В своей книге «Тотем и табу» (Totem and Taboo) Зигмунд Фрейд предположил, что наша история начинается с того, что он назвал дарвиновской «первобытной ордой». Ревнивый и склонный к насилию отец держал всех женщин для себя одного, выгоняя сыновей, как только те подрастали. Это вызывало бунт против его власти. Сыновья объединялись, чтобы убить отца, после чего пожирали его. Они поглощали его и буквально, и метафорически, присваивая его силу и личность. Во времена правления отца сыновья ненавидели его, но после смерти могли наконец признать и принять любовь, которую к нему питали. Таким образом, сначала приходило раскаяние, потом преклонение, и в итоге появилась концепция Бога. «По сути, Бог – не что иное, как идеализированный отец», – заключил Фрейд.

Религии стремятся представить сексуальные моральные нормы как данные Богом и, делая это, возвращаются к образу альфа-самца – прародителя, который, согласно Фрейду, всегда оказывал сильнейшее влияние на нашу психику. Поразительно то, что древние модели сексуального соперничества увековечиваются и поддерживаются религиями, причем мы этого не осознаем. Но все эти модели проявляются и в обычной жизни. Антропологи предоставили нам множество свидетельств того, что могущественные мужчины контролируют больше женщин и производят больше потомков. Поразительный пример пришел к нам из недавнего генетического исследования, проведенного в странах Центральной Азии. В работе изучалась Y-хромосома, которая есть только у мужчин. Оказалось, что не менее 8 % азиатских мужчин имеют практически идентичную Y-хромосому, а это предполагает их происхождение от одного общего предка. У этого мужчины было столько детей, что по подсчетам теперь у него 16 млн потомков мужского пола. Определив, что этот великий осеменитель жил около тысячи лет назад, ученые остановились на Чингисхане как на наиболее вероятном кандидате. Сам хан, его сыновья и внуки контролировали крупнейшую империю в мировой истории. Их армии вырезали целые народы. Прекрасные молодые женщины, однако, предназначались не для простых воинов – их отправляли к самому правителю монголов.

Тенденция могущественных мужчин претендовать на непропорционально большой кусок репродуктивного пирога сохраняется и по сей день. Но откровенно примитивное соперничество мужчин заменилось системой, в которой потенциально у каждого мужчины есть собственная семья и все сообщество одобряет и уважает его связь с партнершей. То, что такой уклад, вероятно, сохраняется у нас длительное время, подтверждают и разница в размерах между мужчинами и женщинами, и, как ни странно, размеры семенников. Существует примерно 200 видов приматов, и у тех из них, у кого один самец монополизирует множество самок, самцы всегда заметно крупнее самок. Фрейдовская «первобытная орда» кажется очень похожей на гарем у горилл, где отец, которого все боятся, вдвое крупнее своих многочисленных партнерш. Ирония, однако, заключается в том, что чем больше у какого-либо вида доминируют самцы, тем мельче у них яички. У горилл они весят чрезвычайно мало по сравнению с общим размером тела. Это имеет смысл, потому что ни один другой самец не подберется к самкам правящего самца. Поскольку оплодотворением гарантированно занимается он один, спермы требуется немного.

Совсем другая ситуация у промискуитетных шимпанзе и бонобо, у которых много самцов конкурируют за одних и тех же самок. Если самка спаривается с несколькими самцами в один день, сперматозоиды всех ее партнеров начинают гонку к яйцеклетке. Это называют спермовой конкуренцией, или спермовыми войнами. Побеждает самец, передавший самке максимальное количество наиболее здоровых сперматозоидов. В таком случае самцам не требуется быть столь же крупными и хорошо вооруженными, как великие хозяева гаремов животного царства, такие как моржи, гориллы, олени и львы. У животных, у которых воспроизведение связано со спермовыми войнами, самки не намного мельче самцов. Вес самок шимпанзе составляет около 80 % веса их партнеров, а у бонобо и человека оба пола еще немного ближе друг к другу по размерам. Все три вида, и особенно два последних, демонстрируют признаки сниженной конкуренции между самцами. Однако есть одно главное отличие: и шимпанзе, и бонобо намного более промискуитетны, чем мы. И это отражается на наших семенниках: они выглядят как арахис по сравнению с «кокосами» наших ближайших родственников. С поправкой на размер тела яички шимпанзе примерно в десять раз крупнее, чем у человека. Семенники бонобо не измеряли столь тщательно, но на вид они еще крупнее, чем у шимпанзе, хотя размер тела у бонобо меньше. То есть бонобо, судя по всему, чемпионы и в этом отношении.

Наука потратила значительно больше чернил на размеры мозга человека, чем на размеры его семенников. Однако при более широком взгляде на поведение животных сравнение гениталий оказывается чрезвычайно показательным. Его результаты говорят о том, что у людей сочетаются два признака, которые вместе не встречаются ни у одного из наших близких родственников: многосамцовое общество с низкой спермовой конкуренцией. Если оставить за скобками историю Чингисхана, которая в основном связана с конкуренцией за женщин из чужой для мужчины группы, то маленькие семенники являются свидетельством того, что по большей части наши предки-мужчины не все бегали за одними и теми же женщинами. Что-то, по-видимому, удерживало их от совсем уж полного промискуитета. И оно же, скорее всего, заставило их радикально отойти от прямой конкуренции, как у самцов шимпанзе и бонобо. Этим «чем-то», несомненно, стала нуклеарная семья, или, по крайней мере, существование стабильных гетеросексуальных пар, то есть моногамии. Анатомия человека рассказывает историю любви и привязанности между представителями разных полов, уходящую в далекие времена, возможно к самому началу его эволюционной ветви. Это подтверждается окаменелыми остатками австралопитеков: у них разница в размерах между самцами и самками минимальна, и это указывает на моногамное общество.

Несмотря на такое наследство, мужское доминирование и привилегированность по-прежнему оказывают влияние на наши общества. Это проявляется не только в том, что одним мужчинам достается больше партнерш для секса, чем другим, но также и в отношении к женщинам. Когда доминируют мужчины, у них есть способы получать недобровольный секс – у людей это называется «изнасилование», а у животных – «принудительное совокупление». Однако сразу добавлю: сам факт такого поведения не означает, что оно диктуется биологией. Недавно вышедшая книга, утверждавшая, что насилие обусловлено самой природой, вызвала невообразимый скандал в основном потому, что ее восприняли как попытку оправдания такого поведения. Идея изначально исходила из исследования насекомых, у которых определенные виды имеют анатомические особенности – своего рода зажимы, позволяющие самцам принуждать самок к сексу. Совершенно очевидно, что у мужчин подобные приспособления отсутствуют, и, хотя психологическая основа изнасилований (например, склонность к насилию в целом и недостаток эмпатии) вполне может включать генетический аспект, думать, что сексуальное насилие само по себе заложено в нас, – все равно что предполагать, будто некоторые люди рождаются, чтобы жечь дома или писать книги. Человеческий вид не так строго запрограммирован, чтобы столь высокоспецифичное поведение было целиком обусловлено генетикой.

Имеем ли мы в виду людей или человекообразных обезьян, недобровольное совокупление лучше воспринимать как возможность, доступную любому самцу, желающему самку и способному ее контролировать. У самцов бонобо такой возможности нет, поскольку в сообществе доминируют самки, и поэтому они никогда не прибегают ни к чему даже отдаленно подобному. Самцы шимпанзе, однако, ведут себя совсем по-другому и не гнушаются принуждать самок к сексу. В неволе это редкость благодаря эффективности женских союзов. Я видел, как самцы устраивают демонстрации угрозы и запугивают самок, отказывающихся совокупляться с ними, но почти всегда в определенный момент другие самки приходят ей на помощь и общими усилиями пресекают нежелательные ухаживания. И в человеческих обществах насилие и сексуальные домогательства менее распространены, когда женщины окружены сетью поддерживающих отношений с другими женщинами.

Дикие самки шимпанзе, напротив, уязвимы, потому что часто бродят поодиночке. Самцы могут избежать напряженных отношений с другими самцами, взяв самку в период набухания на «сафари». Они уводят ее на периферию групповой территории на несколько дней, иногда на месяцы. Это опасно, поскольку, находясь так близко к соседям, они рискуют подвергнуться жестокому нападению. Самка может пойти охотно, но чаще это свидание по принуждению. Для самцов вполне обычно нападать на самок, силой заставляя их оставаться рядом. Самой красноречивой иллюстрацией этого являются обнаруженные в одной из групп шимпанзе орудия для «битья жен».

В Национальном парке Кибале в Уганде некоторые самцы повадились бить самок большими деревянными дубинками. Первый раз исследователи заметили, как альфа-самец Имозо напал на самку с набухшими гениталиями по имени Оутамба. Держа палку в правой руке, Имозо ударил Оутамбу около пяти раз, причем очень сильно. Это утомило Имозо, и он на минуту прервался, после чего продолжил избиение. Теперь Имозо держал в каждой руке по палке, а в какой-то момент повис на ветке над своей жертвой, пиная ее ногами. Наконец маленькая дочь Оутамбы решила, что с нее хватит, и пришла на помощь матери, колотя Имозо по спине кулачками, пока тот не остановился.

Хотя было известно, что шимпанзе используют ветки и палки, чтобы отбиваться от хищников, таких как леопарды, вооруженное нападение на представителей собственного вида до недавнего времени считались сугубо человеческим поведением. А привычка бить самок, по-видимому, стала распространяться, потому что в этом были замечены и несколько других самцов в Кибале. Большинство нападений нацелено на самок в период набухания половых органов, при этом часто используется деревянное оружие, и это представляется исследователям признаком того, что самцы себя сдерживают. Ведь они могли бы воспользоваться и камнями, но это причинило бы серьезный вред или даже убило их партнерш, в чем самцы вовсе не заинтересованы. Они хотят лишь принудить самку к повиновению и обычно в итоге спариваются с самками, которых бьют.

Распространение этой неприглядной привычки путем подражания демонстрирует степень влияния сообщества на человекообразных обезьян. Они часто следуют примеру других. Поэтому нужно быть предельно осторожными и не делать поспешных выводов о «естественности» такого поведения. Самцы шимпанзе не запрограммированы бить самок. Это то, что они способны делать при определенных обстоятельствах. Врожденное поведение – большая редкость у наших ближайших родственников, а тем более у нас самих. Существует крайне мало примеров человеческого поведения, которое было бы и универсально для всех, и возникало в самом начале жизни – это два лучших критерия врожденности. Каждый нормальный ребенок смеется и плачет, так что смех и плач, по-видимому, соответствуют таким критериям. Но подавляющее большинство видов человеческого поведения им не отвечают. Сексуальное принуждение было бы, разумеется, совершенно ненужным, если бы самки охотно спаривались с любым самцом. Но это не так: у самок шимпанзе есть четкие предпочтения в выборе партнера. Самка может предпочесть спариваться с низкоранговым самцом, несмотря на присутствие альфа-самца, пытающегося ее контролировать. Целыми днями альфа-самец старается держаться поближе к ней, не ест, не пьет, ревниво охраняя объект своей страсти. Как только он, устав, попытается задремать среди бела дня, самка оживляется и ускользает к своему любовнику, который предусмотрительно держится в поле ее зрения, куда бы она ни шла. Я видел, как альфы в таких случаях сдавались, понимая, насколько тщетна их затея.

Напряжение между самцами может приводить к комичным сценам. Однажды я видел, как молодой самец по имени Денди начал ухаживать за самкой, при этом постоянно оглядываясь, не смотрят ли другие самцы. Ровно в тот момент, когда он продемонстрировал сексуальное желание, расставив ноги и показав самке свою эрекцию, неожиданно появился один из доминантных самцов. Денди немедленно прикрыл пенис обеими руками, спрятав его, словно смущенный школьник.

И еще существуют «сексуальные сделки», как я в итоге стал это называть, когда самцы шимпанзе, вместо того чтобы сражаться за самку, долго занимаются грумингом. В этом случае самец продолжительное время вычесывает альфу, прежде чем приблизиться к самке с набухшими гениталиями, которая терпеливо ждет неподалеку. Если самка захочет спариться, ее партнер, приступая к совокуплению с ней, будет все время поглядывать на альфу. Иногда альфа встает, раскачиваясь всем туловищем из стороны в сторону и вздыбив шерсть, и тогда это означает возможные неприятности. Самец прерывает спаривание, чтобы продолжить вычесывать альфу. Но еще минут через десять будет предпринята новая попытка, самец снова пригласит самку, зорко наблюдая за альфой. Я также видел, как самцам надоедает платить грумингом. Держась поближе к самке, они поворачиваются к альфе, протягивая руку в типичном для людей и обезьян просительном жесте: сложенной чашечкой ладонью вверх, умоляя не мешать свиданию.

Самому альфе тоже приходится вычесывать других, особенно когда атмосфера между самцами накаляется. Довольно необычно, чтобы другие самцы объединялись против высокорангового самца, но эту возможность никогда не стоит сбрасывать со счетов. Чем больше другие самцы раздражаются из-за собственнических замашек альфы, тем более вероятно, что его попытка спариться спровоцирует демонстрации угрозы с их стороны так близко к парочке, что даже альфе не удастся сосредоточиться на сексе. Так что грумингом платят все. Каким странным бы это ни показалось, больше всего самцы шимпанзе вычесывают друг друга, когда сексуальное напряжение зашкаливает.