10

Андре устала. Она с радостью избавилась от Седрика в Ноттингемском замке. Завязать глаза оказалось недостаточно, в итоге пришлось заткнуть ему рот кляпом. Она была больше не в силах выносить его дерзкие эпитеты, постоянное ворчание Ательстана и нытье Ровены. В конце концов, она приказала заткнуть рот им всем. Для этого ей пришлось подозвать одного из людей жестом и прошептать команду, ведь она не могла подражать голосу Де Брейси. У повязок на глазах было двойное назначение. Они скрывали ее маскарад и не позволяли пленникам видеть, что их везут в Ноттингем, а не в Торквилстоун. Если бы заключенные могли видеть, они могли бы понять, что она не была Де Брейси, что-то могло бы ее выдать.

Их пленение оказалось несложным делом. Нападение было полной неожиданностью, и все спутники Седрика были убиты, за исключением Ровены и Ательстана. Неловко вышло с паломником, который ехал вместе с ними. Простой пилигрим, который лишь хотел пересечь лес в безопасности, оказался невинным свидетелем. Он даже не был вооружен. Тем не менее, у нее был приказ. Она утешала себя тем, что не ударила слишком сильно; возможно, был шанс, что удар не оказался смертельным. Утешение было так себе, но тем не менее.

Ее пребывание в Ноттингеме оказалось совсем коротким. Она оставалась там ровно столько, сколько понадобилось, чтобы передать пленников оруженосцам шерифа, забрать Марселя и переодеться в свою одежду и доспехи. Сейчас, рядом с едущим на лошади Марселем, она вновь стала красным рыцарем, направляющимся в Торквилстоун. Де Брейси будет рад Андре де да Круа, не подозревая, что принимает с своем замке собственного убийцу.

Она начала уставать от этого нескончаемого фарса. Ее груди болели под тканью, которой они были туго перетянуты, и она засыпала на ходу. Как долго это будет продолжаться? Как долго это может продолжаться? Эти постоянные интриги, как они ее достали. Больше всего она боялась не того, что умрет, а что каким-то образом совершит ошибку, и ее разоблачат, что будет раскрыт ее настоящий пол. Учитывая все обстоятельства, было удивительно, что ей удавалось до сих пор его скрывать.

Что бы они сделали, думала она, если бы узнали? Убили бы? Определенно это было возможно. Бросили бы в темницу? Более чем вероятно. С другой стороны, это было нечто большее, чем когда крестьянин выдавал себя за рыцаря. Она была женщиной, выдающей себя за рыцаря, и она не думала, что мужчины, которых она обманула, остановятся на каком-либо из традиционных наказаний. Нет, без сомнения, для нее они придумали бы что-то более впечатляющее. Такие мужики, как Морис де Брейси и Брайан де Буа-Гильберт никогда не смогли бы смириться с тем, что женщина сумела держаться с ними на равных, чтобы выйти победителем в ситуации для них недоступной. Не было никаких сомнений в том, что ей никогда не позволят просто уйти, – чтобы другим неповадно было. Да, они вполне могут убить ее каким-нибудь крайне неприятным образом, но у мужчин были другие способы отомстить. Она подумала, что смерть была бы предпочтительнее.

Но большее всего ее волновала судьба Марселя. Что станет с ним, если ее не будет рядом? Чтобы свести к минимуму риск разоблачения, они с Марселем никогда не оставались надолго в одном месте и никогда не поступали надолго на службу. Им давно следовало уехать отсюда, все ее инстинкты говорили об этом. Тем не менее, невозможно было двигаться дальше до тех пор, пока черный рыцарь знал ее секрет и мог разоблачить ее по своему усмотрению. Самое разумное в такой ситуации было его убить. Только… вот как?

Он утверждал, что он Coeur de Lion, но она ему больше не верила. Она не знала точно, почему не верила, но была уверена, что он такой же Ричард, как она сама. Очевидно, что он был похож на отсутствующего короля как две капли воды, ведь сэр Гай принял его таким, а шериф хорошо знал Ричарда и в свое время был его оруженосцем. Она никогда не видела Ричарда Плантагенета, так что у нее не было возможности понять, что в нем «изменилось» по возвращении из Третьего крестового похода. Как бы там ни было, он все еще хранил ее секрет в тайне. Определенно, сэр Гай не подозревал, что она была женщиной. Он относился к ней как к равному, и они провели вместе много ночей за выпивкой и разговорами. Она не была уверена, кто больше ее отталкивал ее, сэр Гай или «Ричард».

Одной ночью, когда они сидели у камина и пили эль, шериф сказал ей: «Он вернулся другим человеком».

– Другим в каком смысле? – спросила она.

– В некоторых моментах он стал намного спокойнее, – произнес шериф. – И все же похоже, что демоны обуревают его сильнее, чем когда-либо. Я мужчина в летах, но иногда мне кажется, что он говорит со мной, как с ребенком. Он действительно ведет себя как старший. Он медленно кивнул.

– Война в состоянии сделать мужчину старше. Война может привести к тому, что люди состарятся раньше времени, и она же может превратить их в хныкающих младенцев. Знаешь, он не говорит о нем.

– О крестовом походе?

Гай кивнул.

– Я пару раз спрашивал его, каково оно там было. Каждый раз он переводил разговор на что-то другое. Он не будет говорить ни о Саладине, ни о Филиппе, ни о своем плене. Он говорит только о возвращении своего трона и предательстве Иоанна.

– Интересно, почему он решил облачиться в черное? – сказала Андре.

Шериф усмехнулся.

– Возможно, чтобы соответствовать своим мыслям.

– У него черные помыслы и он обуреваем демонами, – произнесла Андре. – В твоем описании король предстает каким-то колдуном.

Гай рассмеялся.

– Он и есть колдун, клянусь господом богом, в бою! Он сражается за десятерых!

– Возможно он обрел тайное знание в своих путешествиях?

– Тайное знание? Ты имеешь в виду черную магию? Чушь! Король не нуждается в искусстве превращения свинца в золото или общении с демонами. Его демоны созданы им самим. Они поселились в его мозгу и сердце. Но если тебя интересуют ведьмы, я покажу тебе одну, как только возложу руки на эту коварную суку!

– Ты знаком с ведьмой?

– Я на одной женился, да отвергнет ее Господь.

– Не знал, что у вас есть жена, сэр Гай.

– Проблема в том, что у меня ее нет. Она сбежала, чтобы присоединиться к лесным разбойникам, да будут прокляты ее глаза.

– Разбойникам? Конечно, ты шутишь! Зачем леди…

– Потому что она не леди, вот зачем! Но поэтому я на ней и женился. Возможно, де ла Круа, ты, как странствующий рыцарь, сможешь это понять. Я служу своему королю, но быть шерифом графства Ноттингем – непыльная работа для какого-нибудь неженки. А я воин. И всегда им был. Я сражался за все, чего добился в этой жизни, и за своих женщин тоже. После тяжело добытой победы испытываешь удовольствие. Меня не привлекают изнеженные ивы, что гнутся при малейшем ветре. Клянусь богом, мне нужна женщина, которая будет драться, царапаться и пинаться! Я забрал Мэриан у ее отца, и он был рад избавиться от беспокойной девчонки, но мне нравился ее дух! О, какой бой она устроила мне в нашу брачную ночь! Чертовка почти вырвала мне глаза и чуть ли не уничтожила мое мужское достоинство! Я избил ее до синяков, а она все еще не сдавалась. Я тогда думал, спасибо, господь, ты послал мне женщину!

– Действительно, – сухо сказала Андре.

– За первую неделю нашего брака она трижды пыталась меня убить, – сказал шериф. – Один раз она попыталась заколоть меня во сне. С тех пор у меня этот шрам на плече. После того случая я, как заканчивал с ней, стал ее связывать и затыкать ей рот, чтобы спокойно спать. Во второй раз она попыталась отравить мою пищу. Мне очень повезло – в тот день у меня не было аппетита, я только выпил эля и съел немного фруктов. И все же ее усилия стоили мне моей лучшей гончей. Я снял с ее плеч немного кожи плетью и в дальнейшем заставлял ее попробовать все мои блюда. В третий раз она использовала бандитов. Она часто слышала, как я говорил о зачистке леса от этих подонков, и перед тем, как король вернулся, я часто сам водил патрули в лес. Ну, ей удалось связаться с преступниками через одного из конюхов, и они устроили на меня засаду. К счастью, они настолько же неумелы, насколько и бесчестны, и я улизнул, убив многих из них и взяв нескольких в плен. Моя добрая жена, несомненно, опасаясь, что ее роль в заговоре будет мною раскрыта, под покровом ночи освободила заключенных из моих казематов и сбежала с ними, совершенно не догадываясь, что я уже знал об этом и сделал побег возможным, надеясь проследить за ними до их тайного лагеря.

– И тебе удалось?

– Отнюдь. К сожалению, я потерял их в лесу.

– А твоя жена?

– С тех пор она остается с ними.

– У меня сложилось впечатление, что ты был бы рад от нее избавиться, – сказала Андре.

– Так могло показаться, но я скучаю по кровожадной сучке. Она делала жизнь интересной в эти спокойные времена. Но однажды я верну ее, помяни мое слово. Она особенная женщина, де ла Круа. По правде говоря, я не думаю, что она когда-либо простит богу то, что он сделал ее женщиной. Возможно, подобный переизбыток духа неуместен в представительнице ее пола.

Гай хмыкнул.

– Ей следовало бы быть мужчиной.

– Действительно, – сказала Андре, – не могу представить себе женщину, которая не была бы удовлетворена таким страстным мужем, как ты.

– Я надеялся, что ты поймешь, – сказал шериф. – Мы определенно понимаем друг друга, де ла Круа. Как насчет того, чтобы как-нибудь ночью вдвоем пойти по бабам?

– Возможно, мы так и сделаем, – сказала Андре, – после того, как закончим наши текущие дела.

– Да, сначала всегда надо думать о долге. Тем не менее, у мужчины должно быть время, когда он прежде всего мужчина, что скажешь?

– Воистину, – сказала Андре. – Иначе женщины забудут о своей роли в жизни.

Шериф заржал.

– Мы же не можем этого допустить, не так ли?

– Определенно нет. Во что превратится этот мир, если женщины забудут свое место?

– Возможно, они бы даже начали носить шпоры и участвовать в турнирах, – сказал Гай, смеясь. – Вот это была бы картина, а?

– Мне кажется, эль перевозбудил мое воображение.

– Несомненно. Бог создал женщину, чтобы она служила мужчине, так и должно быть.

– Быть может, когда-нибудь ты найдешь ту, кто будет служить тебе как следует, – сказала Андре, улыбаясь.

– Я выпью за это, – сказал шериф.

– Как и я, сэр Гай.

– О чем ты молчишь, Андре? – сказал Марсель.

– Я думала о шерифе, братишка.

Марсель нахмурился.

– Не нравится он мне. Он меня пугает.

– Он и мне не нравится, Марсель. Он животное, а не человек.

С другой стороны, различие ведь минимально, так ведь? Странным господам мы служим в эти дни.

– Андре, почему мы должны ехать в Торквилстоун? Я боюсь. Я чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Андре натянула поводья лошади.

– Я научилась доверять твоим ощущениям, братишка. У тебя есть предчувствие?

– Чем больше мы приближаемся к Торквилстоуну, тем сильнее становится мой страх, – сказал Марсель. – Давай туда не поедем. Наши лошади отдохнули, день только начался, и между нами и нашими проблемами может быть много миль до того, как он закончится.

Несколько мгновений Андре молча сидела на лошади, слушая, как поют птицы.

– Андре?

– Звучит соблазнительно, Марсель. Но я… я тоже боюсь. Черный рыцарь – он какой-то колдун. В какое-то мгновение ничего нет, а в следующее он уже стоит за моим плечом. Он порождение дьявола, Марсель.

– Значит, нам надо с ним сразиться.

– Боюсь, у нас нет подходящего оружия. Как сражаться с колдуном?

– Я не знаю.

– Я тоже. Возможно, мы найдем способ. Но до тех пор мы должны выжидать и выполнять его приказы.

– А если мы так и не дождемся?

– Да, время всегда работало против нас, Марсель. Но ведь никто не может управлять временем.

– Значит, едем в Торквилстоун?

– Да, братишка. Поехали.

Его путы уже почти развязались.

Хукер напряг мышцы на руках и запястьях, когда его связывали, и теперь, идя впереди своего мула и позади двух норманнских рыцарей, он старался сделать все возможное, чтобы разработать слабину и освободить руки. Дорога была узкой. Если бы он мог освободить руки, у него были бы хорошие шансы на побег. Возможно, он сумел бы оторваться от них в лесу, но сделать это со связанными руками было бы намного сложнее. Сначала он должен был их освободить. К счастью, его место в колонне позволило ему попытаться. Де Брейси и Буа-Гильберт медленно ехали на своих лошадях прямо перед ним. Позади него тащился мул с навьюченным на него доспехом из найстила, а за мулом шел Исаак, которому на пятки наступали оруженосцы. Каждый раз, когда он начинал протестовать, один из них отвешивал ему тумака, так что теперь он только что-то бессвязно бормотал. Хукер не мог разобрать, что он говорил, но ему показалось, что он уловил пару слов на иврите. Старик молился.

По обеим сторонам Хукера шло по оруженосцу. Тот, что шел справа от него, был левшой, и он носил свой меч справа. Слева от него шел правша, который носил меч с левой стороны. Фактически оба меча находились вне его досягаемости в случае, если он смог бы освободить руки и попытаться выхватить клинок. В то же время он легко мог дотянуться до их кинжалов. А это было именно то оружие, которое он предпочитал.

Его кисти намокли. Он догадался, что протер кожу так глубоко, что даже не чувствовал боли. Опасность заключалась в том, что кровь пропитает веревку, и ее будет труднее ослабить. Он делал все, что мог, внимательно наблюдая периферийным зрением за оруженосцами по обе стороны от него. У тех был скучающий и усталый вид, но если они заметят его усилия, то сразу насторожатся.

Хукер был близок к презренной панике. Он сильно вспотел. Он не хотел умирать. За свою непродолжительную карьеру солдата он время от времени пытался представить, каково это будет умереть. Это была ипохондрическая озабоченность, и он ничего не мог с собой поделать. Он думал, что получить пулю было бы не так уж и плохо, хотя были такие способы получить пулю, которые привели бы к медленной и мучительной смерти. Однажды от нечего делать он мысленно составил список способов, посредством которых он хотел бы уйти. Они никогда и никому не рассказывал о нем из боязни, что его поднимут на смех. Он перечислил все возможные варианты встречи с Создателем в порядке предпочтения. В топе были все самые мгновенные способы смерти – от разрыва бомбы, звукового оружия или лазера, попадания пули, которая убьет его раньше, чем он поймет, что в него что-то прилетело. Ниже шли более примитивные методы, такие, как обезглавливание, на гильотине или под топором палача, удар мечом в сердце, рана от стрелы, перерезанное горло… Он также размышлял над самыми страшными способами умереть. Считается, что утопление – легкая смерть, но подобная перспектива его ужасала. Смерть от медленных пыток, смерть от сожжения, смерть от облучения или болезни, смерть от химического отравления… Но был один способ казни, который заставлял внутренности Хукера сворачиваться. Он обладал живым воображением, и в этом отношении он был своим собственным злейшим врагом. Он знал, что с точки зрения рациональной логики, ему было нечего бояться. То, что обращало одного человека в камень, едва ли заставило другого на секунду задуматься. Хукер был одержим страхом смерти, и один из ее способов пугал его больше всех остальных. Повешение.

Ему снились кошмары о том, как его вешают. Он даже провел исследование процесса. Существовал миф о повешении, согласно которому в большинстве случаев реального удушения не происходило. Говорили, что если в последний момент казненный находился на виселице, на возвышении, или сидел на лошади, то петля часто ломала шею, и смерть наступала мгновенно, особенно при использовании дополнительного веса. Хукер знал, что на самом деле все обстояло иначе. Это было скорее исключением, чем правилом. Образ мужчины, танцующего на конце веревки, не возник сам по себе. В зависимости от типа используемого узла, человеку может потребоваться до пятнадцати минут, чтобы умереть.

Когда Хукер увидел свой труп, он ощутил сильнейшую слабость. И теперь он не мог выкинуть этот образ из головы. Он представил медленно впивающуюся в его горло гарроту, бегущую ручьями по шее кровь, торчащий изо рта язык, судорожно хватающие, но так и не ухватившиеся за проволоку пальцы, борьбу за дыхание всеми фибрами его естества, борьбу неудачную…

Его голова была практически отделена от шеи гарротой из моноволокна. Оружием из будущего. Точно таким же, как спрятанное в перчатке Лукаса, да и внутри его собственной. На которой была маленькая металлическая кнопка. Одно быстрое вытягивающее движение, и смертоносная проволока была готова к применению.

Найстиловое снаряжение находилось прямо за ним на спине мула. Там было все – кольчуга, доспех, щит, перчатки… Сколько времени пройдет, прежде чем один из едущих впереди норманнских рыцарей откроет секрет доспеха? Хукер почувствовал влагу на лице, которая, как он сначала подумал, была стекающим с его лба потом, но он был поражен, обнаружив, что беззвучно плачет. Его кисти начали затекать. Они там стали совсем скользкими. Если бы он только смог освободить руки! Если бы только никто не…

Удалось! Один из узлов распустился. Он едва чувствовал свои пальцы. В них началось покалывание, словно вгоняли тысячи иголок. Его пальцы продолжали стаскивать узлы, которые были скользкими от крови. Господи, умоляю, думал он, отказавшись от своего атеизма, помоги мне! Он почти что уже мог вытащить одну руку из петли. Он стиснул зубы и потянул изо всех сил. Он почувствовал, как сдирает кожу с большого пальца левой руки, почувствовал, как выворачивается его левое запястье… и рука высвободилась!

Он врезал левым кулаком в лицо мужику слева, вскрикнув от пронзившей его руку боли, когда вывихнутая кисть сломалась. Правой рукой он вырвал кинжал из ножен; двигаясь с каждой унцией скорости, которую ему удалось мобилизовать, он полоснул им по лицу человека справа от него, развалив его от правого глаза до низа челюсти. После чего он нырнул головой вперед в придорожные кусты.

– Поймайте его! – он услышал чей-то крик, сделал перекат, вскочил на ноги и помчался сквозь заросли ежевики, его бесполезная рука повисла плетью, а другой он сжимал кинжал. Он слышал стук лошадиных копыт позади него и мечущихся людей, продирающихся сквозь кустарник. Он бежал изо всех сил, скуля от страха. Он споткнулся о корень и упал, ударившись головой.

– Я взял его! – закричал кто-то.

Хукер поднял глаза и увидел оруженосца, наклоняющегося к нему с обнаженным мечом. Он метнул кинжал. Тот воткнулся в горло человека, и он упал на землю, издавая кошмарные булькающие звуки. Еще мгновение, и к нему бросился Де Брейси. Он взмахнул мечом, пытаясь ударить Хукера плоской стороной клинка, чтобы взять его живым. Хукер принял удар на правую руку, и он закричал, когда почувствовал, что локоть сломан. Не обращая внимания на боль, он ухватил Де Брейси за руку и стащил его из седла. Лошадь рыцаря шарахнулась от него, и он услышал, что остальные уже близко. Он побежал. Мимо просвистела арбалетная стрела, потом еще одна. Он удирал, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, спотыкаясь, падая, поднимаясь и пускаясь в бег. Он бежал глубже в лес, пытаясь оторваться от своих преследователей. Он бежал, не оглядываясь. Он спасался бегством, не зная, что выбрался из сковороды только для того, чтобы упасть в огонь.

В дверь покоев Ирвина постучали.

– Да?

– Мы захватили пленного, сэр, – произнес шериф по другую сторону двери.

Ирвин встал и открыл дверь, чтобы впустить сэра Гая.

– И?

– Вы сказали, чтобы мы держали вас в курсе происходящего, сир.

– И что там?

– Один их моих лесных патрулей взял пленного. С виду – крепостной в бегах. Он выскочил перед ними на дорогу и обезумел.

– Что ты имеешь в виду?

– Похоже, он бредящий сумасшедший, сир. Одержим демонами или безумен от страха. У него сломана кисть одной руки и локоть второй, и все равно он попытался оказать сопротивление. Мои люди сказали, что он говорил на разных языках, кричал и бормотал, как лунатик. Он был в плену, в этом нет сомнений. Его руки стерты до мяса в тех местах, где он избавлялся от веревок.

– Саксонец?

– Нет, сир. Не знаю, кто он, но мне кажется, что я его уже где-то видел. У него шрам на лице. Я видел это лицо недавно, но не могу вспомнить, где.

– В Ноттингеме? В Йорке?

– Нет, сир. Возможно, в Эшби… Да, на турнире. Я уверен, что видел его у рыцарских шатров, но не могу вспомнить, кому он служит.

– Где он сейчас?

– Внизу, в казематах.

– Очень хорошо, пойду взгляну на него. Жди меня там.

Шериф ушел, и Ирвин закрыл дверь. Крепостной, но не саксонец. Говорит на разных языках. Неужели это возможно? Был лишь один способ убедиться. Ирвин закрыл дверной замок и вытащил из-под кровати кейс с хроноплатой. Он открыл его и достал комплектующие, которые в сборе превращались в хроноплату. Внутри кейса находился компьютер и аппарат отслеживания. Ирвин включил его и выставил поиск имплантов на малой дальности. Есть! А вот и он! Сигнал импланта! Он находился прямо над его источником. Удача ему улыбнулась. Люди шерифа взяли временного десантника. Одного из команды корректировки! Он быстро убрал снаряжение и поспешил присоединиться к шерифу в подземелье.

В казематах замка было темно и сыро. В застоявшемся воздухе ощущался зловонный запах гниения, и крысы торопливо разбегались, когда он спускался в освещенное факелами подземелье. Шериф ждал его с надзирателем, отвратительного вида стариком, от которого пахло так, будто он сам уже три недели был мертв. Надзиратель жил в глубинах Ноттингемского замка и уже много лет не видел дневного света. Он был наполовину слеп, и его кожа была цвета рыбьего живота. Когда они проходили мимо нескольких камер, Ирвин услышал, как за одной из дверей кричит Седрик.

– А ну молчать!

Надзиратель постучал по двери шишковатым кулаком.

– От этого один шум, – сказал он и хмыкнул. – С такими воплями быстро охрипнет.

Он остановился перед другой дверью.

– А здесь дама, – сказал он и причмокнул. – Еще тот лакомый кусочек. Будете ее пытать, ваше величество? Я здорово орудую мехами, я такой. Могу так разогреть угли, что будут светиться красным светом!

– Пусть он заткнется, – сказал Ирвин.

– Молчать! – сказал шериф и ударил надзирателя кулаком по голове так, что тот пошатнулся.

– Спасибо, милорд.

Надзиратель остановился перед дверью одной из камер и начал возиться со связкой ключей. Ему понадобилась вечность, чтобы вставить ключ в скважину – он никак не мог в нее попасть. В конце концов он открыл дверь.

От запаха у Ирвина перехватило дыхание. Он развернулся, прикрыв рукой нос и рот.

– Выведи его, – сказал шериф.

Надзиратель вошел в камеру, и через мгновение раздались звуки возни с кандалами заключенного. Потом раздались звуки потасовки и удара, и Хукер вылетел из двери. Шериф уложил его одним тычком. Хукер рухнул на пол и застонал. Шериф просунул голову в камеру.

– Ты там живой, урод?

– Да, спасибо, милорд.

Шериф захлопнул дверь камеры, оставив надзирателя внутри. Он наклонился, поднял Хукера и взвалил его на плечо. Вслед за Ирвином он дошел до конца зала, неся на себе Хукера. Они спустились на уровень ниже к камере пыток.

Зайдя внутрь, шериф прислонил Хукера к стене и, удерживая почти потерявшего сознание человека одной рукой, другой закрепил его кандалы.

– Приведи его в чувство, – сказал Ирвин.

Сэр Гай взял ведро с вязкой, стоячей водой и плеснул ее Хукеру в лицо. Потом он схватил капрала за волосы и потряс.

– Он приходит в себя, сир.

– Оставь нас.

– Сир?

– Жди меня на верхнем уровне, – сказал Ирвин. – Я сам его допрошу.

– Как пожелаете, сир.

Шериф ушел. Ирвин подтянул грубо сработанную деревянную табуретку ногой в сапоге и сел, ожидая, когда Хукер полностью придет в себя. Когда Хукер открыл глаза, первым, что он увидел, был Ирвин, сидящий на табуретке в нескольких футах от него и слегка улыбающийся.

– Мой бог, – сказал Хукер.

– Едва ли, – сказал Ирвин, – но, как я вижу, ты знаешь меня, не так ли?

Хукер не ответил.

– Не будет терять время, – сказал Ирвин. – Я не знаю, кто ты такой, но я знаю, что ты такое, что важнее. Ты член команды временной корректировки, отправленной в прошлое, чтобы меня остановить. Нет смысла это отрицать, мое снаряжение зарегистрировало твой имплант. Я также знаю, что есть, по меньшей мере, трое других, – я также отследил их импланты. Все вы присутствовали на турнире. К сожалению, у меня не было времени на определение местонахождения остальных, но я знаю, что они где-то в Шервуде.

– Если ты в состоянии их найти, то что тебе нужно от меня? – сказал Хукер.

– Всего несколько простых ответов на несколько простых вопросов, – ответил Ирвин.

– Имя – Хукер Д.Д., капрал, личный номер…

Ирвин фыркнул.

– Оглянись, Хукер. Мы в средневековой камере пыток. Оборудование здесь, безусловно, примитивное, но, тем не менее, достаточно эффективное. Неужели придется прибегнуть к таким неприятным средствам убеждения? Вы реально не можете победить. Я мог бы расправиться со всеми вами раньше, если бы захотел, но у меня были другие дела. Вы еще не стали для меня источником дискомфорта. Видишь ли, если я пожелаю, то могу перебить твоих товарищей практически в любой момент.

– Так почему ты еще этого не сделал?

– Целесообразность, мистер Хукер. Ваш руководитель и я ведем очень непростую игру. Он грозный соперник, но с каждым ходом я узнаю правила немного лучше. Он тоже, что ожидаемо. Рискну отметить, что мы оба учимся. Как бы то ни было, одну вещь я усвоил – в тот момент, когда у меня возникает необходимость нейтрализовать команду корректировки, мой оппонент сразу же начинает партию заново. А мне хочется хотя бы раз довести игру до конца. Хочешь сигарету?

Он достал пачку из свисающего с его ремня кисета и предложил одну Хукеру.

– Вполне безопасная, можешь мне поверить. Не содержит ничего, что было бы навороченнее табака. Ты мне нужен живым, и, учитывая твое состояние, я не рискнул бы его чем-нибудь его усугубить. Тем более, есть шанс, что они сделали тебя невосприимчивым к наркоте.

Хукер открыл рот, Ирвин поместил сигарету между его губ, затем зажег ее.

– Иногда старомодные методы реально работают лучше, – сказал Ирвин.

Он подошел к железной деве и медленно ее закрыл. Он издала отвратительный скрежещущий звук.

– Знаешь, было время, когда агенты снабжались всевозможными замечательными приспособлениями, которые позволяли им не раскалываться на допросах, капсулы с цианидом в зубах и все такое. Ужасная трата личного состава. Отрадно осознавать, что мы ушли вперед от подобных вещей.

Хукер молча наблюдал за ним с зажатой в стиснутых зубах сигаретой.

– Считается, что сломать можно любого, мистер Хукер. На самом деле это не важно. В конце концов, нет смысла напрасно расходовать людей, не так ли?

– Ближе к делу, – сказал Хукер.

– Конечно. Дело заключается в том, что я по горло сыт всеми этими вмешательствами. Надоело. Это похоже на какую-то странную партию в шахматы, в которой черного короля обложили пешки. Пешки очень уязвимы, это воспринимается как само собой разумеющееся, и на самом деле они не так уж и важны. Король может продолжать брать пешки почти по своему усмотрению, но всегда есть шанс, что в результате маневра он окажется в углу, где его ждет довольно недостойный мат. Поэтому белый король готов жертвовать своими пешками направо и налево, надеясь на подобный шанс. Все, на что может надеяться черный король, – это патовая ситуация, в которой пешки больше не появляются. Только в этой игре черный король в случае пата выигрывает.

– Видите ли, мистер Хукер, в этой странной игре, пока на доске есть пешки, мои шансы устроить патовую ситуацию увеличиваются. Немного странные правила. В распоряжении белого короля почти неисчерпаемое количество пешек. Для меня лучше, чтобы они оставались в игре. Если ты мне не угрожаешь, ты в безопасности. Реально. Я был бы глупцом, если бы убил любого из вас, за исключением случаев, когда это было абсолютно необходимо. Я просто хочу, чтобы ты упростил мне задачу, и для этого помогаю тебе остаться в игре, вот так вот. Сотрудничай со мной и сможешь провести остаток игры в комфорте. Ты будешь хорошо обеспечен, и тебя не будет ничто волновать. Взгляни на себя. Сломанные кости, рваные раны, ты на грани полного нервного коллапса… и из-за чего? Не вижу причины. Все, что тебе нужно сделать, это сказать мне то, что я хочу знать, и на этом все закончится. Я позабочусь о том, чтобы тебя поставили на ноги, и чтобы тебе было комфортно. Все, что тебе нужно сделать, это назвать остальных членов твоей команды.

– И только?

Ирвин вынул бычок из губ Хукера, чтобы тот не обжег губы.

– Ну, есть еще один момент. Видишь ли, у меня здесь немного связаны руки. Мне надо провернуть кое-какие дела, но другой рефери полон решимости все очень усложнить. В наших общих интересах, как ты понимаешь, свести нарушения временного потока к минимуму. До сих пор нам это удавалось, но это было нелегко. Чтобы ты смог вникнуть в мое положение, ты должен понять механику игры. Она предусматривает серию ограниченных нарушений. Каждое ведет к увеличению вероятности образования парадокса.

– Каждый раз мы продвигаемся немного дальше, но я все еще не преуспел в занятии трона. Как только мне это удастся, я получу сильную позицию, но все еще не неуязвимую. Чтобы покончить с этим фарсом, мне нужно от тебя две вещи. Я не могу тратить все свое время на сканирование остальных членов твоей команды, и, если только во время сканирования я не нахожусь прямо над ними, будет затруднительно вычислить их точное местоположение, особенно если вокруг толпа. И когда дойдет до дела, будет бой. Думаю, это произойдет очень скоро, и я не хочу непреднамеренно убить никого из твоих товарищей. Если я буду знать, кто они, то смогу принять меры, чтобы избежать встречи с ними. Я не хочу нападать на них, кроме как в целях самообороны, только если это будет абсолютно необходимо. Я просто хочу, чтобы ты упростил мне задачу. Помоги мне помочь тебе остаться в живых. И другая вещь, которую мне нужно знать, – местонахождение вашего рефери.

– Разве ты не можешь его отследить?

– У нас обоих нет имплантов, мистер Хукер, и мы оба заблокировали функцию отслеживания на своих хроноплатах. Он не знает, где нахожусь я, и я не знаю, где находится он. Тем не менее, ты сможешь выправить эту ситуацию, так ведь?

– Если я сделаю это, то он – труп, – сказал Хукер.

– Ну, да, боюсь у меня нет другого выхода, кроме как убить его. Это будет непросто, думаю, он хорошо защищен, но это не должно тебя волновать. Его же не волнует то, что случилось с тобой. Для него ты просто пешка. Он отправил тебя на смерть.

Хукер закрыл глаза и замолчал.

– Я уважаю твою верность, мистер Хукер, но, к сожалению, она здесь неуместна.

Хукер уставился на него. Он вдруг понял, что его прошиб холодный пот. Его колени начали трястись.

– Ты действительно думаешь, что сможешь сопротивляться пыткам, мистер Хукер?

Хукер тяжело сглотнул.

– Другие смогли.

– Только потому, что следователи были никудышними. Тебе же уже очень больно, разве не так? Ты боишься. Я же вижу по лицу. До сих пор все это было относительно просто, даже приятно. Не заставляй меня сделать тебе больно.

– Иди к черту, Голдблюм.

Ирвин вздохнул.

– Значит, так тому и быть. Ты не оставил мне выбора. Мне очень жаль, что все так пошло.

Он подошел к стеллажам и взял тиски для пальцев. Сойдут для начала.