Девичьи перешептывания
«Кто нанесет удар, как не друг?» – воскликнул один британский комик, перед тем как ударить другого в челюсть.
Странное чувство юмора у этих британцев, но на самом деле для мужчин вполне обычно совмещать дружбу с соперничеством. Пропасть между ними для мужчин совсем не так широка, как для женщин. По крайней мере таково мое мнение после того, как я всю жизнь «изучал» поведение людей изнутри, в качестве «включенного наблюдателя». К сожалению, способы, с помощью которых люди разрешают конфликты, редко становятся темой для исследований. Действительно ли женщины умеют это делать лучше? Являются ли мужчины воинами по определению? Мужчин и женщин относят к разным планетам – Марсу и Венере, но неужели все так просто? Повсюду в мире смертность в результате убийств у мужчин намного больше, чем у женщин, и в войнах обычно сражаются мужчины, потому кажется логичным винить Y-хромосому во всех этих неприятностях. Однако если женщины превосходят мужчин, когда речь идет о пацифизме, то, скорее всего, не потому, что хорошо исправляют уже испорченные отношения. Я вижу силу женщин в их нелюбви к насилию и умении предотвращать конфликты. Но вовсе не обязательно, что у них хорошо получается смягчать уже возникшие напряжения. Это как раз сильная сторона мужчин.
Между самками шимпанзе случается гораздо меньше драк, чем между самцами, возможно, потому, что они всеми силами стараются их избегать. Но, если драка происходит, самки реже примиряются. В зоопарке Бюргерса в Арнеме самцы мирились после примерно половины конфликтов, а самки – только в одном случае из пяти. Похожие отличия наблюдались и в дикой природе. Самцы проходят цикл драк и воссоединений, а самки предпочитают профилактику конфликтов. В отличие от самцов, они стараются оставаться в хороших отношениях с теми, с кем у них есть приятные тесные связи, например с собственным потомством и лучшими подругами, и позволяют агрессии изливаться своим неприглядным путем, когда речь идет об их соперницах. Во время недавнего визита в Арнем я обнаружил, что Мама и Кёйф все также занимаются грумингом, как будто время остановилось: они дружили уже три десятка лет. Помню времена, когда Мама благоволила одному «политическому кандидату» среди самцов, а Кёйф – другому, и меня восхищало то, как они вели себя: словно не замечая выбора другой. Мама делала широкий круг во время стычек между самцами, чтобы не встретиться лицом к лицу с подругой, примкнувшей к группе поддержки соперника ее протеже. Учитывая неоспоримое доминантное положение Мамы и ее чрезвычайную вспыльчивость по отношению к самкам-ослушницам, терпимость к Кёйф с ее стороны была поразительным исключением.
Но у самок есть и отрицательная сторона: они могут быть невообразимо коварными и расчетливыми. Хорошим примером их коварства могут служить ложные предложения примирения. Идея заключается в том, чтобы обманом заманить противницу в ловушку. Вот Пёйст, грузная пожилая самка, гонится за более молодой оппоненткой и почти ее догоняет. Едва улизнув, жертва некоторое время верещит, потом садится отдохнуть, тяжело дыша. Инцидент кажется забытым, и минут через десять Пёйст подает дружелюбный сигнал издалека, протягивая открытую ладонь. Младшая самка сначала немного колеблется, потом приближается к Пёйст, демонстрируя классические признаки недоверия, такие как частые остановки, оглядывание на других и нервная ухмылка. Пёйст настаивает, добавляя тихое пыхтение, когда младшая самка подходит ближе. У такого пыхтения особенно дружелюбный смысл – за ним часто следует поцелуй, главный примирительный жест у шимпанзе. Затем Пёйст внезапно бросается и, схватив младшую самку, яростно ее кусает, пока той не удается высвободиться.
Примирения между самцами могут быть нервными, иногда неудачными (это значит, что драка начинается снова), но в них не бывает обмана. У самцов все напряжения на виду. У близких приятелей, таких как Никки и Йерун во время их совместного правления, один самец мог расстроиться, если другой делал то, что ему не нравится, например приглашал сексуально привлекательную самку. Тогда первый вздыбливал шерсть и начинал раскачиваться верней частью туловища, негромко ухая, то есть тут же подавал сигнал, что происходит что-то не то. Если второй игнорировал эти возражения, вспыхивала ссора, которая чаще всего быстро заканчивалась примирением. Самцы шимпанзе мирятся легко, в отличие от самок, напряжения между которыми обычно держатся подолгу. Для двух самок шимпанзе довольно обычно встретиться и внезапно начать вопить друг на друга, хотя мне, наблюдателю, совершенно непонятно, что могло спровоцировать подобную вспышку. Такие случаи создают впечатление, будто нечто подспудно зрело, а потом я неожиданно оказываюсь свидетелем извержения вулкана. Среди самцов никогда ничего подобного не происходит в основном потому, что они открыто сигнализируют о своей враждебности и разногласиях и все всегда «обговаривается» тем или иным путем. Это может включать и прямую агрессию, но по крайней мере все становится ясно и атмосфера разряжается.
Самки бонобо примиряются куда охотнее, чем самки шимпанзе. Упрочение коллективного доминирования и опора на обширную сеть союзов обусловливают необходимость женской солидарности. Без старательного поддержания своих связей самки не смогут оставаться у власти. И наоборот, самцы бонобо примиряются реже, чем шимпанзе мужского пола. Причины тут опять-таки практические: у самцов бонобо нет такого тесного сотрудничества в охоте, политических союзах и защите территории, которое заставляет самцов шимпанзе сохранять единство. Таким образом, стремление к примирению является политическим расчетом, различающимся у разных видов в зависимости от пола и устройства сообщества. Как ни парадоксально, но уровень агрессии мало говорит о способности к установлению мира: более агрессивный пол может лучше уметь примиряться, а более мирный – хуже. Популярное противопоставление Марса и Венеры создает впечатление, будто нужно учитывать только одно измерение, но и обезьяны, и люди слишком сложны для такого подхода.
Главная причина примирений не мир как таковой, но общие цели. Особенно ярко это проявляется после совместно перенесенных несчастий. Так, например, после атаки 11 сентября на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке межрасовая напряженность в городе резко снизилась. Через девять месяцев после теракта 2001 г. ньюйоркцев опрашивали, как они теперь представляют себе межрасовые отношения, и хорошими их называли чаще, чем плохими. За несколько лет до этого подавляющее большинство горожан характеризовало эти отношения как скорее плохие, чем хорошие. Возникшее после теракта ощущение «мы в этой беде вместе» вызвало исключительное объединение и сделало людей более склонными, чем обычно, к приятию друг друга и примирению. Группы этнических «чужаков» внезапно стали восприниматься жителями города как принадлежащие к группе «своих».
Это хорошо объяснимо в свете предположений о том, почему примирение развилось у таких разных видов, как гиены, павианы и люди. Взаимная зависимость способствует гармонии. Были времена, когда биологов интересовали только победы и поражения: победить считалось хорошо, проиграть – плохо. В каждой популяции были свои «ястребы» и «голуби», и «голубям» нелегко было оставаться в живых. Проблема в том, что кто победитель и кто проигравший – это только половина истории. Если благополучное существование индивида зависит от совместных действий, как это устроено у огромного множества животных, то те, кто начинает ссоры, рискуют проиграть в чем-то куда более важном, чем данный конкретный конфликт. Иногда невозможно победить в драке, не потеряв друга. Для того чтобы стать успешными, социальным животным нужно быть не только «ястребами», но и «голубями». Новые теории делают акцент на примирении, компромиссе и необходимости хороших отношений. Иными словами, налаживанием отношений занимаются не ради того, чтобы быть милым и добрым, но чтобы сохранять и поддерживать сотрудничество.
В одном исследовании мартышкообразных обезьян научили выполнять вместе некоторую работу. Они получали попкорн из автомата, если приходили парами. Если обезьяна приходила одна, то не получала вкусной еды. Они научились этому безо всяких проблем. После такого обучения исследователи начали специально провоцировать драки между обезьянами, чтобы посмотреть, насколько быстро они будут примиряться. У тех пар обезьян, которые стали зависимы друг от друга, многократно повысилось количество примирений. Такие обезьяны явно осознавали преимущества сохранения хороших отношений.
Очевидно, что и людям знаком этот принцип. По сути, это идеал, лежащий в основе Европейского союза, выросшего из Европейского сообщества, основанного в 1960-е гг. После многих веков бесконечных войн на континенте некоторые прозорливые политики начали утверждать, что поддержание и развитие экономических связей между нациями может оказаться решением военного вопроса: ставки будут слишком высоки, чтобы продолжать вести себя подобным образом. Как и в эксперименте с обезьянами, наученными добывать пищу вместе, европейские национальные экономики теперь живут за счет друг друга. Напав на другую страну, агрессор только навредит собственной экономике. Такие меры сдерживания войн применяются более полувека.
Прагматическое решение конфликтов, такое как создание Европейского союза, характерно для мужчин. Говорю это безо всякого шовинизма, понимая, что мужчины способны и на самые ужасные акты насилия, когда попытки установления мира терпят крах. Одна из очень немногих научных работ, посвященная разным способам, которыми представители обоих полов улаживают разногласия, основное внимание уделяет играм детей. Было обнаружено, что девочки играют в меньших группах, чем мальчики, и не так соперничают друг с другом. Однако в среднем игры девочек длились недолго, потому что они оказались вовсе не так хороши в улаживании споров, как мальчики. Мальчики ссорились все время, споря о правилах, как заправские юристы, но это никогда не означало конец игры. После перерыва на препирательства они просто продолжали играть. А вот ссора между девочками обычно означала, что игра окончена. И они не предпринимали никаких усилий, чтобы снова собраться вместе.
Ссоры у мальчиков и девочек также различались по характеру. Допустим, индивидуум А подходит к индивидууму Б, а тот отворачивается и делает вид, будто А не существует. Можете ли вы представить, чтобы мальчики посчитали это ссорой? Они просто переключатся на что-то другое. А для двух девочек такое взаимодействие может оказаться мучительным и невыносимым. Оно может аукаться часами или днями. Подсчитав количество ссор на школьном дворе, группа финских исследователей обнаружила гораздо меньше ссор между девочками, чем между мальчиками. Именно этого исследователи и ожидали, но потом в конце дня они спросили каждого ребенка, участвовал ли он сегодня в ссоре, и неожиданно количество ссор у мальчиков и у девочек оказалось приблизительно одинаковым. Агрессия среди девочек зачастую не видна невооруженным взглядом. В романе «Кошачий глаз» (Cat’s Eye) Маргарет Этвуд противопоставляет издевательства, которым подвергают друг друга девочки, прямой конкуренции между мальчиками. Ее главная героиня жалуется:
Я думала рассказать брату, попросить у него помощи. Но что именно рассказать? Корделии ничего не нужно делать физически. Если бы меня преследовали или дразнили мальчишки, он бы знал, что делать, но мальчишки со мной никогда так не поступают. Против девочек и их скрытых уколов, их перешептываний он был бы бессилен.
По данным финских исследователей, подобная изощренная агрессия не так-то легко сглаживается. Они обнаружили, что разлад между девочками длится дольше, чем между мальчиками. Если детей спрашивали, сколько они еще будут злиться на противника, мальчики говорили о часах, иногда о днях, в то время как девочки чувствовали, что могут злиться до конца жизни! Злопамятность ведет к разрушительным отношениям, как в одном интервью объяснила тренер по плаванию, когда ее спросили, почему она переключилась на мужчин, хотя раньше тренировала женщин. Тренер обнаружила, что работа с противоположным полом вызывает куда меньший стресс. Она рассказала, что если две женщины начнут ссориться в начале сезона, то мало шансов, что они помирятся до конца года. Ссора будет тлеть, разгораясь день ото дня и подрывая солидарность команды. С другой стороны, у молодых мужчин бывает множество стычек. Но вечером они вполне могут вместе пойти пить пиво и на следующий день вряд ли даже вспомнят о вчерашней ссоре.
Для мальчиков и мужчин соперничество и проявления враждебности не препятствуют хорошим отношениям. В книге «Ты меня не понимаешь!» (You Just Don’t Understand) лингвист Дебора Таннен, говорит о том, что после агрессивного обмена репликами между мужчинами вполне может последовать дружеская болтовня. Мужчины используют конфликт для выяснения статуса и на самом деле наслаждаются перепалками, даже с друзьями. Если обстановка накаляется, мужчины часто находят способ помириться после стычки с помощью шутки или извинений, таким образом поддерживая связи путем чередования проявлений дружеских чувств и легкой враждебности. Так, бизнесмены могут кричать и язвить на совещании, а потом во время перерыва шутить и смеяться. «Ничего личного» – типичная мужская ремарка после жесткой реплики.
Если сравнить конфликт с плохой погодой, то женщины стараются ее избегать, а мужчины покупают зонтик. Женщины сохраняют мир, мужчины его устанавливают. Женская дружба зачастую считается более глубокой и близкой, чем мужская, которая больше направлена на действие – например, совместный поход на спортивное мероприятие. Таким образом, женщины видят в конфликте угрозу ценным отношениям. Подобно Маме и Кёйф в зоопарке Бюргерса, они любой ценой избегают конфронтаций. Женщины делают это чрезвычайно умело, о чем свидетельствуют длительные связи между ними. Но глубина их отношений также означает, что, если ссора возникает, они уже не смогут сказать: «Ничего личного». Как раз наоборот, у них все очень личное. Из-за этого абстрагироваться от ссоры, если она уже произошла, им гораздо труднее, чем мужчинам.