамы Ли – любимой императорской наложницы.

В 104 г. до н. э. военачальник Ли Гуанли повел свою армию на запад, выбрав путь, который шел через северную часть Кашгарии. Обитатели многих городов-государств, через которые он шел, закрывались за стенами и отказывались снабжать китайскую армию продовольствием. У китайцев не было времени брать эти города штурмом, и в результате значительная часть армии захватчиков перемерла по дороге. Когда армия наконец пересекла горы Цунлин и пришла в Давань, осталось только несколько тысяч воинов, да и те пребывали в плачевном состоянии. Поэтому неудивительно, что за короткое время они были полностью разгромлены местными войсками.

Собрав остатки своих сил, Ли Гуанли во избежание лишних проблем повернул назад и в конце концов добрался до Дуньхуана, западного аванпоста Китая. Оттуда он послал письмо императору, в котором просил разрешения распустить то, что осталось от его армии. Император был вне себя от гнева и отправил приказ, где говорилось, что если Ли Гуанли или кто-то из его войска сделает еще шаг в направлении Китая, он будет обезглавлен, в результате чего военачальник благоразумно решил остаться там, где был.

Большая часть министров высказывались за то, чтобы отказаться от планов наказать Давань за дерзость. Однако император не послушал этого мудрого совета. Он возразил, что, если Китай смирится с поражением от такой мелкой нации, как Давань, он станет посмешищем для всех народов Западного края и, кроме того, Поднебесная никогда не получит «небесных коней».

Таким образом, решено было начать новую кампанию. Все китайские тюрьмы были открыты, а их обитателям пообещали прощение при условии, что они добровольно пойдут на военную службу. В армию набрали еще больше «плохих молодых парней», а также жителей приграничья, многие из которых были покоренными гуннами и составили значительную часть конницы. Более того, на этот раз армии предоставили невероятное количество тягловых животных для транспортировки провианта, чтобы устранить саму мысль о возможности голода.

Однако вместо того, чтобы назначить нового командующего, император вновь назначил вести эту кампанию Ли Гуанли, дабы у того появился шанс искупить свой предшествующий позор. Во главе этой армии авантюристов, преступников и никчемных людей (всего 60 тысяч человек) полководец снова отправился на запад, и в 102 г. до н. э. ему наконец удалось войти в Давань и осадить его столицу Эрши, где нашли убежище царь и большая часть войска.

Через месяц после начала осады знать в городе подняла мятеж. Царь был убит, а его голову послали осаждающему город китайскому военачальнику, сопроводив ее следующим удивительным посланием: «Мы умоляем вас больше не нападать на нас, поскольку мы готовы дать вам „небесных лошадей“, которых вы так жаждете иметь, а также снабдить вашу армию провизией. Если вы, со своей стороны, настаиваете на безусловной сдаче, мы перебьем всех наших „небесных лошадей“, и вы уже никогда не сможете получить их, а мы будем драться до тех пор, пока не подоспеют наши западные союзники кангюи и не освободят нас».

Ли Гуанли почувствовал, что будет лучше согласиться на эти условия. Местные жители были далеко не сломлены. Они сохранили свою армию, свое оружие и свой город. Но в дополнение к провианту для своей армии китайский полководец восстановил свою честь и честь своей страны. Более того, он смог получить большое количество (несколько тысяч) вожделенных лошадей, которых забрал с собой в Китай. Теперь, когда царя, нанесшего оскорбление Поднебесной империи, убили, вместо него был выбран человек, который всегда дружески относился к Китаю и на которого можно было положиться в деле проведения прокитайской политики. Таким образом, в целом эта кампания увенчалась успехом.

С характерной очаровательной наивностью китайские летописи сообщают, что в ходе этой кампании многие командиры активно прибегали к взяточничеству, беззастенчиво набивая себе карманы за счет своих воинов, в результате чего тысячи из них умерли. Император прекрасно знал об этом, но с учетом успешного окончания похода Сын Неба не стал обращать внимания на эти преступления, и все высшие командиры, принимавшие участие в кампании, были награждены высокими должностями и титулами.

Благодаря своей победе над Даванем Китай обнаружил, что завоевал огромный престиж среди всех мелких государств Кашгарии. Правители практически всех этих государств немедленно отправили своих сыновей или младших братьев выразить почтение императорскому трону и остаться при дворе в качестве заложника.

Не удовлетворившись этим, китайцы продолжили укреплять свои позиции путем строительства целой серии военных опорных пунктов вдоль всего пути из Дуньхуана к озеру Лобнор, чтобы иметь возможность без проблем послать на запад еще одну экспедицию в случае, если сочтут это необходимым. Но еще более важно было создание нескольких сотен военных колоний в самом сердце Северной Кашгарии, между мелкими царствами Карашар и Куча. Каждая из этих колоний находилась под началом военного коменданта, в задачу которого входило не только непосредственное руководство подчиненным ему районом, но и обязанность быть «глазами и ушами» китайского правительства в отношении всего, что происходит в Кашгарии. Кроме того, в его обязанности входило защищать и присматривать за нуждами многочисленных специальных посланников, которых Китай продолжал направлять в разные страны Западного края.