Действительно ли бонобо нужен весь этот секс? А нам, людям? Зачем вообще тратить на него время и силы? Вопрос может показаться странным – как будто у нас есть выбор! Но вместо того, чтобы считать секс чем-то само собой разумеющимся, биологи задумываются: откуда он возник, для чего нужен и нет ли способов размножения получше: Почему бы нам просто не клонировать себя? Преимущество клонирования заключается в возможности копировать генетические шаблоны, которые хорошо работали в прошлом, такие как вы и я (прожить столько лет – серьезное достижение), не смешивая их с недостатками, которые могут нести в себе чьи-то посторонние гены.

Вообразите новый дивный мир, в котором мы бы тогда обитали, – мир, полный бесполых, идентично выглядящих индивидуумов. Больше никаких сплетен о том, кто кого любит, кто с кем развелся или кто кому изменяет. Никаких нежеланных беременностей, дурацких журнальных статей о том, как произвести впечатление на свидании, и никаких плотских грехов – но также никаких страстных влюбленностей, романтических фильмов, секс-символов в лице поп-звезд. Возможно, этот мир был бы более эффективным, но он также стал бы и самым скучным местом, какое только можно себе представить.

К счастью, недостатки полового размножения с лихвой компенсируются преимуществами. Это наглядно демонстрируют животные, использующие оба способа воспроизводства. Возьмем, например, какую-нибудь тлю, из тех, что живут на комнатных растениях, и поместим ее под микроскоп. Большую часть времени тли просто клонируют себя. Но когда настают трудные времена, такие как осень или зима, этот метод оказывается недостаточно хорошим. Клонирование не позволяет избавляться от случайных генетических мутаций, большинство из которых порождают проблемы. Ошибки будут накапливаться, пока вся популяция не погрязнет в них. Так что тли переключаются на полноценное половое размножение, которое привносит перемешивание генов. Потомство, произведенное половым путем, более крепкое и устойчивое (так же, как, например, непородистая собака или кошка в целом обычно более здоровая, чем чистокровная). Через много поколений близкородственное скрещивание становится похожим на клонирование, приводя ко все большим генетическим дефектам.

Жизнестойкость так называемого «дикого типа» – продукт половой перетасовки генетической колоды – хорошо известна. Такие «дикие типы», например, лучше справляются с болезнями, поскольку способны идти в ногу с непрерывной эволюцией паразитов. Бактериям нужно всего девять лет, чтобы сменилось около 250 000 поколений, которые отделяют нас от бонобо и шимпанзе. Быстрая смена поколений у паразитов вынуждает животных-хозяев совершенствовать способы защиты. Только для того, чтобы отбивать атаки паразитов, нашей иммунной системе нужно постоянно развиваться. Биологи называют это «гипотезой Красной Королевы» в честь Красной Королевы из «Алисы в Стране чудес», сказавшей Алисе: «Чтобы остаться на месте, нужно бежать изо всех сил!» Для человека и животных этот «бег» осуществляется путем полового размножения.

Но это объясняет лишь то, почему секс существует, а не то, почему мы им так часто занимаемся. Разве мы не могли бы прекрасно размножаться при значительно меньшем его количестве? Несомненно, именно это имеет в виду католическая церковь, заявляя, что секс предназначен только для размножения. Но разве приятная часть секса не бросает вызов этому представлению? Если бы единственной целью секса являлось размножение, он вовсе не обязательно доставлял бы такое удовольствие. Скорее, мы бы относились к нему так же, как дети к овощам: полезно, но неинтересно. Это, конечно же, не совсем то, что уготовила для нас мать-природа. Обеспечиваемые миллионами нервных окончаний в местах, которые называются эрогенными зонами (8000 приходится только на один небольшой клитор), напрямую соединенных с центрами удовольствия в мозгу, сексуальное желание и удовлетворение заложены в саму конструкцию наших тел. Стремление к наслаждениям – вот причина номер один, по которой люди занимаются сексом больше, чем это необходимо для размножения.

Открытие, что у наших ближайших родственников гениталии выглядят по меньшей мере настолько же развитыми, как у нас, а «излишнего» секса у них даже больше, делает сексуальность преобладающим признаком у троицы рассматриваемых близких родственников. Шимпанзе здесь исключение. Их сексуальная жизнь бедна по сравнению с людьми и бонобо, причем не только в дикой природе, но и в зоопарках. Если сравнить шимпанзе и бонобо, живущих в неволе на такой же по величине территории, получающих одинаковую пищу и имеющих доступ к такому же числу партнеров, то бонобо инициируют секс в среднем раз в полтора часа и с куда большим разнообразием партнеров, чем шимпанзе, которые занимаются сексом только раз в семь часов. Таким образом, даже в одинаковой среде бонобо намного более сексуально активны.

Но ничто из этого не отвечает на рассматриваемый вопрос: почему люди и бонобо оказались такими сексуальными гедонистами? Почему мы наделены сексуальным аппетитом, выходящим далеко за пределы потребности оплодотворения подвернувшейся яйцеклетки и побуждающим нас расширять круг партнеров, не ограничиваясь только теми, с которыми оно возможно? Читатели могут возразить, что их вкус в области сексуальных партнеров значительно менее разнообразен, но я здесь думаю о нас как о виде. Одни люди гетеросексуальны, другие – гомосексуальны, а кому-то нравятся всякие партнеры. Более того, даже эти классификации, судя по всему, условны. Американский пионер сексологических исследований Альфред Кинси представил человеческие сексуальные предпочтения в виде непрерывного континуума (от исключительной гетеросексуальности до исключительной гомосексуальности), выдвигая предположение, что мир не делится на агнцев и козлищ и наши привычные разграничения идут не от природы, а являются порождением общества.

Взгляды Кинси подтверждаются кросс-культурными исследованиями, демонстрирующими невероятное разнообразие отношений к сексу. В некоторых культурах гомосексуальность выражается открыто, даже поощряется. Первыми на ум приходят древние греки, но есть еще и австралийское племя аранда, где старший мужчина вступает в длительные сексуальные отношения с мальчиком, пока тот не станет готов к женитьбе на женщине, а женщины там потирают друг другу клиторы для удовольствия. В новогвинейском племени кераки совокупление с мужчиной является частью обряда перехода во взрослую жизнь для каждого мальчика; существуют и другие культуры, в которых мальчики орально услаждают старших мужчин, чтобы проглотить сперму (предположительно, чтобы приобрести таким образом мужскую силу). Сравните это с культурами, где гомосексуальность окружена страхами и табу, особенно у мужчин, которые подчеркивают свою мужественность путем выпячивания гетеросексуальности. Ни один гетеросексуальный мужчина не хочет, чтобы его принимали за гомосексуала. Нетолерантное отношение заставляет всех разделять свою сексуальность и выбирать какую-либо одну ее часть, создавая впечатление, что типы сексуальности дискретны, хотя в скрытом виде может существовать широкий спектр предпочтений, в том числе и их полное отсутствие.

Я подчеркиваю, что это именно культурное наслоение, чтобы объяснить, почему типичный вопрос к эволюционистам, каким образом возникла гомосексуальность, может быть неуместен. Приводится следующий аргумент: поскольку гомосексуальные особи не размножаются, они должны были давным-давно вымереть. Но это вызывает недоумение, только если мы идем на поводу у современных практик навешивания ярлыков. Что, если заявляемые сексуальные предпочтения весьма условны? Что, если нам промыли мозги, заставив думать в категориях «или – или»? И как насчет исходного постулата, что гомосексуалы не размножаются? Действительно ли это так? Они, несомненно, способны к размножению, и в современном обществе многие женятся в определенный период жизни. В нашем мире множество гомосексуальных пар воспитывают детей. Аргумент насчет вымирания предполагает некую генетическую пропасть между гомо- и гетеросексуалами. Это правда, что сексуальные предпочтения, по-видимому, конституционально обусловлены, то есть мы рождаемся с ними или они возникают в очень ранний период жизни, но, несмотря на слухи о «гейских генах», пока нет никаких свидетельств в пользу системных генетических различий между гетеро- и гомосексуалами.

Давайте отойдем от области секса и просто поговорим о влечении к собственному полу, предполагая, что это влечение присутствует, до некоторой степени, во всех нас. Мы легко сходимся с теми, кто похож на нас, так что эту часть понять несложно. Поскольку влечение к собственному полу не отменяет притяжения к противоположному, в ходе эволюции оно не должно было сталкиваться с какими-либо препятствиями. Теперь добавим к этому идею, что существует серая область между социальным притяжением, с одной стороны, и сексуальным влечением – с другой. То есть притяжение к собственному полу может иметь сексуальный подтекст, который выходит на поверхность только при определенных обстоятельствах. Например, если противоположный пол отсутствует в поле зрения долгое время, как в школах-интернатах, тюрьмах, монастырях или на кораблях, однополые дружеские связи часто превращаются в сексуальные, чего в иных обстоятельствах могло и не случиться. То же иногда происходит, когда отказывают тормоза: например, если мужчины выпивают слишком много, они внезапно начинают вешаться друг другу на шею. Идея, что влечения, в которых нет осознанного сексуального подтекста, могут все же иметь сексуальную сторону, разумеется, весьма не нова: Фрейд внушил нам это давным-давно. Мы так боимся секса, что стараемся запихнуть его в маленькую коробочку с крышкой, но он все время ускользает, смешиваясь со множеством других склонностей и стремлений.

Влечение к собственному полу не является эволюционной проблемой, поскольку не конфликтует с размножением. Давайте пойдем дальше и предположим, что это влечение очень разнообразно и его социальная сторона побеждает у большинства людей, а сексуальная сторона – у меньшинства. Это меньшинство невелико. По оценке Кинси, число гомосексуалов среди населения составляет около 10 %, что, несомненно, является большим преувеличением. В недавних исследованиях говорится о менее чем 5 %. Внутри этого меньшинства существует еще меньшая группа с настолько сильным влечением к своему полу, что оно полностью исключает секс с противоположным полом и, таким образом, размножение. По результатам крупнейшего рандомизированного исследования сексуального поведения, проведенного в 1990-е гг. в США и Великобритании, число исключительных, то есть строгих гомосексуалов составляет менее 1 %. Если мы предположим, что это ничтожное меньшинство является обладателями генов, которых ни у кого другого нет, то встал бы вопрос: как эти гены могут передаваться? По-видимому, 99 % населения, имеющих способность размножаться, без всяких проблем передают наследникам влечение к собственному полу, и дальнейшим развитием этого влечения оказывается гомосексуальность.

Такое развитие, которое консерваторы необоснованно полагают «личным выбором образа жизни», на самом деле происходит у некоторых людей само собой. Это часть того, кем они являются. В некоторых культурах они могут свободно следовать ему, в то время как в других им приходится это скрывать. Поскольку не существует людей вне культуры, невозможно узнать, как наша сексуальность выглядела бы без этого влияния. Истинная человеческая натура подобна святому Граалю: его вечно ищут и никогда не находят.

Но у нас ведь есть бонобо. Поведение этих обезьян очень показательно, поскольку они не ведают сексуальных запретов и имеют очень мало ограничений. Бонобо демонстрируют активную и разнообразную сексуальность при отсутствии культурных наслоений, которые создаем мы. Нельзя сказать, что бонобо – «просто люди, покрытые шерстью»: это совершенно самостоятельный, отличный от нас вид. По шкале сексуальной ориентации Кинси (от 0 – исключительно гетеросексуальная ориентация до 6 – исключительно гомосексуальная ориентация) людей можно преимущественно отнести к гетеросексуальному концу шкалы, но бонобо, по-видимому, абсолютно «бисексуальны», или твердая 3 по Кинси. Они буквально пансексуальны – удачнейший термин, учитывая их родовое название (Pan). Насколько нам известно, нет исключительно гетеро- или гомосексуальных бонобо: все они занимаются сексом практически с любыми партнерами. Когда появились эти новости о наших ближайших родственниках, меня вовлекли в дискуссию на интернет-сайте для геев, где одни утверждали, что гомосексуальность естественна, а другие жаловались, что из-за этого все выглядит слишком примитивным. Если слово «естественный» звучит хорошо, а «примитивный» – плохо, то вопрос стоял так: должно ли гей-сообщество радоваться существованию бонобо или нет? У меня на это не было ответа: бонобо существуют, нравится людям это или нет. Но я-то предполагал, что они используют слово «примитивный» в его биологическом значении: то есть подразумевая более древнюю, предковую форму. В этом смысле гетеросексуальность очевидно более примитивна, чем гомосексуальность: сначала возникло половое размножение, ведущее к появлению двух полов и сексуальному влечению. Дополнительные варианты применения этого влечения, скорее всего, возникли позже, в том числе и однополые отношения.

Однополый секс уж точно не ограничивается только людьми и бонобо. Мартышки седлают представителей своего пола, чтобы продемонстрировать доминирование, и также известно, что они подставляют зад для примирения. У макак самки образуют друг с другом пары, подобные гетеросексуальным, причем одна самка регулярно забирается на другую. Время от времени появляются документально подтвержденные примеры однополого секса в животном царстве: от забирающихся друг на друга самцов слонов и сплетающихся шеями самцов жирафов до приветственных ритуалов лебедей и взаимных ласк у китов. Но даже если у некоторых животных есть периоды, когда такое поведение обычно, я воздерживаюсь от слова «гомосексуальный», подразумевающего определенную ориентацию. Сексуальная ориентация исключительно на представителей своего пола редка или вовсе отсутствует в животном царстве. Бонобо иногда представляют как животных-гомосексуалов, что приводит к появлению «Бонобо-баров» почти в каждом космополитичном городе. Это правда, что бонобо часто вступают в гомосексуальные сношения, если использовать это слово исключительно для обозначения самого действия. Самки постоянно занимаются этим друг с другом, фактически генитальные трения являются способом политического сплочения их сообществ и поддержания прочных связей между самками. Самцы тоже регулярно демонстрируют сексуальное поведение по отношению друг к другу, хоть и не так активно, как самки. Но всего этого недостаточно, чтобы считать бонобо гомосексуалами. Я не знаю ни одного бонобо, который ограничивал бы свои сексуальные аппетиты представителями собственного пола. Напротив, они абсолютно бисексуальны и промискуитетны.

Самый значимый аспект секса у бонобо – это его абсолютная непринужденность и прекрасная интегрированность в социальную жизнь. Мы используем для приветствия руки, пожимая их или похлопывая друг друга по плечу, а бонобо обмениваются генитальными «рукопожатиями». Я опишу одну сцену, произошедшую в Парке диких животных, расположенном к северо-востоку от Сан-Диего, когда мы со смотрителями принесли бонобо пищу, чтобы они ею делились, а съемочная группа в это время фиксировала на видео их застольные манеры для научно-популярной программы. Мы снимали обезьян на обширной поляне, окаймленной пальмами. Хотя там присутствовал взрослый самец по имени Акили, группой управляла Лоретта, тогда ей был 21 год. Обезьяны делали именно то, что от них и ожидалось: при помощи секса снимали напряженность, возникшую из-за еды.

Когда перед группой бросили большой пучок листьев имбиря – любимое лакомство бонобо, Лоретта тут же его схватила. Через некоторое время она позволила Акили съесть немного листьев, но младшая взрослая самка, Ленора, все не решалась к ним присоединиться. Причем не из-за Лоретты, а из-за того, что Ленора с Акили по каким-то причинам не очень-то ладили. Служитель сказал мне, что теперь это постоянная проблема. Ленора все время поглядывала на Акили, уклоняясь от каждого его движения. Несколько раз она принимала призывные позы, оставаясь на некотором расстоянии. Когда Акили никак на нее не отреагировал, она подошла и потерлась разбухшими гениталиями о его плечо, и это он принял. В результате Леноре было позволено присоединиться к группе и все они мирно поели, хотя Лоретта по-прежнему строго контролировала раздачу пищу.

В группу также входила самка-подросток Мерилин, у которой на уме было кое-что другое. Она была влюблена в Акили и повсюду ходила за ним, много раз приглашая его к сексу. Мерилин немного поиграла в пруду, руками стимулируя свои гениталии и окуная губы в воду. Приведя себя таким образом в возбуждение, она подергала Акили за руку и отвела его к воде для совокупления. Акили подчинился, но явно разрывался между Мерилин и пищевыми сокровищами. Почему надо было непременно заниматься сексом по колено в воде, осталось для меня загадкой: возможно, у Мерилин развился такой фетиш. Сексуальные предпочтения у бонобо встречаются нередко.

Тем временем Лоретта проявила большой интерес к детенышу Леноры. Каждый раз, как он подходил к ней, старшая самка недолго стимулировала его гениталии пальцем, после одного такого раза произошло объятие животом к животу, во время которого Лоретта сделала несколько движений тазом к детенышу, словно самец. В какой-то момент мать стала руками стимулировать гениталии Лоретты, после чего подтолкнула детеныша к ней, как будто предлагая взять его на руки.

За этот короткий промежуток времени мы видели, как бонобо использовали секс для секса (Акили и Мерилин), для примирения (Ленора и Акили) и как знак расположения (Лоретта и детеныш). У нас секс обычно ассоциируется с размножением и страстью, но у бонобо он удовлетворяет множество других потребностей. Целью, без сомнения, всегда является удовольствие, а размножение служит лишь одной из функций.