Восстание в Кашгарии произошло в немалой степени по вине человека, которого отправили туда в качестве преемника Бань Чао на посту наместника Западного края. Этот человек, носивший имя Жэнь Шань, уже участвовал в нескольких кампаниях против гуннов и как военный показал большой потенциал. Но воинская доблесть не всегда сочетается со способностями гражданского администратора, и, как оказалось, последних Жэнь Шаню недоставало в той же мере, в какой он обладал первой.

История гласит, что до того, как Жэнь Шань уехал из Китая, чтобы занять свой пост (в 102 г.), он беседовал со своим блестящим предшественником Бань Чао и спрашивал у него совета о том, какой политики лучше всего придерживаться в Кашгарии. Старик Бань Чао ответил с удивительной прямотой: «Китайские чиновники в наших колониях по большей части отъявленные негодяи, которые ищут службы на дальних рубежах, потому что дома совершили какое-нибудь преступление или правонарушение. Местные кашгарцы, со своей стороны, похожи на диких зверей и птиц, которые трудно поддаются воспитанию и легко обижаются. У вас, господин, суровый и импульсивный характер, и потому я прошу вас не забывать старую поговорку: „У человека, который слишком широко открывает глаза, не бывает друзей“. Будет хорошо, если вы станете более мягким и снисходительным».

После этого разговора Жэнь Шань заметил своим друзьям: «От такого знаменитого человека, как Бань Чао, я ожидал получить какой-нибудь дельный совет, а он сказал какую-то глупость». Дальнейшие события показали, что суровому и импульсивному Жэнь Шаню стоило бы внимательней отнестись к словам мудрого Бань Чао. В Кашгарии Жэнь Шань очень быстро сделался крайне непопулярным, и его суровые меры за несколько лет довели Кашгарию до восстания. Дошедшие до нас упоминания об этом восстании отрывочны, но их достаточно, чтобы стало ясно, что первое нападение произошло в самом Кашгаре, где в то время размещалась администрация Жэнь Шаня. Китайцам удалось отбить нападение, но вскоре после этого они добровольно ушли из города и перенесли свою ставку в цитадель Кучи, которая была больше по размеру и считалась более защищенной.

Царь Кучи оставался лояльным Поднебесной, но многие из его подданных перешли на сторону врага и присоединились к войску из других государств Северной Кашгарии, которое продолжало нападать на китайцев. Китайцы организовали крепкую оборону, и иногда им даже удавалось делать вылазки, причинявшие противнику серьезный ущерб. Но, несмотря на это, было очевидно, что китайский гарнизон в Куче не сможет удержать свою позицию, если из Китая не придет подкрепление, отправка которого была затруднена, поскольку мятежники своими успешными действиями перерезали пути между Китаем и Кучей.

В конце концов вопрос об отправке подкрепления был вынесен на Большой совет в китайской столице, и в этот раз пацифистская позиция некоторых чиновников-конфуцианцев возобладала. Уступив старым аргументам, что Кашгария далеко, и ее трудно защищать против часто возникающих волнений, и даже в спокойные времена затраты на эту провинцию превышают пользу, которую она приносит, совет решил оставить все попытки удержать сюзеренитет над этим регионом и упразднить пост наместника.

Но хотя попыток снова отвоевать Кашгарию больше не делалось, было решено, что доблестный гарнизон Кучи нельзя бросать на произвол судьбы. Чтобы дать чиновникам и гарнизону возможность благополучно вернуться домой, была отправлена спасательная экспедиция, и в 107 г. китайцы не только из Кучи, но и из Южного Гуши и из Хами без больших потерь вернулись к себе домой.

В то время как из Кашгарии китайцы смогли вернуться в должном порядке и без больших репутационных потерь, самого факта, что им пришлось отказаться от сюзеренитета над Западным краем, оказалось достаточно, чтобы другие «варвары» решили, что могут безнаказанно нападать на Поднебесную империю. Первыми, кто начал действовать в соответствии с этой уверенностью, стали цяны (тибетцы). Они начали свое наступление в 107 г., и, поскольку китайцы не смогли добиться никакой значимой победы над ними, уже на следующий год один из тибетских вождей объявил себя Сыном Неба, иначе говоря, императором. Это само по себе было важным событием, поскольку никогда прежде тибетцы не позволяли себе такой дерзости и даже не мечтали о том, чтобы стать политически независимым государством.

В течение следующих нескольких лет тибетцы не только сохранили свою независимость, но смогли даже серьезно нападать на западные провинции самого Китая. Однако в 112 г. их «император» был убит, и новоявленная тибетская империя быстро распалась. В это время китайцы учредили порядок, согласно которому, если кому-нибудь удавалось убить одного из оставшихся тибетских вождей, он получал не только денежное вознаграждение, но и титул маркиза. Это постыдное постановление оказалось настолько действенным, что за короткое время большинство мужчин, способных возглавить тибетские орды, были убиты, и к 116 г. тибетцы не представляли для Поднебесной империи никакой опасности. Они обращались в бегство при виде любой китайской армии.

Теперь давайте вернемся к тому, что происходило на западной и северной границах Китая. Первые, кто должен привлечь наше внимание, – это, конечно, южные гунны, которые до этого времени служили Китаю основным оплотом для защиты от нападений других «варваров». Но даже эти давние вассалы китайцев не могли удержаться от соблазна продвинуть собственные интересы. К 109 г. они прекрасно знали об окончании китайского господства в Кашгарии и последовавшем за этим восстании тибетцев. Более того, они узнали, что центральные провинции самого Китая пострадали от наводнения, в результате чего население этого региона стремительно вымирало от голода. Это была возможность вырваться из состояния вассалов и защитников Поднебесной империи, и гунны начали совершать набеги. Среди лидеров мятежа был один китайский перебежчик, который поступил на службу к шаньюю южных гуннов и убедил своего нового хозяина, что соплеменники перебежчика, китайцы, не смогут противостоять нападению гуннов.

Решившись на это восстание, южные гунны с легкостью обрели союзников, готовых вместе с ними разорять китайские границы. Многие люди из племени ухуань, обитавшие в Южной Маньчжурии, не меньше гуннов хотели разорвать путы, связывавшие их с Сыном Неба. Вместе с южными гуннами и под их руководством они атаковали границу Китая с северо-востока. Но еще важнее то, что к антикитайскому альянсу поспешила присоединиться одна из ветвей сяньби, которые теперь стали самыми сильными из северных кочевников. В 109 г. практически все имевшие место битвы заканчивались победой варваров, и на следующий год Китай почувствовал, что должен приложить максимум усилий, чтобы устранить опасность, угрожавшую империи с севера.

Как следствие, несколько лучших китайских военачальников с большим войском из отборных воинов отправились в Южную Монголию, где после нескольких отчаянных боев одержали победу над гуннской армией. Южные гунны сдались китайскому главнокомандующему, но после того как шаньюй принес публичные извинения за свои преступления, его не только освободили, но даже позволили и дальше править своими соплеменниками. Как только южные гунны перестали сражаться, ухуани и сяньби пали духом. Вождь ухуаней последовал примеру южного шаньюя и сдался китайцам. Вождь сяньби отказался это сделать, но он отвел своих соплеменников назад в Северную Монголию и отказался от дальнейших нападений на китайскую границу.

На какой-то момент Китай снова стал победителем. Дополнительно радовало то, что в течение некоторого времени южные гунны искренне раскаивались. Они не только отказались от продолжения восстания, но действительно помогли китайской экспедиции, которую империя отправила против цянов (тибетцев) и других мятежников.

Когда восстания цянов и южных гуннов были подавлены, у китайцев снова появилась возможность заняться делами Кашгарии. Однако прошло еще несколько лет, прежде чем Поднебесная снова решилась на проведение агрессивной политики в этом регионе. С 107 по 119 г. «трон дракона» был не в состоянии оказывать какое-либо влияние на местные кашгарские царства. Но главное, на что указывают хроники, что в этот период северные гунны, хлынувшие со своих плацдармов в Джунгарии, восстановили свое господство на большей части этого региона, в особенности в северной части Таримского бассейна.

Возобновление интереса Китая к делам Кашгарии произошло в 119 г. К тому времени восстание цянов (тибетцев) было подавлено, и китайцы снова стали абсолютными хозяевами западных земель. Это, в свою очередь, означало, что снова оказались в непосредственном контакте с северными гуннами, а поскольку гуннские племена продолжали заниматься своим излюбленным видом спорта – набегами на китайские аванпосты, – китайские власти чувствовали, что должны предпринять какие-нибудь ответные репрессалии.

Имея это в виду, в начале 119 г. китайская армия выступила с северо-запада страны и снова захватила стратегически важный район Хами. То, что китайцы смогли совершить этот подвиг без особого труда, вызвало переполох среди кашгарских государств, многие из которых настолько устали от бесконечных поборов со стороны гуннов, что пришли в восторг от перспективы снова войти в состав Китайской империи. Этим ощущением объясняется тот факт, что вскоре после захвата Хами царь Южного Гуши и царь Шаньшаня отправили в Китай посольства с просьбой присоединиться к империи на правах вассалов. Пока все шло хорошо, китайцы забыли, что день расплаты настанет, если северные гунны оправятся от неожиданного китайского наступления и смогут начать ответные действия. Это произошло в 120 г., когда гунны со своими союзниками, обитателями Северного Гуши, двинулись на юг, разгромили китайские войска в Хами и убили командующего, а вскоре после этого восстановили контроль над кашгарскими царствами, решившими разделить свою судьбу с Китаем.

Императору немедленно был послан меморандум с просьбой прислать на запад еще одну армию, чтобы она вступила в борьбу с гуннами, смыла позор предыдущих поражений и восстановила китайский контроль хотя бы в восточной части Кашгарии. Вопрос подробно обсуждался на госсовете, и в конце концов было решено, что цена очередного завоевания Кашгарии и даже повторного захвата Хами слишком высока. Поэтому лучшее, что можно было сделать, – это просто усилить гарнизон аванпоста в Дуньхуане и отправить туда военного коменданта высокого ранга, чьей обязанностью будет отбивать нападения гуннов на китайскую границу, но не мешать им контролировать Кашгарию.

Этот план был исполнен должным образом, но оказался не слишком удачным. Несмотря на присутствие специального военного коменданта и увеличение численности гарнизона, гунны продолжали свои набеги и наносили огромный урон китайским колониям, созданным неподалеку от границы. К 123 г. все стало настолько плохо, что потребовались радикальные меры. Либо эти приграничные колонии следовало оставить, либо Китай должен был снова пойти против гуннов и нанести им такое поражение, которое гарантировало бы мир на границе.

В тот момент трону был представлен меморандум, предлагавший принять один из трех содержавшихся в нем планов. Первый сводился к полному отказу от западных земель; второй состоял в том, чтобы сохранить эти колонии и для их охраны создать под командованием специального офицера новый гарнизон в городе Люжун. Третий – и самый радикальный план предполагал начать очередную крупную кампанию против северных гуннов с целью полного разгрома их военных сил. В пояснениях к предлагаемой кампании против северных гуннов не было ни слова о шаньюе – номинальном господине всех гуннов, речь шла только о царе Хуянь, который обитал в Джунгарии. Такое упущение знаменательно, поскольку нам известно, что хотя пост северного шаньюя еще существовал, центральная власть у северных гуннов заметно ослабела, и подчиненные «цари» уже присвоили себе прерогативы независимых суверенов.

Меморандум вызвал долгие споры в Большом совете, где должным образом изучались достоинства всех трех вариантов. Когда сторонники и противники оборонительной и наступательной стратегии сказали свое слово, было решено принять второй, или компромиссный, план, который был полуоборонительным-полунаступательным. Люжун, расположенный в Южном Гуши, требовалось заново оккупировать и передать под начало специального представителя (чаньши), имевшего в своем распоряжении гарнизон из 5 тысяч воинов. Основная обязанность этого представителя состояла в том, чтобы отбивать атаки гуннов на китайскую границу, но, кроме того, он отвечал за ведение дипломатических переговоров с местными кашгарскими царствами, если таковые потребуются.

Учреждение поста чаньши могло бы не иметь особенно большого значения, если бы не человек, которого для этого выбрали. Бань Юн был сыном великого Бань Чао. Этот военачальник унаследовал от отца множество талантов. Как и его отец, он выжимал максимум из каждой возможности и так же, как отец, никогда не стеснялся отойти от буквы предписаний, полученных от центральной власти.

Ему без особого труда удалось взять Люжун и обосноваться там. После того как эта задача была решена, ожидалось, что Бань Юн будет играть пассивную роль и просто стараться пресекать возможные атаки гуннов. Но такое поведение явно противоречило энергичной и деятельной натуре Баней. Несмотря на то что Бань Юн завладел этой обособленной крепостью в Южном Гуши, большая часть царства по-прежнему была оккупирована войсками гуннов, и сам царь оставался лоялен гуннской власти.

Не дожидаясь, когда гунны решатся напасть, Бань Юн сразу же после своего назначения (123 г.) собрал 10-тысячную армию, состоявшую в основном из местных сторонников Китая из окрестных районов, и пошел против объединенной армии гуннов и Южного Гуши. В последовавшей затем битве китайцы одержали безоговорочную победу. Гунны были отброшены к северу от Небесных гор (Тянь-Шаня), а 5 тысяч солдат из Гуши попали в плен. Вслед за этой победой Южный Гуши разорвал клятву верности гуннам и снова перешел под китайскую юрисдикцию. В том же году цари Шаньшаня и Кучи вместе с несколькими другими князьками помельче добровольно восстановили статус вассалов Поднебесной империи, так что Китай в очередной раз стал господином всей Восточной и значительной части Северной Кашгарии.

Добившись такого заметного успеха, Бань Юн мог бы спокойно почивать на лаврах, в особенности учитывая, что он сделал гораздо больше, чем от него ждали. Но, помня о подвигах своего отца, он решил пойти дальше. Полностью проигнорировав тот факт, что императорский совет отклонил план нападения на главный плацдарм северных гуннов к северу от Тянь-Шаня, Бань Юн в следующем же 125 г. решил повести армию в этот регион.

Однако первым препятствием на его пути были не сами гунны, а их союзники, обитатели царства Северный Гуши, расположенного сразу же к северу от Небесных гор, поскольку победа над этим царством могла значительно ослабить власть гуннов. В этой кампании китайцы снова добились успеха. 8 тысяч воинов противника были убиты или взяты в плен. Среди пленных был и сам царь, и один высокопоставленный гуннский сановник. Большую часть пленных предали смерти, а царя и знатного гунна отвезли на то место, где шесть лет назад был убит китайский военачальник, и казнили, после чего их головы отправили в столицу Поднебесной на всеобщее обозрение.

Как всегда в подобных случаях, царству Северный Гуши позволили сохраниться как отдельному образованию, а его трон занял один из местных князей, присягнувший на верность Китаю. Однако Бань Юн хотел иметь абсолютную уверенность, что это царство больше не нарушит клятву, данную Поднебесной, и не присоединится к гуннам. С таким прицелом он настоял, чтобы в 126 г. войска Гуши присоединились к нему в нападении на царя Хуяня – верховного властителя гуннов в Восточной Джунгарии.

В результате этого нападения царь Хуянь был разбит, и ему пришлось спасаться бегством, а китайцы захватили много добычи и тысячи пленных. Среди пленных был племянник шаньюя – верховного владыки всех северных гуннов. Бань Юн не был особенно кровожадным, но он настоял, чтобы этого принца казнили, и сделал это собственноручно новый царь Северного Гуши. Идея Бань Юна состояла в том, что после этой казни между повелителем гуннов и монархом Гуши возникнет личная вражда, которая не позволит двум правителям снова объединиться для нападения на Китай.

Казнь гуннского принца сработала именно так, как надеялся Бань Юн. Убийство племянника привело шаньюя северных гуннов в такую ярость, что вскоре после этого он лично возглавил наступление на Северный Гуши с намерением отомстить его монарху. С помощью китайских войск это нападение удалось отбить, но стало ясно, что гунны будут ждать своего часа, чтобы снова попытаться отомстить. В результате обитатели Северного Гуши еще больше сблизились с китайцами как единственной силой, которая могла помочь им в случае нового нападения.

После поражения северных гуннов и возвращения Северного Гуши под власть Поднебесной империи слава Бань Юна разнеслась по всей Центральной Азии, но, чтобы его триумф стал окончательным, необходимо было завоевать царство Карашар, которое оставалось единственной враждебной Китаю частью Кашгарии, решительно отказывавшейся подчиниться китайской власти. Кампания против этого царства состоялась в 127 г. К несчастью, прежде чем начать кампанию, Бань Юн посчитал, что нужно получить разрешение от императорского двора. С учетом предшествующих успехов разрешение было охотно выдано. Более того, правительство даже отправило подкрепление под командованием одного видного военачальника в помощь экспедиции Бань Юна.

К сожалению, присутствие этого военачальника вызвало лишь неразбериху и множество сложностей. По плану Бань Юну со своими войсками следовало идти в Карашар по южной дороге, тогда как новый военачальник и его отряды должны были идти по северной. При этом определенно предполагалось, что атака может быть только после того, как войска обоих военачальников соединятся.

Случилось так, что новый военачальник прибыл на место за несколько дней до того, как туда смог добраться Бань Юн со своим войском. Но вместо того, чтобы дождаться прибытия основной армии, как было приказано, присланный из Китая военачальник решил начать атаку немедленно. Рассказывают, что причина заключалась в том, что в то время на родине этот военачальник был не в фаворе у неких высоких сановников, и ему хотелось вернуть себе их расположение, прославившись тем, что он в одиночку взял Карашар. Военная удача ему благоприятствовала, и, хотя в состоявшемся бою он не добился решающей победы, урон, причиненный этим авангардом, произвел такое впечатление на царя Карашара, что он решил сдаться до прихода основной армии, надеясь заключить договор на более благоприятных условиях.

Сдача Карашара означала, что на данный момент с сопротивлением китайской власти в Кашгарии покончено. Прошло немного времени, и Хотан с Яркендом добровольно перешли под юрисдикцию Китая, а вскоре их примеру последовал и Кашгар. Таким образом, 127 г. ознаменовал собой восстановление китайского верховенства на всей территории Таримского бассейна. Но вместе с тем события этого года не позволили китайцам в полной мере получить выгоду от восстановления своей колониальной империи. Причиной такой ситуации стало то, что по велению императорского двора все почести и слава достались нарушившему субординацию командующему, который взял Карашар в одиночку, тогда как несчастный Бань Юн лишился своего поста из-за того, что якобы явился на поле битвы с опозданием.

Восстановление китайского контроля над Кашгарией произошло почти исключительно благодаря военным и дипломатическим талантам Бань Юна, и, когда он сошел со сцены, не нашлось никого, кто смог бы эффективно выполнять эту работу. Многие, несомненно, надеялись, что на место Бань Юна найдется какой-нибудь другой представитель блестящего семейства Бань, но через три года (в 130 г.) оказалось, что большинство его членов либо убиты, либо опозорены из-за довольно странного скандала, случившегося при дворе императора.

Племянник Бань Юна был женат на принцессе из императорского рода, состоявшей в близком родстве с царствующим императором. Эта дама оказалась веселой особой, у которой одна любовная интрижка сменялась другой. Поначалу бедный муж терпел, считая, что с этим ничего не поделаешь. Но однажды, пользуясь его мягкостью, дама потребовала, чтобы муж оставался в комнате, где она обнималась с одним из своих любовников. Для возмущенного супруга это стало последней каплей, и он, выхватив меч, убил любвеобильную принцессу. В обычных обстоятельствах на убийство неверной жены никто не обратил бы особого внимания, но в данном случае, поскольку муж был человеком простым, а жена членом императорской фамилии, дело вызвало громкий скандал. Бедному мужу вспороли живот, а всех его близких родственников публично казнили. Так семейство Бань исчезло со страниц истории.

Как мы уже отметили, с исчезновением клана Бань во вновь созданной колониальной империи начался долгий период стагнации. Правда, слава Бань Юна была так велика, что в течение нескольких десятилетий открытых восстаний против китайского господства не было, и, как следствие, в этот период Китаю удавалось сохранять в Западном крае статус-кво. В 131 г., чтобы облегчить себе связь с западом, Китай усилил свою военную колонию в Хами, а через два года (в 133 г.) с помощью царя Кашгара смог наказать монарха Хотана, проявлявшего признаки беспокойства. Но это были единственные признаки колониальной активности, которые смогла продемонстрировать Поднебесная империя.

Весьма примечательно, что высший китайский военачальник в Западном крае по-прежнему назывался просто «представитель», и никаких попыток восстановить более солидный пост наместника не предпринималось. Важно также, что этот представитель продолжал жить в городе Люжун в Южном Гуши, то есть довольно близко к китайской границе, вместо того чтобы переехать в столицу Кучи, или Кашгар, где он мог бы лучше отслеживать происходящее в различных местных царствах, находящихся в его юрисдикции. Интересно отметить, что китайские летописи специально указывают, что в этот период китайские официальные лица не предпринимали попыток установить в какой-либо форме господство над усунями (в Западной Джунгарии) или над различными царствами Памира. В этом тоже проявляется заметный контраст по сравнению с более ранними эпохами колониальной империи, когда и усуни, и некоторые государства Туркестана испытывали на себе воздействие имперской политики Китая.

Фактически все, что мог делать китайский представитель, – это сдерживать северных гуннов, не давая им снова захватить Таримский бассейн. В нескольких битвах, произошедших между китайцами и гуннами, ни одной из сторон не удалось снискать большой славы. Так, в 134 г. Северному Гуши удалось нанести знаковое поражение гуннским силам, но уже на следующий год (135 г.) гунны вернулись, чтобы поквитаться, и, хотя войску Гуши помогал довольно большой китайский отряд, она потерпела серьезное поражение. То, что гунны не пошли дальше и позволили границе оставаться нетронутой в течение нескольких лет, произошло скорее из-за слабости и внутренних проблем гуннов, чем благодаря силе Китая.

Еще два десятилетия дела шли примерно так же, но после 150 г. Китай стал демонстрировать симптомы еще большего ослабления и неспособности контролировать местные государства, номинально находившиеся в его юрисдикции. В 151 г. северные гунны снова совершили набег на китайскую границу, и все, что смогли сделать китайцы, – это не позволить им захватить стратегически важный пункт Хами. На следующий год жители Хотана в Южной Кашгарии напали на китайского представителя, приехавшего в это царст во с визитом, и убили его за то, что он попытался слишком активно вмешаться в их внутренние дела. Через некоторое время жители Хотана извинились за этот инцидент перед императорским двором, но примечательно, что Китаю пришлось принять это достаточно невразумительное извинение, и он не смог добиться реального наказания виновных в смерти своего официального представителя.

В 153 г. возникли проблемы между китайскими чиновниками и царствующим монархом Северного Гуши. Благодаря близости этого царства к северным гуннам, вопрос был расценен как исключительно важный. Когда конфликт, в конце концов, перешел в открытые военные действия между китайцами и царем-вассалом, китайцы незамедлительно двинули войска на непокорную территорию. Вскоре после этого они объявили мятежного царя низложенным и назначили на его место другого правителя.

Однако не успели они это сделать, как свергнутый монарх сбежал к северным гуннам и попросил помочь ему вернуть свое царство. Гунны были только рады вмешаться в дело, и через некоторое время на границе Гуши появилась гуннская армия. Эта ситуация вселила ужас в сердца разумных китайских чиновников, которые испугались, что их ждет очередное восстановление гуннской империи.

Вместо того чтобы сражаться, они переключились на дипломатию. Им удалось установить тайные контакты с низложенным царем и пообещать ему возвращение на трон и прощение всех его прошлых преступлений, если он отречется от альянса с гуннами и снова поклянется в верности Поднебесной империи. По той или иной причине свергнутый монарх принял эти условия, и в скором времени ему без лишнего шума вернули его царство.

Из того, как повели себя китайские власти в данном случае, видно, что в 153 г. Северная гуннская империя еще представляла собой грозную политическую силу. В глазах современника тех событий она, безусловно, казалась империей, которая в той или иной форме просуществовала 350 лет и которой суждено было просуществовать еще неизвестно сколько. Кроме того, продолжающееся ослабление и упадок, очевидные во всех частях самого Китая, наверняка усиливали ощущение, что еще немного – и гунны снова смогут отнять у Китая большую часть его колониальных владений.

Однако все обернулось иначе, и вскоре стало ясно, что Северная гуннская империя исчерпала все свои возможности. Фактически помощь, оказанная северными гуннами свергнутому царю Гуши, является последним упоминанием о ее существовании в китайских анналах. Спустя десять лет после этого Северная гуннская империя исчезла, а ее обитатели оказались разбросаны по обширным равнинам Туркестана. Чтобы понять, как произошло это важное событие, нам нужно снова перенести свое внимание в Монголию и последить за тем, как развивались события в этом регионе с точки зрения политики.

Первая сила, достойная внимания, – это, конечно, южные гунны. В течение всего периода, когда китайцы постепенно восстанавливали контроль над Кашгарией, южные гунны оставались, как минимум номинально, вассалами Поднебесной империи. Однако, несмотря на это, китайские власти уже не могли добиться прежнего безоговорочного господства над племенными объединениями южных гуннов. Точнее говоря, шаньюи и другие члены монаршей семьи были по-прежнему лояльны Китаю, но многие вожди и другие представители гуннской аристократии проявляли недовольство китайским верховенством и открыто поднимали мятежи, хотя эти мятежи означали ведение войны против своих собственных законных правителей, которых они считали марионетками в руках китайской бюрократии.

В рамках этой книги нет возможности рассказывать обо всех этих внутренних конфликтах. Достаточно сказать, что в 124 г. вспыхнул один из таких мятежей, который удалось подавить только с помощью внушительной китайской армии. В 140 г. началось похожее восстание, но на этот раз оно оказалось гораздо масштабнее. Несмотря на то что сам шаньюй не был замешан в организации восстания, китайские чиновники сурово упрекали его в неспособности поддерживать порядок во владениях южных гуннов. Несчастно го шаньюя, а также его брата, который мог бы стать наследником трона, так унизили, что оба покончили с собой.

Внезапная смерть шаньюя и его наследника только добавила неразберихи. В течение следующих трех лет у южных гуннов не было даже видимости устойчивого центрального правительства. Мятежники выдвинули своего претендента на трон, а тем временем продолжали разорять китайскую границу. Воодушевленные успехами этих набегов, к ним снова присоединились многие ухуани, жившие дальше к востоку, и вскоре вся северная граница запылала. Китайцам снова пришлось проводить крупные военные кампании. Прошло не менее трех лет (143 г.), прежде чем вожди мятежников были убиты или побеждены, и китайцы смогли посадить на место шаньюя южных гуннов князька, который, долгое время прожив заложником в китайской столице, стал практически китайцем по своим идеям и пристрастиям.

Чтобы повысить престиж нового шаньюя среди его народа (и таким образом предотвратить новые возможные мятежи), китайцы обращались со своей марионеткой с подчеркнутым почтением и осыпали подарками огромной ценности его супругу и других придворных. В значительной степени в результате такой политики мир и порядок среди южных гуннов были восстановлены, и несколько лет после этого ни о каких случаях неповиновения не было слышно. Но в 153 и в 158 гг. восстания вспыхнули снова. И снова восставших поддержали многочисленные члены ухуаньских племен, а китайцам снова пришлось посылать большую армию под началом одного из своих лучших полководцев. После подавления восстания китайский военачальник низложил царствующего шаньюя в наказание за его неспособность обеспечить порядок среди своих подданных, но император Китая отменил этот акт, и в скором времени низложенный монарх был восстановлен на троне своих предков.

На протяжении всего периода постоянной смены мятежей и покорности (109–160 гг.) ухуани играли роль просто друзей и союзников мятежных южных гуннов, поэтому нет необходимости уделять им особое внимание. Совсем другое дело – северные соседи южных гуннов и ухуаней сяньби, которые в течение этого периода стали важным фактором дальневосточной политики. До начала общего восстания 109 г. различные племена сяньби добровольно (в основном) признавали верховенство императоров Поднебесной. После их восстания такое благоприятное положение дел перестало существовать. Точнее, в 110 г. сяньби, принимавших активное участие в нападениях на Китай, вынудили отступить в Северную Монголию. Китайские командующие не хотели, да и не могли преследовать отступающего врага в этом регионе, и на протяжении нескольких лет между китайцами и этой мощной группой «северных варваров» не было почти никаких контактов. Китай не подвергался их набегам, но был не в состоянии оказывать какое-либо влияние на своих бывших вассалов.

Начиная с 115 г. сяньби возобновили свои агрессивные действия, и в китайских хрониках за этот и следующие пять лет (115–119 гг.) часто упоминаются набеги сяньби на разные участки северной границы. Набеги эти никогда не носили характера настоящей войны между двумя государствами, поскольку сяньби по-прежнему были раздроблены на большое число соперничающих, а часто и конфликтующих племен. Однако в 121 г. этот беспокойный народ претерпел существенную трансформацию. Один из племенных вождей по имени Куджин после легких заигрываний с Поднебесной империей стал главным зачинщиком нападений на Китай. Более того, вскоре он показал себя талантливым организатором, и ему, похоже, удалось привести большое количество сяньбийских племен к признанию его верховенства и убедить их подчиняться его приказам. В каком-то смысле можно сказать, что история сяньби как организованного или полуорганизованного государства начинается с этого вождя.

Опираясь на большое число – если не большинство – племен сяньби, Куджин начал серию набегов на китайские аванпосты, и эти набеги продолжались более десяти лет. К счастью для Китая, можно считать, что большую часть времени в этот период роль буфера, смягчающего силу этих атак, выполняли южные гунны и ухуани. Чтобы войти в непосредственное соприкосновение с Китаем, сяньби должны были пройти через территорию одного из этих двух буферных государств. Кроме того, гунны и ухуани часто помогали китайским войскам в их контратаках на сяньби. Если бы не помощь, которую более или менее принудительно предоставляли эти вассалы, сяньби могли стать серьезной угрозой самому существованию Китая. Но в той ситуации они являлись лишь источником беспокойства для китайских общин, проживавших на границе или вблизи нее. В 133 г. «царь» Куджин умер, и созданное им сильное политическое объединение быстро распалось. Каждое племя снова начало действовать как отдельная единица, и в результате в следующие два десятилетия набеги сяньби на Китай практически прекратились, а те, которые случались, быстро отражались.

Спустя примерно два десятилетия (вскоре после 150 г.) сяньби снова начали объединяться вокруг великого вождя по имени Таньшихай (Таньшихуай). В действительности Таньшихай был даже более крупным персонажем, чем его предшественник. Как и в случае со многими другими знаменитыми вождями кочевников, о происхождении Таньшихая было известно очень мало, а отсутствие информации породило множество легенд. Согласно преданиям сяньби, один из их мелких племенных вождей больше трех лет пробыл на западе, сражаясь против северных гуннов, а когда вернулся домой, то обнаружил, что его жена родила мальчика. Этот ребенок был не кто иной, как Таньшихай. Мать уверяла своего мужа, что зачатие явилось чудом, но у вождя были свои подозрения на этот счет, и он приказал убить ребенка. Матери удалось увезти мальчика, и его тайком воспитали в семье старого слуги.

Мальчик развивался очень быстро и уже в раннем возрасте отличался смелостью и прозорливостью. Когда ему исполнилось всего 14 или 15 лет, он возглавил поход против соседнего клана и вернул скот, похищенный противниками во время недавнего набега. С того времени его восхождение к славе пошло стремительно, и вскоре он стал признанным вождем большого числа кланов сяньби. Таньшихай славился своей справедливостью и беспристрастностью в отношении подчиненных, что вкупе с блестящими военными успехами помогло собрать под его знаменами огромное большинство сяньби. Прошло немного лет, и он стал чем-то большим, чем племенной вождь. Таньшихай основал обширное царство и стал его бесспорным монархом.

Восхождение Таньшихая к власти, естественно, привело его к конфликту с Китайской империей. Уже в 156 г. появляются записи о его нападении на северную границу Китая. С того времени набеги Таньшихая становятся частыми, и редкий год обходится без того, чтобы он нанес урон какому-нибудь из аванпостов Поднебесной. Император послал своих лучших военачальников и отборные войска, чтобы наказать выскочку сяньби, но, когда им не удалось добиться никаких заметных военных успехов, китайцы попытались избавиться от набегов с помощью дипломатии.

В 166 г. (через 10 лет после появления первых упоминаний о Таньшихае) императорский двор отправил посольство в столицу сяньби в Монголии, предлагая признать за этим варваром титул царя и заключить договор о мире. Таньшихай гордо отверг императорскую грамоту и печать, предложенные ему китайцами, на том основании, что он завоевал трон собственными руками и не нуждается в китайской помощи и признании. Отказался он и от подписания договора о мире и дружбе. Так случилось, что задача создания и управления империей заняла значительную часть времени новоявленного правителя, и его набеги на Китай стали не такими частыми. Однако они не прекратились, и в результате вся северная граница Китая стала зоной постоянного беспокойства, и вассалы Поднебесной южные гунны и ухуани тоже пребывали в постоянном страхе нападения.

В 177 г. китайцы предприняли еще одну отчаянную попытку уничтожить нового северного колосса. В этом году армия из 30 тысяч воинов, часть которых были китайцами, часть южными гуннами, отправилась сражаться с сяньби, и ей удалось продвинуться на 500–600 миль за пределы китайской границы. Однако вскоре после этого она потерпела сокрушительное поражение от войска Таньшихая. Остатки этой армии позорно бежали назад в Китай, но лишь четверти от первоначального состава удалось благополучно добраться до границы. С тех пор и до смерти Таньшихая Китай довольствовался обороной и не осмеливался на очередные попытки вторжения на территорию сяньби.

Военные действия, которые вел Таньшихай, представляют для нас определенный интерес, но гораздо важнее те огромные изменения, которые он внес в политическую географию Центральной Азии. В период его восхождения к власти разрозненные племена сяньби уже контролировали большую часть Северной Монголии, так что создание нового царства просто означало, что все эти разрозненные племена объединились под единой властью. Но это было только начало. Затем Таньшихай напал на динлинов в Южной Сибири, одержал победу и включил их в состав своих владений. Двигаясь на восток, он напал на государство Фую в Восточной Маньчжурии и таким образом добавил к царству сяньби тунгусов, обитавших в этом регионе.

Последним, но не маловажным, стали несколько атак на земли, расположенные к западу. Летописи подчеркивают, что Таньшихай завоевал и оккупировал все территории, которые прежде принадлежали гуннам. Это может относиться не только к Монголии, которая уже давно была в руках сяньби, но указывает также, что его войска вытеснили гуннов с их нового места жительства в Джунгарии. Любые сомнения на этот счет исчезают после утверждения, что в это же время сяньби напали и победили усуней, которые занимали юго-западную часть Джунгарии и до которых сяньби не смогли бы добраться, если бы не убрали с дороги гуннов. Учитывая тот факт, что Таньшихай с такой легкостью смог занять Джунгарию, кажется удивительным, что он не пошел на юг и не напал на Кашгарию, где власть китайцев быстро приходила в упадок, но в конце концов царствование этого монарха было сравнительно коротким, и у него просто не хватало времени на все.

В истории упоминается еще одно деяние Таньшихая, которое представляет особый интерес с точки зрения этнологии. Его царство стало таким перенаселенным, что у царя возникли трудности с обеспечением достаточного количества продовольствия для его подданных. С учетом сложившейся ситуации он стал думать о том, как бы найти новые продукты, пригодные в пищу. Ни гунны, ни сяньби никогда не ели рыбы, в результате чего реки и озера Монголии долгое время не использовались, и Таньшихай решил, что пора исправить это положение. Он услышал, что японцы, которые в достаточно большом количестве обитали в то время на побережьях Кореи, считались особенно хорошими рыбаками. Вскоре после получения этой информации Таньшихай вторгся в Корею, но не для того, чтобы оккупировать этот регион, а просто чтобы отловить некоторое количество японских рыбаков, об искусстве которых он так много слышал.

В результате этого похода Таньшихаю удалось захватить порядка тысячи японских семей, которых он заставил переселиться на берега одного из озер в Восточной Монголии и там начать рыболовецкий промысел. Рассказывают, что эта насильственная колонизация оказалась очень успешной, и обитатели Монголии обеспечили себе хорошее дополнение к обычному рациону. Как выяснилось позднее, японские колонисты в течение нескольких веков оставались отдельной хорошо известной этнической группой, прежде чем были постепенно поглощены окружающим населением.

История этого деяния Таньшихая представляет для нас особый интерес, поскольку это одно из первых письменных упоминаний, касающихся самого существования японцев. Реальная японская история начинается не раньше VII в. н. э., то есть на много веков позднее этого события. До VII в. о японцах известно только по кратким случайным записям в китайских анналах, но все они относятся к более поздним временам, чем времена царствования Таньшихая. Таким образом, интересно, что уже во II в. н. э. было хорошо известно о большом количестве японцев, обитавших на побережьях Кореи. В свете недавних событий забавно отметить, что японская колонизация Маньчжурии и Восточной Монголии началась почти две тысячи лет назад, даже несмотря на то, что эта колонизация была совсем не добровольной.

Таньшихай во многих отношения заслуживает того, чтобы считаться одной из по-настоящему важных исторических фигур, и довольно обидно, что он так мало известен широкой публике. Если бы он прожил на несколько лет дольше, вполне возможно, что он осуществил завоевание Китая и таким образом изменил весь ход истории Дальнего Востока. Но он умер в 181 г., вскоре после того, как нанес сокрушительное поражение посланной против него китайской армии, и было ему всего 40 лет.

Его сын оказался слабым правителем, не способным даже сохранить единство своих соплеменников, и в течение пяти лет гигантская империя, созданная Таньшихаем, рассыпалась на части. Стремительная дезинтеграция этой империи означала, что Китай, несмотря на свою слабость и упадок, более века не подвергался вторжению извне. Тем не менее короткий взлет империи Таньшихая навсегда изменил мировую историю. Империя гуннов, как единое образование, была уничтожена навсегда. Племена сяньби в течение нескольких веков оставались хозяевами Внешней Монголии, бывшей родины гуннов. Но еще важнее то, что рухнуло государство гуннов в Джунгарии, и гунны небольшими разрозненными группами были вынуждены двигаться еще дальше на запад. И хотя в течение нескольких веков после этого потомки гуннов продолжили играть важную роль в истории, империя гуннов, как отдельная политическая единица, исчезла раз и навсегда.