Самки бонобо щеголяют генитальными набуханиями, даже когда не готовы к зачатию: например, во время беременности и кормления грудью. У шимпанзе все иначе. Было подсчитано, что самки шимпанзе ходят с набухшими гениталиями менее 5 % взрослой жизни, а самки бонобо проводят в этом состоянии около 50 % времени. Более того, кроме паузы, когда у самок идут менструации, секс у бонобо происходит в течение всего цикла. Для приматов, у самок которых имеется выраженное набухание гениталий, это удивительно. Для чего же нужны эти гротескные пузыри, если не для сигнала о готовности к зачатию?

Притом что секс и набухание наружных половых органов в основном не связаны со способностью к зачатию, самцу бонобо пришлось бы стать Эйнштейном, чтобы понять, кому из детенышей он является отцом. Не то чтобы человекообразные обезьяны осознавали связь между сексом и размножением, – это можем только мы, люди, – но для самцов животных вполне обычно покровительствовать потомству тех самок, с которыми они занимались сексом, таким образом, по сути, заботясь о своем потомстве и защищая его. Однако у бонобо слишком много секса со слишком большим числом партнеров, чтобы проводить такие различия. Если бы потребовалось создать социальную систему, в которой отцовство оставалось неизвестным, то вряд ли получилось бы превзойти мать-природу в том, что она изобрела для бонобо. Теперь мы предполагаем, что в действительности это могло быть основной целью: самки выигрывают от вовлечения самцов в сексуальные отношения. Опять же, во всем этом нет никакого осознанного намерения, только обманчивый сигнал о моменте готовности к зачатию. Поначалу эта идея обескураживает. Хотя отцовство никогда не бывает так же достоверно, как материнство, разве наш вид не живет достаточно хорошо, имея высокую степень уверенности в отцовстве? Человеческие мужчины гораздо более уверены в этом, чем самцы животных с неограниченным промискуитетом. Какие проблемы могут возникнуть, если самцы будут знать, кто их отпрыски? Оказывается, все дело в инфантициде, убийстве детенышей самцами.

Мне довелось присутствовать на исторической конференции в Бангалоре, в Южной Индии, на которой Юкимару Сугияма, известный японский приматолог, впервые сделал доклад о том, как самцы лангуров присваивают гарем самок, изгоняя старого вожака, а потом чаще всего убивают всех детенышей. Они отрывают малышей от материнского брюха и пронзают клыками. Эта конференция проходила в 1979 г., и тогда никто не осознавал, что на наших глазах творится история: рождалась самая провокационная эволюционная гипотеза нашего века.

Доклад Сугиямы был встречен гробовой тишиной, за которой последовал сомнительный отзыв председателя, поблагодарившего за эти интереснейшие примеры того, что он назвал «поведенческой патологией». Это были его слова, а не докладчика. Идея, что животные убивают своих сородичей, причем не только случайно, была непостижимой и отвратительной.

Открытие Сугиямы и его предположение, что инфантицид, вероятно, способствует воспроизводству конкретных самцов, игнорировались целых десять лет. Но затем на поверхность выплыли новые отчеты, сначала о других приматах, а в конце концов и о многих других видах, от медведей и сусликов до дельфинов и птиц. Например, когда самцы львов захватывают прайд, львицы изо всех сил стараются не дать им причинить вред детенышам, но обычно безрезультатно. Царь зверей бросается на беспомощных детенышей, встряхивает их, схватив за шею, и мгновенно убивает, но не ест. Это действие выглядит абсолютно намеренным. В научном сообществе никак не могли поверить, что те же самые теории, в которых говорится о выживании и размножении, могут применяться для объяснения уничтожения невинных новорожденных детенышей.

Но именно это предположение и было высказано. Когда самец становится главой группы, он не только изгоняет предыдущего вожака, но также уничтожает результаты последних репродуктивных усилий проигравшего самца. В этом случае у самок вскоре восстановится цикл, что будет способствовать появлению потомства нового вожака. Американский антрополог Сара Блаффер Хрди стала разрабатывать эту идею, а также привлекла внимание к примерам инфантицида у людей. Например, достоверно установлено, что дети больше рискуют подвергнуться насилию со стороны отчимов, чем биологических отцов, что, по-видимому, также связано с мужским воспроизводством. В Библии говорится о фараоне, приказавшем убивать детей при рождении, и всем известном царе Ироде, который «послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже» (Мф. 2:16). Антропологические данные показывают, что после войн вполне обычным было убийство детей женщин, попавших в плен. Так что есть все основания включать наш собственный вид в обсуждения, касающиеся мужского инфантицида.

Инфантицид считается ключевым фактором социальной эволюции, настраивающим самцов против самцов и самцов против самок. Самки не выигрывают ничего: потеря детеныша всегда катастрофа. Хрди высказала теоретическое предположение о женских способах защиты. Конечно, самки делают, что могут, чтобы защитить себя и свое потомство, но, учитывая бо́льшие размеры самцов и отличающее их оружие (такое как внушительные клыки), их усилия часто оказывается тщетными. Следующая, более перспективная возможность – запутать вопрос отцовства. Когда чужие самцы, например у львов и лангуров, захватывают власть, вновь пришедший может быть абсолютно уверен, что он не отец ни одному из детенышей, которых видит вокруг. Но если самец уже живет вместе с группой, где встречает знакомую самку с детенышем, ситуация возникает иная. Детеныш может оказаться его, а это значит, что убийство малыша уменьшит возможности самца передать свои гены следующим поколениям. С эволюционной точки зрения для самца нет ничего хуже, чем уничтожить собственное потомство, поэтому предполагается, что природа дала самцам универсальное правило: нападать на детенышей только тех матерей, с которыми у него в недавнем времени не было секса. Это может показаться эффективной стратегией для самцов, однако открывает путь для блестящей контрстратегии самок. Принимая ухаживания многих самцов, самка может обезопасить себя от инфантицида, поскольку ни один из ее партнеров не может игнорировать вероятность своего отцовства. Иными словами, беспорядочная половая жизнь имеет свои преимущества.

Это и есть возможная причина того, что у бонобо много секса и нет инфантицида. Последний у них не наблюдался никогда – ни в дикой природе, ни в неволе. Самцы были замечены в нападениях на самок с маленькими детенышами, однако масштабная защита от такого поведения предполагает внушительное противодействие инфантициду. Бонобо поистине исключение среди приматов, потому что убийство детенышей зафиксировано у горилл и шимпанзе, не говоря уже о людях. Крупного самца шимпанзе в заповеднике Будонго-Форест в Уганде застали держащим в руках частично съеденного мертвого детеныша своего вида. Неподалеку были другие самцы, и труп они, вероятно, передавали друг другу. Дайан Фосси, прославившаяся своей книгой «Гориллы в тумане», видела, как одинокий серебристоспинный самец гориллы ворвался в группу с угрожающим оскалом. Самка, родившая накануне ночью детеныша, встретила атаку, поднявшись на ноги и колотя себя в грудь. Самец тут же ударил новорожденного, висящего на ее открывшемся животе, тот вскрикнул и умер.

Естественно, нам инфантицид кажется отвратительным. Одна полевая исследовательница не смогла удержаться, когда самцы шимпанзе окружили самку, ползавшую по земле и пытавшуюся прикрыть своего детеныша, истово кряхтя, чтобы смягчить нападающих. Исследовательница забыла о профессиональном обязательстве не вмешиваться и вышла против самцов с большой палкой. Возможно, это было не самое умное решение, потому что самцы шимпанзе иногда убивают людей, но женщине в тот раз повезло: ей удалось их отогнать.

Ничего удивительного, что самки шимпанзе несколько лет после рождения детеныша держатся подальше от больших сборищ своих сородичей. Изоляция, вероятно, является их главной стратегией предотвращения инфантицида. Набухание гениталий возобновляется у них только ближе к концу периода кормления грудью, через три или четыре года. До этого им нечего предложить самцам, желающим секса, и у них нет никакого эффективного способа переубедить агрессивно настроенного самца. Самки шимпанзе проводят значительную часть жизни, бродя в одиночестве, с зависимым от них детенышем. Самки бонобо, наоборот, возвращаются в группу сразу после рождения детеныша и начинают совокупляться через несколько месяцев. Им почти нечего бояться. Самцы бонобо никоим образом не могут быть уверенными в том, кто из детей в группе – их отпрыски. И поскольку самки у бонобо обычно доминируют, нападать на их детенышей – дело рискованное.

Получается, свободная любовь родилась из самозащиты? «Вот почему эта леди – бродяга, – сказал бы нам Фрэнк Синатра. – Она любит вольный свежий ветер в волосах, жизнь без забот». И действительно, беззаботная жизнь самок бонобо контрастирует с темной грозовой тучей, нависающей над жизнью самок многих других животных. Трудно переоценить награду, которую эволюция назначила за прекращение инфантицида. Самки бонобо сражаются за свое дело – самое важное, какое только можно представить для их пола, – всеми доступными видами оружия, как сексуального, так и связанного с агрессией. И судя по всему, побеждают.

Однако этим теориям не удается объяснить широкую сексуальную ориентацию бонобо. Я вижу истоки их поведения в том, что, когда эволюция сделала бонобо склонными к промискуитету гетеросексуалами, секс попросту вылился в другие сферы жизни, такие как однополые отношения и разрешение конфликтов. Вся жизнь бонобо пропитана сексом, что, вероятно, отразилось на физиологии этого вида. Нейробиологи обнаружили кое-что интересное о гормоне окситоцине, широко распространенном у млекопитающих. Окситоцин стимулирует сокращения матки (его часто дают женщинам во время родовых схваток) и лактацию, но менее известно, что он уменьшает агрессию. Введите этот гормон самцу крысы, и он с куда меньшей вероятностью будет нападать на детенышей. Еще более любопытно то, что синтез этого гормона в мозгу самцов резко повышается после сексуальной активности. Иными словами, от секса вырабатывается гормон нежности и привязанности, который, в свою очередь, приводит к мирному настрою. С биологической точки зрения это может служить объяснением, почему человеческие общества, в которых физическая любовь – дело обыденное и распространенное, а сексуальная толерантность высока, обычно демонстрируют более низкий уровень насилия по сравнению с обществами с другими установками. Возможно, у людей в этих обществах более высокий уровень окситоцина. Никто не мерил окситоцин у бонобо, но могу поспорить, у них он просто хлещет через край.

Джон Леннон и Йоко Оно, возможно, были правы, устроив постельный протест против войны во Вьетнаме в амстердамском «Хилтоне»: любовь приносит мир.