Император Чжан-ди был таким большим противником военных действий, что до его смерти никаких попыток воспользоваться слабостью гуннов не предпринималось, но в 88 г. (вскоре после того, как Бань Чао взял Яркенд) он скончался, и место на троне занял его сын, император Хэди. Поскольку последний был десятилетним мальчиком, реальный контроль над всеми делами на какое-то время оказался в руках вдовствующей императрицы, представительницы влиятельного клана Доу, которая была очень способной энергичной личностью. Воспользовавшись изменениями во власти, шаньюй южных гуннов отправил во дворец меморандум, где, указывая на слабость северных гуннов, призывал покончить с ними раз и навсегда. «Пусть Северное гуннское царство будет полностью уничтожено, а его территорию и жителей отдадут южным гуннам, которые последовательно доказали, что являются преданными подданными Поднебесной империи. Если это будет сделано, Китаю больше никогда не придется тревожиться о защите своей северной границы».

Когда этот меморандум стали обсуждать в государственном совете, военные члены совета заявили, что предлагаемая кампания вполне осуществима и было бы хорошо приступить к ее подготовке. Однако гражданские члены совета умоляли, что пока «северные варвары» сами уничтожают друг друга, было бы глупо тратить людей и деньги на северную кампанию. Аргументы пацифистов оказались настолько убедительны, что они почти победили, и, возможно, Северную гуннскую империю предоставили бы ее судьбе, если бы не вспыхнувший в императорском дворе скандал.

Этот скандал возник в связи с блестящим, но сумасбродным придворным по имени Доу Сянь. Доу Сянь был дальним родственником Доу Гу, возглавлявшего кампанию против северных гуннов в 73–74 гг. Кроме того, он приходился братом вдовствующей императрице и, сделав быструю карьеру благодаря ее влиянию, имел высокий пост и большую власть. Однако к концу 88 г. он заметил, что некий принц из императорского дома Хань добился благосклонности его сестры и стал часто бывать у нее на приватных аудиенциях. Испугавшись, что этот принц может стать более влиятельным, чем он, Доу Сянь организовал убийство нового фаворита. Чтобы отвести от себя подозрения, он обвинил в убийстве младшего брата принца.

В конце концов заговор был раскрыт, что, естественно, вызвало большое смятение в столице. Общественное мнение вынудило вдовствующую императрицу посадить брата в тюрьму и угрожало ему еще более серьезным наказанием.

Тогда Доу Сянь подал прошение, умоляя позволить ему в качестве искупления вины за преступление возглавить экспедицию против северных гуннов. Поскольку сестре очень хотелось помочь ему выпутаться из этой передряги, прошение было удовлетворено, и, несмотря на многочисленные меморандумы от гражданских членов Большого совета, было официально решено в начале следующего года предпринять кампанию, которую в качестве главнокомандующего китайской армией предстояло возглавить Доу Сяню. Война, начавшаяся в 89 г., продлилась три года. В течение каждого из этих трех лет происходили важные события, практически менявшие ситуацию в пользу китайцев.

Кампания 89 г. уже сама по себе показала, что гунны больше не могли бороться с Поднебесной империей на равных. Соратниками Доу Сяня в этой войне были самые способные китайские военачальники, но под его началом сражались всего 8 тысяч китайских воинов и еще столько же тибетских, набранных на западной границе Китая. Чтобы компенсировать нехватку живой силы, Доу Сяню пришлось в значительной степени полагаться на помощь южных гуннов, которые предоставили в его распоряжение более 30 тысяч своих воинов и содействовали всеми возможными способами, поскольку хотели обеспечить себе львиную долю выгоды в случае разгрома северных гуннов.

Китайская армия зашла далеко в Монголию и создала там военную базу. С этой базы Доу Сянь отправил передовой отряд, порядка 10 тысяч человек, чтобы вступить в контакт с врагом. Этот передовой отряд сделал гораздо больше, чем от него ожидали, поскольку, наткнувшись на большое скопление гуннов во главе с самим шаньюем, он немедленно вступил с ними в бой и сумел одержать полную победу. Многие гуннские вожди были убиты, а самому шаньюю пришлось бежать, спасая свою жизнь.

В результате этой победы сопротивление гуннов было сломлено, и, когда на сцене появилась основная часть китайской армии, она смогла пройти до Северной Монголии, не встретив никакого сопротивления. Достигнув точки, находившейся на расстоянии более пятисот миль от китайской границы, китайцы высекли огромную надпись в память о своей великой победе. Сделав эту надпись, китайская армия неспешно вернулась на юг, но даже после ее ухода из Монголии слава, которую завоевали китайцы, была так велика, что огромное число северных гуннов (всего 500 тысяч) сдались и стали подданными повелителя южных гуннов, таким образом косвенно оказавшись под властью Поднебесной империи. Даже шаньюй северных гуннов был так потрясен недавними событиями, что начал переговоры с китайцами о том, чтобы вместе со своими оставшимися ордами перейти в подчинение китайскому императору. Впрочем, на тот момент эти переговоры не привели к какому-то определенному результату.

По возвращении в Китай Доу Сяня встретили с великими почестями – как великого героя. Имея в виду, как много людей подозревало о его амбициозных планах, он демонстративно отказался от многих почестей. В следующем 90 г. в надежде на новые победы он устроил так, чтобы его послали военным губернатором в северо-западную приграничную провинцию Китая (Ланьчжоу) для восстановления порядка в этом районе, но главное, чтобы он посмотрел, что можно сделать для установления связей с соседними кашгарскими государствами, которые до сих пор признавали верховенство гуннов.

Позже в том же 90 г. один из небольших китайских военачальников, действуя по приказу Доу Сяня, дошел до Хами и захватил этот стратегически важный город и район. Поскольку этот район был ключом ко всей Северной Кашгарии, неудивительно, что вскоре после его оккупации китайцами два соседних государства, Северный и Южный Гуши, снова нарушили клятву верности гуннам и отправили дань и заложников к китайскому двору.

В этот период Доу Сянь не собирался начинать прямые военные действия против северных гуннов. Фактически на протяжении всего года он проводил политику примирения. Доу Сянь надеялся, что в результате переговоров, начавшихся в прошлом году, все обитатели Северной гуннской империи подчинятся власти Китая. Имея это в виду, он послал двух своих военачальников с подарками ко двору северных гуннов, и они убедили шаньюя совершить поездку в Китай, чтобы лично признать верховенство китайской власти.

Однако все надежды на дипломатическое урегулирование проблем пришлось оставить из-за опрометчивых самовольных действий южных гуннов. Правителя южан, который хотел править всеми гуннами, вовсе не радовала перспектива, что его сопернику будет оказан дружеский прием в столице Китая. Поэтому, когда северный шаньюй с маленьким отрядом воинов спокойно и мирно ехал на юг к китайской границе, его неожиданно окружила и атаковала армия южных гуннов. Застигнутый врасплох правитель северян был ранен и упал с лошади. Ему с трудом удалось сесть на другую лошадь, и при помощи горстки верных слуг он в конце концов прорвался через ряды южан и бежал. Но он, естественно, решил, что был предан китайцами, и всем мыслям о мирном подчинении Поднебесной империи пришел конец.

Доу Сянь воспринял весть о внезапном нападении со смешанными чувствами. Он нисколько не сомневался, что южные гунны серьезно нарушили его планы, но действия южан встретили одобрение в империи, и, поскольку они получили реальную поддержку со стороны влиятельных китайских сановников, он не мог обрушить свою месть на правителя южных гуннов. Фактически Доу Сянь был вынужден выказать его действиям молчаливое одобрение. В то же время Доу Сянь был полон решимости не позволить южному шаньюю и его пособникам, как местным, так и китайским, забрать себе всю славу за победу над северными варварами. Безусловно, было бы гораздо лучше победить северных гуннов дипломатическим путем, а не силой оружия, но раз уж в ход пошло оружие, то он должен был сделать так, чтобы победные лавры достались ему и никому другому.

Поэтому в следующем 91 г. Доу Сянь полностью изменил свои методы. Оставив все попытки вести дальнейшие дипломатические переговоры, он собрал еще одну китайскую армию и снова пошел в Монголию, исполненный решимости раз и навсегда сокрушить силу, которая так долго была занозой в боку Поднебесной империи.

На этот раз Доу Сянь ограничился общей организацией военных операций и доверил большую часть реальных боев ряду небольших военных подразделений, каждым из которых командовал тот или иной из его самых надежных подчиненных. Одно из таких подразделений оказалось особенно успешным. Ему удалось проникнуть более чем на тысячу миль вглубь гуннской территории – то есть гораздо дальше, чем удавалось дойти какой-либо другой китайской армии, – и нанести силам гуннов впечатляющий урон. Мать шаньюя и многие другие члены его семьи были убиты или взяты в плен, сокровищница гуннов досталась китайским солдатам в качестве добычи, а сам шаньюй, почувствовав, что его войска окончательно разгромлены, бежал неизвестно куда, и о нем больше никто никогда не слышал.

Бегство шаньюя означало, что Северная гуннская империя, по крайней мере на тот момент, практически целиком оказалась в руках китайцев. Правитель южных гуннов, конечно, надеялся, что китайцы воспользуются этой возможностью, чтобы объявить его сюзереном всех гуннов. Безусловно, он и его соплеменники сыграли важную роль в ослаблении и падении Северного царства. Однако у Доу Сяня были совсем другие планы. Он категорически возражал против того, чтобы допустить возникновение на территории Монголии другого большого гуннского государства. Какими бы лояльными подданными Китайской империи ни были на тот момент южные гунны, их чувства и намерения могли радикально измениться, окажись они владетелями обширного царства. А посему в 92 г. Доу Сянь организовал передачу трона Северного царства младшему брату бежавшего в неизвестном направлении шаньюя северян.

Это означало, что Северная гуннская империя продолжала существовать как отдельное государственное образование, но при одном условии – что она подчиняется власти Поднебесной. История гласит, что новый шаньюй со своим двором обосновался не в Монголии, а в Джунгарии, неподалеку от озера Баркёль, поэтому военному губернатору Хами были даны указания, согласно которым в дальнейшем ему полагалось надзирать за действиями северных гуннов.

Теперь создавалась видимость, что и Северному и Южному гуннским царствам позволено существовать как отдельным автономным государствам. Но оба они подчинялись верховной власти императора Поднебесной. С китайской точки зрения такое устройство выглядело идеально, но, к сожалению, ему суждено было просуществовать всего несколько месяцев, и именно оно привело к трагической гибели главного инициатора всей конструкции – Доу Сяня.

Благодаря своим успехам в войне против гуннов за прошедшие три года Доу Сянь обрел неимоверную славу среди китайцев. Как следствие этой славы и, безусловно, при поддержке сестры – вдовствующей императрицы – Доу Сянь смог раздать множество высоких должностей своим братьям и другим родственникам и сам стал вести себя крайне высокомерно.

Все это настолько встревожило юного императора (ему было всего 14 лет), что он решил положить конец клану Доу, пока его члены не устроили переворот и смену правящей династии. Вдовствующую императрицу лишили всей власти. Более мелких членов клана казнили. Доу Сянь потерял поместье и вскоре после этого был доведен до самоубийства. Так закончил свои дни один из величайших китайских полководцев, сыгравший важнейшую роль в разгроме врага, веками разорявшего Китай, человек, чье главное преступление состояло в том, что он был слишком успешен.

Смерть Доу Сяня, естественно, повлекла за собой важные последствия. Первым стал мятеж, поднятый новым шаньюем северных гуннов. Этот достойный человек был личным протеже Доу Сяня, и, как только его патрон умер, гуннский вождь решил, что не обязан сохранять лояльность правителю, который довел его до самоубийства. Мятеж, безусловно, означал попытку северных гуннов восстановить свою независимость.

В начале 93 г. Китай отправил на север еще одну экспедицию, и небольшой китайской армии удалось поймать и убить мятежного шаньюя. Дальнейшая судьба северных гуннов покрыта мраком неизвестности. Китайские летописи странным образом молчат об этом, но из случайных ссылок ясно, что, несмотря на очередное поражение, северным гуннам вскоре удалось снова организоваться и выбрать себе нового правителя. Теперь, когда великого Доу Сяня не стало, китайцы не могли диктовать северянам выбор шаньюя, и это значило, что с прямой зависимостью от Поднебесной империи было покончено.

Однако новый шаньюй и его преемники старательно избегали провоцировать китайцев на организацию новой карательной экспедиции. Время от времени они отправляли к китайскому двору посольства с «данью» в виде подарков, и однажды даже извинились за то, что их подношения так редки. Гунны объясняли это тем, что их страна теперь очень бедна и они не в состоянии предложить ничего особенно ценного.

Но хотя северные гунны снова стали более автономны, теперь они представляли собой не более чем тень прежних гуннов. Их территория ограничивалась Джунгарией и районами, непосредственно примыкавшими к ней с запада. Они потеряли контроль практически над всеми частями Монголии. В Южной Монголии по-прежнему жили южные гунны, а Северная Монголия была полностью захвачена народом сяньби.

Изменения в Северной Монголии были в большей степени политическими, чем этническими. В этом регионе продолжали обитать те племена, которые прежде были подданными гуннов и потому назывались гуннами. Когда империя гуннов потерпела серию сокрушительных поражений, эти племена добровольно согласились сменить хозяев и не только приняли господство сяньби, но в скором времени начали считать себя и называться сяньби. Обеспечив себе таким образом контроль над всей Северной Монголией, сяньби, которые раньше ограничивались северо-восточной частью Монголии и Западной Маньчжурией, впервые стали по-настоящему великой державой. Но, несмотря на огромный рост численности и территорий, сяньби на тот момент устраивало, что они остаются как минимум номинально в подчинении Китаю. Это, в свою очередь, означало, что в течение нескольких лет китайцы могли не беспокоиться о безопасности своей северной границы.

Довольно странно, что контроль над Северной Монголией обеспечили себе сяньби, а не южные гунны, которые долгое время состояли в тесном союзе с китайцами, и именно по их предложению была предпринята первая кампания против северных гуннов. Но, как мы уже видели, китайцы не особенно стремились, чтобы их союзники стали слишком сильными, поэтому их больше устраивало, чтобы львиную долю военной добычи получили не южные гунны, а сяньби.

Помимо этого следует заметить, что в 93 г. деятельный правитель южных гуннов, человек, который играл главную роль в продвижении интересов своих соплеменников, умер, и после его смерти южные гунны погрузились в свои внутренние проблемы, в конечном итоге вылившиеся в длительную гражданскую войну. Одной этой гражданской войны (продолжавшейся в той или иной форме до 117 г.) было достаточно, чтобы помешать южным гуннам в полной мере воспользоваться упадком своих северных соплеменников и удержать их от попытки перехватить у сяньби контроль над Северной Монголией.

В любом случае в период царствования императора Хэ-ди (Хэ Хань, 89—105 или 106 гг.) китайцы могли быть вполне довольны развитием событий. Бесспорно, после падения Доу Сяня Поднебесная империя больше не могла проводить агрессивную политику, но пока регионы к северу от Китая были разделены между сяньби, северными гуннами и южными гуннами, которые хотели сохранить дружеские отношения с Китайской империей, Сын Неба мог не волноваться о безопасности своих владений. По крайней мере в том, что касалось северной границы.

Теперь давайте перенесемся с севера на запад и проследим за дальнейшими действиями Бань Чао в этот период. Когда мы в последний раз говорили о нем (88 г.), он только что обеспечил себе контроль над Южной и Западной Кашгарией, и только государства Северной Кашгарии по-прежнему отказывались признать верховенство китайцев. Бань Чао как раз начал подготовку к тому, чтобы подчинить себе этот регион, когда внезапно столкнулся с новой опасностью с неожиданной стороны. В течение прошедшего десятилетия китайцам удавалось поддерживать дружественные отношения с могущественными юэчжами (кушанами), которые в то время находились в процессе строительства своей великой центральноазиатской и индийской империи. Как минимум однажды Бань Чао был обязан своим успехом вмешательству юэчжей в его пользу.

Поэтому неудивительно, что в конце 88 г. юэчжи отправили в Китай посольство, чтобы поздравить Сына Неба и попросить у него руки китайской принцессы для своего правителя. Удивительно, что по какой-то таинственной причине Бань Чао отнесся к этому неодобрительно. Он не только не позволил посольству пройти в Китай, но, когда оно проходило через Кашгарию, остановил его и отправил назад домой.

Совершенно естественно, что эти действия очень обидели юэчжей, и в начале 90 г. они послали армию из 70 тысяч человек с явной целью напасть на Кашгарию и захватить значительную часть ее территории. Поскольку общая численность китайских воинов в этом регионе была значительно меньше, большинство подчиненных Бань Чао, услышав о надвигающемся вторжении, пришли в ужас. Бань Чао не испугался. «Несмотря на то что враги превосходят нас в силе, – сказал он, – им, прежде чем дойти до нас, придется многие сотни миль идти по высокогорным тропам. Они не смогут взять с собой достаточно провизии. Все, что нам надо, – это захватить и спрятать все доступное продовольствие. Если мы сможем не допустить попадания провизии в руки врагов, им очень скоро придется отступить».

Дальнейшие события практически полностью совпали с прогнозами Бань Чао. Когда войска юэчжей прибыли в Кашгарию, китайский полководец не пытался вступить с ними в бой, а укрылся со своими воинами за стенами укрепленного Кашгара, и, как ни пытались юэчжи, они не смогли взять его штурмом. Тогда они обшарили все окрестные земли в поисках провизии, но благодаря предусмотрительности Бань Чао так и не смогли ничего найти.

В качестве последнего средства командующий армией юэчжей отправил маленький отряд с грузом подарков в направлении Кучи в надежде, что ненавидевший китайцев царь Кучи даст или продаст им необходимое количество провизии. Но Бань Чао догадался, что такая попытка будет сделана, и устроил засаду на дороге между Кашгаром и Кучей. Сидевшие в засаде воины напали на отряд юэчжей и перебили всех до одного.

Когда командующий юэчжей услышал об этом происшествии, он понял, что дальнейшая борьба бесполезна, и заключил с Бань Чао мир, попросив только, чтобы ему и его людям позволили спокойно вернуться на родину и не нападали на них на обратном пути. Бань Чао с готовностью согласился на эти условия, и в скором времени армия юэчжей полностью покинула Кашгарию.

Поражение и уход армии юэчжей произвели большое впечатление на кашгарские государства, особенно на все те, которые еще не подчинились власти китайцев, поскольку им снова стало казаться, что китайские войска непобедимы. Эти ощущения заметно усилились после поражений, которые в то время потерпели тогдашние союзники многих государств Кашгарии – северные гунны.

Воспользовавшись этой ситуацией, Бань Чао в 91 г. смог установить китайскую власть в Куче, в то время самом значимом государстве северной части Таримского бассейна, которое к тому же в последние годы причиняло ему больше всего проблем. К тому времени слава Бань Чао была так велика, что он смог сместить царя Кучи и заменить его новым прокитайским монархом, почти не применяя силы. Как только Куча оказалась в подчинении, большая часть других государств Северной и Северо-Западной Кашгарии поспешили изъявить свою преданность Поднебесной империи, и Китай снова стал сюзереном на всей территории Таримского бассейна.

В кои-то веки своей длинной истории Китай по достоинству оценил человека, который принес ему столько чести и славы. В том же 91 г. император восстановил должность наместника Западного края, и Бань Чао был назначен на этот пост. В то же время, когда Бань Чао занял пост наместника, Китай снова назначил двух военачальников своими специальными представителями в Северном и Южном Гуши. В течение следующих трех лет Бань Чао занимался организацией и реорганизацией запутанных дел провинциальной администрации. Понимая, что обладание Кучей является ключевым вопросом для поддержания китайского верховенства на западе, и опасаясь, что в этом районе может снова вспыхнуть восстание, Бань Чао сделал Кучу столицей провинции Кашгария и сам поселился там, хотя оставил в Кашгаре одного из своих подчиненных в ранге вице-наместника, чтобы тот следил за соблюдением китайских интересов в прежней столице.

В 94 г. Бань Чао сделал последний решительный шаг в направлении утверждения китайского доминирования над всеми государствами Таримского бассейна. К тому времени все эти царства признали, по меньшей мере номинально, китайский сюзеренитет, но лояльность Карашара и еще одного-двух соседних государств была в определенной степени под вопросом. Именно в Карашаре был убит предшественник Бань Чао на посту наместника. Его убийство так никогда и не было отмщено, и жители, сознавая это, с большим подозрением относились ко всем действиям Китая в Кашгарии.

Бань Чао понимал, что нельзя допустить, чтобы такое положение дел продолжалось, и, когда созданная им административная система заработала четко, он во главе войска из 8 тысяч человек вышел из Кучи в направлении Карашара. Подойдя к границам этого царства, он отправил посланника ко двору царя Карашара, чтобы объявить, что он, наместник, прибыл, дабы восстановить порядок, и сейчас монарху и его подданным самое время покаяться в своих злодеяниях и встать на праведный путь. А он, Бань Чао, со своей стороны дает обещание, что, если они с почтением подчинятся китайским порядкам, с ними будут обходиться достойно.

Царь Карашара тут же приказал командующему своего войска, который по рождению был знатным гунном, отправиться в лагерь Бань Чао и почтительно преподнести ему в качестве дани скот и вино. Но когда этот человек прибыл на место, с ним обошлись не слишком вежливо. Бань Чао крикнул послу: «Ты, человек, который раньше был гуннским заложником при китайском дворе, теперь поднялся до высоких чинов и пользуешься властью здесь в Карашаре. Так не по твоему ли наущению царь отправил тебя вместо того, чтобы прийти самому и признать свою покорность?»

Некоторые из командиров в войске Бань Чао хотели схватить и убить гуннского командующего на том основании, что именно он был истинной причиной мятежных настроений Карашара в последние годы, но Бань Чао не позволил этого сделать, полагая, что это может настроить карашарский двор на активное сопротивление императорской власти. В конце концов командующего-гунна отпустили и даже дали кое-какие подарки. Но ему было приказано сделать так, чтобы его хозяин, царь Карашара, лично явился в лагерь китайцев.

После некоторых колебаний монарх действительно приехал в ставку китайцев и объявил о безоговорочном подчинении, во многом надеясь, что это предотвратит оккупацию его столицы китайской армией. Однако Бань Чао не удовлетворился этим номинальным подчинением и приказал своим войскам подойти к городу Карашару. Когда его армия расположилась в окрестностях города, Бань Чао издал приглашение-приказ царю и всем его знатным придворным явиться в китайский лагерь на большое официальное пиршество. Монарх, его гуннский командующий и множество других знатных людей из Карашара и его окрестностей послушно приняли приглашение и прибыли в лагерь. Однако многие другие представители знати слишком испугались того, что может произойти, и не только отказались идти, но и сбежали подальше в горы.

Вскоре выяснилось, что беглецы оказались правы в своих опасениях, потому что, как только гости заняли свои места, Бань Чао, который ждал только повода, чтобы затеять ссору, тут же начал упрекать царя за то, что он позволил беглецам ускользнуть. Закончив свою отповедь, наместник приказал схватить злосчастного царя и связать его. А вскоре после этого царя и многих его подданных казнили на том же месте, где два десятилетия назад был убит бывший наместник Кашгарии.

Получив известие о казни царя и его главных сановников, Карашар и окрестные районы пришли в полное смятение, и тогда Бань Чао и его солдаты устроили себе «римские каникулы». Более 5 тысяч местных жителей были вырезаны, и более 3 тысяч голов скота захвачено в качестве военной добычи. Как это ни жестоко, но судьба Карашара произвела желаемый эффект на все другие государства Кашгарии. С тех пор все правители государств, входивших в ее состав, полностью смирившись и склонив голову перед представителями Поднебесной империи, поспешили отправить к императорскому двору дань и заложников.

Действия Бань Чао в Карашаре сильно отдавали предательством и нарушением данного обещания, но императорский двор Китая никогда не отличался щепетильностью в таких делах (в случае, если они заканчивались успехом), и в 95 г. Бань Чао получил награду. За свою доблесть и заслуги перед государством ему пожаловали титул маркиза и даровали поместье. Он оставался на посту наместника Кашгарии еще семь лет, но у нас очень мало информации о его деятельности в последний период его государственной карьеры. Единственный военный инцидент имел место на крайнем северо-востоке Кашгарии, в Гуши. Но хотя номинально этот регион подчинялся власти наместника, фактически он был в ведении специальных военных комендантов, которые постоянно находились там и могли улаживать дела без помощи Бань Чао.

Инцидент, о котором идет речь, был сравнительно мелким происшествием. В 96 г. царь Северного Гуши ввязался в конфликт с местным китайским военным комендантом и, вместо того чтобы напасть на самих китайцев, вторгся на территорию своего коллеги и родственника царя Южного Гуши на том основании, что последний окончательно продался китайцам и его следовало наказать. Нападение оказалось успешным, и жена и дети южного царя оказались в плену.

В наказание за этот набег китайцы в 97 г. отправили в Гуши военную экспедицию. Китайские войска быстро взяли под контроль территорию Северного Гуши, а сам царь бежал на северо-запад, чтобы найти убежище у северных гуннов. Однако китайцы организовали погоню, и он был схвачен. Вскоре после этого злополучного монарха предали смерти, а на трон посадили его младшего брата, обещавшего быть более послушным императорским порядкам.

Возможно, в течение последних семи лет Бань Чао восстановил дипломатические и политические отношения с обитавшими к северу от Кашгарии усунями, но китайские летописи, как ни странно, ничего об этом не сообщают. Утверждается, что этот великий маркиз перешел через высокие горы по тропам, ведущим на северо-запад Индии, в Гибинь, но, вероятно, это было сделано, чтобы обследовать южную границу Кашгарии, поскольку нам неизвестно о том, чтобы против индийских государств предпринимались какие-нибудь кампании.

Больший интерес представляют для нас отношения, которые Бань Чао установил с государствами Туркестана, расположенного к западу от Кашгарии, хотя они и не привели ни к каким устойчивым результатам. Иногда можно услышать утверждения, что Бань Чао распространил свои завоевания и на этот регион и что он даже «донес флаг Китая до берегов Каспийского моря», но это ошибка. Какой бы громкой ни была его слава, Бань Чао никогда не пытался вторгнуться в какой-либо регион западнее Памира, и тому имелась веская причина. Большую часть Туркестана полностью контролировали могучие юэчжи и кангюи, и, хотя Бань Чао смог противостоять вторжению юэчжей в Кашгарию, он прекрасно понимал, что его ждет неизбежное поражение, если он попытается напасть на юэчжей на их территории.

Но хотя в то время китайцы не пытались осуществить военного захвата Туркестана, они могли изредка осуществлять обмен посольствами со многими западными государствами. Нам известно не только о том, что от юэчжей посланники приходили достаточно часто, но и об обмене посольствами с Парфией и некоторыми другими царствами. Одно из посольств, отправленное Бань Чао в Парфию, особенно знаменательно, поскольку его глава подошел очень близко к тому, чтобы установить прямые связи с Римской империей. Этот чиновник по имени Гань Инь был отправлен из Кашгарии в 97 г. Пройдя через Мерв – главный город Юго-Западного Туркестана (Малой Парфии), – он дошел до Гекатомпила, расположенного на севере Иранского нагорья, который в то время был столицей всей Парфянской империи. Закончив там все свои дипломатические дела, Гань Инь решил пойти еще дальше на запад и через некоторое время смог добраться до Месопотамии, которая уже считалась провинцией Парфянской империи, но еще сохранялась как отдельное административное образование.

Из Месопотамии Гань Инь хотел продолжить путешествие до Римской империи, уже тогда известной китайцам как «страна Дацинь». Однако по какой-то удивительной причине Гань Ин не воспользовался путем, проходившим из Месопотамии через пустыню в Сирию, которая в ту пору была частью Римской империи. Вместо этого он решил плыть на корабле вокруг Аравии через Персидский залив и Красное море, что привело бы его либо в Египет, либо в Палестину. Однако в тот самый момент, когда китайский посол готовился к отплытию, он услышал пугающий рассказ об опасностях морского путешествия. «Море, по которому вы собираетесь плыть, огромно, – говорили ему, – а управление судном ненадежно. Даже при попутном ветре путешествие займет три месяца, а при неблагоприятном – два года. На самом деле вам было бы хорошо запастись провизией на три года. Кроме того, в море на людей часто нападает такое сильное желание увидеть свой дом, что они заболевают и умирают».

Гань Инь был храбрым и предприимчивым человеком, но его так взволновали эти страшные рассказы, что он решил отказаться от продолжения путешествия и незамедлительно вернуться на родину. Нам, современным людям, кажется очень досадным, что страх Гань Иня перед штормами и болезнями помешал установлению прямых контактов между двумя великими империями древности.

В 100 г., вскоре после возвращения Гань Иня с запада, Бань Чао начал страдать от тоски по родине и отправил императору меморандум с просьбой позволить ему оставить службу и провести последние годы жизни в родном Китае. Этот меморандум, сохранившийся до наших дней, наполнен духом сентиментальной ностальгии, которую несколько странно обнаружить, учитывая энергию и прагматизм старого наместника. Но Бань Чао прослужил на западе 30 лет без отпуска и стал уставать от своих тяжелых обязанностей. Императору, естественно, не хотелось терять такого блестящего успешного служаку, но сестра Бань Чао, знаменитая Бань Жао, имевшая большое влияние при дворе, добавила свои мольбы к просьбе старого наместника об отставке. В конце концов император согласился, но прошло еще два года, прежде чем Бань Чао смог наконец покинуть Кашгарию и отправиться в столицу Китая. Приехал он уже сломленный болезнью и, несмотря на все оказанное ему внимание и почести, а также врачебную помощь лучших лекарей его величества, скончался через месяц после возвращения на свою любимую родину. Так окончил свою жизнь один из величайших героев Поднебесной.

Смерть Бань Чао знаменует собой конец важной эпохи. Восстановление верховенства Китая было достигнуто во многом благодаря усилиям этого человека, и после его ухода со сцены великая колониальная империя, которую он создал, быстро распалась на части. Правда, его прославленного имени оказалось достаточно для поддержания китайского доминирования в течение трех-четырех лет. Но в 105 г., после смерти императора Хэ-ди, поиски подходящего преемника привели Поднебесную в некоторое смятение, и на следующий год, воспользовавшись ситуацией, несколько кашгарских государств внезапно подняли восстания. За несколько месяцев китайскому господству в этом регионе (добиться которого стоило Бань Чао 30 лет упорных трудов) пришел конец.