Когда стало понятно, что регент Пруссии считает неутомимого Polizeirath чиновником отвратительным и бесполезным, для Штибера началась полоса серьезных неприятностей. При всех своих изощренных стараниях он никогда не был популярен ни в одном из лагерей, даже когда выступал в роли общественного деятеля и оказывал бесплатные адвокатские услуги бедным и угнетенным. Он пытался выставить свою кандидатуру — как либерала, разумеется — в Ландтаг, но с треском провалился. Теперь все враги, которых после тринадцати лет шпионской деятельности у него оказалось немало, объединили свои усилия и добились, чтобы его отдали под суд.

Штибер, припертый, наконец, к стене, не видел никакой возможности удержаться на каком-либо посту в государственном аппарате или судебной системе. И все же он недаром защищал в судах 3000 людей сомнительной репутации. Протоколы показывают, что он лихо справился и с выдвинутыми против него обвинениями, применив неожиданный тактический ход. На суде он признался, что подстрекательством, шпионажем и предательством он занимался исключительно по прямому приказу бывшего короля. Не отрицая справедливости предъявленных ему серьезных обвинений, он утверждал, что не совершал ни одного из инкриминируемых ему деяний без ведома и санкции Фридриха-Вильгельма. Этим ходом он сбил своих противников с их позиций, ибо осуждение его было бы равносильно публичному осуждению моральных качеств жалкого представителя царствующей династии, заключенного в закрытую лечебницу. Невозможно было доказать, что Штибер хоть когда-либо вел себя нелояльно, мстительно или непатриотично. Так что в конечном счете Штибера уволили со службы, зато оправдали в суде.

Учитывая его дальнейшую лидирующую роль в развитии военного шпионажа, контршпионажа и техники секретной службы, интересно проследить, как он провел годы своих вынужденных каникул (1858–1863), когда жил как частное лицо по милости регента Пруссии. Штибер и в эти годы не сидел без дела, а приступил к реорганизации секретной полицейской службы русского царя. В свое время он деликатно ликвидировал скандал, в котором была замешана жена русского атташе в Берлине. Об этом его умении действовать в подобных обстоятельствах вспомнили как раз тогда, когда он подыскивал иностранных нанимателей.

Штибер не стал жить в Петербурге, но ему было поручено сконцентрироваться на создании системы, которая дала бы возможность царским агентам выслеживать и арестовывать преступников даже после того, как они бежали из России. Ему назначили солидное жалованье и выдали крупную сумму на расходы по слежке за такими уголовниками, как обыкновенные злоумышленники, мошенники, фальшивомонетчики, грабители, а также за политическими преступниками, анархистами-заговорщиками и вообще всеми, находившимися в оппозиции к царскому правительству.

Следовательно, именно Штибер фактически создал эту систему внешней, практически распространенной по всему миру слежки, которая существовала до 1917 года как иностранный отдел российской охранки. Находясь в немилости у себя на родине, он в доказательство своего непоколебимого, хотя и странным образом деформированного патриотизма, не прекращал шпионажа в пользу Пруссии. В течение всего времени работы на российскую корону он тщательно собирал важные сведения о России и союзных ей странах.

Военные темы по-прежнему мало его интересовали. Его самые удачные шпионские расследования были связаны с подавлением демократических веяний, пока в один знаменательный для Штибера день 1863 года, который изменил всю его жизнь, его не представили Отто фон Бисмарку.