Лукас Кристьянсон
В финале Дженитиви умрет

– Дитя мое…

Филлиам, бард! оторвался от рукописи. Брат Дженитиви, коллега и соперник, уставился на писателя налитыми кровью глазами. Стрела, вонзившаяся в грудь старика, медленно качалась в такт все более рваному дыханию.

«Разве кровь может капать с оперения?» – удивился Филлиам.

В его мир, грозивший вот-вот рассыпаться в прах, вторгся истошный крик Лодин, бывшей сестры.

– Вот так ты начать собираешься?

– Пусть знают, насколько опасна наша миссия.

– На кону судьба мира. Они и без тебя знают, за что взялись.

– Старик, может, дашь мне поработать?

– Я сейчас вас обоих пырну.

– Ладно, ладно, твоя взяла. Начну с са-амого начала.

Филлиам, бард! сидел в кафе в Вал-Руайо. Три часа дня, только-только спал полуденный зной. Филлиам вполуха слушал издателя, прекрасно зная, что жалобы на упавшие продажи продлятся до конца обеда. «И это в лучшем случае», – с горечью подумал он. Филлиам предпочитал общество людей, приходивших ради доброй выпивки, а не ради жалкого бокальчика вина после трапезы.

Филлиам разительно отличался от собеседника, одетого в роскошный наряд в деловом стиле. Ничто в образе писателя не раскрывало, что в его жилах тоже течет знатная кровь: худощавый, с пепельно-каштановыми, по-мальчишески нечесаными волосами, одетый в стильный и удобный доспех из литой кожи. Настоящая военная форма, только карманы набиты не солдатским жалованьем, а тетрадками и пузырьками с чернилами. Во всяком приличном гильдейском доме Филлиам то и дело ловил на себе косые взгляды, хотя сам не находил в своем наряде ничего смешного. Бард! одевался – и писал – для народа.

Но сейчас он честно следовал профессиональному этикету, хотя высокое общество ему явно претило. Писатель безропотно сносил колкости издателя и регулярные тычки указательным пальцем в свою сторону. Писатель знал, как вести себя, когда на кону лежат деньги.

– Бла-бла-бла, новые течения…

Знакомая жалоба. «Но если следуешь течениям, – мысленно отпарировал Филлиам, – значит не отрицаешь, что отстал от жизни».

– Ля-ля-ля, убери «барда!» из имени.

Еще одна любимая фраза. Следовать совету Филлиам не планировал: титул придавал его образу зловещий оттенок, что очень ценили поклонники.

– Бла-бла-бла, экспедиция в недра Империи…

Тут Филлиам поперхнулся элем. Фраза явно не входила в стандартный обеденный набор. Писатель заставил себя вернуться в русло беседы.

– Прошу прощения, лорд Варондэйл. Я, кажется, ослышался. Куда-куда вы меня просите отправиться?

– О, это совсем не просьба, – ответил лорд, скривив уголки губ. Улыбка казалась такой же застывшей, как и его керамическая полумаска в орлесианском стиле, с позолотой – символ новообретенного богатства и статуса. Варондэйл поднес к губам бокал и сделал совсем маленький глоток, смакуя очередную колкость. – Ты уже годами обещаешь написать что-нибудь злободневное. Я слушаю, верю и благосклонно поддерживаю твое «творчество». Но на одних словах далеко не уедешь. – Тут лорд наклонился вперед и постучал по столу золотым кольцом, надетым на мизинец. – Пришло время закрыть рот и заплатить по счетам.

Варондэйл выложил на стол свиток тонкого пергамента. Филлиам оценивающе взглянул на него, но разворачивать не стал.

– Печати Инквизиции, – заметил он. – Только вот она давным-давно распущена.

– Особое поручение.

– От кого?

– От внутреннего круга.

– Что еще за круг?

– Общество, занятое твоим трудоустройством! – отрезал лорд, вскипая. – Читай.

Филлиам развернул свиток, и глаза полезли на лоб.

Документ описывал экспедицию, которая казалась надругательством над здравым смыслом: обрывки текста, предания, будто сошедшие с пера конспирологов. Филлиам тут же представил себе карту, на которой отдаленные астрариумы, отмеченные кнопками, соединяются красными нитями. В этом хитросплетении был толк: все нити вели на север Безмолвных равнин. Писатель умел мгновенно вычленять главное из огромных тяжеловесных трудов. Он зарабатывал этим на жизнь. Видимо, именно поэтому выбор внутреннего круга пал на него.

А сколько историй он слышал…

Инквизицию расформировали не по приказу Церкви и даже не из-за вторжения кунари. Всему виной элувиан на таинственном Перекрестке, открывший путь к обители Ужасного Волка – существа столь могущественного, что эльфы по сей день чтят его как божество. Церковь отрицает существование Фен’Харела – в ее религии нет места для других богов, кроме Создателя. Но что, если Волк – не выдумка? Тогда Церкви нужно узнать о нем как можно больше. Между Перекрестком и Тенью существуют разломы, не всегда цельные – а значит, фрагменты могли оказаться где-то еще. Кто-нибудь должен был пройти по отмеченному пути и узнать, что же погубило эльфов, некогда равных богам.

– Значит, вы предлагаете мне узнать подлинную историю эльфийского пантеона в несуществующей библиотеке, расположенной в подземельях Империи, под Глубинными Тропами? – Филлиам бросил свиток издателю. – Простите, я не пишу сказок.

Лорд расхохотался, но тотчас насупился:

– Ты уже три месяца страдаешь ерундой, и этот свиток – просто кладезь возможностей. Я получу наконец плату за оказанные услуги. Ты не будешь делать очередного пересказа, а напишешь историю с нуля. – Лорд Варондэйл снова хлебнул из бокала. – А еще, – добавил он в неожиданном приступе честности, – ты сможешь помочь.

Филлиам знал, что Варондэйлы спонсируют Инквизицию, но никогда бы не подумал, что они поступают так исключительно из благих побуждений.

– Значит, это не сказка?

– Вот это должен выяснить ты со своими… коллегами.

– И кто же еще удостоился вашего «приглашения»? – спросил Филлиам, прищурившись.

– Привет, – раздался позади него голос, обладателя которого весь Орлей и любил, и ненавидел – примерно как искренность на семейных встречах.

Филлиам скривился.

Сестра Лодин, бывшая служительница Церкви, хронистка чувств, которые столь упорно скрывал притворно-чопорный Орлей. Филлиам жалел, что первым не додумался до такого образа. Титул барда! требовал осведомленности в политике и других опасных делах. Титул Лодин лишь намекал на грех. Да и какой отваги требовать от женщины-ученого, некогда связанной обетом безбрачия?

Братья и сестры посвящали всю жизнь служению Создателю. Добровольно Церковь покидали лишь совсем немощные старики. Лодин была еще молода – около тридцати. Она давно избавилась от церковных облачений, но и подобранная ей одежда, и титул прямо-таки дышали монастырской жизнью. Выбор ткани, покрой… Она кичилась своим прошлым, смаковала его, провоцируя скандалы и неудобные вопросы. Образ придавал вес ее книгам.

Сегодня она пришла с косой в виде короны на макушке, из-под которой струились длинные светлые волосы. Мантия – приглушенно-золотая, с красной отделкой. Все готово для путешествия.

– Прекрасно выглядишь, – заметила Лодин, окинув оценивающим взглядом лорда Варондэйла в одеянии из драконьей кожи и его бокал с напитком. Она странно поморщилась, будто костюм показался ей кислым, а напиток – чересчур кричащим.

Филлиам знал почему. Лодин часто путала цвет, вкус и звук. Причудливое восприятие позволяло ей лучше чувствовать персонажей – в этом она призналась Филлиаму, когда разговор зашел о литературе. Писателей связывала исключительно постель, и они договорились, что этим дело и ограничится. Местами их мнения расходились, местами совпадали, и это прослеживалось в их творчестве. Они были примерно равны друг другу, но Лодин считала Филлиама новичком, а он вечно ощущал себя отстающим.

Все это входило в сценический образ бывшей сестры.

– Полагаю, знакомить вас не обязательно, – улыбнулся лорд Варондэйл.

– Мы близки, – ответила Лодин.

Филлиам что-то буркнул в полупустой бокал.

– Я слегка откорректировала оригинал, – сказала бывшая сестра, указав рукой на свиток. – Так что мы сменим маршрут.

«Ну конечно, – подумал Филлиам. – Перевод».

При переводе с древнеэльфийского важны были не только ритм и чувство языка, но и знание словарных единиц. Своей виртуозностью на этом поприще Лодин заслужила первый выговор от служителей Церкви. Ей удалось доказать, что осколок глиняной таблички, который долгое время считался доказательством веры эльфов во «всеобъемлющее великолепие Создателя», – не более чем сборник наставлений молодоженам. Предмет этот по-прежнему покоился в хранилище преподобной матери Эвары, откуда его доставали только по особым случаям.

– Вот и прекрасно, – заметил Варондэйл. – Я нашел вам проводника для подземелий. Думаю, в них пройдет почти вся ваша экспедиция.

– А вы с нами не пойдете? – спросил Филлиам.

– Упаси Создатель! Это работа исключительно для писателей.

– Он тебе не сказал? – ухмыльнулась Лодин.

Филлиам пронзил издателя взглядом. К его удивлению, лорд вздрогнул.

– Пойми меня, Филлиам, требования были предельно конкретными. – С этими словами Варондэйл осушил бокал. – Для такой авантюры нужен определенный склад личности. Это ведь ты у нас большой любитель сенсаций. Человек чувств, вроде бывшей сестры…

Лодин чинно кивнула.

– И? – протянул Филлиам.

– Слишком много белых пятен. – Лорд встал, намереваясь уйти. – Требуются обширные знания в области религии и географии.

– И-и? – повторил Филлиам, потирая виски.

– Потребовался добросовестный ученый…

Филлиам сразу понял, о ком речь – всего за мгновение до того, как ему на лицо со свистом опустился том геральдической истории Ферелдена в кожаном переплете: пятьсот тридцать шесть страниц, не считая эпиграфов и приложений. Эту книгу он сократил до двадцатистраничного сборника упредительных, но тем не менее завораживающих казней.

– Ворюга! – крикнул брат Фердинанд Дженитиви, заслуженный ученый Церкви и знаменитый историк.

То были его первые слова накануне самого длинного – и последнего – месяца в их жизни.

– А как же само путешествие?

– Ерунда.

– Значит, описание мифической моровой земли и Империи – это ерунда, в отличие от грязных подробностей личной жизни?

– Я создаю напряжение!

– Жертвуя всем остальным?

– Хватит спорить. Пиши!

– А ведь она права. И за острым замечанием может последовать острый предмет.

– Так и быть. Вот вам ваши детали…

Путешествие в некогда могучую Империю Тевинтер прошло без особых проблем. Несколько веков назад от участников экспедиции потребовалось бы непревзойденное тактическое мастерство, но теперь они просто ехали по неохраняемым торговым путям. По правде говоря, при въезде в Империю самым сложным было понять, где находится граница: пунктов было несколько, и каждый обозначал рубежи Тевинтера в разные эпохи.

Их возницей и проводником оказался широкоплечий Матео, ривейнский Повелитель Фортуны. Эти авантюристы и расхитители подземелий выковыривали драгоценные камни из глаз статуй и за отдельную плату брались охранять боязливых работодателей. Повелители Фортуны знали свое дело. В сумке на поясе Матео бренчали тяжелые древние монеты и прочие безделушки, добытые за пределами Безмолвных равнин. Он искренне любил историю, но не был знаком с работами своих подопечных – что, честно говоря, делало его лучшим кандидатом для экспедиции.

– Писатели… Все спорят и спорят… – пробормотал он и вырвал поникший кустик из стыка плит.

Филлиам сидел на шершавом камне в одном ботинке. Из второго он вытряхнул камешек, влажный от лопнувших волдырей.

– Надо было взять с собой Распутную Вдову, – ухмыльнулся Филлиам, глядя на брата Дженитиви.

– Тебе бы денег не хватило, – огрызнулся тот.

Особа, скрывавшаяся под псевдонимом Распутная Вдова, регулярно била рекорды продаж со своей похабщиной и фирменным трепещущим платочком. В этом с ней мог сравниться разве что Филлиам.

– Договоритесь у меня, пырну обоих, – прошипела Лодин, достав из волос длинную заколку.

Недели, проведенные вместе в тесной коляске, ничуть не сплотили этих троих, хотя работали писатели на удивление слаженно. Дженитиви предоставлял факты, Филлиам связывал их воедино, Лодин следила за ритмом и проверяла перевод. Вместе они совершили путешествие в прошлое, начиная от роспуска Инквизиции. Перевод буквально перевернул историю: выяснилось, что Арлатан, древняя эльфийская столица, был уничтожен не имперской армией, а таинственным заклинанием, из-за которого возникла Завеса.

Мироздание не всегда было расколото на царство смертных и Тень. Но что-то произошло – и одним махом превратило землю эльфов в пустыню. Обломки былого величия очутились между сном и реальностью, в обители Ужасного Волка. Но были и другие свидетельства, те, что попали в осязаемый мир – между общепринятыми истинами и догадками, граничившими с выдумкой. Именно они сулили разгадку тайны, которую должна была отыскать группка не ладящих между собой писателей.

Если, конечно, к тому времени они не перегрызут друг другу глотки.

Брат Дженитиви всю жизнь по крупицам собирал факты. Он обошел каждый уголок Тевинтера, прославляя в своих рукописях Создателя.

Дженитиви был образцовым ученым-книжником – волосы выбриты до макушки, пальцы перепачканы чернилами. Бесчисленные твердыни науки с гордостью хранили его увесистые и сложные для понимания труды. Нынешние спутники Дженитиви не разделяли этого почтения: Филлиам прославился вольным пересказом многих его работ, с упором на кровавые места, чем заслужил праведный гнев ученого.

Тот обвинил Филлиама в надругательстве над историей.

Филлиам заявил, что Дженитиви скрывает от народа ее истинное лицо.

Лодин нашла, что они оба – упрямые ослы.

– Здесь на милю вперед ничего не видать, – проворчал Филлиам.

– Скажи это ей, – кивнул Дженитиви в сторону Лодин. – Не сойди мы с тракта, у нас были бы знаки, ориентиры. Столбы через каждые сто ярдов, наконец.

Имперским трактом называли виадук из огромных каменных плит. Его поддерживали гигантские столбы, торчавшие из земли через равные промежутки, будто пальцы погребенных великанов. Дорога брала начало в Минратосе и пересекала Империю почти из конца в конец. По ней магистры прошлого могли обойти весь Тевинтер, оглядывая свои владения свысока – в прямом и переносном смысле. Дорога была символом Империи в период расцвета, когда добытые в войнах богатства еще позволяли содержать ее в надлежащем виде. Хождение по гладким плитам виадука оказалось самой приятной частью экспедиции. Сойти с тракта означало обречь себя на многочасовые странствия по песку и камням, с риском сломать лодыжку.

– Реликвии древности не валяются на дорогах, – огрызнулась Лодин. Затем фыркнула и добавила: – Ну, не считая вас двоих…

– Стойте, – перебил ее Матео и указал на камень с пометкой, различить которую мог лишь наметанный глаз охотника за сокровищами.

Филлиам силился выдумать едкое оскорбление и потому не обратил внимания на столбовые ямы, выдолбленные вокруг огромной каменной плиты, на которой стояла вся компания. Когда-то здесь, очевидно, была решетка. Филлиам принял все это за давно заброшенный карьер, а не за верхушку шахтного ствола, которым тысячелетиями пользовались жители Глубинных Троп.

– Ч-что… – только и успел сказать он.

Камень щелкнул. Древний механизм отправил их в свободное падение. Следуя совету Матео, они схватились за единственную доступную опору – друг за друга, крича в унисон.

– Писатели, чтоб вас… – пробурчал Матео.

– Ну как, достаточно подробно?

– Вполне, спасибо.

– Не забудь упомянуть, что Матео был голым по пояс.

– Лично меня это не так сильно впечатлило.

– Эх, не нюхал ты жизни…

– Можно я продолжу? Скоро начнется самое интересное.

«Вот теперь-то нас встретят в Орлее как героев», – подумал Филлиам. Несмотря на пугающее начало, полет в шахту завершился на удивление благополучно. Стоило плите обвалиться, как обвисшие от времени тросы вновь натянулись. Невидимые мехи сжались, втянули воздух, вытесненный во время падения, и направили его в глубины шахты. Приземление оказалось не самым мягким, но обошлось без переломов.

Матео уверил своих нанимателей, что на его памяти гномьи – или имперские, кто их знает, – механизмы давали сбой всего раз. На вопрос о том, что за счастливчик пережил падение на глубину двух миль и смог об этом поведать, он горделиво улыбнулся и наставительно изрек:

– Вот так я научился пристегиваться.

После этого Филлиам, Дженитиви и Лодин единогласно решили, что впредь он всегда должен предупреждать о скрытых рычагах и плитах, а также о последствиях нажатия на них. Впрочем, несмотря на легкомыслие и напускную храбрость, Матео действительно знал свое дело. Повелитель Фортуны мастерски провел их по имперской шахте, через лабиринт горных выработок. Они даже осмелились зайти в небрежно вытесанный туннель – вероятно, вырытый когтями порождений тьмы во время Первого или Второго Мора.

В самой глубине шахты они нашли то, что искали.

Природные пещеры и редкие опорные столбы сменились изящными эльфийскими орнаментами, каменный пол – красным деревом. Ни дверей, ни перегородок, ни поперечных балок. Комната появилась среди голых камней будто из ниоткуда, и теперь казалось, что книжные полки и столы для чтения были здесь всегда. Все четверо завернули за угол и вошли в эльфийскую библиотеку.

Когда Арлатан разлетелся на куски, один из его осколков очутился здесь.

Все догадки Филлиама подтвердились, и он чуть ли не прыгал от счастья, пожирая глазами тома, которые веками, а то и тысячелетиями ждали новых читателей. Больше того, где-то здесь могла быть спрятана рукопись, которая спасет мир. Матео стоял на страже, Лодин разбиралась в тонкостях значений и скрытых символах, а Филлиам засовывал книги в сумку.

Только Дженитиви не разделял всеобщей радости. Он медленно сполз по стене в углу и зарыдал:

– Ложь. Я лгал, все это время я лгал…

Он держал один из томов, которые Лодин посчитала полезными. На перевод содержания ушли бы годы, но иллюстрацию на кожаной обложке ни с чем нельзя было спутать. Художник изобразил землю, очень похожую на Тедас, но без границ, древних или современных, которые Дженитиви так тщательно наносил на карту.

– Я встречал Создателя в каждом уголке мира, – пробормотал он. – За всякой находкой стояла Его слава. Я считал, что и сюда меня привела Его рука. – Дженитиви с ненавистью взглянул на обложку, но сдержался и осторожно отложил книгу в сторону, словно благоговение перед знаниями не позволяло отшвырнуть ее. – Я надеялся, что мы опровергнем это безумие, – сказал он, глядя вдаль опустевшими глазами. – Труд моей жизни – что пыль на этих полках. Сколько всего я упустил? Сколько еще скрывается за нашим невежеством?

Филлиам впервые не нашелся, что ответить. Он не горел страстью к писательству, но его карьера целиком держалась на талантливых творцах. Дженитиви и вовсе был кладезем идей. Филлиам не мог позволить ему опустить руки.

– Ты никогда не врал, – начал он. – Я бы назвал это… иным взглядом на события.

Лодин ухмыльнулась. Филлиам скривился и предпринял вторую попытку, присев перед отчаявшимся коллегой.

– Настоящий ученый никогда не сдается, – продолжил он. – Тяга к знаниям – это дар Создателя, который ты не вправе отвергать. – Он поднял с пола том в кожаной обложке и провел пальцем по карте. – Ты должен помочь нам добраться до истины, чего бы это ни стоило.

С этими словами он протянул книгу Дженитиви.

Ученый поднял голову и посмотрел на него.

– Писака вроде меня ни за что не справится в одиночку, – добавил Филлиам.

Старик улыбнулся.

– Тревога! – крикнул Матео, вглядываясь во мглу туннеля.

Темные волосы проводника тронул ветерок.

Снова неприятности. Оказалось, Антаам все время шел за ними по пятам. Теперь кунари спускались в шахту.

Филлиам решил, что хуже быть уже не может. Главная ошибка в его жизни – и последняя.

– Довольно чистенько, кажется, но… уже не так убедительно. Удивлен, что это сработало.

– Местами выходит мило. Очень непохоже на тебя.

– Ты бы хоть помогла.

– Я помогаю. Помаленьку.

– Нам точно стоит к этому возвращаться?

– Старик, ты ведь сам говорил, что надо подробнее…

Филлиам, Лодин, Дженитиви и Матео вновь оказались на дне шахты, куда попали после спуска. Они стояли на коленях: руки по швам, у шеи – острие копья.

Отряд, взявший их в плен, возглавляла кунари, похожая на огромную статую – семи футов ростом и с серой кожей. Кожаную броню на ногах и на туловище оплетали красные веревки. Лицо и руки пестрели символами Антаама, военной ветви кунари. Краска витаар, ядовитая для других рас, защищала воинов – кожа от нее затвердевала, становясь прочнее камня, так что броня была наоборот слабейшим звеном защиты. Загнутые назад рога, длинные белые волосы, струившиеся по спине свободно, но лежавшие ровно.

– Я Расаан, – объявила она.

Кунари с задумчивым видом подошла к пленникам и принялась расхаживать между ними. С группой обошлись милосердно, несмотря на то, что Матео убил двух воинов, когда они объявились в шахте. Допрос поначалу велся удивительно мягко, даже уважительно. Как призналась Расаан, она пользовалась теми же заметками, но никогда бы не нашла Разрушенную Библиотеку без помощи экспедиции.

Однако ее интересовал куда более конкретный вопрос – имена.

– Фен’Харел, – начала она, – имя, данное врагом. Его неверно переводят как «Ужасный Волк». – Она повернулась и взглянула на стопку томов, лежавшую на камнях. – Вымысел самозванца-мученика, который перед этим обманул нас – и вашу Инквизицию. Солас – тоже выдумка.

– Гордыня, – сказала Лодин. – Вот что оно значит.

Расаан остановилась и подняла бровь:

– Твои познания впечатляют.

Имена много значили для ее расы. Кунари называли в честь должности, становившейся вторым «я». Но у каждого было и «настоящее», родовое имя, которое заносилось в метрики. По нему можно было проследить жизненный путь каждого кунари, выявить и использовать его слабости, понять, кем он пытался стать, но не смог.

Для Расаан имена значили еще больше. Особенно нарочито измененные. Она махнула рукой в сторону пустой теперь комнаты, которая без книг казалась лишней, инородной.

– Вы пришли сюда за знаниями, как и мы. Нет лучшего преимущества перед врагом, чем знать его имя. – Расаан повернулась и растянула губы в ухмылке. – Особенно если он сказал его сам.

– Мы сообщим вам, когда что-нибудь найдем, – ляпнул Филлиам, тотчас пожалев, что раскрыл рот.

Расаан холодно посмотрела на него, затем улыбнулась.

– Само собой, – уверенно ответила она.

Сзади к ней подошел солдат, и Расаан кивком отдала команду. Все книги сложили на плиту. Она повернулась к четверым пленникам, стоявшим на коленях.

– Ты, воин, – обратилась она к Матео. – Имя?

– Матео, – небрежно обронил он.

Расаан странно взглянула на него, не обратив внимания на вызывающий тон.

– Сомневаюсь, – ответила она. – Но ты ведь больше ничего не умеешь, правда?

Матео нахмурился, но промолчал.

– Ты, болтун, – обратилась кунари к Филлиаму. – Имя?

– Филлиам, – ответил тот, по привычке прибавив: – Бард!

– Настоящее имя, – отчеканила Расаан, точно зная, что это лишь псевдоним.

Писатель открыл было рот, но запнулся. Свое полное имя он не произносил уже давно.

– Филлиам Бернард Алоисиус Тревельян.

– На вашем наречии – почти иноязычное, – заметила Расаан. Потом наклонилась к писателю и шепнула на ухо: – Ты почти стал тем, кем притворяешься.

Она ухмыльнулась, как бы смеясь над его выверенным образом. Собственное обличье вдруг показалось Филлиаму пустым и ненастоящим.

– Твоя очередь, старик.

Дженитиви ответил быстро и с апломбом:

– Брат Фердинанд Дженитиви, заслуженный ученый университета Вал-Руайо, служитель единого бога. Я протестую. Ваше обращение с пленными не соответствует конвенции…

Расаан прервала его, подняв указательный палец.

– Я слышала о твоих трудах. – Она склонилась к Дженитиви и заглянула в глаза. – Мои воины Антаама тоже выполняют в Тевинтере особое поручение. Так что советую сменить тон.

Дженитиви побледнел.

– Брат Фердинанд Дженитиви, – повторил он четко. – Заслуженный ученый университета в Вал-Руайо, служитель единого бога.

– Надо же, – проворковала Расаан. – Все носятся с титулами. – Она стиснула руку Дженитиви огромными пальцами. – А если опустить профессию и прочую чепуху? Имя.

Дженитиви озадаченно помотал головой.

– Брат Фердинанд Дженитиви, служитель единого бога.

Расаан усилила хватку, до упора согнув его пальцы.

– Имя?

– Служитель единого бога!

Рука хрустнула.

– Спроси мое! Его ты точно не слышала! – крикнула бывшая сестра Лодин.

Расаан с интересом наклонила голову и разжала пальцы. Дженитиви прижал руку к груди. Филлиам с тревогой поглядел на Лодин и одними губами прошептал:

– Ты что творишь?

– Так и быть, – Расаан шагнула к женщине ниже ее ростом и снова опустилась на одно колено. – Полагаю, ты такой же титулованный писатель?

Лодин кивнула:

– Ты не слышала моего истинного имени. Его никто не знает. – Лодин заговорила тише, и Расаан непроизвольно наклонилась к ней.

– Продолжай, – удивилась кунари. Теперь они стояли почти нос к носу.

Лодин что-то прошептала. Расаан сразу изменилась в лице – как и Филлиам.

– Саирабаз-алит-ан, – произнесла Лодин.

Она плохо говорила на кунлате – тот был грубее древнеэльфийского, – но этих слов оказалось достаточно. Саирабаз означало «опасное существо», так кунари называли магов. Базалит-ан – «чужак, достойный уважения».

Серая кожа Расаан разом побелела. Кунари не рассчитывала, что среди пленников окажется маг.

Лодин сжала кулак. Из разлома позади нее поднялся столб зеленой энергии, вырвав из пола каменную глыбу. Расаан успела отпрыгнуть, в отличие от стражника, стоявшего позади Лодин: огромный столб впечатал его в потолок, сломав ребра.

Матео повернулся и схватился за копье стражника, от удивления раскрывшего рот. Даже не попытавшись вырвать у него оружие, он резким движением отвел наконечник вниз и ударил кунари тупым концом точно в горло. Трахея разорвалась от удара, не спас даже слой витаара. Мгновение спустя копье уже торчало в груди кунари, охранявшего Филлиама, после чего писатель вместе с Матео одолел стражника, стоявшего за Дженитиви. Старик отполз за лежавшую на плите стопку книг и отбросил оружие убитого в сторону на случай, если явится подкрепление.

Расаан рванула назад. Не обращая внимания на «старика» и «болтуна», она старалась убраться как можно дальше от «воина» и «мага».

В шахте осталось слишком много ее собратьев. Если они побегут назад прямо сейчас, то окажутся в ловушке – Матео заслоняет проход, Лодин швыряет им в лицо камни.

Расаан потянулась к рычагу, которым управлялся подъемник.

Лодин стояла, широко расставив ноги, с поднятыми над головой руками. Пот стекал по ее лбу. Над ладонями вращались камни и проносились искры. Она взглянула на Расаан.

– Я сказала правду, – отчетливо проговорила Лодин.

– Мы еще увидимся, – ответила Расаан.

Она дернула за рычаг, отпуская древние противовесы. Плита взмыла. Филлиам, Лодин, Дженитиви и Матео скинули с нее последнего стражника, и подъемник пополз к ночному небу.

Когда они поднялись на поверхность, Филлиам захватил наиболее ценные эльфийские книги, и четверка рванула в сторону тракта, где их ждала запряженная коляска. Плита позади вновь начала опускаться. Они не могли разрушить механизм. Подъемник многое повидал на своем веку и пережил бы еще столько же. Разве что…

Филлиам с надеждой посмотрел на Лодин.

Та покачала головой. Ее глаза ввалились, присущая ей элегантность померкла.

– Я не сказала главного – что не закончила обучение, – проговорила она. – В ушах звенит… и в глазах тоже… Можно, я передохну хоть минутку?

– Ровно минутку, – ответил Дженитиви. – Больше не выйдет.

Плита с грохотом ударилась о каменный пол шахты. Наверх она поднимется уже с отрядом Расаан. Подъем окажется дольше спуска – им уже довелось испытать это на себе, – но все равно займет не больше пары минут.

Они понеслись со всех ног.

Коляску охранял лишь один кунари. Матео схватил его за рога и свернул ему шею, едва не оторвав голову. Филлиам разглядел повозки вокруг костра, в миле от них, но уже не было времени биться с соглядатаями. Они собрали четырех лошадей, которые паслись неподалеку, и Матео торопливо запряг их.

Стоило им закончить, как вдалеке протрубил рог – Расаан отправилась в погоню. Экспедицию неминуемо ждал ужасный конец.

– Уверен, что надо именно так? Я вот нет.

– И правда, слишком надуманно выходит. Исторические измышления прямо противоположны тому, что я…

– Можешь писать?

– Рука, сам знаешь…

– А ты?

– У меня все еще в глазах двоится.

– Тогда прикройте рты. Я придумываю эту часть.

Матео гнал что есть мочи, не жалея лошадей, привыкших к неспешным поездкам по торговым делам. Лодин сидела на скамье позади него, пытаясь отдышаться. Дженитиви съежился на сиденье и, прижимая руку к груди, диктовал текст. Филлиам сидел рядом и записывал. Они завернули добытые книги в мешковину и теперь заносили на бумагу все детали экспедиции – спуск, вход в Разрушенную Библиотеку, встречу с врагом.

– Ничего не понимаю, – озадаченно проговорил Дженитиви. – Обычно кунари себя так не ведут.

– Приходилось иметь с ними дело? – спросил Филлиам.

– Не то слово. – Дженитиви выдавил смешок, несмотря на обстановку.

– Она назвала их воинами Антаама, – заметил Филлиам.

– «Своими воинами Антаама». Имена для них очень важны, – поправил его ученый. – Запиши это.

Филлиам повиновался, затем приделал драматичную концовку. Пусть знают, на что идут. «Фен’Харел, Ужасный Волк. Сколько смельчаков погибло, пытаясь…»

Не успел он дописать фразу, как повозка Расаан подъехала к ним на расстояние выстрела из лука. Матео долго держался впереди, но лошади уже совсем выдохлись, тогда как скакуны Антаама были выведены для долгих погонь и сражений. Стрелы посыпались вокруг коляски, высекая искры из плит дороги.

Матео сгорбился, пытаясь удержать вожжи. Лодин вжалась в скамью. Дженитиви и Филлиаму некуда было деться.

Слева громко заржала лошадь: стрела угодила ей в плечо, парализовав переднюю ногу. Коляску повело в сторону.

Матео намотал вожжи на запястье и потянул, подняв животное на дыбы. Другой рукой он схватил саблю и одним точным ударом перерубил гуж. Потом отпустил вожжи, и лошадь припала на больную ногу. Мгновение спустя она свалилась на дорогу и свернула себе шею, ударившись головой о плиту.

Коляска выпрямилась, оставшиеся три лошади продолжали тянуть ее. Скорость почти не упала, но то была не единственная стрела, попавшая в цель.

Филлиам писал, превозмогая боль в пальцах. Только это у него получалось хорошо. Наконец-то в этой дурацкой экспедиции появилась слабая надежда, что его руки, не способные построить дом, взрастить урожай или хотя бы утешить отца, помогут спасти мир.

Филлиам оторвался от рукописи и увидел стрелу в груди Дженитиви.

Нет, подумал он. Не может быть. Несправедливо! Старик сделал куда больше, чем он, и не заслужил такой смерти – от пробившей легкое стрелы, чье окровавленное оперение торчит из раны.

Оперение?

– Дитя мое… – прохрипел Дженитиви.

Если бы Филлиам опустил взгляд, то заметил бы пятно крови на своей броне. А будь у него глаза на затылке, он, пожалуй, обнаружил бы и дыру у себя в спине. У Антаама были чрезвычайно мощные луки – одной стрелы хватило на двоих.

Но Филлиам не увидел ни того, ни другого – и повалился на бок. Лодин закричала. Воздух над коляской завибрировал.

Далеко позади Расаан опустила лук и прищурилась, силясь разглядеть беглецов сквозь пыль. Тяжелые повозки Антаама вот уже час как нагоняли коляску. Преследуемые лишились лошади, воины Антаама быстро доберутся до них.

Взмахом руки Расаан отдала команду «Бей!».

Навстречу полетел взявшийся из ниоткуда булыжник. Он отскочил от мощеной дороги, подняв в воздух каменные брызги. От солдата слева от Расаан осталось лишь мокрое место.

Лодин снова закричала. В воздухе опять возник камень. Он не попал в цель, но засыпал дорогу обломками. Повозка Антаама замедлила ход, пытаясь не сорваться с дороги, петляя, чтобы не попасть под обстрел.

Расаан невозмутимо смахнула с рогов капли крови.

– Скоро я доберусь и до мага.

Матео воспользовался передышкой, чтобы высвободить из упряжки вторую лошадь. Несмотря на шум, он слышал ее сбитое дыхание. Лошадь или хромала, или захромала бы совсем скоро. Не желая рисковать, он на мгновение остановил коляску, перерезал гуж и шлепнул лошадь по крупу. Шумно стуча копытами и припадая на заднюю ногу, она отошла вправо и остановилась на краю тракта.

Матео старался не сбавлять скорость и ехать как можно ровнее, но они явно проигрывали гонку.

Лодин, вся потная, сбивчиво дыша, прикладывала бумагу к груди Филлиама, силилась остановить кровь. Дженитиви помогал чем мог, но и сам терял силы.

Филлиам улыбнулся. В своем воображении он вытащил стрелу из груди старика и метнул ее через плечо обратно в лучника. Он представил себе шумиху, которая поднялась бы в гильдии – какая ирония, Дженитиви спасает от верной смерти человек, все это время воровавший его работы! Крики Лодин отдалялись, превращаясь в беззвучный гул. Писатель наконец почувствовал, что внес вклад в науку. Его глаза медленно тускнели, в черных зрачках отражались звезды. Филлиам придумал броский рекламный лозунг для своей новой книги: «Триумфальное возвращение Филлиама, барда! Мир уже никогда не станет прежним!»

– Никогда… – пробормотал он и затих.

Дженитиви упал рядом, с отсутствующим видом бормоча фразы из трудов по архитектуре Тевинтера. Красота Имперского тракта, придорожные камни, опорные столбы…

– Опорные столбы…

Расаан неслась вперед. На коляску вновь обрушился град стрел.

Лодин едва стояла на ногах. Каждое заклинание, брошенное наугад с отчаянным криком, разрывало ее тело. Она зажала уши, но причудливое восприятие не давало покоя. Лодин видела последние слова товарищей, чувствовала их неподвижность, слышала собственный страх.

И вдруг, как часто бывает, ее осенило.

– Сосредоточься на столбах, – пробормотала она.

Лодин выпрямилась и посмотрела вперед, за Матео. Тракт простирался перед ними, длинный, как труд Дженитиви. Через каждые сто ярдов стояли столбы на невысоких цоколях. Лодин обернулась, скользнула взглядом по хромой лошади, уставилась на нагонявшую беловолосую гадину.

И сосредоточилась.

Бывшая сестра Лодин потянулась в Тень, на этот раз не сверху, а снизу, и сотворила из ничего очередной камень, поместив его внутрь тракта – вопреки всем законам мироздания. Красная струйка, стекавшая из уха, говорила о том, чего ей это стоило. Лодин не обратила на нее внимания. Сейчас ее заботили кровь Дженитиви на оперении стрелы и кровь Филлиама на ее руках.

– Будет больно, Расаан из Антаама, – сказала она с суровой прямотой.

Плиты ударились друг о друга. Имперский тракт разлетелся под колесами маленькой повозки. Если бы они не мчались вперед, то сию же секунду упали бы вниз, на Безмолвные равнины, и смешались с песком и пеплом, как тысячи других несчастных. Но ярость Лодин подняла коляску в воздух на шесть футов, и этого толчка хватило, чтобы выбросить беглецов из разлома.

Две оставшиеся лошади судорожно пытались нащупать копытами почву. Правая приземлилась удачно и продолжила тянуть коляску. Левая упала на колени и сломала оглоблю. Лошадь обреченно заржала, а коляска накренилась, повиснув в воздухе.

Матео прыгнул вперед, разрубил гуж и, вскочив обратно на козлы, взялся за вожжи. Коляска с трудом двинулась дальше через обломки камней, переехав упавшую лошадь. Передняя ось хрустнула, не выдержав удара. С одной лошадью в упряжке о прежней скорости можно было даже не мечтать.

Но она и не была нужна.

Лодин упала на сиденье и поглядела на плоды своих трудов. Она вырвала целый кусок тракта, до массивного столба. И хотя они еле двигались, дорога перед ними осталась целой – сзади и спереди ее поддерживали колонны. А позади тракт продолжал рушиться. Огромные каменные плиты с грохотом падали, расширяя дыру, которая поглотила первую волну преследователей.

Расаан и на этот раз оказалась проворнее своих воинов. Она громовым голосом приказала вознице остановиться, но, сообразив, что это невозможно, выпрыгнула. Повозка улетела в темноту. Расаан скользнула за ней, оставив на дороге кровавый лоскут окаменевшей кожи, сделала резкий рывок и ухватилась за край плиты одной рукой; вторая повисла в воздухе, среди обломков. Внизу лежали останки ее собратьев, чью кровь впитывал тысячелетний прах.

Расаан вскарабкалась и увидела коляску, которая уносила вдаль ее добычу. Она молча глядела на дорогу, и в жилах холодела кровь.

Она проиграла.

Пересилив себя, Расаан повернула назад, и воины Антаама повернули вместе с ней.

Матео отсчитал шестьдесят столбов, осторожно остановил коляску, спрыгнул на холодные плиты и подошел к пассажирам. Филлиам и Дженитиви смотрели на него пустыми глазами. На их лицах застыла надежда.

Матео закрыл им глаза.

Лодин, навалившись на задний борт коляски, равнодушно глядела в никуда. Матео положил ладонь на ее горячий лоб. От уха до ключицы тянулась полоса запекшейся крови.

Бывшая сестра выглядела опустошенной. Такой была цена ее стараний. Слабая, необученная часть ее разума, проскользнувшая сквозь Завесу, чтобы совершить невозможное, исчезла. Одинокая слеза скатилась к губам из уголка глаза, но рот не дрогнул. Лодин казалась спокойной, расслабленной. Усмиренной.

Матео печально вздохнул, накинул одеяло на плечи Лодин, взял стопку книг и рукописей, лежавшую возле трех нанимателей, крепко привязал ее к сиденью.

Оставшаяся лошадь фыркнула и махнула головой, когда Матео подошел.

Он ласково улыбнулся, снял упряжь вместе со сломанной оглоблей и швырнул вниз, отметив, что они уж очень быстро упали на песок со странным фиолетовым оттенком.

Потом оглянулся на сумку Филлиама в углу коляски, полную эльфийских книг.

Неделю спустя он доставит их лорду Варондэйлу, затем вернется в Ривейн.

А через месяц книги окажутся у другого писателя, у Тетраса – так его, кажется, зовут. Зародятся первые планы.

Пройдет год, и все народы Тедаса поднимутся в едином порыве, и мир содрогнется.

Матео запряг оставшуюся лошадь так, чтобы коляску не уводило в сторону. Он заглянул в темные глаза животного, взъерошил ему гриву и залез на козлы.

Поручни коляски переливались свежей кровью. Последняя совместная работа писателей закончена.

Бывшая сестра Лодин напевала орлесианскую колыбельную – монотонно, немелодично, равнодушно, будто читая ноты с листа и не осознавая, что Филлиам и Дженитиви уже не могут ее услышать.

А повозка ехала и ехала, ритмично стуча колесами по каменным плитам тракта, пока не растворилась в ночи.

– И это что, финал?

Филлиам, бард, брат Дженитиви и бывшая сестра Лодин сидели за столом в углу «Хилта», передвижной таверны, которая на этот раз, по велению броска кости, оказалась на берегу Ривейна. Здесь был и Матео, Повелитель Фортуны, с товарищами – кто-то хлопал его по спине, кто-то развалился за столиком. Писатели положили перед собой кипу листов, древних и совсем новых.

Дженитиви облокотился на стол и осуждающе постучал по кружке эля указательным пальцем. Его упреки казались Филлиаму опаснее, чем стрелы Антаама.

– Вышло чересчур трагично.

– Зато какой эффект! – возразил Филлиам, повертев перо. – Согласись, впечатляет куда сильнее, чем «Матео засунул палку в механизм подъемника».

– По мне, так очень даже проникновенно, – похвалила Лодин, водя пальцем по кромке кружки, и переглянулась с ривейнской провидицей-полукунари, сидевшей возле барной стойки. – Почти исповедь, – добавила она.

– Длинная повесть о долгом путешествии, – проворчал Дженитиви. – Ты позволил себе немало вольностей.

– Тут важно общее впечатление, – ответил Филлиам. – Мы не можем рассказать о наших находках. Оставим это генералам. А вот это – для народа, – добавил он и снова опустил взгляд на рукопись.

Замечания редактора, как всегда, подрывали его уверенность в написанном.

– Мне кажется, ты недостаточно живописно изобразил Безмолвные равнины, – мельком заметила Лодин, все еще глядя в сторону стойки.

– Добавить колорита, значит? – кивнул Филлиам, приняв к сведению наиболее щадящую критику. – Я подчеркну, что песок имел фиолетовый оттенок. Странный такой.

– Как и твой стиль. – Дженитиви усмехнулся в кружку.

Филлиам с обиженной миной оторвался от бумаги, но улыбнулся, когда Лодин поперхнулась смехом, что было совсем не в ее духе.

– Значит, мы все мертвы? – задумчиво спросил Дженитиви.

– Не в этой версии, – ответила Лодин. – По крайней мере, я жива. И Матео тоже.

– Да, но ты не чувствуешь боли. – Филлиам приложил ладонь ко лбу, изображая страдание. – И наш доблестный проводник будет вечно горевать, что не смог нас спасти.

Толпа позади них зашлась в восторженных криках и улюлюканье – Матео выдул целый кувшин сидра, стоя на руках.

– Вот погляди, – грустно покачал головой Филлиам. – Человек убит горем.

Дженитиви хлопнул ладонью по древнему манускрипту.

– А мы, значит, продолжаем предупреждать людей под чужими именами? – спросил он.

– Пока да, – пожал плечами Филлиам.

– Иначе Расаан нас найдет, – заметила Лодин. – И ее воины. Лучше я поменяю имя, чем позволю кунари вырвать его у меня из глотки.

– Тебе легко говорить, а вот мне с моим еще сотни лет жить.

– Псевдоним – не самая плохая штука, – ответил Филлиам. – Стать другим человеком – тоже своего рода работа.

– Но ведь такое прекрасное было имя. Ты только послушай. – Дженитиви жестами подчеркнул слоги: – Фер-ди-нанд Дже-ни-ти-и-иви.

Филлиам закатил глаза и повернулся к Лодин:

– Говорил же, надо было позвать Распутную Вдову.

– Знаешь, сейчас она готова обсуждать цену, – подмигнул Дженитиви.

У Филлиама отвисла челюсть, он выронил перо.

– Ты же сам сказал, дитя мое: псевдоним – не самая плохая штука.

Очередной миф развенчан. Уже третий или четвертый за вечер.

– Ну и ну, – протянула Лодин, оправившись чуть быстрее, чем Филлиам. – От шока трепещут пять платочков из пяти.

Филлиам поднял кружку:

– Старик, ты лучший.

Дженитиви поднялся вместе с остальными:

– Верно. И только попробуй об этом забыть.

Они дружно выпили и вернулись к рукописям. Галдеж и споры по поводу концовки не умолкали всю ночь. Вокруг разносили напитки, на древние пески берегов Ривейна накатывали волны. Вдалеке кто-то точил меч, а в сновидениях разгуливали волки.

И вдруг…

– И вдруг? Вдруг что? Мы закончили, дитя мое. Хватит.

– Раз уж пишем, так пишем. Знаете, сколько денег можно срубить на книжных сери… Ай!

– Я предупреждала.

– Ладно, ладно. Остроты тебе не занимать.

– Во всех смыслах!