Глава двадцать первая
После первого брифинга о двойном убийстве прошло всего сорок восемь часов, но дежурная часть приобрела совсем другой вид. Телефоны разрывались, телефонистки что-то бормотали в ответ, вся информация записывалась, вопросы лились рекой. К стенам были пришпилены карты и фотографии, относившиеся к обоим преступлениям, а также подробный чертеж Киндерс.
Получасом ранее главный инспектор Барнеби получил полный отчет экспертов, осматривавших дом Денниса Бринкли. Собрав свою группу в дальнем, самом тихом конце комнаты, он начал совещание с пересказа основных моментов.
— Некоторые найденные отпечатки принадлежат уборщице, другие — Мэллори Лоусону. Оставшиеся идентичны найденным в «лексусе» и в квартире. Должно быть, они принадлежат самому Бринкли. С отпечатками на требюше — какая-то путаница. Ясно видны только отпечатки Бринкли, но эксперты говорят, что под ними находятся какие-то смазанные отпечатки, возможно, оставленные человеком в перчатках. Этого и следовало ожидать.
Со следами обуви тоже не все ясно. Со слов уборщицы мы знаем, что у Бринкли были мягкие твидовые тапочки, которые он всегда надевал, когда ходил смотреть на свои машины. Их оставляли у входа. Следы тапочек есть на полу, но не все они одинаковы.
— Что вы имеете в виду, шеф? — спросила инспектор Джулия Лоренс.
— Есть несколько следов, оставленных человеком, нога которого была немного больше.
— Наверно, он понял, для чего существуют тапочки, — сказал Трой, — и воспользовался ими.
— На кухне не удалось обнаружить ничего. Даже на дверной ручке. Эксперты думают, что убийца оставил свои туфли на наружной лестнице.
— Похоже, в квартиру он не заходил вовсе.
— Об этом говорится в отчете?
— Да. Мы с Троем тоже осмотрели ее. — Ничего подобного раньше им видеть не доводилось. Сказать, что там царил образцовый порядок, значило не сказать ничего. Ручки и карандаши на письменном столе и туфли в шкафу располагались так тесно, что между ними нельзя было просунуть волос. Безделушки находились на одинаковом расстоянии друг от друга с точностью до миллиметра. При этом никаких записок для памяти Бринкли не делал.
— Я проверил его банковские счета за последние месяцы. Крупных трат нет. Небольшие переводы — возможно, местный налог. К несчастью, его телефонные счета не имеют расшифровки, но в телефонной компании сказали, что смогут это сделать.
— Не густо, сэр, правда? — сказал Колин Джарвис. — Они подтвердили то, что мы и так знали.
— Да, спасибо, Джарвис. А теперь… — Барнеби смерил своих подчиненных вызывающим взглядом, — кто из вас может сообщить мне то, чего я еще не знаю?
Сказали они много, но толку от этого не было никакого. Барнеби взял фоторобот и помахал им в воздухе.
— Кому-нибудь с этим повезло?
— Да, шеф, — сказал детектив-констебль Сондерс, который отвечал за станцию Аксбридж. — Кассир, на наше счастье, хорошо запомнил ее. Она купила билет в один конец до Пикадилли.
— А время он запомнил?
— Он только что заступил на смену и утверждает, что это было в десять минут седьмого. Я проверил расписание. Ближайший поезд шел до Метрополитен. Второй, через пятнадцать минут, до Пикадилли.
— Будем надеяться, что нам удастся выяснить, на каком поезде она уехала. А если повезет — то и где вышла.
Барнеби понимал, что он слишком многого хочет. Хотя с конечной станции поезда уходят почти пустыми, ближе к центру они заполняются под завязку. Если Ава действительно вышла на Пикадилли-Серкус, то шансы заметить ее были равны нулю. Несмотря на видеокамеры.
— А что с машиной? — спросил он.
Тут их тоже ждала неудача. Красных «хонд» было замечено много, но машины Авы среди них не оказалось. К несчастью, надежды Барнеби на то, что она оставляла машину на стоянке, ближайшей к станции подземки, не оправдались. Сведения с двух других стоянок должны были поступить сегодня утром.
Потом Барнеби отпустил подчиненных и поехал допрашивать человека, про которого Дорис Крудж вчера сказала, что он «знает Аву как облупленную». Конечно, это был Джордж Футскрей, который первым открыл ее талант медиума, поддерживал во время учебы и даже возил из церкви в церковь. Кроме того, он в одиночку руководил спиритуалистской церковью Форбс-Эббота. Миссис Крудж объяснила, что он сам экстрасенс и обладает врожденным даром пронзать нижний эфир, каким бы черным и плотным тот ни был.
Все это чрезвычайно занимало сержанта Троя. Двигаясь по шоссе А413 в сторону Чалфонт-Сент-Питера, он предвкушал встречу с Футскреем, представляя себе гомика, который носит бусы и шляпу из рафии, ходит в домотканой одежде и жрет всякую дрянь. Но это не значило, что парень не мог дать ему несколько советов, как пронзать нижний эфир. Кроме того, Трой надеялся научиться у него искусству составления правильных гороскопов; обычно звезды его обманывали.
Словно прочитав мысли сержанта, Барнеби сказал:
— Мы не будем задавать ему слишком много вопросов, ладно?
— Как скажете.
— Я не хочу, чтобы ты отклонялся от темы и выпытывал у этого малого его эзотерические секреты.
— Можно подумать, это какая-то рок-группа.
Трой начинал посмеиваться над своими ожиданиями. Сержант заметил вывеску «Трех бочек», после которой они должны были свернуть. Маневр, сигнал, зеркало. И вот они уже на Кловер-стрит, Кэмел-Лансинг. Даже на нужной стороне.
— Шеф, посмотрите в окно. Мы проезжаем мимо дома тринадцать, верно?
Трой сам не знал, чего он ждет. Может быть, этот дом похож на хибару с конической крышей в виде ведьминого колпака, которую он видел в детской книжке с картинками? Или на зловещий серый замок, утопающий в тумане? Номер пятнадцатый оказался маленьким типовым домиком, имевшим общую стену с соседним и ужасно скучным. С крошечным запущенным палисадником.
— Вот он, — сказал Барнеби. — Припаркуйся у лавра.
Трой был сильно разочарован. Но когда он звонил в дверь, то немного повеселел. Коврик был расписан таинственными знаками и символами, а звонок имел форму стельной козы с глазами из зеленого стекла.
— Главный инспектор Барнеби?
— Верно. Мистер Футскрей?
— Мы вас ждали. А это?…
— Сержант Трой, — сказал сержант Трой, достав удостоверение и помахав им в воздухе.
— Входите, пожалуйста. Пройдите и познакомьтесь с моей мамой.
Они вошли в маленькую прихожую, устланную ковром с изображениями льва и единорога, короны и женщины в перевязи, державшей цветок чертополоха. Кроме того, здесь был деревянный дворецкий в полный рост, плохо, но тщательно раскрашенный и отличавшийся от нормальных дворецких наличием длинных крыльев с позолоченными кончиками. На его подносе лежали тщательно сложенные газеты и объявление: «Пожертвования: благодарим вас».
— Они здесь, дорогая. — Джордж открыл дверь, прижался к ней, пропуская полицейских, и сказал Барнеби: — Думаю, вы не откажетесь подкрепиться.
Ему никто не ответил. Мужчины просто стояли и смотрели. Они оказались в месте поклонения одной из наиболее почитаемых королевских особ двадцатого века. Все стены до последнего дюйма были увешаны фаянсовыми и металлическими тарелочками, фотографиями, рисунками и картинами с ее изображениями. На книжных полках стояли ее фарфоровые статуэтки. Ее портреты украшали фарфоровые бочонки и миниатюрные позолоченные кареты. В стеклянной витрине стояла болванка, на которую была надета желто-зеленая парчовая шляпа с меховой оторочкой, украшенная перьями.
В кресле с подлокотниками сидела крошечная старушка, завернутая во множество покрывал. Ее бледный скальп покрывали клочки редких седых волос, напоминавшие вату. На морщинистом лице выделялись яркие глаза, пронзительно-синие, как барвинок.
— Добро пожаловать, — сказала она. — Садитесь, пожалуйста.
Голос у нее был поразительный. Громкий и отрывистый, как дробь палки по штакетнику. Она показала на диван с обивкой, изображавшей королевские резиденции. Барнеби сел на Виндзорский замок, а Трой — на мавзолей Виктории и Альберта во Фрогморе. Никто не знал, что сказать.
— Привет, — сказала старая леди. — Меня зовут Эсмеральда Футскрей.
Барнеби представил себя и сержанта Троя. После чего снова наступила тишина, которую нарушал лишь доносившийся снаружи стук столовых приборов.
Наконец Трой взмахнул рукой и сказал:
— Ничего себе коллекция!
— С момента ее рождения. — Старушка показала на полки, битком набитые фотоальбомами.
— Должно быть, она немало стоит.
— Деньги? — Презрение Эсмеральды не имело границ. Впоследствии Трой говорил, что почувствовал себя так, словно пукнул в церкви. — Все эти артефакты заряжены подлунной энергией, которая передается в случае возникновения крайней необходимости. Как вы, наверно, представляете себе, она нуждается в постоянной подпитке, особенно после этой операции.
— Да. Подлунной энергией, — повторил сержант так, словно это было самой обычной вещью. Он осмотрел окна с толстыми решетками и заметил, что на двери красуется сложный замок.
— А это — наш путеводный камень. — Она с трудом протянула руку и положила ладонь на молочно-белый шар, сиявший и пульсировавший, как подсвеченное сердце. Трой стал искать глазами шнур, но ничего подобного не обнаружил. — Его постоянно поддерживает мой проводник, Ху Сун Кьон.
— Это очень… э-э…
Барнеби закрыл глаза и мысленно заткнул уши. Он был по горло сыт тайными обрядами; опыта общения со спиритизмом хватило бы ему до конца жизни.
Троя заинтриговал серый пух в углу рта миссис Футскрей. Сначала он предположил, что у старушки пробиваются усы, но потом пригляделся внимательнее и увидел перья. У него побежали мурашки по спине. Конечно, птиц старуха не ела. Он всегда считал спиритов вегетарианцами. Эсмеральда заговорила с ним снова.
— Наверно, вы помните, что случилось, когда она присутствовала на салюте в Кларенс-хаусе?
— Я не уверен…
— Она споткнулась, когда сходила с трибуны.
— Точно, споткнулась! — воскликнул сержант Трой.
— Я отвлеклась только на мгновение, но этого было достаточно. Конечно, я тут же все исправила.
— Значит, все обошлось?
— Естественно. Понимаете, линия передачи энергии осталась открытой.
Вошел Джордж, толкавший перед собой сервировочный столик. Главный инспектор отверг предложение, боясь, что его напоят каким-нибудь ведьминым варевом из внутренностей мертвеца, вырезанных под луной во второй четверти и сдобренных потом повешенного.
— «Сэйнсбери брекфест» или «Эрл Грей», сержант?
— Пожалуй, я тоже выпью чашечку, — сказал Барнеби.
Трой восхитился бисквитами размером с имбирное печенье, имевшими форму звезды и посыпанными сахарной пудрой. Он с благодарностью взял один бисквит и надкусил его. Ничего подобного сержант раньше не пробовал. Странный вкус, оставшийся во рту, никакого отношения к имбирю не имел.
Напоив и накормив гостей, а потом поудобнее устроив мать, Джордж спросил:
— Вы хотели поговорить со мной об Аве Гаррет?
— Думаю, вы хорошо знали ее, мистер Футскрей, — сказал Барнеби, заставив Эсмеральду фыркнуть.
— Верно. Я был наставником Авы и первым, кто открыл ее замечательный дар. Опекал и сопровождал ее во время церковных собраний. Во всяком случае, в первые месяцы.
Голос Джорджа тоже звучал необычно. Он был очень слабым и дрожащим, как у глубокого старика. Возможно, это объяснялось многолетним влиянием Эсмеральды. Она впитывала его энергию, чтобы поддерживать свою. «Другие люди», — подумал Барнеби, преисполнившись благодарности к Джойс, Калли и даже к Николасу.
— Вы никогда не сомневались в ее искренности?
— Ни на секунду, — ответил Джордж. — После каждой службы люди ждали возможности поговорить с ней и сказать спасибо. Часто они плакали.
— А групповые сеансы? Частные приемы?
— Тут ее нельзя было переубедить. Ава считала, что рождена для сцены.
— Вы были там в день, когда Деннис Бринкли… э-э…
— Проткнул небесную матрицу? Конечно. Могу сказать вам, мистер Барнеби, зрелище было обескураживающее.
Когда Джордж начал описывать случившееся, сержант Трой сделал первую из двух коротких записей. Честно сказать, он был рассеян. Его продолжал волновать странный вкус недавно съеденных бисквитов. Почему-то сержанту пришел на ум фильм «Ребенок Розмари». Он вспомнил колдовской корень, выращенный ведьмами и под видом аниса скормленный Миа Фэрроу. Бисквиты явно отдавали анисом.
Трой рыгнул и с осуждением посмотрел на Джорджа, который описывал свое руководство Церковью-за-Углом. Длинное и овальное лицо Футскрея напоминало растекшееся яйцо. Сержант вспомнил вопящего болвана с собственной головой в руках, изображение которого украшало множество маек. Серовато-желтые волосы Джорджа были покрыты бриллиантином, цвет кожи напоминал рекламу морского курорта. Брюки падали от талии до каблуков, не встречая на пути ни одного препятствия. Трой вспомнил совет, который его мать дала одной из его двоюродных сестер, когда та начала встречаться с молодыми людьми: не доверяй мужчине без ягодиц. Может быть, в этом действительно что-то было? Кроме того, он заметил, что во время разговора Футскрей никогда не смыкал губ и негромко поскрипывал и пощелкивал фальшивыми зубами. Это напоминало танец мышей. Сержант заставил себя прислушаться к беседе, в которой теперь принимали участие трое.
Джордж сказал:
— Мама предвкушает встречу с духом. Правда, мама?
— Да, — подтвердила Эсмеральда. — Я знаю там куда больше людей, чем здесь.
— Мы находимся в постоянной связи, — продолжил Джордж. — Мало кто знает о существовании отличной телеграфной системы «Ариэль Кобвебс.плс» между внешним космосом и планетой Земля.
— Серьезно? — спросил Барнеби. Он никогда не мог понять, почему люди называют Землю планетой. Может быть, где-то во Вселенной есть другая Земля, которая не является планетой? Джордж продолжал пощелкивать зубами.
— У мамы есть в макушке парапсихическое отверстие.
— С миллиардами связей, — объяснила миссис Футскрей. — Вплоть до доисторических времен.
Ответить на это было нечего, и Барнеби мудро промолчал. Только улыбнулся старой леди и встал, готовясь уйти. Но тут она вскрикнула:
— Петля, Джордж! Петля!
Свет в белом шаре на секунду ослабел и затрепыхался, как большая бабочка. Джордж быстро подкатил столик с переносным телевизором и видеомагнитофоном и нажал на кнопку. Вдоль шеренги кавалеристов шла королева-мать, облаченная в вишневое и белое. Миссис Футскрей прижала к лампе средние пальцы правой руки, ладонь левой к экрану и начала что-то бормотать. А потом зачастила нараспев:
— Небесная любовь от меня к тебе… небесный свет от меня к тебе… небесная сила от меня к тебе…
Мужчины стояли рядом. Джордж серьезно кивал. Лицо Барнеби хранило бесстрастное выражение. Трой смотрел на чехол для чайника, представлявший собой странное переплетение светло-коричневой лески, и тоже пытался выглядеть бесстрастным.
Внезапно эктоплазмическое вмешательство кончилось. Эсмеральда широко улыбнулась всем и сказала:
— Лечение закончено. Теперь она снова будет здорова.
— До следующего раза, — вздохнул Джордж.
— Тут уж ничего не поделаешь, дорогой. В ее возрасте по-другому не бывает. Я надеюсь, — она повысила голос, увидев, что Барнеби шагнул к двери, — покинуть земную юдоль в один день с ней. Нужно будет помочь ей устроиться.
— Там другая иерархия, — объяснил Джордж.
— Я отдал за эту хрень целый фунт, — сказал Трой, отъезжая от дома номер пятнадцать по Кловер-стрит. В прихожей Джордж уговорил его взять газету с подноса дворецкого, потом перекрыл им дорогу, откашлялся и красноречиво посмотрел на объявление. Теперь эта газета, называвшаяся «Новости парапсихологии», торчала из кармана сержанта. — С такими людьми лучше не иметь дела, верно?
— Каждый, кто способен иметь с ними дело, — ответил Барнеби, — нуждается в помощи психиатра.
— Я хотел бы иметь проводника в потустороннем мире, — сказал Трой. — Интересно, что они тебе говорят?
— Подсказывают, когда нужно добавить в джин тоник.
— Я бы не прочь иметь проводника-китайца.
Завистливая нотка, прозвучавшая в голосе Троя, заставила главного инспектора взять себя в руки.
— Ло Хун Кон? — предположил Трой.
Барнеби не улыбнулся. Даже глазом не моргнул. Что ж, он, Трой сделал все. И уже не в первый раз. Может быть, пора посмотреть в лицо печальной правде. У его шефа нет чувства юмора.
К счастью, ни один прохожий не видел, как дверь Эпплби-хауса распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель. Лицо Мэллори было искажено. Он подбежал к «гольфу» и начал жать на ручку. Потом громко выругался, похлопал себя по карманам и вывернул их наизнанку. Наконец достав ключ, он отпер замки. Машина со скрежетом дала задний ход, вырулила на улицу и исчезла.
Поднимая трубку, Мэллори не думал ни о чем особенном. Его досада на полицию прошла. Он хотел выйти в сад, но передумал. Можно было продолжить распаковывать вещи. Почитать. Или просто посидеть праздно.
— Алло, — сказал он и услышал в ответ:
— Говорит Дебби Хартогенсис. — Он тут же вспомнил это имя. Оно было написано на карточке, прикрепленной к двери квартиры в цокольном этаже. «Ффорбс-Снейт. Хартогенсис. Лоусон». По коже Мэллори побежали мурашки. — Полли? — крикнул он.
Теперь он мчался по шоссе. Во рту стояла горечь. От жары можно было расплавиться. Лицо Мэллори дергалось, но он не мог с ним справиться. Потные руки скользили по рулю. Боясь потерять управление, он стискивал их так, что костяшки едва не протыкали кожу.
Он бросил дочь. Не звонил, не приезжал. А когда приехал, то не проявил настойчивости. Не следил за ней. Решил, что она уехала на каникулы, только потому, что так сказала Бенни. Кто такая Бенни? Он забыл Полли. А теперь она…
Именно это его и мучило. Мэллори не знал, что с ней случилось. Дебби Хартогенсис что-то говорила, но он был так парализован страхом, что слышал только отдельные слова. Эти слова резали как нож: опасно… ужасно… неприятный запах… плачет… таблетки… плачет…
Он мог разбиться в любую минуту. Мэллори посмотрел на себя в зеркало и попытался снизить скорость. Чем он поможет дочери, если умрет? Дорога была скользкой, а он ехал слишком быстро.
Лоусон нажал на тормоз и сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь справиться с собой. Время для поездки по Лондону было самое неподходящее, но когда оно бывает подходящим? Кроме того, другого времени у него нет. Не нужно поддаваться на провокации. Не спорить. Не подрезать, в каком бы цейтноте он ни оказался.
Мэллори вспомнил, как в прошлый раз несся к Полли на Кордуэйнер-роуд и застал ее абсолютно спокойной. Почему он не выслушал ее соседку по квартире? Не задал несколько разумных вопросов, не выяснил ситуацию?
Улица, на которой она жила, выглядела по-прежнему. Мэллори понял, что ожидал увидеть «скорую помощь» или патрульную машину. Он свернул и остановился у подъезда.
Когда дверь начала открываться, Мэллори толкнул ее и ворвался в квартиру. Поднявшись с пола, Дебби Хартогенсис поправила велосипед и пошла за ним.
— Вы сбили меня с ног.
— Что? — Мэллори пробежал мимо ванной и огляделся. Все двери, которые он видел, были открыты. Кроме одной. Он подошел к этой двери, постучал и крикнул:
— Полли!
— Мистер Лоусон…
— Полли, что с тобой? Полли!
— Не надо! — Дебби схватила его за руку. — Вы хотите напугать ее до смерти?
Мысль о том, что Полли лежит за дверью, съежившись от страха, заставила Мэллори остановиться. Он посмотрел на девушку. Должно быть, это она звонила. Он даже не помнил ее имени.
— Проходите и садитесь.
— Что мы…
— Выслушайте меня.
— Почему она закрылась?
— Я пыталась объяснить. — Дебби подвела его к креслу и заставила сесть.
— Да, знаю. Но я… ничего не понял.
— Я вернулась с каникул два дня назад. Знала, что Аманда еще на Мальорке. Дверь Полли была заперта, и я решила, что она тоже куда-то уехала. Но в разгар ночи я услышала, что в уборной кто-то есть. Боже, как я испугалась!
— Кто это был?
— Вы думаете, я проверяла? Я сама обделалась от страха. Залезла под диван и увидела, что кто-то прошел в комнату Полли и запер дверь.
— Значит, это была она?
— Она вроде как застонала, а потом стало тихо. Когда на следующий день она поняла, что я вернулась, то не стала выходить. Пока я бегала за хлебом и молоком, она воспользовалась ванной, а потом заперлась снова. Я слышала, как она плакала.
Плакала! Мэллори не мог вспомнить, когда Полли плакала в последний раз. Даже в раннем детстве она не плакала, а кричала. А если и плакала, то только от злости.
— Вы говорили с ней?
— Пробовала. — Она покачала головой. — Но ничего не вышло.
Мэллори встал, прижался лбом к косяку и нахмурился.
— Так и продолжалось. Она выходила только в мое отсутствие. Тогда я начала волноваться. Подумала, а вдруг она заболела.
— Вы что-то говорили о таблетках.
— Сейчас расскажу. В следующий раз я сделала вид, что ухожу, но не ушла. Хлопнула дверью, вернулась и спряталась. Через какое-то время Полли встала и пошла на кухню. Она выглядела очень странно. Я зашла в ее комнату и остолбенела. Помните ту комнату из фильма «Семеро»? Должно быть, она сидела там несколько дней. Я увидела у ее кровати мои снотворные таблетки…
— О господи… — Мэллори отошел от двери, но сесть не смог. Только бродил туда-сюда. — Она их принимала?
— Несколько штук.
— Врача вызывали?
— Нет.
— Почему нет?
— Она даже меня не впустила. Думаете, она открыла бы постороннему человеку?
— Но ведь таблетки… передозировка…
— Она принимала их только для того, чтобы уснуть.
— Откуда вы знаете? Откуда знаете, что она не проглотила их разом? О господи, о ней некому было позаботиться!
— Если бы я о ней не позаботилась, как бы вы здесь оказались?
— Вы должны были сразу позвонить мне. Я бы…
— Послушайте меня, черт побери! Я вылезла вон из кожи, чтобы помочь вашей дочери. Изъездила на велосипеде весь чертов Парсонс-Грин. Стучала во все двери, пытаясь узнать ваш новый адрес. Наконец нашла агента по торговле недвижимостью, который продал ваш дом. Его поверенный дал мне номер вашего телефона. Я сразу же позвонила вам. Причем, заметьте, никуда не выходила. А потом вы влетели сюда и сбили меня с ног. И, черт побери, не сказали ни «извините», ни «спасибо»!
Мэллори уставился на Дебби Хартогенсис, которая выбивалась из сил, чтобы сделать телефонный звонок, чуть не доведший его до сердечного приступа. Девушка была молоденькая. На ней были брюки-хаки, розовый топ в обтяжку и очки с голубыми стеклами.
Лоусон сумел перевести дух. Он здесь и никуда не уйдет. Что бы ни случилось, но сообщений, звучащих как гром среди ясного неба, больше не будет. Остались только печаль и благодарность. Печаль за дочь, с которой опять что-то случилось. И благодарность этой молоденькой девушке, которая сделала все, хотя могла не делать ничего.
— Мне очень жаль. Простите, пожалуйста. Я очень расстроился.
— Да. Я вас понимаю.
— Мать Полли тоже хотела бы поблагодарить вас… сказать…
— Все в порядке, мистер Лоусон. — О боже, этот человек выглядел так, словно кто-то выпустил ему кишки и растоптал их. Никаких детей, в миллионный раз поклялась себе Дебби. Никаких детей.
— Послушайте, я ухожу. — Она взяла черный шлем, роликовые коньки и пошла к двери.
— Уходите?
— Мне нужно кое с кем встретиться. Если хотите выпить чаю, то все на кухне.
Как ни странно, после ее ухода Мэллори понял, что он действительно хочет чаю. Негромко постучав в дверь Полли и снова не получив ответа, он заварил чай, наполнил две фаянсовые кружки, отнес их в гостиную и повторил попытку.
— Чай вскипел. Ты выйдешь? Или впустишь меня?
Он молча подождал. Потом молча сел, выпил чай и подождал еще. Мэллори был готов ждать вечно, чтобы выяснить, что случилось с Полли. Как поется в песне, ждать, пока не высохнут все моря на свете.
С Полли случилось вот что. После удивительной сцены в квартире Билли Слотера она вприпрыжку побежала домой. Вела себя как девчонка. Крутилась вокруг вертикальной стойки автобуса, не обращая внимания на кондуктора. Бежала по улице до самой квартиры, сама не своя от радости. Не в силах усидеть на месте, поставила диск с «Девятнадцатью газеллами» и начала танцевать. Информация, полученная от осведомленного человека, гремела в ее мозгу как динамит.
— «О, яростный огонь любви, — пела Полли, кружась и изгибаясь, — сожги меня… сожги меня…»
Требовалось убить кучу времени. Точнее, несколько часов. Проникнуть в контору «Бринкли и Латама» при свете дня было нечего и думать. «Черт бы побрал этот перевод на летнее время», — беззлобно подумала она. Бродить по квартире не было сил. Можно было взорваться. Она решила сходить на последний фильм братьев Коэн в «Керзоне» и на обратном пути купить что-нибудь для праздника в «Оддбинс».
Наконец около половины девятого Полли вышла из дома и направилась в сторону станции метро «Бейкер-стрит». Ждать пригородного автобуса нужно было слишком долго, поэтому она села в поезд линии Метрополитен, шедший до Амершема, и была приятно удивлена, очутившись в просторном вагоне с высокой крышей. Такие были только в поездах дальнего следования. Продолжая светиться от счастья, Полли смотрела в окно. Когда Харроу-он-зе-Хилл остался позади, пейзаж начал становиться все более и более привлекательным.
Полли решила купить дом в деревне — лучше всего в Бакингемшире. Свежий воздух, и до города рукой подать. Естественно, дом будет современный. Из стекла и стали. Она наймет архитектора. Конечно, не скучной старой школы. Может быть, Чадуика Вентриса. Или Джайлса Гивенса. Проект этого дома наверняка получит какую-нибудь премию. Полли уже видела себя на церемонии ее вручения. На ней сверкающее и переливающееся платье без спины; сраженный архитектор падает к ее ногам…
Так она мечтала до самого Чорливуда. В телефонной будке висело несколько визитных карточек с номерами заказа такси, и машина пришла сравнительно быстро. Отсюда до Костона было всего шестнадцать километров. Когда Полли добралась до рыночной площади, было почти темно.
Подойдя к двери «Бринкли и Латама», она не стала оглядываться, а вставила ключ в замок, повернула его и вошла в здание так небрежно, словно имела на это полное право. Для пущей безопасности она опустила в кабинете Бринкли жалюзи.
Включив компьютер и найдя свой «маркетмейкер», Полли подумала об отце. Вспомнила, как лгала ему, когда отец позволил ей воспользоваться своими деньгами. Сделала вид, что решилась на эту неудачную спекуляцию только ради него. Чтобы отец мог бросить работу, которая его убивала, и освободиться. Мэллори поверил ей; Полли видела, что он был тронут до слез. Но что, если… что, если на сей раз это будет правдой?
Раньше мысль об использовании своих знаний ради блага других никогда не приходила ей в голову. Но теперь все было по-другому. В этом было что-то личное. Только представить себе: за одну ночь вдвое увеличить наследство Лоусонов! О господи, что скажут ее родители? Конечно, не поверят. Сначала. При мысли о том, что это случилось на самом деле, у отца глаза на лоб полезут. Мать тоже обрадуется. У них появятся лишние деньги, которые можно будет бросить в бездонную бочку, называющуюся издательским делом. Но какая разница, как они ими воспользуются? Полли сможет помочь им, причем ей самой это ничего не будет стоить. Плохо одно: она не сумеет объяснить, как это сделала. Как украла ключи, тайно забралась в контору, залезла в файл — неважно, что этот файл касался ее собственных финансовых дел. Когда она сделала это впервые, у нее было какое-то оправдание. Тогда ее приводил в отчаяние долг, нараставший с каждой секундой. Но на этот раз причиной было стремление увеличить прибыль. Или, как говорят неудачники, понятия не имеющие, что такое настоящие деньги, голая корысть.
Конечно, скоро станет ясно, что кто-то с выгодой воспользовался деньгами Лоусонов. «Это будет забавно» — подумала Полли. Может быть, свалить ответственность на Денниса? Нет. Для таких дел он слишком честный (иными словами, трезвый, осторожный и принципиальный). Она все должна сделать сама. Тогда все убедятся, что если она и совершила дурной поступок, то исключительно ради благих целей.
Довольная принятым решением, Полли совершила две финансовые сделки и переправила умопомрачительную сумму. Она видела, что Билли Слотер переправил намного больше и что повышение курса акций было заметным, но небольшим, но все же ей было страшновато.
Теперь нужно было незаметно уйти. Она нашла местный справочник и вызвала такси-малолитражку. Чтобы не привлекать внимания к столь позднему вызову, который могли расшифровать, Полли позвонила из телефонной будки на рыночной площади.
Дело было сделано. Торопиться было некуда. Выйдя из кино, она получила в банкомате максимально возможную сумму (жалкие пятьдесят фунтов, вслед за которыми последовало желчное предупреждение банка) и купила бутылку «Вдовы Клико». Черт с ним: даже если она приедет к себе далеко за полночь с несколькими фунтами в кармане, какой-нибудь ночной автобус довезет ее до дома.
Полли казалось, что она вернется, испытывая смесь эйфории и облегчения, как какой-нибудь шпион или десантник после завершения опасной миссии. Расслабится, послушает музыку, выпьет вина, а утром выйдет на улицу за первыми газетами. Финансовый мир еще не знает того, что знает она. Но когда напряжение прошло, она почувствовала себя спокойной. Спокойной и усталой. Полли разделась, легла в постель и мгновенно уснула.
Проснулась она только в полдень. В это было невозможно поверить. Уличное движение, бесконечные телефонные звонки, пешеходы, стучащие палкой по забору, лающие собаки — куда все исчезло? Тьфу, чтоб тебе!
Разозлившаяся Полли натянула на себя джинсовую рубашку и старую полосатую юбку. Надела кроссовки, схватила ключи и вылетела из квартиры. Ближайший газетный киоск находился в магазине на углу. Она схватила «Файнэншл таймс». Название компании «Джилланс и Харт» было напечатано на первой полосе.
Внимание отсчитывавшего сдачу Масуда Азиза привлекла молодая женщина, стоявшая у газетного киоска. Она была потрясена и едва держалась на ногах. Свежая газета выскользнула у нее из рук и упала на землю.
Мистер Азиз позвал жену. Та прибежала из задней части магазина, откинув пластиковую штору. Они взяли табуретку и безуспешно попытались убедить девушку сесть. Когда миссис Азиз принесла стакан воды, ее руку злобно оттолкнули. Девушка пошла к двери магазина, споткнулась, но устояла на ногах. Люди, собравшиеся у входа, следили за тем, как она, спотыкаясь, брела по улице.
Однажды ее вырвало в водосточный желоб. Мистер Азиз поднял грязную газету и начал громко жаловаться на упущенную выручку.
Полли не помнила, как добралась до дома. Очнулась девушка только в ванной. Она прополоскала рот и вычистила зубы с такой силой, что из десен пошла кровь.
Ничего не соображая от страха и гнева, она ходила по квартире, пинала мебель и била кулаками в стену, пока не ободрала костяшки. Потом она остановилась в середине комнаты и завыла: «Банкрот… банкрот… банкрот», — как птица в джунглях. Когда зазвонил телефон, она вырвала вилку из гнезда и швырнула аппарат в другой конец комнаты.
После того как у нее запершило в горле, Полли утихла. По крайней мере, физически. В голове по-прежнему была каша. Она села и впервые в жизни позавидовала своей настырной американской сожительнице. Дебби часто делала то, что она называла «практикой». Садилась на подушку и полчаса смотрела в пространство прямо перед собой. Говорила, что это успокаивает нервы (как говорят на ее родине, «затупляет лезвие»), и советовала Полли делать то же самое. Но такого желания у Полли не было. Она хотела, чтобы ее «лезвие» было острым, как топор палача. Тот, кто соглашается на меньшее, заслуживает своей участи.
Несмотря на презрение к подобной мягкотелости, Полли села на корточки и медленно дышала по крайней мере пять минут. Это не успокоило ее нервы и не «затупило лезвие», но она начала воспринимать случившееся менее эмоционально и сумела обдумать свой следующий шаг. Предпринять его было необходимо. Что делать с Билли Слотером? Больше всего на свете Полли хотелось прийти к этому подонку и воткнуть в него что-нибудь острое, но это было невозможно. Во-первых, Слотер был сильнее и схватка наверняка закончилась бы не в ее пользу. Во-вторых, если бы она каким-то чудом сумела нанести ему серьезную рану, вызвали бы полицию и она оказалась бы в еще большей беде, чем сейчас.
Полли накинула на свой скромный наряд джинсовую куртку, схватила кредитную карточку, оставшиеся три фунта наличными и выбежала на улицу. Она забралась на второй этаж автобуса и наклонилась вперед, мысленно уговаривая водителя увеличить скорость.
Колотила себя кулаками по бедрам и бормотала: «Быстрее, быстрее, быстрее…»
Полли не думала о собственной внешности. Не осознавала, что волосы на левой части ее головы торчали в разные стороны, а с правой (на которой она спала) слиплись. Что неприятный запах, чувствовавшийся наверху, исходил не от старика, сидевшего прямо за ней. Что на ее юбке застыли пятна рвоты. Ни о чем не думая, она миновала вращающиеся двери Уайтхолл-Корта и через вестибюль пошла к лифту.
Один из привратников, стоявших за конторкой, окликнул ее. Другой быстро подошел и преградил ей путь.
— Чем могу помочь? — Слова его были вежливыми, но взгляд — нет.
— Я пришла к Билли Слотеру. — Полли продолжала нетерпеливо нажимать на кнопку, хотя лифт уже шел вниз.
— К мистеру Слотеру?
— Да. Квартира семнадцать.
— Ах да. Боюсь, его больше здесь нет.
— Посмотрим. — Она мрачно посмотрела наверх. — Ну же, спускайся скорее, ленивая сволочь!
— Вы… вы, случайно, не мисс Лоусон?
Полли смерила привратника подозрительным взглядом.
— А что?
— Для вас оставили пакет. — Он сделал шаг назад и вытянул руку, показывая, что Полли должна идти первой. Лифт остановился и, казалось, был готов снова стартовать в стратосферу, но ей пришлось подчиниться.
Присоединившись к коллеге, стоявшему за обширной полированной конторкой, привратник достал из щели мягкий бумажный пакет «Джиффи». Мужчины не сказали друг другу ни слова, но Полли не сомневалась, что они смотрят на нее с презрением.
— Мисс, у вас есть какое-нибудь удостоверение личности?
Полли выложила на прилавок свою кредитную карточку. Поездка на лифте в пустую квартиру была бы для нее унижением.
— Вы имеете представление, когда вернется мистер Слотер?
— Может быть, он не вернется вообще, — сказал второй привратник. — Он не живет здесь. — Когда лицо Полли внезапно побелело, он посмотрел на девушку с тревогой. Только обморока им тут не хватало…
— Не живет?
— Верно. Иногда ночует. — Первый привратник опустил разлинованную книгу в кожаном переплете. — Он — друг мистера Кордера.
— Кордера?
— Который действительно живет здесь. — Он открыл книгу и дал Полли ручку. — Распишитесь, пожалуйста. За пакет.
Держать ручку было трудно, но Полли послушно расписалась — хотя и в другой клеточке. Сбитая с толку девушка взяла пакет и карточку, пошла не в ту сторону и очутилась в большой комнате со множеством удобных кресел и низких столиков. В дальнем конце комнаты был бар, у которого сидели люди. Мужчины начали смотреть на нее, но не так, как она привыкла. Причину Полли поняла, когда увидела свое отражение в высоком зеркале. Расширившиеся глаза, спутанные волосы, пятна рвоты на юбке. Она выглядела как сумасшедшая.
Девушка попыталась сделать хорошую мину при плохой игре. Гордо расправила плечи, добралась до двери и вышла на улицу. Но чувство уверенности в себе исчезло, и Полли понимала, что выглядит по меньшей мере смешно.
Оказавшись на жаркой и пыльной улице, по которой бродили туристы в сувенирных шляпах, она заплакала. Потом выскочила на мостовую и начала махать рукой, пытаясь поймать такси. Она доедет до Долстона, а там выскочит из машины и убежит. Но хотя некоторые такси были свободны, никто не остановился. Полли свернула, дважды обогнула здание Министерства обороны, дошла до станции «Набережная Виктории» и нашла банкомат. Когда она сунула туда карточку, на экране загорелась ядовито-зеленая надпись: «Не в состоянии выполнить эту транзакцию».
Нужно было как-то добраться до дома и открыть пакет. Почему-то Полли казалось, что в окружении людей она ничего не поймет. Она была испугана и сбита с толку, но в этом не сомневалась. Может быть, найти использованный билет, помахать им в воздухе, дождаться, когда откроется турникет для инвалидных кресел и тяжелого багажа, и проскользнуть в него? Но тогда придется делать то же самое и в конце, а там ее могут задержать. Решение пришло, когда кто-то из сотрудников подземки в сердцах воскликнул:
— О нет! Хватит с меня попрошаек!
В конце концов она вернулась домой на нескольких автобусах. Когда подходил кондуктор, Полли спрашивала, куда идет автобус, делала вид, что ошиблась, извинялась, выходила, садилась на следующий автобус и повторяла процедуру. Пересадок было пять, а вся поездка заняла больше часа.
Войдя в квартиру, Полли приготовилась вскрыть пакет от Билли Слотера. Она держала его так крепко, что затекли пальцы. Сев на кровать, девушка снова и снова перечитывала свое имя, выведенное уверенным каллиграфическим почерком. Потом она сжала пакет. Там лежало что-то твердое и прямоугольное. У испуганной Полли перехватило дыхание. В последнее время газеты часто писали о бомбах, заложенных в почтовые отправления; в некоторых министерствах постоянно дежурили специалисты по взрывчатым веществам, просматривавшие всю подозрительную почту. Но обычно такие посылки были безымянными. Билли вряд ли хватило бы наглости вложить в пакет бомбу. Привратники знали его как в лицо, так и по имени.
Наконец Полли разорвала пакет и вывернула его наизнанку. Наружу выпала аудиокассета, завернутая в лист писчей бумаги формата А4. Она разгладила листок и прочитала:
«Моя дорогая Полли!
Пожалуйста, запомни следующее. Пустить громкий слух, переворачивающий основы, ничего не стоит. Использование инсайдерской информации — уголовное преступление независимо от того, проиграл ты или выиграл. Компьютеры не правдивее человека, который ими пользуется. Если ты подумала, что я купил акции «Джилланс и Харт», то жестоко ошиблась. Прослушай запись. И хорошенько подумай, прежде чем снова начнешь говорить людям такие вещи.
БС».
Полли дрожащими руками вставила кассету в свой «Уокмен». Первые же слова заставили девушку вспомнить всю сцену, хотя во время их произнесения она была пьяна. Только теперь до нее начало доходить, в какую глубокую финансовую яму она угодила. Когда Билли Слотер читал набранный мелким шрифтом пункт договора, так легкомысленно ею подписанного, Полли только смеялась. Она считала, что здесь нет места давлению, не говоря об обмане и запугивании. Все знали, что Билли неравнодушен к ней. И лишь потом, когда сеть начала затягиваться, она начала понимать, что к чему. Когда он предложил простить Полли долг, если она согласится куда-нибудь съездить с ним «на несколько дней».
Мысль о том, что она оказалась во власти мужчины — тем более такого отвратительного создания, как Билли Слотер, — вызвала у Полли гнев и отвращение и заставила ее сделать телефонный звонок. Именно этот разговор она теперь и слышала. Она позвонила Билли в разгар бессонной ночи, выпив для храбрости несколько бокалов «Сазерн камфорт».
Она была уверена, что Билли возьмет трубку, и оказалась права. То, что он ничего не ответил, только усилило ее ярость и добавило прыти языку. Она скороговоркой описала его внешность — грязное и потное тело, зловонное дыхание, толстые губы и поросячью физиономию. Сказала, что его задница выглядит лучше, чем его лицо, а его гениталии способны вызвать взрыв смеха у двух-трех женщин, встретившихся в винном баре Сити. Описала, как от случайного прикосновения руки Билли к ее предплечью у нее волосы встали дыбом от омерзения. Поиздевалась над его одиночеством. Он делает вид, что не хочет иметь друзей, потому что все знакомые его презирают. Если отнять у него деньги, что останется? Только гора вонючего сала. И так далее и тому подобное…
Полли выключила магнитофон и задрожала. Боже, какая она дура! Только дура могла подумать, что возврат долга способен искупить ее ядовитые насмешки. Конечно, он хотел ей отомстить. И отомстил. Она потеряла все свое состояние. Хуже того, потеряла деньги, которые ей не принадлежали.
И тут Полли начала плакать. Плакать и выть, пока не почувствовала, что сходит с ума. Потом она уснула беспокойным сном, проснулась и вскоре снова впала в беспамятство. Так продолжалось несколько дней, но она поняла это только впоследствии. Мечтала о мести так, как о ней мечтает избитый ребенок. Просыпалась и засыпала снова, чтобы увидеть во сне, как будет выглядеть эта месть. Можно найти киллера, который убьет человека за пятьсот фунтов она читала об этом в воскресной газете. Нет, лучше покалечит. Прострелит ему позвоночник. После этого Билли Слотер будет весь остаток жизни прикован к инвалидному креслу. А еще лучше выжечь ему глаза кислотой или исполосовать лицо ножом так, чтобы при его виде люди вздрагивали и отворачивались.
Наконец Полли проснулась и больше не смогла уснуть. Ощутила стоявшую в комнате вонь и увидела провал в том месте, где полагалось быть ее животу. Шатаясь, пошла на кухню. Есть было нечего. Хлеб покрылся серо-зеленой плесенью, молоко прокисло. Ни сыра, ни фруктов не было. В холодильнике стояла бутылка «Вдовы Клико». Полли поборола желание швырнуть ее в позолоченное зеркало над каминной полкой. Это только усугубило бы ее положение. Она включила микроволновку и положила туда найденную в холодильнике картофельную запеканку с мясом. Жадно съела ее, обжигая губы. Потом ее вырвало. Полли налила в тазик горячую воду взяла тряпку и вытерла лужу. Вскоре после этого вернулась Дебби.
Полли терпеть не могла своих сожительниц, но по разным причинам. Парламентского секретаря Аманду Ффорбс-Снейт — за ее отвратительно высокое жалованье и снобизм: эта девица часто хвасталась своими знакомствами с теми, кого она называла «сильными мира сего». А Дебору Хартогенсис — за ее бесконечный оптимизм и бойфрендов из простонародья. Полли предпочла бы, чтобы Аманда вернулась первой. Хотя Аманда, как многие очень богатые люди, боялась расстаться с лишней пятеркой, но у нее, по крайней мере, были деньги. И мобильник. (Дебби отказывалась им пользоваться, заявляя, что мобильники вызывают рак мозга). Но едва Полли, у которой кружилась голова от голода и изнурения, представила себе, что говорит с банком и умоляет не обращать внимания на крошечное превышение кредита, как снова очутилась на дне глубокого колодца, куда не проникал свет.
Когда она снова пришла в себя, выяснилось, что откуда-то взялся отец. Он говорил с ней через дверь. Говорил мягко и с любовью, не зная, что дочь причинила ему непоправимый вред.
Отчаявшаяся Полли зажимала уши. Накрывала голову подушкой. Но он не уходил. Хлопнула передняя дверь. Полли соскочила с кровати и выглянула в щель между шторами. Но это была всего лишь Дебби, ехавшая на велосипеде.
Постепенно до нее дошло, что Мэллори расположился здесь надолго. Что рано или поздно ей придется посмотреть отцу в глаза.
Тогда уж лучше рано, чем поздно. По крайней мере, они будут вдвоем. Дрожа от страха, Полли сделала несколько неуверенных шагов по запачканному рвотой ковру. И открыла дверь.
