34
Во вторник утром Ахмедова отвела потерпевшую в экспертно-криминалистическое отделение. Дежурный эксперт дактилоскопировал Кайгородову и передал дактокарту криминалисту, который исследовал отпечатки пальцев, изъятые в квартире Козодоева.
– Ты готова к очной ставке? – спросила следователь.
Кайгородова молча кивнула. Она приготовилась к схватке с Козодоевым и его адвокатом, продумала ответы на каверзные вопросы и, самое главное, убедила себя, что Сергея Козодоева она в прошлой жизни не видела и не знала.
Сергея привезли из ИВС в приподнятом настроении: ночью он хорошо выспался, утром плотно позавтракал, выкурил две сигареты с фильтром. Очная ставка была для него первой ступенью к освобождению. «Как только Кайгородова признает, что мы были знакомы до совершения нападения на нее, так я тут же потребую изменить мне меру пресечения на подписку о невыезде, а с пистолетом потом разберусь».
Ахмедова предложила Козодоеву и адвокату Дробышеву занять любое удобное место в кабинете, Кайгородову посадила рядом с собой.
– Перед началом очной ставки, – сказала Ахмедова, – давайте уточним, были вы знакомы ранее или видите друг друга в первый раз? Первой отвечает потерпевшая.
– Сидящего напротив меня человека в первый раз я увидела три года назад, когда он, угрожая пистолетом, ограбил меня.
– Елену Кайгородову в первый раз я увидел в 1982 году, – торжественно объявил Козодоев. – На протяжении длительного времени я поддерживал с ней приятельские отношения, был у нее дома.
– Он лжет, – опровергла показания подозреваемого Елена.
Сергей усмехнулся:
– Что, Леночка, от наркоты память подводить стала?
– Сергей Владимирович, – оборвала его следователь, – еще один выпад в адрес потерпевшей, и я прекращу очную ставку и буду считать, что вы запугиваете Кайгородову, косвенно угрожаете ей. Потерпевшая, расскажите, при каких обстоятельствах вы в первый раз увидели Козодоева?
Елена подробно описала, как поздним вечером мужчина с пистолетом напал на нее, отобрал сумочку и скрылся в неизвестном направлении.
– Опишите предметы, находившиеся в сумочке, – попросила следователь.
– Что их описывать, – дрогнувшим голосом ответила Кайгородова. – Я их все вчера назвала.
Она всхлипнула, достала платочек, смахнула с глаз набежавшие слезинки.
– Мне ничего не жалко из того, что этот подонок у меня отобрал, – продолжила Елена, – но пудреницу… Пудреницу я тебе никогда не прощу! Это был подарок любимого мужчины, и ты лишил меня памяти о нем…
– Какого мужчины? – не понял Козодоев. – Мишки Быкова, что ли?
– Ты издеваешься надо мной! – взвизгнула потерпевшая. – Вначале ограбил, а теперь над памятью моего жениха глумишься? Да я тебя!
Кайгородова вскочила со стула и явно хотела вцепиться в Сергея, но следователь успела схватить ее за руку и вернуть на место.
– Потерпевшая, это что такое? – прикрикнула Ахмедова. – Я могу прервать очную ставку по другим основаниям…
– Я на вашу очную ставку не напрашивалась! – сквозь слезы истерично выкрикнула Кайгородова. – Он лишил меня памяти о любимом человеке, он плюнул мне в душу, а я должна его усмешки терпеть? Чтобы ты сгорел в аду, подонок!
– Давайте уточним, – предложил сбитый с толку адвокат, – кто этот мужчина, подаривший пудреницу?
– Да какая тебе разница, кто? – окрысилась Кайгородова. – Мой жених трагически погиб, а он…
Елена зарыдала. Следователь дала ей воды, попросила успокоиться. Пока потерпевшая приходила в себя, свою версию знакомства и отношений с потерпевшей рассказал Козодоев.
– Каюсь, – в конце рассказа сказал Сергей, – как-то не удержался и ударил Кайгородову по лицу, разбил ей нижнюю губу. У потерпевшей должен остаться шрам.
– Потерпевшая, у вас есть шрам на нижней губе? – спросила следователь.
Кайгородова прекратила всхлипывать, молча кивнула.
– Вот, видите! – обрадовался Сергей. – Откуда бы я знал про шрам, если бы не был знаком с ней десять лет назад? Она все выдумала, хочет на деньги меня развести. Я знал Кайгородову, когда учился в десятом классе. Она была девушкой моего друга Михаила Быкова. Мы встречались в одной молодежной компании. После самоубийства Быкова Кайгородова предложила мне быть ее парнем. Я послал ее подальше. Она оскорбила меня. Я в ответ ударил ее по лицу и разбил губу. Так было дело, Кайгородова?
– Вы как-нибудь можете объяснить осведомленность подозреваемого о шраме у вас на губе? – спросила следователь.
– Могу. Вот шрам, – Елена пальцами вывернула губу наружу, показала Ахмедовой шрам, – а вот тут, слева, у меня трех зубов нет – хулиганы выбили в 1985 году. В 1988 году я попадала в автомобильную аварию. У меня были сломаны три ребра. На одном из них шишка осталась. Показать?
– Не надо, – поспешно остановил девушку адвокат. – Мы на слово поверим.
– Ребра, зубы, перелом пальца на правой ноге – это все Козодоев сделал? – с вызовом спросила Кайгородова. – Как он только не убил меня!
– Надо запросить документы об аварии, – попросил следователя Дробышев.
– Запрошу, – пообещала Ахмедова.
– Погоди, – опомнился Козодоев. – Давай с друзьями разберемся. Ты ведь знала Михаила Быкова?
– В первый раз слышу, – спокойно и уверенно ответила Елена.
– Как в первый раз? – изумился Сергей. – Ты была у него дома, он за тебя со всем двором драться собирался, а ты его не помнишь? Кайгородова! У Мишки были братья. Они тебя вспомнят и подтвердят, что ты была девушкой моего лучшего друга и никак не могла не знать меня.
– Я по молодости лет была яркая девушка. За мной мальчики, вот такие, как он, – Кайгородова рукой указала на подозреваемого, – табунами бегали. Я что, должна их всех помнить? Сегодня один провожает до подъезда, завтра – другой. У кого-то я была в гостях, кто-то ко мне заходил, когда родители были на работе. В подготовительной группе детского сада меня поцеловал мальчик. Его звали Вася Клопов. Где он сейчас и как выглядит, я не представляю, а имя его помню только потому, что он был первым, кто поцеловал меня. Следующим, кого я помню, был мужчина, с которым я в девятнадцать лет…
– Дальше не надо, – оборвала потерпевшую следователь.
– Да нет уж, послушайте! Мне стесняться нечего…
– Кайгородова, – повысила голос следователь, – я поняла вашу мысль, развивать ее не надо. Вы не помните некоего Михаила Быкова – и на этом все! Я не собираюсь вносить в протокол ваши детские воспоминания.
– Как скажете! – смирилась потерпевшая.
– Так дело не пойдет! – вмешался в разговор Козодоев. – Зайдем с другой стороны. Кайгородова, ты же не будешь отрицать, что я был у тебя в гостях? Я могу рассказать, как выглядела квартира, как в ней была расставлена мебель.
– Рассказывай! – разрешила Елена. – Только учти: мы эту квартиру обменяли на КГТ много лет назад, и сейчас там живут другие люди.
Пока в кабинете Ахмедовой кипели страсти, у Воронова собрались отметить праздник трое следователей и два оперативника. Не успели мужики выпить по рюмке, как раздался телефонный звонок.
– Тихо! – призвал к порядку Воронов. – Кто-то меня поздравить хочет. Алло!
– Виктор, ты? – спросил дежурный по управлению. – Ты, часом, накатить не успел? Только собираешься? Про водку забудь! К нам на прием пришла гражданка Вьетнама, по делу Козодоева. Самойлов распорядился, чтобы ты ее допросил.
«Начальник вышел из аута, стал служебными делами заниматься, – обрадовался Воронов. – Слава богу! Хоть какой-то порядок в отделе наступит».
– Давай вьетнамку! Допрошу по высшему разряду.
– Что случилось? – забеспокоились коллеги.
– Освободить помещение! – скомандовал Воронов. – Ко мне идет иностранка.
– Я должен остаться, – потребовал оперуполномоченный Семин. – Меня Ефремов по делу Козодоева припахал. Вдруг дамочка что-то важное скажет?
– Кому ты лапшу на уши вешаешь? – возмутились мужики. – Честно скажи, что хочешь на иностранку посмотреть.
– Все – вон! – повторил Воронов. – Надышите сейчас перегаром, вьетнамка в обморок упадет. Семин, ты можешь остаться, но учти: скажешь хоть слово, я тебя без разговоров за дверь выставлю, и рапорт Самойлову напишу, что ты мне работать мешаешь.
Гражданка Вьетнама оказалась хорошенькой девушкой чуть старше двадцати лет, одетая в модный свитер с рисунком в скандинавском стиле и джинсы. Ни меховой куртки, ни головного убора на свидетельнице не было.
«На машине приехала», – догадался Виктор.
Войдя в кабинет, девушка легким поклоном поприветствовала мужчин, мелкими шашками прошла к свободному стулу, аккуратно присела с краешка, сложила на коленях маленькие ручки с ухоженными ноготками.
«Черт возьми, вот как настоящая иностранка должна выглядеть! – с восхищением подумал Воронов. – Если Козодоев спал с ней, то он счастливчик. У этой вьетнамки совсем не азиатские черты лица. Она похожа на итальянку или француженку. Точно! В одном из фильмов с Бельмондо такая же красотка снималась».
Вьетнамка пришла не одна. С ней был немолодой мужчина-вьетнамец, переводчик.
– Госпожа Ку Тьу Ми выражает свое почтение следственным органам Российской Федерации и просит выслушать ее заявление, – начал мужчина.
Ми улыбнулась Воронову и, глядя в глаза, произнесла короткую речь на мяукающем языке.
– Госпожа Ку Тьу Ми работала у господина Козодоева домашней прислугой, – перевел мужчина. – После ареста работодателя она испытала сильнейший стресс и забыла русский язык, которым владела очень посредственно, в объеме вьетнамской средней школы. На все остальные вопросы госпожа Ку Тьу Ми готова ответить только в присутствии вьетнамского консула. Без участия консульских работников госпожа Ку Тьу Ми отвечать на вопросы не будет.
Виктор вышел из-за стола, приложил руку к груди, церемониально поклонился девушке.
– Переведите! – велел он мужчине. – От лица следственных органов МВД Российской Федерации я благодарю госпожу Ку Тьу Ми за готовность сотрудничать с правоохранительными органами России. Сейчас я заполню вводную часть протокола допроса свидетеля…
– Допрос – только в присутствии консула! – напомнил переводчик.
– Я могу снять ксерокопию паспорта госпожи Ку?
– Нет, – отрезал переводчик.
– Я не вас спрашиваю, любезнейший, – осадил вьетнамца следователь. – Госпожа Ку! Паспорт, плиз! Ван копия. Ксерокс: ж-ж-ж! Был паспорт ван, стало – ту!
Вьетнамка достала из сумочки паспорт, с улыбкой протянула Воронову.
– Ван копия – авторучкой, – сказала она по-русски. – Ж-ж-ж – ксерокс только в присутствии консула.
– Без проблем!
Виктор переписал данные паспорта, вернул хозяйке.
– Как мне уведомить вас, если следственным органам понадобятся ваши показания?
– Письменно, через консула, – не задумываясь, ответил вьетнамец.
Воронов повернулся к переводчику.
– Любезнейший, – раздраженно сказал следователь, – зачем вы постоянно вмешиваетесь в наш разговор? Госпожа Ку…
Ми, предотвращая международный скандал, что-то сказала по-вьетнамски. Мужчина перевел:
– Госпожа Ку Тьу Ми поздравляет доблестных офицеров российской милиции с праздником 23 Февраля и просит принять скромный подарок.
Вьетнамка достала из сумочки две авторучки, протянула Воронову. Виктор принял подарок, пожал руку девушке и задержал ее ладонь в руках чуть дольше, чем требовали правила приличия. Ми смутилась, потупила глазки.
– Как мне обратиться к госпоже Ку? – спросил Воронов переводчика. – Ку – это имя или фамилия?
– Ку – фамилия. Тьу – первое имя, Ми – второе. К вьетнамской женщине надо обращаться полным именем, то есть Ку Тьу Ми.
– Госпожа Тьу Ми, позвольте, по русскому обычаю…
– Обнимать госпожу Ку Тьу Ми не надо! – запротестовал переводчик. – Во Вьетнаме не принято обниматься с незнакомой женщиной.
– Здесь не Вьетнам. Сибирь! У нас свои законы.
Вьетнамка вздохнула, показала пальчиком на щеку: «Ван раз!» Воронов чмокнул девушку. Свидетельница порозовела от смущения, прошептала по-русски: «Ах, как неловко получилось!» Виктор хотел возразить, что получилось очень даже здорово, и надо бы повторить, но сказать ничего не успел – девушка поклонилась офицерам и вышла за дверь. Переводчик подписал справку об отказе дачи показаний без участия представителя консульского отдела, попрощался с мужчинами и отправился вслед за Ми.
После его ухода заговорил Семин:
– Ты какого черта отпустил ее? Козодоев утверждает, что она похитила его паспорт и подбросила пистолет.
– Атомную бомбу она ему не подбросила? – рассматривая авторучки, спросил Виктор. – Ты, надеюсь, слышал, что она отказывается давать показания без консула?
– Ну и что? – не унимался оперативник. – Если консула нет, то ее допрашивать нельзя? Ерунда это все. Посидела бы в кабинете часа два, заговорила бы как миленькая. А то – стресс! Русский язык позабыла!
– Ленин встал, развел руками: что мне делать с дураками? – процитировал популярный стишок следователь. – Если ты желаешь международного скандала, то догони ее и допрашивай, а я – пас! Любое лишнее слово – и вьетнамка пожалуется консулу. Тот – послу. Посол позвонит в МИД, заявит протест. Министр иностранных дел побежит к президенту. Ельцин как узнает, что ты над вьетнамкой издевался, как топнет ногой, как закричит: «Где этот негодяй Семин? Доставьте его в Москву. В наручниках. В кандалах! Он меня перед всей мировой общественностью опозорил, перед другом Биллом дикарем выставил». И все, кранты тебе, дружок. Назад ты вернешься не скоро, лет через десять, беззубым стариком.
– Вызвал бы консула, и делу конец!
– Откуда вызвал? – рассердился Воронов. – Ты знаешь, где ближайшее консульство находится? В Сибири его нет, а из Москвы или Владивостока – путь неблизкий. Кто будет проезд консулу оплачивать? Кто будет ему командировочные платить? Наш министр? Позвони ему, расскажи, куда ты хочешь государственные деньги потратить. Министр тебя похвалит, в звании повысит.
– Понятно…
– Держи! – Виктор бросил на стол перед оперативником авторучку.
– Такие же ручки в киоске на проспекте продают, – оценил подарок Семин.
– Какой же ты черствый человек! Хорошенькая девушка – ангельское создание, чистое, невинное дитя, от всей души подарила необходимый в быту предмет, а ты от него рожу воротишь. Ну и что, что она эти авторучки в киоске купила? Не из Вьетнама же ей подарки везти.
В дверь заглянул Бериев.
– Ушла иностранка? Доставай бутылку, продолжим.
…Через два часа яростных споров очная ставка выдохлась. Стороны исчерпали аргументы и контраргументы и стали все чаще переходить на личности. Козодоев напирал на то, что Кайгородова употребляла наркотики, Елена в долгу не оставалась:
– Я с тобой целовалась? У тебя изо рта, как из помойки, несет. Кто с тобой целоваться будет?
– Сама на нарах ночь проведи, я посмотрю, чем от тебя пахнуть будет.
– Хватит! – хлопнула ладонью по столу Ахмедова. – У меня последний вопрос: вы настаиваете на своих показаниях?
– Настаиваю! – хором ответили потерпевшая и подозреваемый.
Еще бы не настаивать! Им было что терять: Козодоеву светил немалый срок, а Кайгородова билась за свое дальнейшее благополучие, за полгода сытой беззаботной жизни.
– Подписывайте протокол! – велела следователь.
– Не помешаю? – В кабинет вошел эксперт-криминалист. – Валя, я исследовал отпечаток пальца на пудренице. Его оставила потерпевшая.
Сергей Козодоев краем глаза заметил, как адвокат Дробышев поскучнел и разом потерял интерес к очной ставке, к ответам потерпевшей, к заявленным ходатайствам.
«Как причудливо тусуется колода!» – припомнил Сергей слова булгаковского Воланда. – «Убийство мамашиного любовника сошло мне с рук, а за преступление, которого я не совершал…»
– Козодоев, – прервала его размышления следователь, – вы слышали, что сказал эксперт? На пудренице обнаружены отпечатки пальцев Кайгородовой. Мой вам совет: прекратите запираться и расскажите, как все было. Суд учтет ваше чистосердечное признание.
– Я не грабил Кайгородову! – с вызовом ответил Сергей. – Я не знаю как…
– Довольно! – оборвала его следователь. – Я уже наслушалась вашего вранья. Пистолет – вьетнамка подкинула, пудреницу – наверное, мы с собой привезли. Остается нерешенным один вопрос: откуда на ней взялся отпечаток пальца потерпевшей?
– Когда на санкцию? – спросил адвокат.
– Завтра в одиннадцать буду ждать вас в городской прокуратуре.
Сергей посмотрел на Кайгородову. В ее глазах он прочитал: «Ну как, выкусил?»
«Если до встречи с прокурором я не придумаю внятных объяснений, каким образом у меня в квартире оказалась пудреница с отпечатками пальцев Кайгородовой, мне – конец! – решил Сергей. – На суде лет на восемь раскручусь, не меньше».
