Книга: Гамбит Айвенго
Назад: 12
Дальше: 14

13

Все закончилось прежде, чем Лукас это осознал. Цикл наслоений домчался до финиша, время настигло их, и все Ирвины и его собственные двойники начали исчезать, пока он не остался в одиночестве, бешено размахивая мечом во всех направлениях. Вокруг него продолжала бушевать битва, он стоял один на лужайке под взглядами нескольких разбойников с отвисшими челюстями, позабывших про атаку Торквилстоуна.
В ярости схватки лишь немногие из участвовавших в ней обратили внимание на странную сцену, разыгравшуюся рядом с ними. Саксонцы прорвались и отдавали должок, проникая в замок и вырезая норманнов. Седрика с семьей освободили вместе с убитым горем Исааком из Йорка. После того как Лукас прекратил наносить удары по воздуху, те, кто наблюдал за происходящим, начали расходиться, сомневаясь в собственном здравомыслии. Никто не подошел к нему. Никто не попытался с ним пообщаться.
То, что они видели – или думали, что видели, – произошло чуть более чем за мгновение, за несколько секунд, за скоротечный промежуток нереальности. Два рыцаря сошлись в смертельной схватке и внезапно словно размножились. Двое превратились в две армии, а потом, так же внезапно, остался только один. Это же не могло случиться взаправду, не так ли? Один рыцарь стоял в одиночестве. За короткий промежуток времени, определенно слишком короткий, на его доспехах появились следы ударов и вмятины, сам он был окровавлен, он был истощен, он наносил удары по воздуху. Они ушли прочь изумленными. Более искушенные могли подумать, что они стали жертвами какого-то массового психоза, но они не знали значения этого слова. Это слово не пополнит словарный запас человечества еще много, много лет. Это было колдовство. Они знали только одного колдуна. Также они знали, что его лучше не вспоминать.
Лукас позволил своему мечу упасть на землю.
– Мой бог, – сказал он. – Кажется, я победил. Что случилось?
К нему подошел Финн Дилейни.
– Все кончено, – сказал он, обнимая Лукаса. – Ирвин мертв. Его хроноплата уничтожена.
Лукас смотрел на него слегка расфокусированными глазами.
– Я убил его?
– Нет, но это не важно. Он мертв по-любому.
Лукас оглянулся на Торквилстоун. Звук боя все еще доносился из-за стен. Саксонцы не завершили взятие замка.
– Забей, – сказал Финн. – Нас это не должно больше волновать. Мы выполнили нашу работу, Лукас. Пора домой.
– А что Хантер?
Финн улыбнулся.
– Он исчез. Как он сказал, он не собирается подставлять свою задницу непонятно из-за кого. Он появился из ниоткуда, спас наши задницы, и исчез опять, прихватив свои игрушки. Обратно в отставку.
– Есть ли способ скрыть его роль в этой истории? – спросил Лукас.
Финн пожал плечами.
– Какая разница? Нас допросят. Мы можем рассказать им все, что знаем. Хантер умен. Он не останется здесь. Подыщет себе другое время, другое место… Им никогда его не найти. Он взял ПДУ Лукаса. – Я отдал ему свой. У меня еще осталось немного взрывчатки. Вероятно, он может сменить код, но что ты скажешь, если мы их просто взорвем на всякий случай?
– Вот эти?
Финн вздохнул.
– Ага. И тот, что был у Бобби. Хантер был недостаточно быстрым, чтобы его спасти. Если это имеет какое-то значение, он извинился.
Они стояли над телом Бобби.
– Какое-то имеет, – сказал Лукас.

 

На мгновение повисла напряженная пауза. Он посмотрел вверх и увидел над собою де ла Круа с занесенным мечом.
– Черт, тихо прошептал он.
Меч…
…так и не опустился. В последний момент он закрыл глаза, смирившись с судьбой. Он ждал удара, который так и не был нанесен. Он ждал… и ждал, затем он понял, что де ла Круа медлит, чтобы он открыл глаза, прежде чем нанести удар милосердия. И когда он сделает это, последним, что он увидит, будет…
Он вздохнул. Ну что ж. Пошел он… Он умрет, глядя в глаза своему палачу. В конце концов, так и подобает умирать. И открыл глаза.
Де ла Круа не было.
Он моргнул. Он повернулся. Он оставался на полу, сбитый с толку. Почему? В этом не было смысла. Как… Куда…
Его раны причиняли боль. Самая серьезная оказалась на руке. И все же она не была смертельной. Он будет жить.
Он будет жить!
Он встал на ноги и поднял меч. Он выглянул наружу. Саксонцы облепили стены. Его люди и люди Де Брейси были побеждены. Возможно, де ла Круа оставил его в живых, чтобы его постигла более постыдная участь от рук саксонских бандитов. Что ж, этого не случится. Он сбежит. Он взглянул на свой щит, расколоченный до полной бесполезности. Не важно. Он быстро раздобудет другой. Ему также пришла мысль о щите иного рода. Даже саксонские бандиты не станут стрелять в женщину.
Он быстро побежал в свои покои.
Ребекка, вся растрепанная и в синяках, лежала на постели. Он смотрела в потолок. Ее глаза были пустыми и расфокусированными, и слезы стекали по ее щекам. Она не проронила ни звука.
– Ребекка, поторопись! – сказал Буа-Гильберт. – Бандиты штурмуют замок. Все потеряно.
Она не ответила.
– Черт тебя возьми, – выругался сэр Брайан. – От тебя больше неприятностей, чем пользы. Он сгреб ее и побежал к конюшне.
Он оказался прав. Саксонские бандиты не стали стрелять в женщину. Когда он взобрался в седло, они уже рассыпались по подворью. Держа Ребекку перед собой, он жестко пришпорил лошадь и прорвался сквозь толпу, расшвыривая тех, кто пытался его остановить. Смерть Де Брейси и возвращение Ричарда в Англию внезапно окрасили перспективу в мрачные тона. В такое время ему не стоило оставаться в одиночестве. Удерживая Ребекку одной рукой, он развернул лошадь в направлении владений ордена храма.

 

Андре сильно моргнула.
В один момент Буа-Гильберт был у ее ног, ожидая ее смертельного удара, а в следующий она оказалась в комнате волшебника, и ее меч был погружен в его череп. Прежде, чем до нее дошел смысле произошедшего, другой колдун – кем еще он мог быть? – ворвался в комнату, метнул в нее молнии и сбил с ног. И все же он ее не убил. На мгновение она не была уверена, но теперь она знала, что жива. Возможно, он был всего лишь учеником, и его магия была недостаточно сильной, чтобы ее убить. Когда она подняла голову, он исчез, но уже через несколько секунд на его месте оказался другой, появившись из ниоткуда.
Этот был одет в сатанинское одеяние с драконами с двух сторон. В его длинных каштановых волосах, да и в бороде, виднелись пряди седины, и он лишь мельком взглянул на нее, прежде чем наклониться над дьявольским аппаратом черного рыцаря.
– Очень скоро это место станет сценой небольшой казни египетской, – сказал Хантер, удалив взрывчатку с хроноплаты и швырнув ее под кровать. – Мы поступим мудро, если оставим это помещение. Пойдем.
Он протянул руку и помог ей подняться, после чего поднял хроноплату.
– Эти штуковины сложно раздобыть, – сказал он. – Мне может пригодиться запасная. Не бойся. Нам предстоит небольшое путешествие, тебе и мне.
– Я погибну? – спросила Андре.
– Не думаю, что тебе стоит об этом волноваться, – сказал Хантер. – Может, испытаешь небольшую тошноту, так, помутит слегка. Ну же, эта штуковина собирается взорваться.
– Взорваться?
– Я объясню позже, – сказал Хантер. – Нам нужен взрыв в этой комнате, чтобы привести все в порядок. А сейчас просто стань вот там. Если хочешь, можешь закрыть глаза. Все произойдет мгновенно.
Покорившись судьбе, Андре закрыла глаза. Когда она открыла их вновь, она уже не была в Ноттингемском замке.
Ее дико стошнило.

 

Альберт Бомануар, великий магистр ордена рыцарей тамплиеров, был определенно недоволен своими подопечными. После встречи с Филиппом Французским великий магистр вернулся в Англию и обосновался в своей резиденции в прецептории Темплестоу. Это был старик с седыми волосами, длинной седой бородой и глубоко запавшими глазами, в которых сверкал свет фанатизма. Сопровождающий его настоятель Конрад Монт-Фитше шел немного позади в саду Темплестоу, слушая и кивая головой.
Бомануар был крайне недоволен тем, что он воспринимал как впадение в немилость вместе с многими другими тамплиерами. Он относился к своему посту и своим клятвам очень серьезно и с гордостью фанатика. Для Бомануара белая льняная мантия рыцаря-тамплиера с красным восьмиугольным крестом на левом плече была простым признаком, определяющим его носителя как воина божьего. Тем не менее, прибыв в Англию он обнаружил, что тамплиеры оставили суровость своих обетов, позволяя себе многие послабления.
– С моего прибытия в Англию, – сказал великий магистр, – я наблюдал здесь мало поступков наших братьев, на которые могу взирать с благосклонностью. – Это меня тревожит.
– Это так, – сказал Конрад. – Злоупотребления наших рыцарей в Англии даже превосходят проступки тех, кто пребывает во Франции.
– Все потому, что у них больше денег, – сказал Бомануар. – Богатство может быть источником силы церкви, но богатство может и испортить. Смотри, как оно на них повлияло. Наши обеты гласят, что мы не должны носить ни тщеславных, ни мирских украшений, ни плюмажей на шлемах, ни золота на уздечке или стременах, но вы только поглядите, что вытворяют наши браться по мечу в Англии! Они предаются всем грубым мирским увлечениям, от соколиной охоты до разврата. Им запрещено что-либо читать, за исключением того, что позволит их настоятель, однако они погрязли в изучении кабалистических тайн иудеев и волшебства сарацин. Им предписана воздержанность в пище, но как же ломятся их столы под весом роскошной еды! Их питьем должна была быть вода, но сегодня любой пропойца любит прихвастнуть, что перепил тамплиера! Души наших пречистых основателей, духи Гуго де Пейна и Годфри де Сент-Омера, а также благословенных Семерых, что первыми к ним присоединились и посвятили жизни свои служению храму, потревожены даже в самом раю! Я видел их в ночных видениях. Они сказали мне, Бомануар, проснись! Узри пятно на ткани храма, столь же темное и зловонное, как те, что оставляла проказа на стенах зараженных домов в старину! Воины креста, которым надлежит избегать взгляда дочерей Евы, как глаза василиска, живут в открытом грехе не только с женщинами своей расы, но и с дочерями проклятых язычников и еще более проклятых евреев. Я очищу ткань храма, Конрад, как и пораженные чумой нечистые камни, я удалю их и выброшу прочь!
В этот момент к ним приблизился сквайр.
– Великий магистр, – сказал он, – за воротами стоит еврей, он умоляет о позволении поговорить с нашим братом, Брайаном де Буа-Гильбертом.
– Ты правильно поступил, сообщив мне об этом, – сказал Бомануар. – Нам важно быть в курсе судебного разбирательства этого Буа-Гильберта.
– В донесениях сообщалось о нем, как о храбром и отважном рыцаре, – сказал Конрад.
– Да, так о нем и говорят, – сказал великий магистр. – Но брат Брайан пришел в наш орден угрюмым и падшим человеком, возможно, с намерением принять наши обеты и отречься от мира, но не по велению души, а как тот, кого какое-то легкое прикосновение разочарования довело до покаяния. С тех пор он стал усердным агитатором, лидером среди тех, кто ставит под сомнение нашу власть. Мне любопытно узнать, чего хочет от него этот еврей. Приведи его сюда, Дамиан.
Испуганного Исаака из Йорка привели в зал на встречу с великим магистром. Он приблизился, но, когда их разделяло три метра, Бомануар жестом приказал ему остановиться, и Исаак пал на колени в молитве.
– Говори, еврей, и будь краток, – сказал великий магистр. – Что за дела у тебя с Буа-Гильбертом? И не советую, еврей, говорить неправду. Если с твоего языка сойдет ложь, я позабочусь, чтобы его вырвали.
– Я доставил письмо, – заикаясь сказал Исаак. – Письмо сэру Брайану де Буа-Гильберту от приора Эймера из аббатства Жорво.
– Разве я не говорил, что мы живем в злое время, Конрад? – произнес Бомануар. – Цистерцианский приор шлет письмо солдату храма и не может найти более подходящего посланника, чем неверный еврей. Дай мне письмо.
Исаак протянул письмо, но Бомануар отшатнулся от него, ожидая, пока Конрад возьмет его и сломает печать.
– Читай, – сказал Бомануар.
Конрад прочитал письмо.

 

От Эймера, божьей милостью приора цистерцианского дома Святой Марии в Жорво, сэру Брайану де Буа-Гильберту, рыцарю священного ордена храма, с пожеланием здоровья, щедрот короля Вакха и миледи Венеры. Что касается нашего нынешнего состояния, дорогой брат, то мы оказались пленниками в руках некоторых беззаконных и безбожных людей, которые не побоялись задержать нашу персону и потребовать за нее выкуп; благодаря чему мы также узнали о несчастии, постигшем Де Брейси, и о вашем побеге с той прекрасной еврейской колдуньей, чьи черные глаза вас околдовали. Мы возрадовались вашей безопасности. Тем не менее, мы умоляем вас быть начеку против этой второй Аэндорской волшебницы. Прошел слух, что ваш великий магистр, которого не волнуют черные глаза и вишневые ланиты, уже на пути из Нормандии, чтобы воспрепятствовать вашему веселью и исправить ваши злодеяния. Поэтому мы от всего сердца молимся о том, чтобы вы оставались бдительными и настороже. Богатый еврей, Исаак из Йорка, умолял меня написать письма в его поддержку. Речь о женщине – его дочери. Я прошу вас придержать девицу для выкупа. Он заплатит вам столько, что можно будет раздобыть пятьдесят девиц при более безопасных обстоятельствах, и я очень надеюсь получить мою долю, когда мы будем веселиться вместе, подобно истинным братьям. В ожидании этой веселой встречи мы желаем вам всех благ. Писано в этом логове воров, в час всенощного бдения,
приором Эймером, в доме Св. Марии в Жорво

 

– Что ты на это скажешь, Конрад? – сказал Бомануар. – Неудивительно, что десница божия обратилась против нас, когда в наших рядах есть такие служители церкви, как этот Эймер. Логово воров – подходящее место для таких, как он! И все же, что он имеет в виду, говоря о второй Аэндорской волшебнице?
– Мне кажется, что я знаю, но лучше я выясню наверняка, – сказал Конрад. – Еврей, твоя дочь в плену у Буа-Гильберта?
– Ребекка была отнята у меня, преподобный сэр, этим самым рыцарем, – сказал Исаак, приложив огромные усилия, чтобы сохранить услужливый тон. – Какой бы выкуп ни потребовали с бедного человек за ее освобождение…
– Твоя дочь, Ребекка, занималась искусством врачевания, не так ли? – сказал Конрад.
– Так и есть, милостивый сэр, моя дочь – сама душа доброты. Многие рыцари и йомены, сквайры и вассалы благословляют дар, которым небеса ее наделили. Она помогла многим, когда помощь от других потерпела неудачу. Ее благословил Бог Иакова.
– Узрите ухищрения врага человеческого, – сказал Конрад Монт-Фитше. – Я не сомневаюсь в твоих словах, еврей. Твоя дочь исцеляет словами и знаками, и прочими кабалистическими обрядами, кои неизвестны добрым христианским душам.
– Нет, нет, преподобный рыцарь, – сказал Исаак. – Она излечивает, в первую очередь, бальзамами с чудесными свойствами, а не каким-то тайным искусством!
– Как он узнала все эти секреты? – спросил великий магистр.
– Ее наставила Мириам, мудрая матрона нашего племени, – нехотя сказал Исаак.
– Разве это не та самая ведьма, Мириам из Аэндора, чьи мерзкие заклинания привели ее на костер, и чей прах был развеян на четыре стороны? – сказал Монт-Фитше. Повернувшись к Бомануару, он сказал: «Теперь все встало на свои места, преподобный отец. Эта Ребекка из Йорка была ученицей этой ведьмы из Аэндора, она околдовала Буа-Гильберта, и он отрекся от своих священных клятв».
– Нет! Моя дочь – не ведьма, клянусь всеми…
– Лживый еврей! – сказал Бомануар. – Я покажу этой вашей дочери-ведьме, как мы наказываем тех, кто накладывает заклятья на воинов благословенного храма! Дамиан, вышвырни этого еврея за ворота и пристрели, если он будет протестовать или попробует вернуться. Мы поступим с его дочерью по христианскому закону и в соответствии с полномочиями нашего высокого сана!

 

Буа-Гильберт стоял перед Ребеккой. Она тихо сидела у маленького окна и рассматривала окружающий вид. Когда он вошел, он не повернулась.
– Ребекка, – сказал он. – Ребекка, пожалуйста, посмотри на меня.
Она взглянула на него пустыми глазами.
– Ребекка, я не хотел принести тебе столько горя. Хотел бы я, чтобы все случилось иначе.
– Вам следовало подумать об этом прежде, чем брать меня против моей воли, – мягко сказала она.
– Страстный человек берет то, что пожелает, – сказал сэр Брайан, – а я хотел тебя с первого же дня, как увидел тебя в Эшби. Если бы у нас было больше времени, ты бы меня полюбила, Ребекка.
– Вы льстите себе, сэр Брайан. Не думаю, что вам была нужна моя любовь.
– Что сделано, то сделано, – сказал он. – И все же я хотел бы, чтобы все произошло иначе. Я мог бы дать тебе жизнь, которой ты никогда не знала. Какое будущее ждет дочь безродного торговца-еврея? Ты можешь стать женщиной рыцаря-тамплиера, дамой, к которой нужно относиться с уважением.
– С таким, какое проявили вы?
– Ты озлоблена.
– Я обесчещена.
– Но ты все еще жива. Когда я привез тебя сюда, в Темплестоу, я не собирался подвергать твою жизнь опасности, но именно это я и сделал. Альберт Бомануар вернулся в Темплестоу. Я только что был у него. Великий магистр не видит дальше своего носа. Он упрямо цепляется за старые пути. Со временем его влияние станет несущественным, но пока он остается великим магистром нашего ордена. Я пытался сохранить твое присутствие здесь в тайне, но он узнал.
– Так он меня освободит?
– Он собирается освободить твой дух, – сказал сэр Брайан. – Состоится суд, и ты будешь в роли обвиняемой.
Она встревоженно на него посмотрела.
– Обвиняемой в чем? Я ничего не сделала.
– Обвиняемой в колдовстве, – сказал Буа-Гильберт.
– Тогда доверю мое освобождение господу нашему, – сказала Ребекка, – ибо я невиновна.
– Конечно невиновна, – сказал Буа-Гильберт. – Но ты понятия не имеешь, как устроен мир. Ты ближе к своему богу, чем думаешь. Судебный процесс еще не состоялся, но заверяю тебя, его итог уже определен. У тебя есть единственный шанс избежать костра. Потребовать защитника.
– Я не понимаю.
– Если ты потребуешь защитника, то и по нашим обычаям, и по рыцарским, твою судьбу решит поединок. Выбери меня своим защитником, и я буду драться за тебя до последнего дыхания.
– А если вы будете побеждены?
– Тогда я расстанусь с жизнью, а тебя сожгут у столба, – сказал Буа-Гильберт. Только я не проиграю. Я никому не позволю отнять у меня то, что я заполучил с таким трудом. Ты моя, Ребекка. Ты должна меня выбрать. Это единственная твоя надежда.
– Значит, у меня нет надежды, – сказала она.
– Хорошо об этом подумай, – сказал Буа-Гильберт. – Твой уход из жизни не имеет никакого смысла. Если ты не выберешь меня, кто еще сможет за тебя сразиться? Кого волнует судьба еврейки?
– Господь не оставит меня, – сказала она.
– Твоя смерть будет бессмысленной трагедией, – сказал Буа-Гильберт. – Подумай об агонии смерти на костре, Ребекка. Я умоляю тебя передумать.

 

Им не пришлось ждать долго. У них не было никакой информации о плане эвакуации, и когда контакт появился, это было для них сюрпризом. И на то были причины. Им должен был быть кто-то, кто следил за ними, кто взял на себя огромный риск выполнения задания с удаленным имплантом, чтобы его было невозможно отследить. Он был капитаном корпуса наблюдателей. Они знали его как Алан-э-Дейла.
– Итак, почти все закончено, – сказал им Алан-э-Дейл, когда они вернулись в лагерь.
– Почти? – спросил Финн.
– Ладно, сложная часть закончена, – произнес менестрель и подмигнул им. – Ирвин мертв.
– Сукин ты сын, – сказал Финн. – Ах ты хитрюга.
– Немного осталось, – сказал мнимый менестрель. – Звать Баннерменом. Капитан Ричард Баннермен, корпус наблюдателей. И должен сказать, что испытал огромное облегчение, когда вы все провернули. Я как раз собирался уйти в отставку и провести здесь остаток моих дней. Кто знает, если бы Ирвину повезло, то пришлось бы искать другой вариант.
– Ладно, а что происходит сейчас? – спросил Лукас.
– Я уже связался с руководителем миссии, – сказал Баннермен. – Так как мы понятия не имеем, что на самом деле случилось с королем Ричардом, нам придется исходить из предположения, что он мертв. Я сомневаюсь, что Ирвин оставил бы его в живых, – это было бы слишком рискованно.
– А если он все-таки объявится? – сказал Лукас.
– Ну, это возможно, сказал Баннермен, – но чертовски маловероятно. Он не появится, я в этом уверен. Но если он это сделает, то на троне Англии уже будет один король Ричард, и он будет членом корпуса рефери. Если появится кто-нибудь еще, кто претендует на этот титул, нам придется от него избавиться.
– Значит, рефу предстоит умереть в Шалю, – сказал Финн.
Баннермен на мгновение замолчал.
– Боюсь, что так. Может, нам удастся что-нибудь инсценировать. Но, если не выйдет, то что значит одна жизнь, когда на кону сохранение хода истории?
– Это уже не одна жизнь, – сказал Лукас.
– Я знаю, – произнес Баннермен. – Если мы сможем справиться с этим, не убивая его, поверь мне, мы попытаемся. Но он знал, что повлечет за собой миссия, когда взялся за эту работу. Быть рефери не так уж весело и просто, как может показаться на первый взгляд.
– По мне, так лучше быть простым псом-воином, – произнес Финн. – Наши дальнейшие действия?
– Ты и Прист просто исчезнете, – сказал Баннермен. Он улыбнулся. – Маленький Джон будет оплакивать Робин Гуда. Ему предстоит капитальный загул где-то не в этих краях. По возвращении он превратится в настоящую МакКой, с внедренными воспоминаниями о событиях, в которых он не участвовал. Айвенго тоже вернется, когда придет время. Осталось проработать кое-какие детали.
– Значит, легенда о Робин Гуде заканчивается прямо здесь, – сказал Лукас. – Любопытно будет узнать, какое объяснение ей найдет история.
– А вот тут ты ошибаешься, – заметил Баннермен. – И Поньяр, и Робин Гуд вернутся. Как известно, Поньяр не играет здесь особой роли. Что касается Робина, то легенда о нем всегда была легендой. Мы не имеем сведений о том, как он умер. Настоящий Локсли вернется, и те, кто думал, что видел его смерть, помогут легенде расцвести. Между нами, я не удивлюсь, если финальную точку в его судьбе поставит Мэриан.
– Это завершает работу команды корректировки, – сказал Лукас.
– Ну, не совсем. Есть еще несколько незаконченных моментов, не последними из которых являются Андре де ла Круа и твой друг Хантер.
– Он давно уже смотался, – сказал Финн. – Вы его никогда не достанете.
Баннермен улыбнулся.
– Возможно. Если не достанем, я не огорчусь. В конце концов, без его помощи ничего бы у нас не вышло. Нам реально нужны люди вроде Хантера.
– Что ты сказал? – спросил Лукас.
– Ну ты же не думаешь, что он такой единственный, – сказал Баннермен. – У нас было довольно много дезертиров из временного корпуса. Об этом не болтают, думаю, вы понимаете. Мы не можем обнародовать информацию о том, что временные ренегаты расселись по всем эпохам. Дезертировать нелегко, а те, кто пытается, подвергаются довольно суровому наказанию, что все вы, надеюсь, будете иметь в виду. И все же довольно многие в этом преуспели, как наш Хантер. Мы даже не знали о его существовании, пока он не всплыл по ходу операции.
– Что ты собираешься сделать? – сказал Финн.
– Задержать его, если получится. Правда, вряд ли мы сможем это провернуть. По любому, люди вроде твоего друга Хантера, очень полезны. Чтобы их существование оставалось относительно безопасным, им приходится постоянно напрягаться в плане сохранения течения времени. Подполье…
– Подполье? – спросил Финн.
– О, да. У них есть своего рода организация. Вообще-то, все это весьма увлекательно. Мы установили, что есть моменты времени, которые они назначили для встреч. Это довольно сложная сеть. Для того, чтобы обезопасить себя и поток времени, у них даже есть внутренняя полиция. Что реально иронично. Они думают, что обманули систему и стоят вне ее, но на самом деле они продолжают работать на нас. Мы считаем их чрезвычайно полезными.
– Хотел бы я узнать, что Хантер думает по этому поводу, – заметил Лукас.
– Сомневаюсь, что его это волнует, – сказал Финн.
– Итак, лейтенант Дилейни и лейтенант Прист, – сказал Баннермен, улыбаясь, – вы готовы?
– Ты имеешь в виду, что мы убываем сейчас? – спросил Лукас.
– Как вам будет угодно. Тут недалеко припрятана моя плата. Естественно, без возможности отслеживания, но если у вас возникнут какие-нибудь идеи, то вы у меня будете под прицелом на каждом дюйме пути.
– Могу поспорить, что так и будет, – сказал Финн.
– Боже, это действительно оно, – сказал Лукас. – После этого мы станем обычными старыми гражданами.
– Только не я, – сказал Финн. – Я так и не успел привыкнуть быть офицером, но кто знает? Меня уже понижали. Думаю, я просто останусь солдатом. Это все, что я знаю. И, если разобрать все по косточкам, то это то, чего я действительно хочу. После всего этого обычная жизнь покажется мне чертовски скучной.
– Возможно, он прав, мистер Прист, – сказал Баннермен. – Ты, конечно, можешь уйти в отставку с полной пенсией старшего лейтенанта корпуса времени. Но задай себе вопрос – чем ты собираешься заниматься, вернувшись к обычной жизни? Думаю, ты сумеешь хорошо устроиться со своей пенсией, но не будет ли жизнь казаться немного… заурядной?
– Меня устроит заурядная, – сказал Лукас.
– Тогда я не буду пытаться тебя отговорить, – сказал Баннермен. – Хотя корпус нуждается в таких людях, как вы, которые хорошо показали себя в деле. С каждым выполненным в прошлом заданием, с каждой успешной корректировкой возникает все больше аномалий, которые необходимо исправлять. Я был бы очень удивлен, если бы то, что вы здесь сотворили, не повлияло на что-нибудь в будущем. После выполнения такого задания, если вы решите остаться на службе, мы не сможем вернуть вас в обычный корпус.
– Это как? – сказал Финн.
– Так как ты собираешься вернуться, капитан, тебя припишут к временным коммандос. С этого момента ты будешь назначаться исключительно в корректировочные задания. Большее жалование, больше привилегий, больше риска. Это весьма необычное подразделение, но исходя из того, что я о тебе узнал, я уверен, что оно тебе понравится. У коммандос всегда найдется место авантюристу вроде тебя.
– Будем поглядеть, – сказал Финн.
– Что ж, если ты хочешь провести остаток своей жизни, подставляя свою задницу, как сказал бы Хантер, то я не против, – сказал Лукас. – На меня не рассчитывайте. Я возвращаюсь в 2613 и начинаю беззаботную жизнь.
– И у тебе есть полное право это сделать, – сказал Баннермен. – Но если ты когда-нибудь изменишь свое мнение…
– Не изменю.
– … то для тебя всегда найдется место. Ты в любое время сможешь записаться в коммандос в чине капитана.
– Только не говори об этом с придыханием.
Баннермен улыбнулся.
– Не буду. Во всяком случае, вам, парни, положен отпуск для восстановления, любезно предоставленный временным корпусом. Шесть оплаченных месяцев, в любом времени и в любом месте.
– Никаких обязательств? – уточнил Лукас.
– Абсолютно, мистер Прист. У вас карт-бланш.
– Это будет дорогое удовольствие.
Баннермен улыбнулся.
– Мы можем себе это позволить.
Назад: 12
Дальше: 14