10

– На этот раз Сен-Жюст не сможет нам помочь, – сказал Фицрой.

Финн и Лукас сидели за маленьким столиком в крошечной квартирке, уплетая скромный обед из вина, хлеба и сыра. Скорее всего, где-то в этой самой квартире Фицрой хранил свою хроноплату. Было огромным искушением скрутить его в бараний рог, обыскать жилье, найти плату и взять его в плен. Единственное, что их останавливало, – Фицрой вполне мог оказаться тем, за кого себя выдавал. Если бы дело обстояло именно так, то, учитывая, как он уже относился к ним, их военный трибунал был бы предрешен. Да и хроноплата могла быть спрятана в другом месте.

– Граф де Турне де Бассерив был приговорен к смерти вместе со всей своей семьей, – сказал Фицрой. – Графиня и двое ее детей все еще в относительной безопасности. Они в Вальми, где их прячут доверенные друзья. Де Турне, однако, все еще где-то в Париже. Сен-Жюст совершенно не в курсе. Он был осужден заочно, и Сен-Жюст сделал все, что мог, чтобы его защитить, но он уже находился в немилости у остальных членов трибунала.

– Как он узнал, где находится семья? – спросил Лукас.

– Турне и Сен-Жюсты знали друг друга до Революции, – сказал Фицрой. – Едва ли они принадлежали к одному социальному классу, но Сен-Жюсты тоже не бедствовали. Арман Сен-Жюст только что сообщил, что у Турне были близкие друзья в Вальми, торговец и его жена, дети которых ходили в школу вместе с Сюзанной де Турне и молодым виконтом. Фицрой улыбнулся. – Гражданин Сен-Жюст оказал нам большую помощь, информируя меня как члена лиги. Однако теперь, когда де Турне был осужден, это лишь вопрос времени, пока солдаты Республики не выследят его семью. Вы должны вытащить их первыми. Мы вытащим старика, как только его найдем.

– Ну, по крайней мере, вытащить их из Вальми должно быть проще, чем вытащить кого-то из Парижа, – сказал Лукас. – Там, конечно, будут заставы с солдатами Республики, но контроль не будет таким жестким, тем более, что Первоцвет не был активен в том районе.

– Это так, – сказал Фицрой, – но постарайтесь не быть слишком самоуверенными. На этот раз никаких ошибок. Я разработал план, которому вы будете следовать. Я хочу, чтобы вы передали его членам лиги точно в таком виде, как я изложу его вам. Если Мангуст снова попытается вмешаться, я позабочусь, чтобы агент Кобра был к этому готов.

– Это обеспечило бы хорошую смену темпа, – сказал Финн.

– Твой сарказм не уместен, Дилейни, – сказал Фицрой. – Я напомню вам, что не агент Кобра позволил Мангусту оставлять вас в дураках каждый раз. Ваша задача будет четкой и простой. Все, что от вас требуется, это следовать инструкциям. Оставьте Мангуста тем, у кого есть соответствующая квалификация.

– Что ты думаешь? – спросила Андре.

– Думаю, это вполне возможно, – сказал Лукас. – Мангуст всегда был скользким клиентом, и Фицрой был в идеальном положении, чтобы знать все, что происходит. Он никак не выдал себя голосом, хотя я очень внимательно следил за его звучанием, но если бы Мангуст не смог научиться маскировать свой голос, он бы никогда не стал начальником полевых операций.

– Там чувствовалась какая-то напряженность, – сказал Финн. – Надеюсь, мы никак и ничего выдали.

Лукас покачал головой.

– Думаю, пока все в порядке. Если Фицрой и Мангуст – одно и то же лицо, то очень скоро у нас должны появиться доказательства этого.

– Я надеюсь, что он может дать мне зацепку, переместившись с помощью хроноплаты прямо из квартиры, – сказала Андре.

– Это возможно, но маловероятно, – сказал Лукас. – Если бы он действительно был наблюдателем, он мог бы это сделать, чтобы отправиться отсюда, скажем, в Кале. С другой стороны, мы знаем, что Мангуст не работает в одиночку. Он нашел себе очень необычного полевого сотрудника, и ему придется с ним связаться.

– А если нет? – сказала Андре. – Что, если на этот раз он решит действовать в одиночку?

– Он вполне может, – сказал Финн, – но этот парень обеспечивает Мангусту преимущество, и я думаю, что он им воспользуется. Его план дает ему достаточно времени, чтобы мы могли связаться с Ффаулксом, а затем отправиться в Вальми. Как только мы это сделаем, он, наверное, начнет воплощать в жизнь собственный маленький план. Он может использовать мальчика, чтобы связаться с графиней и ее детьми раньше нас, а он тем временем все подготовит на мысе Гри-не. Для этого он должен будет проинструктировать мальчишку. Не думаю, что он рискнет использовать плату внутри Парижа. Здесь слишком тесно. Кроме того, ему не нужно этого делать. У него полно времени. Либо он пойдет к мальчику, либо мальчик придет к нему.

– Если только он уже не озадачил Жана, – сказала Андре.

– Это то, чего бы он не стал делать, – сказал Лукас. – Он бы подождал, чтобы убедиться, что мы не потребуем никаких изменений в его плане, прежде чем сказать Жану, что от него требуется. Вот почему он предоставил нам достаточно времени, чтобы вернуться на мыс Гри-не и связаться с Ффаулксом. Только мы не собираемся это делать. Мы едем прямиком в Вальми. Мы также доберемся до мыса Гри-не по другому маршруту, отличному от запланированного.

– Важно, чтобы ты ждала здесь, – сказал Финн, – и следила за домом. Принимай решения самостоятельно. Если пройдет несколько часов, а он ничего не сделал, или если Жан не пришел к нему, иди туда и посмотри, есть ли он еще внутри.

– И если его не окажется, я проникну внутрь, – сказала Андре.

Лукас кивнул.

– Но будьте очень осторожной. Если он переместился из этой квартиры, это будет означать одну из двух вещей. Либо он переместился и прихватил плату с собой, либо оставил ее на месте, запрограммировав свое возвращение с помощью активации пульта дистанционного управления. Если это так, то можешь быть уверена – он предпринял меры для защиты этой комнаты.

– Есть несколько систем, которые он мог использовать, – сказал Финн.

– Я с ними знакома, – сказала Андре.

– Я не закончил. Ты знакома со стандартным оборудованием. АВР пользуется другими штуковинами, – сказал Финн. – Кобра дал нам краткое описание. Это более экстремальная оборонительная система, чем та, что применяется корпусом и наблюдателями. А теперь слушай внимательно…

Прошло чуть больше получаса с тех пор, как Финн и Лукас уехали в Вальми, оставив Андре следить за конспиративной квартирой, когда она увидела, как Фицрой выходит из передней двери. Несмотря на то, что у него не было причин подозревать, что за ним могут следить, Андре все же приняла максимальные меры предосторожности, чтобы незаметно последовать за ним. Она держалась от него как можно дальше, быстро сокращая расстояние, стоило ему свернуть за угол или когда на мгновение теряла его из поля зрения. Мангуст, если это действительно был Мангуст, казалось, не догадывался о ее присутствии, целенаправленно шагая по улице в направлении центра.

Внезапно он резко свернул в переулок и, пройдя по заполненной мусором аллее, очутился в маленьком тупике. Увидев, как он проходит в дверной проем, она быстро бросилась вперед и оказалась перед маленькой табачной лавкой, о чем можно было догадаться только по грубой деревянной вывеске. На вывеске было вырезано имя, после чего образовавшиеся желобки заполнили черной краской. Вывеска настолько потемнела, что имя стало трудночитаемым, но как только она подошла ближе, то увидела, что там значилось просто «У Лафита».

Андре осторожно заглянула в грязное окно. Ей открылась небольшая комната, обставленная грубо сработанными столами и скамейками, где посетители могли сидеть и пить вино, пока они пробовали табак из банок на полках в левой части комнаты. С другой стороны комнаты находился большой верстак, на котором были разбросаны инструменты для резьбы. В задней части лавки она разглядела компактно уложенные и готовые к обжигу глиняные трубки, а также пенковые трубки разной степени готовности. Несколько деревянных трубок, новшество для Парижа, были вырезаны из яблони и вишни и подвешены за чаши на забитые под углом в стену гвозди. Подпертая дверь была открыта, и Андре уловила идущий изнутри приятный аромат крепкого табака.

Фицрой встал у занавешенной черной тяжелой тканью полки, которая подобно перегородке отделяла лавку от некой задней комнаты.

– Лафит! – позвал он.

Старик с морщинистым лицом и лохматыми, неопрятными седыми волосами отодвинул занавеску и вошел в лавку, вытирая руки о свой грязный кожаный фартук. Большая пенковая трубка яйцевидной формы, пропитавшаяся табаком настолько, что была почти черной, была зажата между его зубов. Похоже, он узнал Фицроя.

– Где этот твой никчемный племянник? – спросил Фицрой.

Старик пожал плечами, повернулся и оттянул занавеску.

– Жан, – проорал он, его голос прозвучал как предсмертный хрип.

Мальчик вышел через несколько минут, держа метлу. Увидев Фицроя, он приставил метлу к стене и подсел к нему за один из столов. Старик вернулся за занавес, но Мангуст, потому что это явно был он, говорил с мальчиком приглушенным голосом, и Андре ничего не смогла разобрать. Вскоре Мангуст поднялся из-за стола, и Андре быстро исчезла из виду, прежде чем он вышел из лавки. Она проследовала за ним до квартиры.

Минут тридцать-сорок она наблюдала за домом с противоположной стороны улицы, затем подошла к двери и зашла внутрь. Двигаясь медленно и тихо, она поднялась по лестнице. Она сделала паузу у двери, прижавшись спиной к стене, наклонив голову и пытаясь уловить любой доносящийся изнутри звук. Все было тихо. Она сунула руку в карман и вытащила кусок проволоки. Натянув пару кожаных перчаток, она аккуратно придала ему форму, а затем просунула его сквозь щель в двери, направляя таким образом, чтобы он согнулся вокруг деревянного бруска с другой стороны, а затем вышел на ее сторону. Действуя очень осторожно, она взялась за оба конца и, прилагая незначительное давление медленно, миллиметр за миллиметром отодвинула брусок. Закончив, она вернула провод в карман и глубокого вздохнула. Присев на корточки сбоку от двери, она протянула руку и резко ее распахнула, сразу же отшатнувшись назад.

Если бы она стояла, выстреливший через дверь луч прошел бы на уровне ее груди. Он начал прожигать толстую стену напротив. Похоже, у нее было всего несколько секунд, чтобы что-то предпринять. Держась как можно ниже, она нырнула в дверь под лучом, заметила в центре комнаты собранную хроноплату и бросилась к ней. Она не знала код безопасности для этого конкретного устройства, но это не имело значения. Она в нем не нуждалась. Она ударила ногой по панели управления и, после реакции системы защиты, выскочила из двери. Она знала, что у нее остались считанные секунды до срабатывания предохранителя. Она была наверху лестницы, когда сила взрыва подняла ее и швырнула о стену чуть выше лестничной площадки. Ошеломленная, она смогла подняться и спуститься на первый этаж, а затем выйти наружу.

Привлеченная грохотом взрыва и дымом, выходящим через дыру в стене второго этажа, начала собираться толпа. Андре протолкалась сквозь нее, благодарная за то, что ни одна из ее костей, казалось, не была сломана. Ее лицо было в крови от удара о стену, а грудь и голова болели. Возможно, у нее было небольшое сотрясение мозга. Проблемы Мангуста, впрочем, были намного серьезнее.

Ему повезло, если он не успел отреагировать на сигнал тревоги достаточно быстро и не активировал дистанционный пульт. В противном случае, он либо в момент материализации оказался бы в центре взрыва, либо так нигде и не материализовался, навсегда угодив в неопределенное место, которое солдаты называют «мертвой зоной». Андре надеялась, что Мангуст все еще жив – он был нужен Кобре. Лично ее устроили бы оба варианта.

Графиня де Турне была элегантной пожилой женщиной, по которой совершенно не было видно, что она едва избежала смерти во Франции. Глядя на нее, невозможно было представить, что ее муж все еще оставался в Париже как преследуемый враг государства. Она приехала в Дувр, одетая по последней моде, высоко держа свою убеленную голову с замысловатой прической и с презрением нюхая рыбный запах приморского городка. Ее сыну, молодому виконту, едва исполнилось восемнадцать лет, и он, как и его мать, нес себя с достоинством, держась прямо, словно кол проглотил, и откинув назад плечи. Он ходил гоголем, небрежно придерживая левой рукой эфес шпаги. Сюзанна де Турне, с другой стороны, на их фоне казалась совершенно другой. Она говорила по-английски лучше, чем ее мать или брат. В то время как они довольствовались тем, что оставались в своих каютах во время переправы на « Мечте», она общалась на палубе с Эндрю Ффаулксом. Держа шляпу в руке, она позволяла ветру творить хаос с ее волосами, пока она вдыхала соленый воздух и наслаждалась вновь обретенной свободой. В то же время она поделилась своей тревогой об отце с Ффаулксом, ее спасителем, который был полностью ею очарован.

Когда они ввалились в «Отдых рыбака» вместе с Ффаулксом и Дьюхерстом, Джеллибенд, казалось, был повсюду одновременно, кланяясь, беспокойно заламывая руки, устраивая их поудобнее и рявкая приказы своему персоналу.

– Что ж, – сказала графиня, говоря по-английски с сильным французским акцентом, – должна признать, что это не такая уж конура, как я представляла себе, увидев ее снаружи. Тем не менее, я надеюсь, что мы не задержимся здесь надолго?

– Ровно столько, чтобы перекусить и договориться о карете в Лондон, мадам графиня, – сказал Дьюхерст.

– В таком случае, чем раньше мы сможем пообедать и отправиться в путь, тем лучше, – надменно сказала она. – Мы уже натерпелись достаточно унижений. Пожалуйста, не поймите меня неправильно, лорд Дьюхерст. Я очень благодарна вам и этому галантному Алому Первоцвету за то, что он избавил нас от гонений. И все же, если бы мне пришлось провести еще одну ночь в той страшной, вонючей маленькой хижине, мне кажется, я сошла бы с ума.

– Все было не так плохо, Мама, – сказала Сюзанна, немного смущенная замечанием матери. – В любом случае, все это осталось позади. Мы в Англии! Скоро мы встретимся с такими же, как мы, кто обрел здесь новый дом.

– Действительно, – сказала пожилая женщина и снова презрительно втянула носом воздух. – Я уверена, что не все будет полностью нецивилизованно. Тем не менее, есть одна недавняя эмигрантка, с которой, я надеюсь, никогда не встречусь. Джентльмены, вы когда-нибудь слышали о женщине по имени Маргерит Сен-Жюст?

Дьюхерст и Ффаулкс обменялись неловкими взглядами.

– Все в Лондоне знают леди Блейкни, – сказал Эндрю Ффаулкс. – Она и сэр Перси – лидеры лондонского общества. Все восхищаются ею и уважают ее.

– Ну, я, например, не восхищаюсь и не уважаю, – холодно сказала графиня. – Более того, если она принадлежит к тому типу, который вы превозносите в своем обществе, то боюсь, что не смогу сказать о нем много хорошего. Мы знали друг друга, в прошлом. Она и моя Сюзанна вместе учились в школе. Однако, похоже, что она предпочитала учиться у Революционного трибунала. Пока наш мир рушился вокруг нас, она помогла его добить.

– Действительно, я уверен, что леди Блейкни… – начал Ффаулкс, но графиня его перебила.

– Ваша леди Блейкни ответственна за смерть маркиза де Сент-Сира. Если вы предпочитаете забывать о таких вещах здесь, в Англии, могу вас заверить, что я их помню весьма ярко. Мы сейчас в Англии и благодарны за ваше английское гостеприимство. Мы постараемся не злоупотреблять им. И все же, если я встречусь с Маргерит Сен-Жюст, я откажусь признать ее существование.

Ффаулкс наклонился близко к Дьюхерсту и прошептал ему на ухо.

– Какой неудачный поворот событий, Тони, – сказал он. – Леди Блейкни должна прибыть сюда в любой момент. Перси поехал встретить ее экипаж.

Дьюхерст кивнул.

– Если повезет, мы сможем отвести их наверх освежиться, а потом попытаться предупредить Перси. Это не сделало бы…

В тот момент послышался звук прибывшего экипажа. Спустя секунду дверь в «Отдых рыбака» открылась, и в нее вошла Маргерит Блейкни.

– Господи, как же я проголодалась! – произнесла она. – Как здесь вкусно пахнет. Она увидела остальных, и ее глаза расширились от удивления. – Эндрю! Тони! Какой восхитительный сюрприз! И это?.. Это ты, Сюзанна! Что ты здесь делаешь, в Англии?

– Сюзанна, я запрещаю тебе разговаривать с этой женщиной, – сказала графиня, демонстративно не глядя на Маргерит.

На мгновение Маргерит выглядела опешившей и обиженной этим отказом; но тут она все поняла и взяла себя в руки, пусть и не до конца.

– Что ж! Интересно, какая муха вас укусила? – сказала она, пытаясь не выдать эмоций.

Молодой виконт встал, стараясь выглядеть настолько высоким, насколько это было возможно.

– Очевидно, что моя мать не хочет говорить с вами, мадам, – сказал он. – У нас нет желания общаться с предателями!

– Послушайте, – начал Ффаулкс, но в этот момент дверь снова открылась, и вошел Финн, отряхивая пыль со своего пальто.

– Умоляю, что тут происходит? – сказал он, мгновенно оценив ситуацию.

Маргерит улыбнулась слегка кривой улыбкой.

– О, ничего серьезного, Перси, – сказала она, слегка, – твою жену всего лишь оскорбили.

– Бог мой, что ты такое говоришь? – сказал Финн. – Кто мог быть настолько безрассуден, что бросил тебе вызов, моя дорогая?

Молодой виконт подошел к нему, встав в щегольскую стойку с рукой на эфесе шпаги.

– Дама имеет в виду мою мать и меня, месье, – сказал он. – Так как о любых извинениях не может быть и речи, я готов предложить вам обычную сатисфакцию, принятую у людей чести.

Финн взглянул на мальчишку, изобразив на лице удивление.

– Боже милостивый! Где, черт возьми, ты учился говорить по-английски? Это действительно удивительно. Хотел бы я говорить не хуже на вашем языке, но, боюсь, правильный акцент мне не по зубам!

Парень смотрел на него с раздражением.

– Я все еще жду вашего ответа, месье.

Финн изобразил недоумение и посмотрел на Ффаулкса и Дьюхерста.

– Моего ответа? О чем, черт возьми, говорит этот молодой парень?

– Моя шпага, месье! – сказал виконт со злобой. – Я предлагаю вам свою шпагу!

– Ей-богу, – сказал Финн, – какая мне польза от твоей шпаги? Я никогда не ношу эти чертовы штуковины, они вечно мешают и тыкаются в людей. Сплошное неудобство, если вам интересно мое мнение.

– Мне кажется, что молодой человек имеет в виду дуэль, муж мой, – сказала Маргерит.

– Дуэль? Да ладно! Серьезно?

– Да, дуэль, месье, – сказал виконт. – Я предлагаю вам сатисфакцию.

– Ну, я был бы вполне удовлетворен, если бы ты вернулся к своему столу и сел, – сказал Финн. – Дуэль, еще чего! Это Англия, дружище, и мы не проливаем кровь здесь с такой легкостью, как проливаете вы, французы, на другом берегу. Богом клянусь, Ффаулкс, если это пример товаров, которые вы и этот Первоцвет импортируете, то вам лучше выбросить их за борт посреди канала. Дуэль, еще чего! Совершенная нелепица!

Маргерит хмыкнула.

– Посмотри на них, Тони. Французский петух и английский индюк. Похоже, что английский индюк победил.

– Вы теряете время, молодой сэр, – сказала она виконту. – Мой муж, как вы убедились, слишком благоразумен, чтобы оскорбление жены могло заставить его сделать что-то настолько нелепое, чтобы рисковать жизнью и конечностями.

– Пожалуйста, будьте хорошим парнем, забудьте об этом, – умиротворяюще сказал Дьюхерст виконту. – В конце концов, бой на дуэли в первый же день в Англии вряд ли будет правильным способом начать все заново на вашей новой родине.

Слегка ошарашенный, виконт посмотрел на Финна, потом на Дьюхерста, а затем пожал плечами.

– Ну, поскольку месье, кажется, не склонен принять мое предложение, я буду считать, что честь была удовлетворена.

– Ты можешь считать, что хочешь, – сказал Финн, помахивая носовым платком, – только делай это где-то в другом месте. Весь этот инцидент был ужасно раздражающим. Было бы лучше для всех, если бы все это было забыто. Действительно, в моей памяти уже ничего не осталось.

– Пойдемте, дети, – сказала графиня. – Нам еще предстоит доехать до конечного пункта назначения, и нам бы не помешало немного отдохнуть. Мы отобедаем в наших комнатах, – сказала она Дьюхерсту, – где атмосфера может быть более приятной, хотя я осмелюсь заметить, что это не будет большим улучшением.

Сюзанна собиралась заговорить с Маргерит, но ее мать отдала резкий приказ, и Сюзанна покинула комнату со смущенным, извиняющимся видом и поднялась наверх.

– Не могу сказать, что меня сильно волнуют ее манеры, – сказала Маргерит. – Надо сказать, ты легко отделался, Перси. На мгновение я поверила, что молодой человек нападет на тебя.

– Осмелюсь предположить, что я бы хорошо о себе позаботился, – сказал Финн. – Несколько раз и с определенным успехом я дрался на кулаках на ринге, хотя драка в таверне не является моим излюбленным спортом, знаете ли.

Их разговор слышали несколько других посетителей «Отдыха рыбака», для которых спорт заключался именно в этом. Они с некоторым интересом наблюдали за прелюдией возможной стычки между молодым французским аристократом и более зрелым английским денди. Когда два вероятных бойца их разочаровали, они вернулись к своим мясным пирогам и элю, все, кроме трех мужчин, сидевших на противоположной стороне комнаты в темном углу. Эти трое были одеты в длинные плащи и сгрудились, словно в приватном разговоре, хотя и молчали. Зато они очень внимательно слушали. Один из них в черной шляпе с широкими, низко опущенными над глазами полями, кивнул с удовлетворением собственным мыслям. Когда молодой виконт ненадолго вернулся вниз, чтобы сказать Ффаулксу и Дьюхерсту, что его мать очень устала и решила остаться на ночь и поехать в Лондон на следующее утро, он снова улыбнулся.

– Превосходно, – тихо сказал он по-французски двум своим компаньонам. – Кажется, у нас появились несколько возможностей.

Один из его спутников кивнул.

– Если мы нападем сегодня вечером и сделаем все быстро, то сможем захватить аристократов и привезти их обратно в Париж получить заслуженный десерт!

– Нет, нет, mon ami, – сказал первый мужчина. – Выбрось из головы де Турне. Они больше не имеют значения. Нам нужна более крупная добыча. Эти двое подтвердили мою теорию. Я убежден, что этот Алый Первоцвет – английский дворянин, и они приведут нас к нему. А теперь слушайте внимательно, этой ночью вам надо…

Капитан Бриггс, шкипер « Мечты», владел небольшим домом с видом на гавань в Дувре. В эту ночь, вместо того, чтобы спать в собственной постели, он по просьбе Перси Блейкни остался на борту « Мечты», чтобы Арман Сен-Жюст и его сестра смогли уединиться на несколько часов. Финн провел Маргерит в маленький, побеленный дом с аккуратным садиком, а затем вернулся в свою комнату в «Отдыхе рыбака». После нежного приветствия брат и сестра сели за стол, чтобы выпить несколько чашек чая.

– Я чувствую себя так, будто прокрался в Англию, как вор, – сказал Арман, улыбаясь. – Я прятался в каюте капитана Бриггса во время переправы, не решаясь выйти наружу. Могу себе представить, как отреагировала бы графиня де Турне, увидев на борту корабля, который вез ее на свободу, не только Сен-Жюста, но и члена Комитета общественной безопасности!

Маргерит посмотрела на брата и ощутила невыносимую печаль. На первый взгляд, он был все тем же очаровательным моложавым мужчиной, но при ближайшем рассмотрении она рассмотрела в его волосах седину. Под голубыми глазами обозначились мешки, а лицо было усталым и изможденным.

– Я думаю, Перси повел себя совершенно неразумно, когда настоял на нашей встрече подобным образом, – сказала она. – Ты должен приехать и остаться с нами, Арман, в Ричмонде. Это…

– Нет, нет, не вини Перси, – сказал Арман. – Он звал меня в Ричмонд. Это было сделано по моей просьбе. Я не могу надолго уехать из Франции, и, учитывая обстановку на этих берегах, вряд ли тебе и Перси сослужит хорошую службу присутствие члена комитета Фукье-Тенвиля в вашем доме. Это было бы немного неловко и для меня. А так, по крайней мере, у нас есть время, чтобы побыть наедине. Скажи мне, сестра моя, счастлива ли ты здесь? Как тебя приняла Англия?

– Англия отнеслась ко мне достаточно хорошо, – сказала Маргерит, – но что касается счастья, я не могу вспомнить, когда я был настолько несчастна.

– Что, Перси плохо с тобой обращается? Он, конечно же, не поколачивает тебя!

– О, нет, ничего подобного, – сказала Маргерит. – Иногда мне почти хочется этого. Возможно, это было бы лучше, чем то, как он поступает со мною. Он вежлив и внимателен, заботится обо всех моих нуждах и удобствах, но он больше меня не любит, Арман. Он слышал сплетни, истории о маркизе де Сен-Сире…

– Ты не рассказала ему правду? – спросил Арман. – Почему ты не объяснила, что поступила так с Сен-Сиром из-за меня?

– Какая от этого была бы польза? – сказала Маргерит. – Это не изменит того, что я сделала. Что мне сказать ему? Что я неосторожно обмолвилась в группе, которая, как я считала, состояла из верных друзей, обвинив человека в измене, потому что он высек розгами моего брата, за то, что тот имел наглость выразить свою плебейскую любовь к дочери аристократа Сен-Сира? Разве это оправдывает мои действия?

– Ты слишком упрощаешь ситуацию, Маргерит. Сен-Сир был предателем. Мы оба знаем, что он писал письма в Австрию, где искал помощи в подавлении Революции. Он не просто высек меня, когда узнал, что я встречаюсь с Джульеттой. Меня чуть не забили до смерти. Уверен, Перси поймет, что ты сделала в данных обстоятельствах. Ты также не рассказала, на что пошла, чтобы попытаться спасти его после ареста. Сен-Сир был монстром, олицетворявшим худшее в старой системе, выродившимся аристократом, который регулярно порол своих слуг, сбивал людей своей каретой, если они не были достаточно быстрыми, чтобы убраться с его пути, который…

– Какая разница? – сказала Маргерит. – Это не меняет того факта, что я донесла на этого человека и послала его на смерть вместе со всей его семьей. Это не меняет того факта, что при этом я стала частью того, что Перси так ненавидит в Революции. Я прекрасно представляю, что он должен чувствовать сейчас, приведя тебя сюда, чтобы мы могли снова увидеть друг друга. У него есть жена, которая была доносчиком, и шурин, заседающий в комитете безжалостных убийц, чья жажда крови печально известна. Зачем, Арман? Зачем продолжать это? Останься здесь, со мною. По крайней мере, дай мне обрести душевный покой, зная, что ты больше не участвуешь во всей этой дикости!

Арман покачал головой.

– Нет, моя дорогая сестра, я не могу. То, что мы поступали жестоко, я не могу оспорить. Тем не менее, в трибунале должен быть кто-то, выступающий с позиции здравого смысла. Я признаю, что мой одинокий голос по большей части был потерян на ветру, но это ветер, который должен скоро сдуться. Революция – это сила добра. Она привела к возрождению нашей страны и дает надежду народу. Но злоупотребления аристократии не будут легко или быстро забыты. Побитые собаки набросились на своих бывших жестоких хозяев, и они будут рычать и рвать их до тех пор, пока не насытятся. Таков порядок вещей, к лучшему или к худшему. Пока ненависть народа к аристократам не истлеет, эти казни будут продолжаться. Я нахожу это отвратительным, но такова жизнь. Трудно поверить, что в конце концов все закончится хорошо, и Революция останется в истории ужасным памятником тому, что может произойти, когда народ доводят до крайности. Тем временем, я должен остаться во Франции и делать все, что в моих силах, пусть это и немного, чтобы положить конец всему этому, чтобы мы могли заняться восстановлением и оставить позади разрушение. И как ненависть народа однажды погаснет сама собой, так и Перси поймет, почему ты сделала то, что сделала, и простит тебя.

Маргерит покачала головой.

– Хотела бы я в это поверить.

– Ты должна поверить в это, Маргерит. Перси любит тебя. Это самая сильная из эмоций, и вскоре она победит все остальные.

– Интересно, – сказала она. – Я знаю, что он любит меня, Арман, я вижу это в его глазах. И все же, хотя мы живем вместе, мы остаемся врознь. Мы почти никогда не разговариваем, кроме как в случае необходимости, а единственный настоящий друг, который был у меня в Ричмонде, одна из слуг, девушка по имени Андре, была отослана Перси, и теперь мне не с кем поговорить.

– Значит, ты должна поговорить с Перси, – сказал Арман. – Вы должны вместе решать возникающие проблемы.

– Поверь мне, Арман, я очень этого хочу, но мне страшно. Перси меня пугает. Я больше его не знаю. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Ты встречался с ним, говорил с ним. Ты заметил, как он изменился?

Арман нахмурился.

– Не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду. Возможно, с тех пор, как я видел его в последний раз, он стал еще более жеманным; в остальном он выглядит таким же.

– Говорю тебе, это другой человек, – сказала Маргерит. – Я не могу это объяснить, но я наполовину верю, что он не Перси Блейкни, а какой-то самозванец, который выглядит и говорит так же, как он. Я живу с каким-то незнакомцем, и что меня пугает еще больше, я, кажется, нахожу этого незнакомца более привлекательным, чем мой муж.

Арман улыбнулся.

– Из того, что ты мне говоришь, кажется, что Перси противоречит собственным идеалам. Он любит тебя, но ненавидит то, что ты сделала, и то, во что, как он думает, ты веришь. Такое положение вещей вполне может повлиять на человека настолько глубоко, что он покажется чужим не только тебе, но и самому себе.

– Возможно, так оно и есть, – сказала Маргерит. – И все же, я не могу не думать о том, что…

– Думаю, хватит об этом, – сказал Арман, взяв свою сестру за руку. – Это трудные времена для всех нас, Маргерит. Нам просто надо потерпеть.

Она нерешительно улыбнулась.

– Посмотри на меня, – сказала она, – плачу на твоем плече, когда у тебя проблем намного больше, чем у меня.

– Они тоже пройдут, – сказал Арман, похлопывая ее по руке.

– Должен ли ты ехать так скоро? – сказала она. – Я так по тебе скучала!

Арман кивнул.

– Да, боюсь, я должен. Я отплываю утром. Капитан Бриггс был достаточно любезен и пообещал отвезти меня обратно. Мне не следовало приезжать, но я тоже скучал по тебе. Да и в Париже нужно столько всего сделать.

– Тогда я скоро приеду навестить тебя в Париже!

– Это было бы неразумно, – сказал Арман. – Сейчас в правительстве все нестабильно. Я бы чувствовал себя намного счастливее, зная, что ты в безопасности в Англии, где угроза в отношении тебя не может быть использована против меня.

– Все так же плохо? – сказала она, на ее лице отразилось серьезное беспокойство.

– Да, и я боюсь, что все станет еще хуже, прежде чем все закончится, – сказал Арман. – Помяни мои слова, те, кто сейчас рубит, когда-нибудь могут сами обнаружить свои шеи на плахе.

– Так не возвращайся, Арман, – сказала Маргерит. – Зачем подвергать себя излишней опасности?

– Потому что это не лишнее, моя дорогая. Я сказал, что там должен быть голос здравого смысла, а в наши дни во Франции его так мало. Если те, кто чувствует так же, как я, отреклись бы от своей ответственности, то здравого смысла не станет совсем.

Было поздно, когда Маргерит вернулась в «Отдых рыбака». Финн оставил ей карету, но так как гостиница была недалеко, она отослала кучера, чтобы тот пораньше поужинал, сказав, что предпочтет прогуляться на свежем ночном воздухе. Когда она собиралась войти в дверь гостиницы, она услышала тихий голос сзади: «Я тоже нахожу прогулку перед сном расслабляющей, гражданка Сен-Жюст».

Испуганная, она быстро повернулась и разглядела приближающегося к ней маленького, похожего на лису мужчину, одетого во все черное. Ему было около сорока лет, и он был хорошо сложен. В левой руке он держал крошечную оловянную табакерку, а под широкополой черной шляпой его острые черты изображали дружелюбную симпатию.

– Шовлен? – сказала Маргерит.

– Так приятно, когда тебя помнят, гражданка Сен-Жюст, – сказал он с небольшим поклоном.

– Не гражданка Сен-Жюст, но леди Блейкни, – сказала Маргерит.

– Ах, да, конечно. Признаю свою ошибку. Как поживает путеводная звезда Comédie Français?

– Бывшей путеводной звезде Comédie Français сегодня ужасно скучно, мой дорогой Шовлен. И что привело вас в Англию?

– Государственные дела, – сказал Шовлен, взяв щепотку нюхательного табака. – Завтра я вручу свои верительные грамоты мистеру Питту в Лондоне в качестве официального представителя республиканского правительства в Англии.

– Вы можете найти ваш прием несколько прохладным, мой дорогой Шовлен, – сказала Маргерит. – Англичане не очень симпатизируют правительству Франции в наши дни.

Шовлен улыбнулся.

– Я прекрасно об этом осведомлен, – сказал он. – Я бы даже сказал, что вы недооцениваете ситуацию. Тем не менее, я должен выполнить свой долг. Кроме того, у меня есть и другие обязанности. Вы упомянули, что вам скучно, гражданка. Возможно, у меня есть нужное вам средство от этого. Оно называется работа.

Маргерит вскинула брови.

– Работа? Вы хотите сказать, что нанимаете меня, Шовлен?

Француз пожал плечами.

– В некотором смысле, возможно. Скажите, вы когда-нибудь слышали об Алом Первоцвете?

– Слышала об Алом Первоцвете? – сказала Маргерит с усмешкой. – Мой дорогой Шовлен, вся Англия слышала об Алом Первоцвете! Мы больше ни о чем не говорим. У нас есть шляпы à la Алый Первоцвет; наших лошадей называют Алый Первоцвет; на вечеринке принца Уэльского прошлой ночью мы ели soufflé à la Алый Первоцвет.

– Да, он стал довольно известен и во Франции, – сказал Шовлен. – На самом деле, как я уже говорил, на меня возложено несколько обязанностей в связи с моей миссией здесь. Одна из моих обязанностей – узнать об этой лиге Алого Первоцвета. Французские эмигранты-аристократы возбуждают враждебные Республике настроения. Мне нужно найти этого Алого Первоцвета и положить конец его преступной деятельности. Я уверен, что это юнец в английском обществе. Я бы хотел, чтобы вы помогли мне найти его.

– Я? – сказала Маргерит. – Но что я могу сделать?

– Вы можете наблюдать, гражданка, и вы можете слушать. Вы вращаетесь в тех же кругах, что и он.

– Поймите меня, Шовлен, – сказала она, – даже если бы я могла чем-то вам помочь, я бы этого не сделала. Я никогда не смогу предать такого храброго человека, кем бы он ни был.

– Вы бы предпочли, чтобы вас оскорблял каждый французский аристократ, приезжающий в эту страну? – сказал Шовлен. – Да, я видел эту маленькую драму сегодня вечером. Если этот Алый Первоцвет не будет привлечен к ответственности, могу вас заверить, что она будет переигрываться снова и снова, с каждым новым прибывшим, который припомнит вашу роль в суде над ci-devant маркизом де Сен-Сиром.

Маргерит застыла.

– Как бы то ни было, Шовлен, – сказала она, – я не стану вам помогать.

– Понятно, – сказал Шовлен. – Ну, я не тот человек, которому легко отказать, гражданка. Он демонстративно проигнорировал ее замечание относительно ее должного титула. – Думаю, мы еще встретимся в Лондоне.

Раздраженная Маргерит холодно кивнула, дав понять, что разговор закончен, и вошла в «Отдых рыбака», не сказав больше ничего маленькому французу. С момента их последней встречи в Париже, в нем появилась елейная назойливость, которая на нее совсем не действовала.

За столами все еще сидели несколько клиентов, несмотря на поздний час, среди них были Ффаулкс и Дьюхерст. Маргерит быстро пожелала им спокойной ночи и поднялись наверх только для того, чтобы обнаружить, что ее муж отсутствует. На мгновение она задумалась, действительно ли она ожидала его увидеть. Она также вспомнила симпатичную блондинку, работающую на Джеллибенда. Если Перси не пришел в ее постель, возможно, он оказался в постели другой.

Готовясь отойти ко сну, Маргерит, как всегда, одна, размышляла над всеми своими недавними разочарованиями. Тот факт, что Арман смог провести с ней только столь короткий промежуток времени, был лишь еще одним разочарованием, добавленным в список. Она понимала, почему он должен был вернуться в Париж, и почему для него было бы неприлично общаться в кругу Блейкни. И все же, она чувствовала, что не смогла рассказать ему и половины того, что хотела. Некоторые вещи, подумала она, невозможно обсуждать даже с братом. Она могла лишь намекнуть на то, что ее действительно беспокоило. Как же ей не хватало задушевного друга.

Когда Шовлен тихо вошел в маленькую комнату с камином, он увидел, что Ффаулкс и Дьюхерст лежат на полу без сознания, пока два его агента рылись в их карманах. Он осторожно закрыл за собой дверь.

– Кто-нибудь из них вас видел? – прошептал он.

Один из мужчин покачал головой.

– Нет, гражданин. Мы взяли их сзади.

Шовлен кивнул.

– Превосходно. А теперь быстро показали, что нашли.

Они передали два кошелька и нескольких бумаг, которые изъяли у Эндрю Ффаулкса. Шовлен быстро их просмотрел.

– Есть что-нибудь? – спросил один из мужчин.

Шовлен нахмурился.

– Несколько набросков того, что кажется любовным стихотворением, – сказал он. – Кажется, мы потратили впустую наши… один момент.

Он развернул письмо и прочитал про себя, затем посмотрел на своих сообщников, широко улыбаясь.

– Поправка, мы не зря потратили наши усилия. Совсем наоборот.

– Вы нашли подсказку о личности Первоцвета? – нетерпеливо спросил один из мужчин.

– Нет, но кое-что не менее любопытное. Письмо Первоцвету от члена Комитета общественной безопасности, достаточное для предъявления обвинения.

Шовлен аккуратно сложил письмо и положил его в карман.

– Порвите остальные бумаги и бросьте их в огонь, но позаботьтесь о том, чтобы оставить несколько обрывков на полу, как будто они не попали в камин. Пусть думают, что грабители обшарили их карманы, уничтожив все, что для них не имело никакой ценности, и сбежали с тем, за чем пришли. Возьмите их часы и кольца, а также эти два кошелька. Дураки никогда не поумнеют.

Он улыбнулся.

– Думаю, друзья мои, что теперь мы можем рассчитывать на полное сотрудничество со стороны гражданки Сен-Жюст.