Глава 52
Расправа над Альфредом Дрейфусом
Дело капитана Дрейфуса явилось своеобразным антисемитским погромом, организованным французским генеральным штабом. Его участники были не столько ярыми заговорщиками, сколько низкими и властолюбивыми людьми. Свою предательскую аферу они смогли осуществить лишь с помощью несокрушимой esprit de corps (круговой поруки).
В 9 часов утра 15 октября 1894 года, в роковой понедельник, сожалеть о котором имело все основания целое поколение французов, Дрейфус явился в управление генерального штаба в Париже, по улице Сен-Доминик, номер 10–14. Согласно приказу, он был в штатском и полагал, что его вызывают по служебному делу. К удивлению Дрейфуса, майор Жорж Пикар, бросив несколько маловразумительных слов, провел его в кабинет начальника генерального штаба.
Там не оказалось ни начальника штаба Буадефра, ни его заместителя генерала Гонза; зато, к возрастающему изумлению Дрейфуса, там сидела группа чиновников, включавшая в себя директора французской охранки Кошфера и майора генерального штаба маркиза дю Пати де Клама. Этот весьма недалекий вояка и напыщенный аристократ отличался многими достоинствами, но военная доблесть никак не входила в их число. Изощренный эстет, писавший неудачные романы, любитель оккультизма и друг иезуитов, он имел сомнительное счастье быть первым обвинителем незадачливого капитана.
В то утро 15-го числа дю Пати де Клам сказал Дрейфусу:
— Генерал Буадефр будет здесь через минуту. Тем временем окажите мне услугу. Мне нужно написать письмо, но у меня болит палец. Не напишете ли вы его за меня?
В соседней комнате находилось полдесятка военных писарей, но Дрейфус, как человек вежливый и услужливый, взялся за перо. Продиктовав на память две фразы, касавшиеся как раз того самого предательского документа, который намеревались приписать капитану, дю Пати де Клам воскликнул:
— Что с вами? Да вы дрожите!
На этой «улике» в дальнейшем и строилось обвинение. Дю Пати де Клам как свидетель в военном суде показал, что Дрейфуса вначале действительно бросило в дрожь, но потом он взял себя в руки. Военные судьи признали важными оба момента. Если обвиняемый задрожал, значит, совесть у него была нечиста; а успокоился он потому, что был предупрежден, и, как закоренелый предатель, лишь умело скрыл свое волнение.
Тогда Дрейфус усмотрел лишь враждебность в восклицании маркиза, но к такому обращению со стороны некоторых личностей он привык, будучи единственным евреем среди офицеров генштаба. Он подумал, что дю Пати де Клам недоволен его почерком. День выдался холодный и ветреный, а он только что вошел в помещение, поэтому пальцы у него онемели от холода, объяснил он. А потом, когда он продолжил писать, рука стала твердой и почерк четким.
Дю Пати де Клам посчитал этот факт неопровержимым «психологическим доказательством» против обвиняемого. Он встал и, наслаждаясь самым величественным моментом своей заурядной карьеры, торжественно произнес:
— Капитан Дрейфус, я арестую вас именем закона. Вы обвиняетесь в государственной измене!
Дрейфус удивленно взглянул на своего обвинителя и не произнес ни слова. Он не оказал сопротивления, когда Кошфер с помощником подошли, чтобы обыскать его. Ошеломленный всем происходящим, он, заикаясь, начал уверять их в полной своей невиновности. Наконец, он крикнул:
— Вот вам мои ключи! Идите ко мне домой и обыщите все! Я невинен!
Дю Пати де Клам держал под папкой наготове револьвер. Он наставил его на Дрейфуса, и тот возмущенно крикнул:
— Ну что ж, стреляйте мне прямо в голову!
Маркиз отвел револьвер и со значением произнес:
— Не наше дело вас убивать.
Тогда Дрейфус с минуту глядел на оружие и как будто начал понимать весь ужас происходящего. Рука его уже поползла к револьверу, но внезапно он отдернул ее, словно его обожгло.
— Нет! Я буду жить, чтобы доказать свою невиновность!
Все это время некий майор Анри из разведки — чья военная карьера и личная репутация должны были так же жестко переплестись с этим делом, как и судьба Альфреда Дрейфуса, — прятался за портьерой. Когда стало окончательно ясно, что капитан Дрейфус не желает покончить жизнь самоубийством, он возник на сцене, чтобы взять обвиняемого под стражу. Дрейфуса отправили в военную тюрьму на улице Шерш-Миди.
