Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Мюзикл Стивена Сондхайма «Компания» прекрасно иллюстрирует сложность и запутанность человеческих взаимоотношений. По ходу пьесы супружеские пары говорят о своих разногласиях, однако между ними сохраняется близость. Главный же герой, Бобби, держится в стороне от этой неразберихи. Однако в итоге он понимает, что многое в жизни упустил, и, исполняя песню «Быть живым», поет о том, что человеку необходимы сложности, чтобы чувствовать себя по-настоящему живым. Мы открываемся для настоящей близости только в том случае, когда признаём, что синхронное сосуществование с другим человеком невозможно. Лишь принимая неизбежно сумбурную, бессистемную природу ежемоментных взаимодействий, создавая пространство, в котором можно быть одному, но вместе с другими, мы получаем возможность обрести существование, полное смысла.
Чтобы открыться для близости перед другими, необходимо иметь четкое представление о себе и владеть навыками саморегуляции. Саморегуляция и самоконтроль — разные вещи: последнее подразумевает необходимость обуздывать сильные чувства. Саморегуляция же — это способность участвовать в жизни и испытывать полный спектр эмоций, сознательно управляя собой. Теряя близкого человека, мы имеем право предаваться горю, испытывать глубочайшую печаль, не лишаясь, однако, способности жить и действовать. Гнев — вполне здоровая часть близких взаимоотношений — становится проблемой лишь тогда, когда вы в ярости утрачиваете ощущение себя и партнера. Все мы хотим обладать способностью испытывать острое удовольствие, но желательно при этом не утрачивать разум. Кстати, когда мы говорим об удовольствии, на ум сразу же приходит секс, то есть взаимодействие в паре, но многие могут наслаждаться жизнью и в одиночестве. Ребенок, полностью поглощенный игрой воображения, взрослый в темном театральном зале, неотрывно глядящий на сцену, с которой звучат слова, обращенные, кажется, к нему одному, испытывают невыразимую радость, истоки которой в том, что оба воистину чувствуют себя самими собой.
Ощущение себя произрастает из взаимодействий между родителем и младенцем на самом раннем этапе жизни. Но даже если этого по какой-то причине не произошло, человек всегда может научиться новым способам построения взаимоотношений, способных изменить восприятие самого себя. Герои фильма «Жив-здоров» выглядят потерянными и одинокими, но в танце, в свинге, находят себя. Они наступают друг другу на ноги, спорят из-за танцевальных шагов, проигравшие в состязании борются с разочарованием. Вместе проходя через эту сумятицу, неразбериху, герои фильма находят радость в принадлежности к новому сообществу, и это прекрасный пример как взаимной регуляции, так и саморегуляции. Танец, движение под музыку помогает человеку чувствовать себя спокойно в собственном теле. А саморегуляция возникает как при взаимодействии с партнером, так и во время одиночных движений.
Когда люди становятся родителями, время, проведенное с детьми, помогает им обрести самодостаточность и близость. Но если родители маленьких детей работают полный день и вечером падают от усталости, добиться «качественного времени», посвященного детям, очень непросто. Родители не понимают, почему детские истерики часто случаются именно тогда, когда они спешат приготовить ужин. Пример — история Лолы и ее мамы Симоны.
После долгого, трудного дня в офисной суете Симона возвращается домой, к трехлетней дочке Лоле, которой хочется поиграть с ней в какую-то сложную игру, требующую воображения. Но мозг Симоны и так перегружен. Она неспособна выполнить просьбу дочери, что вызывает у ребенка истерику, и так происходит каждый вечер. Это мучает Симону, которая изо всех сил старается согласовать свои потребности с нуждами Лолы.
Поначалу Симона воспринимала вечерние истерики дочери как злостное намерение «усложнить маме жизнь». Когда от усталости она не сразу понимала, чего Лола от нее хочет, та устраивала в гостиной кучу-малу из игрушек, снова и снова пытаясь вовлечь мать в игру. В результате Симона кричала на нее, потому что Лола, закончив одну игру, не убирала за собой игрушки, прежде чем начать другую. Их взаимный гнев и разочарование порождали невосстановленные сбои в общении, поскольку обе создавали смыслы друг друга, препятствующие связи.
Но как только Симона нашла в себе силы и время извлечь настоящий смысл из поведения Лолы, она поняла, что дочка просто скучает по ней, а истерики, возможно, возникали потому, что девочка весь день находилась в напряжении, сдерживала себя. Лола не могла справиться с разочарованием: мать, хотя и была физически досягаема, оставалась недоступной для игры.
Симона придумала замечательный способ решить эту дилемму. Она обнаружила, что когда они что-то вместе раскрашивают, а Лола сидит у нее на коленях, — у них появляется шанс к установлению связи. В то же время обе занимаются делом, успокаивающим и мать, и дочь. Им хорошо вместе.
В то лето, когда двое ее подросших детей уехали на каникулы, Клер почувствовала, будто в ней что-то изменилось, и эти перемены были не похожи на прошлые изменения. Вспомнилось одно давнее утро. Она тогда проснулась рано и, сидя на софе, пила кофе. Совсем маленький сын Эзра спал в плетеной колыбельке, а трехлетняя Рэйчел пригласила на чай кукол. Всем троим было так хорошо друг с другом!
Между мирным утром раннего детства и этим летом пролегли годы. Клер и ее муж Джаред пережили немало трудностей с каждым ребенком: слезы из-за того, что кто-то из друзей, вопреки договоренности, не пришел на игровую площадку; отказ администрации колледжа, в котором так хотелось учиться; смерть дедушки. Клер знала, что впереди новые испытания, но не могла не наслаждаться текущим моментом. Она видела, что все их трудности и усилия помогли детям четко осознать себя в мире и открыли им возможности для близости.
Эти две способности — ладить с самим собой и быть открытым к другим — тесно связаны. Способность находиться в одиночестве вырастает из взаимоотношений с другими людьми, а способность быть близким с кем-то проистекает из умения быть одному.
Многие убеждены, что в отношениях не только должна присутствовать полная гармония, но и каждый из нас должен быть доступен для взаимодействия в любой момент. Мы просто обязаны всегда быть готовы поиграть с детьми или дать совет изнемогающему под грузом проблем другу или партнеру. «Подача — возврат подачи» — термин, принятый среди специалистов по детскому развитию, — отражает мысль о том, что эмоциональный рост начинается с взаимодействия. Но в теннисном матче, именуемом жизнью, не каждая подача возвращается. Мы чувствуем себя комфортно в собственной шкуре только при наличии пространства, где можно разобраться в проблеме, понять ее суть.
Выяснилось, что способность находиться в одиночестве также берет начало в раннем детстве. Когда дети были еще младенцами, Клер окружала их неустанной заботой, но позже перестала откликаться на каждую их потребность, предоставив им возможность научиться комфортно чувствовать себя без посторонней помощи. Для того чтобы они ощущали близость мамы, ей вовсе не требовалось все время заниматься ими. И дети постепенно поверили в себя, а для поддержания этого состояния мама уже вообще не требовалась.
В мы обсуждали концепцию «достаточно хорошей матери», разработанную Винникоттом. Его работа, посвященная способности человека быть наедине с собой как важному этапу развития, гораздо менее известна, но не менее значима. Он пишет о том, что в начале психотерапевтической работы с родителями возникавшие паузы — моменты тишины — были наполнены страхом или гневом. Но после некоторого количества сеансов, когда у пациентов уже появлялось стабильное ощущение себя, они переставали испытывать неловкость во время пауз, и эти моменты были наполнены миром и покоем. Иными словами, пациент и терапевт могли быть каждый сам по себе, но вместе.
Выслушивая истории пациентов, Винникотт понял, что способность чувствовать себя комфортно наедине с собой развивается из ранних взаимоотношений родителя и ребенка. Он так описывает этот парадокс: «Способность быть в одиночестве основана на опыте пребывания в одиночестве вместе с кем-то; при отсутствии достаточного опыта такого пребывания эта способность развиться не может». И добавляет: «Зрелость и способность к одиночеству говорят о том, что у индивида была достаточно хорошая мать, которая развила его веру в безопасную среду». Безопасная среда включает в себя повторяющийся опыт ребенка в успешном преодолении невозможности родителей откликаться на каждую его потребность, таким образом способствуя развитию его веры в себя и в других (см. ). Такие взаимодействия становятся частью личности и ее существования в мире, помогая человеку не растеряться и не утратить себя, когда он сталкивается с миром один на один.
Способность управлять своим поведением и эмоциями в социуме необходима для хорошего физического и психического самочувствия. Парадигма «каменного лица» показывает, как способность к саморегуляции встроена во взаимодействия. Близость и саморегуляция — две стороны одной медали. Подобно тому как наше исследование иллюстрирует клиническую концепцию достаточно хорошей матери, проводимые в рамках эксперимента наблюдения за парами «родитель — младенец» служат иллюстрацией мысли Винникотта о развитии способности к одиночеству.
Анализируя видеозаписи пар «родитель — младенец» сначала во время игры, а затем в ходе эксперимента «Каменное лицо», мы отмечали различные реакции. В парах, демонстрировавших типичную модель сбоя и восстановления, дети, столкнувшись с ситуацией «каменного лица», были в основном способны к саморегуляции. Предоставленные самим себе, они были способны и без поддержки матерей в достаточной мере управлять собой: могли организовать свои движения и поведение так, чтобы подать матери сигнал «Ответь мне!»
Некоторые же взаимодействия были нетипичными, в них отсутствовал обычный процесс сбоев и восстановлений: либо на восстановление требовалось больше времени, либо слишком беспокойная и навязчивая мать не давала ребенку возможности постараться наладить отношения. Сталкиваясь со стрессом, вызванным ситуацией «каменного лица», такие малыши прибегали к самоуспокоению, выгибаясь, отворачиваясь, совершая хаотичные движения. И хотя самоуспокаиваться можно по-разному, саморегуляция отнимала у них все силы, и дети теряли способность к связи. Пытаясь отрегулировать себя, они отгораживались от мира, использовали все ресурсы, чтобы справиться с собой, и энергии на восстановление связи не оставалось.
Процесс разрывов и восстановлений дает ребенку возможность осознать себя и ощутить чувство доверия к тем, кто о нем заботится. На тот короткий период, когда малыш теряет интерактивного партнера и в какой-то степени находится в одиночестве, он все еще способен владеть собой: верит, что мама вернется, что он может с этим справиться и все у него будет в порядке. Но у детей с недостаточным опытом сбоев и восстановлений более хрупкое ощущение себя. Без поддержки интерактивного партнера такому ребенку трудно восстановить ощущение цельности, он всем своим естеством «осознаёт», что не может быть в одиночестве. Многие такие дети впадают в истерику или продолжают самоуспокаиваться и уходят в себя, хотя мать снова доступна для взаимодействия.
Подобная ситуация может происходить в любом возрасте. Известный терапевт и автор книг Сью Джонсон специализируется на работе с парами. Она сочла парадигму «каменного лица» настолько соответствующей ее клинической деятельности, что попросила нас создать видеоролик с участием взрослых людей. В отличие от описанного во вступительной главе эксперимента, когда взрослые играют роли ребенка и родителя, в этом ролике записана ролевая игра с участием взрослой пары. Волонтерам были даны подробные инструкции относительно их ролей, но когда началась игра, они принялись импровизировать.
Мы видим, как ссорятся сидящие друг против друга мужчина и женщина. Мужчина говорит: «Я не хочу ехать в гости к твоим родственникам. Они меня не любят. Они даже не замечают меня!» В середине разговора он вдруг умолкает, лицо становится бесстрастным, он словно отгораживается от партнерши. Потом отворачивается, смотрит в пол, несколько раз моргает и прикрывает глаза. Подобно ребенку в оригинальном эксперименте, его партнерша теряется и нервничает. Волнение в ее голосе нарастает, она тянется к нему всем телом, движения становятся напряженными и суетливыми. После нескольких неудачных попыток наладить контакт с помощью слов женщина начинает плакать, что заставляет мужчину повернуться к ней. Его лицо снова обретает выразительность, голос становится нежнее и мягче. Он произносит: «Я понимаю, что ты расстроилась, но я тебя ни в чем не виню». Потом объясняет, что ее семья унижает его, расспрашивая о карьере. Он говорит, что для него для важно продолжение разговора. Она смотрит на него, встречается с ним взглядом. Они восстановили связь, и выражение их лиц смягчается.
В своем блоге Сью Джонсон пишет:
«Общение между ребенком и матерью и между двумя взрослыми возлюбленными наполнено одинаковыми эмоциями, одинаковыми потребностями и движениями души. Любые любовные взаимоотношения — это танец соединения и разъединения. Сначала — стремление добиться внимания, а когда ответа нет, возникает протест, отторжение, эмоциональный срыв. Если мы в состоянии с этим справиться, наступает восстановление и воссоединение».
Джонсон замечает, что в обычной жизни партнеры, как правило, совершенно не осознают воздействия поведения с «каменным лицом». Она пишет:
«Помогая парам восстановить отношения, мы обнаружили, что взрослые любовники не имеют НИКАКОГО представления о том, какую боль и тревогу они причиняют своим возлюбленным, отгораживаясь от них и становясь недосягаемыми. Такие люди часто пытаются подобным образом избежать конфликта, но на самом деле разрыв связи только вызывает отчаянные и часто негативные попытки партнера заставить их откликнуться».
Осознавая суть этого процесса, замечая в себе и партнере признаки «каменного лица» и реакцию, вызывающую такое поведение, пары могут изменить свои отношения и найти путь к исцелению. Погружаясь в негативные чувства, партнеры становятся недоступными для контакта и могут ненамеренно продемонстрировать своему визави «каменное лицо», тем самым закручивая спираль, ведущую к несогласованности и непониманию. В такие моменты необходимо взять паузу, сделать несколько глубоких вдохов и выдохов и успокоиться, чтобы снова мыслить здраво. Взглянув на ситуацию с точки зрения другого человека, люди способны восстановить отношения и снова быть вместе.
Когда брак родителей начал рушиться, Амир учился в начальной школе. Самое, казалось бы, невинное замечание матери могло вызвать взрыв гнева у отца. Высказав в ответ что-нибудь резкое, он выскакивал из комнаты. И хотя в такие моменты мать физически присутствовала рядом с сыном, эмоционально она исчезала. Фактически исчезали оба родителя, и Амир чувствовал себя покинутым, его мир вдруг утрачивал смысл. Постоянный процесс сбоев и восстановлений с обоими родителями сменился длительными периодами сбоев без восстановлений. Такие баталии обычно происходили в конце дня, а на следующее утро, когда Амир собирался в школу, родители пребывали в хорошем настроении, и казалось, что все наладилось. На какое-то время мальчик успокаивался.
В конце концов родители развелись. Амиру больше не пришлось быть свидетелем непредсказуемых и пугающих конфронтаций. Он чувствовал себя более-менее нормально. Поступил в колледж, получил хорошую работу, вступил в брак. Как-то вечером, после тяжелого рабочего дня, он что-то рассказывал своему мужу Леону, а тот, казалось, совсем не слушал его, просматривая почту в телефоне. Амир почувствовал, как в нем поднимается волна гнева, и вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Обычный ненамеренный сбой вызвал неадекватную резкую реакцию.
Ребенком Амир часто предпринимал неудачные попытки в создании текущего смысла, что неизбежно приводило к утрате ощущения собственного «я». Повторяющиеся длительные периоды невосстановленных разрывов, когда он, лежа в кровати, слышал, как ссорятся родители, а его мозг и тело буквально заполонял кортизол, изменили реакцию организма на стресс. Невнимание со стороны мужа пробудило в нем такое же чувство утраты, как в те времена, когда родители, занятые собственными проблемами, отгораживались от него. На поведение Леона отреагировало не сознание, а тело.
Бурная реакция Амира с хлопаньем дверью не улучшила ситуацию. Зная по опыту, что физическая активность поможет ему успокоиться и восстановить связь с Леоном, он отправился на прогулку. Как и предполагалось, к концу квартала сердце перестало колотиться и дыхание пришло в норму. Случившееся больше не казалось крушением любви. Вновь ощутив единство с телом, Амир вернулся домой и смог поговорить с Леоном о своей вспышке.
В отличие от родителей Амира, Леон отреагировал на разрыв и не собирался делать вид, будто ничего не случилось. Но он также знал, что сразу же решать проблему не стоит: он мог подождать и предоставить Амиру время и пространство, чтобы тот успокоился. Леон понимал, что гнев направлен не на него. Его, конечно, волновала чрезмерная реакция Амира, но он сумел сдержать эмоции, включил любимую музыку и погрузился в нее. Вскоре Амир вернулся. Леон извинился перед ним, признав, что мог бы проявить большую чуткость, когда тот рассказывал о важном событии на работе. Вместе они сумели восстановить разрыв.
Физическая нагрузка — прогулка по кварталу — дала Амиру возможность снова почувствовать себя в своей шкуре. В этих взаимоотношениях, отличных от пережитых в детстве, он смог проработать и преодолеть неизбежные разрывы. Поскольку его ощущение собственного «я» окрепло, глубже стали и отношения с Леоном. А тот доверился Амиру и, зная, что он вернется и восстановит связь, мог ждать. Амир же сумел отпустить свой страх.
Эту сцену можно было сыграть по-другому. Например, Леон, уже бывавший свидетелем подобных инцидентов, мог сразу же объяснить Амиру, что корни столь неадекватной реакции лежат в его детстве и он понимает это. Такой ответ помог бы Амиру успокоиться, и у него не возникло бы нужды выскакивать из дома. Но вполне вероятно, что, предложив свою интерпретацию событий именно в тот момент, когда Амир уже пришел в крайнее возбуждение, Леон только усугубил бы ситуацию. Тогда обоим пришлось бы искать другой путь к воссоединению. На самом деле любой способ по результату сравним с реальным. Решающим фактором послужило то, что оба взяли паузу и предоставили друг другу пространство, чтобы успокоиться самим, а затем успокоить друг друга. Именно так выглядит реальный опыт построения крепких взаимоотношений, и начинаться он должен в раннем детстве.
Дорога, по которой идут от сбоя к восстановлению, не обозначена на карте. Порой для того, чтобы обрести пространство и время, позволяющее отрегулировать свое состояние и лучше услышать другого, достаточно сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Прогулка и погружение в музыку — тоже хорошие способы самоуспокоения.
Педагог и исследователь детского развития Джон Лалли, говоря о том, что ребенок после рождения продолжает расти и развиваться в контексте социального взаимодействия, использует термин социальное лоно. И хотя новорожденный младенец полностью беспомощен и зависим от того, кто о нем заботится, он все же обладает способностью к сложным социальным взаимодействиям, отличающей его от всех других живых существ. Младенец всего нескольких часов от роду уже может поворачивать головку на голос, следить взглядом за лицом и движениями своего тела, давать понять, готов он к игре или устал и предпочитает, чтобы его запеленали и оставили в покое.
С самого начала выживание младенцев зависит от реакций тех, кто о них заботится, причем имеются в виду не только физические потребности, но и эмоциональные сигналы. Это поддерживающее пространство Винникотт называл заботливой средой. Способность того, кто заботится о младенце, относится к нему с терпимостью и держит под контролем тревоги и огорчения, помогает детям создавать смыслы и учиться на собственном опыте. «Держать под контролем» не означает отрицать эмоции ребенка: это способность позволять ему испытывать глубокие чувства, однако не распускаться и не впадать в истерику. Казалось бы, мать, держащая ребенка на руках, совершает простой физический акт, однако для малыша важно ее лишь эмоциональное присутствие. Сцена у озера в жаркий полдень, описанная в книге Клаудии Голд «Помня о ребенке», отражает именно физическое и эмоциональное содержание заботливой среды.
«Мама пыталась надеть шапочку на головку грудного ребенка. Ему это явно не нравилось. Когда она попыталась соединить завязки под подбородком, хныканье переросло в мощный крик. Мама что-то нежно говорила малышу, судя по интонации, понимала, что он расстроен, но старалась утешить его. Она очень спокойно как бы сообщала ему, что понимает, как ему не нравится такое обращение, но уверена, что он в состоянии пережить это небольшое происшествие».
Подобное простое взаимодействие представляет собой пример заботливой среды, в которой дети учатся регулировать свои чувства. Проявляя физическую заботу о ребенке, но также признавая его эмоциональный опыт, мама помогает малышу скорректировать ощущения, кажущиеся ему невыносимыми. В одном эксперименте с «каменным лицом» мы обнаружили, что мама снимала стресс и негативные эмоции ребенка, положив ладони на его бедра, в то время как малыш находился в автомобильном сиденье.
Чтобы создать смысл себя в окружающем мире, каждому из нас необходим интерактивный партнер. Если мы не можем создать смысл ситуации, наше чувство собственного «я» оказывается под угрозой. Наше выживание зависит от сосоздания — совместного создания — смысла. На протяжении всей жизни способность оценивать новые ситуации и действовать в них, сохраняя обоюдное здравомыслие и чувство собственной значимости, зависит от бесконечной череды восстановленных сбоев, с которыми мы сталкивались в ранних взаимоотношениях.
В видеозаписи взаимодействия матери и ребенка мы наблюдали ранний пример совместного создания смысла. Шестимесячный мальчик пытается схватить игрушку, до которой он не может дотянуться. У него ничего не получается, он злится и расстраивается, смотрит в сторону, сосет большой палец. Немного успокоившись, тянется к игрушке, опять безрезультатно, он снова огорчается. Мать наблюдает за сыном, на лице нейтральное, но сосредоточенное выражение. Она начинает что-то говорить ему успокаивающим тоном. Ребенок затихает и снова пытается дотянуться до игрушки, на личике отражается сосредоточенность на объекте. Мать переставляет игрушку так, чтобы она оказалась в пределах достижимости. Ребенок хватает ее, рассматривает и улыбается: «У меня получилось!»
Мать не просто предоставила ребенку возможность дотянуться до игрушки — она заметила и поддержала его эмоциональный опыт, помогла превратить негативное чувство в позитивное. В этом взаимодействии важен набор средств ребенка, помогающих ему успокоиться, то есть он не полностью зависит от матери. Такая способность к саморегуляции очень существенна, она проистекает из каждодневной взаимной регуляции ранних взаимоотношений. Ребенок и мать вместе узнали, что он не только может расстроиться, не впадая при этом в истерику, но и способен сосредоточиться и побудить кого-то помочь ему в достижении цели.
Дети, создавшие смысл мира как безопасного и управляемого места, постепенно открывают новые смыслы и самостоятельно, и во взаимодействии с другими. Эти смыслы наполняют их энергией для исследования нового опыта с надеждой и любопытством. В такой ситуации саморегуляция и интерактивная регуляция находятся в равновесии. Это означает, что мы можем корректировать свое поведение и свои чувства во взаимодействии с другим человеком, чьи поведение и эмоции в данный момент оказывают на нас влияние. Данный процесс называется взаимной регуляцией. Однако саморегуляция, становясь доминирующей целью, создает предпосылки для трудностей (см. ). Чрезмерная саморегуляция за счет совместной регуляции — паттерн, наблюдаемый у детей матерей, страдающих депрессией. Такие дети поглощены самоуспокоением и самонаправленным регуляционным поведением: они отворачиваются от того, кто о них заботится, раскачиваются всем телом, сосут пальцы, а не получая достаточной поддержки, погружаются в себя. Подобным же образом саморегулируются их матери: сутулятся, отводят взгляд, отгораживаются от происходящего, становятся менее доступными для интерактивной регуляции со своими детьми. В результате ребенок и родитель создают модель взаимной дисрегуляции, отказываются работать над восстановлением разрыва и замыкаются в себе.
Саморегуляция проявляется с рождения и продолжается по мере роста и развития. В дошкольном и школьном возрасте в дополнение к телесной и эмоциональной регуляции данный процесс играет исполнительную функцию — это обобщающий термин, используемый для описания способностей к концентрации внимания, гибкому мышлению и контролю побуждений, занимающих центральное место в обучении и социальном взаимодействии.
Саморегуляция не только развивается на ментальном уровне, но и формируется посредством взаимодействий с другими людьми. В нашей лаборатории проводятся исследования процесса сорегуляции; мы планируем аналогичные экспериментальные исследования родителей и недоношенных детей, а также родителей, у которых диагностирована депрессия. Многие лабораторные исследования стресса содержат значительный фактор риска, поэтому определить воздействие конкретного стресса на взаимоотношения очень трудно. В данном случае мы приняли за рабочую гипотезу негативное влияние стресса на мать независимо от других факторов и на ее взаимодействие с младенцем.
В ходе эксперимента матерей и детей разделили на две группы. В каждом случае мать и ребенок поначалу играли вместе, а затем мама в течение двух минут слушала запись либо плача нескольких младенцев (ни один из них не был ее ребенком), либо гуления (и снова среди них не было ее ребенка). В это время ассистент занимал ее ребенка игрой. Он не слышал записи и не видел, как ее слушает мать. Затем она снова играла с малышом.
Проанализировав записи второго игрового эпизода, мы обнаружили, что дети, чьи матери слушали запись плача, чаще казались огорченными и подавленными по сравнению с детьми матерей, слушавших записи гуления. При этом, анализируя выражение лиц матерей, тембр голосов, способы прикосновения к детям и расстояния, на котором они от них находились, мы не обнаружили различий между поведением представительниц обеих групп. Казалось, дети каким-то образом определяли, что матери расстроены, однако мы ничего не замечали.
Другими словами, поведение младенца тесно связано с поведением матери. В процессе сорегуляции настроение ребенка влияет на мать, а ее настроение — на ребенка. В описанном эксперименте мать слышала плач, но плакал чужой ребенок, однако легко представить, что плач ее ребенка вызвал бы значительно больший стресс. Пытаясь изменить проблематичный паттерн взаимодействий, следует внимательно проанализировать их. Если взаимная регуляция перетекает во взаимную дисрегуляцию, то виноваты оба — и родитель, и ребенок.
У трехлетнего Дюка прекрасно развита речь, он был очень наблюдательным, все подмечал. Если в коридоре включали пылесос, мальчик прекращал играть и спрашивал: «Это что такое?» Когда мимо дома проезжал грузовик, он снова отвлекался от своих занятий, бежал к окну и высказывал свое мнение по этому поводу. Если нечто подобное происходило дома и рядом были родители — Дон и Кали, — такое поведение казалось забавным. Но когда Люк пошел в детский сад, начались проблемы, у него часто случались истерики. Однажды дети, закончив одно занятие, переходили к другому. Дети шумели, были возбуждены, и в этот момент Люку удалось выскользнуть за дверь. Воспитательница поймала его и так громко отчитала, что и сама испугалась и очень расстроилась. Ее состояние оказало огромное воздействие на сенсорное восприятие мальчика: он повалился на пол, вопил, брыкался и случайно ударил воспитательницу ногой в грудь. Матери пришлось забрать сына из сада. Придя домой, она строго спросила: «Почему ты это сделал?» В голосе звучало негодование. Конечно же, Люк понятия не имел, почему он так поступил. Отец не стал задавать вопросов, но отослал сына в его комнату.
Этот эпизод пробудил у Кали тягостные воспоминания о своем отце — тот не стеснялся в выражениях. Люк ничего не знал о детском опыте матери, но прекрасно понял, на какие кнопки в ее душе следует нажимать. Гнев родителей и строгие правила поведения сына, установленные ими, только усугубляли ситуацию. В результате Дон и Кали начали ссориться и обвинять друг друга. А Люк становился все более неуправляемым: в саду отказывался садиться в кружок с другими детьми и во время занятий бегал по комнате. И ребенок, и его родители застряли во взаимодействии, для которого характерен невосстановленный сбой.
Через полгода воспитательница предположила, что у мальчика синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Родители вынуждены были действовать. Их друг, специализирующийся на поведенческих проблемах маленьких детей, посоветовал обратиться к медико-социальному работнику. С помощью психотерапевта родители смогли разобраться в причинах неадекватного поведения сына: оказалось, что у него повышена сенсорная чувствительность. Значительную роль здесь сыграли и упреки в его адрес, и конфликт между родителями. Исследования свидетельствуют о том, что гены, связанные с импульсивностью и невнимательностью, могут проявляться только в среде, характеризуемой стрессом и нерешенными конфликтами.
Дона и Кали беспокоило поведение сына. Как только они начинали обсуждать его дурные поступки, их тревожность возрастала, и оба, сами того не замечая, срывались на крик. Вооруженные новыми знаниями о причинах неадекватного поведения Люка, родители нашли способы обуздывать свое беспокойство, убеждая друг друга, что все в конце концов наладится. Кали приходилось быть особенно осмотрительной, так как сын провоцировал ее. Поняв, что муж готов оказывать ей всяческую поддержку, она приняла его помощь в особенно мучительной ситуации. Родители перестали обмениваться взаимными обвинениями, взяли паузу, глубоко вдохнули, выдохнули и выслушали друг друга. Поняв особенности восприятия Люка, они стали более терпимыми и перестали так остро реагировать на выходки сына. В результате и Люк стал менее импульсивным. Эти изменения создали домашнюю среду, которая в большей степени соответствовала интенсивности его реакций.
Углубляя позитивные тенденции, родители признали, что особую чувствительность сына можно рассматривать как благо, особенно в контексте его творческих способностей и склонности к эмпатии, которую им удалось разглядеть. Дон и Кали побеседовали с воспитателями и объяснили, что сын, вероятно, с особой остротой воспринимает обстановку в классе. Чтобы помочь мальчику успокоиться, психотерапевт предложил несколько стратегий — например, позволять ему время от времени прогуливаться по коридору. Как только Люк научился контролировать свои чрезмерные реакции, изменилось и ощущение его собственного «я».
Ни Люк, ни его родители не были виноваты в дезорганизующем поведении сына, но своими действиями отец с матерью усугубляли его неадекватное поведение и усложняли выход из травмирующей ситуации, не уделяя должного внимания своим способностям к саморегуляции.
Неважно, как мы расцениваем определенный тип поведения, не имеет значения, что послужило его изначальной причиной, — урок, извлеченный из исследований «каменного лица», свидетельствует о том, что качество взаимодействия влияет на все типы поведения в любых взаимоотношениях и на каждом этапе развития в течение всей жизни. Каждый момент взаимодействия влияет на то, что произойдет в дальнейшем. Поведение ребенка, страдающего от дефицита внимания либо от гиперактивности или испытывающего оба состояния одновременно, оказывает влияние на каждого родителя и взаимоотношения между ними, а их поведение, в свою очередь, сказывается на ребенке.
Способность регулировать внимание развивается рано. Давайте рассмотрим смену пеленок — казалось бы, рядовое, неоднократно повторяющееся в течение суток занятие. Многие матери и отцы в эти моменты, что вполне естественно, комментируют свои действия. «А вот сейчас я вытру тебя влажной салфеточкой, она холодная», — предупреждает мама успокаивающим голосом. «Я забыл, что детский крем у нас на другом столике», — объясняет отец, передавая ребенку ощущение своего присутствия, хотя он всего на несколько секунд исчезает из поля его зрения. Эти типичные разрывы — холодная салфетка, родитель, скрывшийся с глаз, — быстро восстанавливаются. Но родитель уставший, пребывающий в депрессии, занятый другим ребенком или чем-то еще, часто неспособен удерживать внимание малыша. Все мы по-разному можем сосредоточиться на такой утомительной повседневной процедуре, как смена пеленок. Но когда тот, кто заботится о ребенке, почти все время где-то витает мыслями, способность младенца концентрировать внимание формируется с запозданием.
В исследовании долговременного воздействия послеродовой депрессии матери на развитие ребенка Линн Мюррей и Питер Купер из Редингского университета продемонстрировали, что качество непосредственного взаимодействия влияет на формирование внимания младенца. Очевидно, что дети приходят в мир с разным уровнем активности и разным качеством внимания, но эти различия не предрекают хода развития: способность ребенка удерживать внимание и перерабатывать информацию, получаемую из социума, определяется качеством взаимодействия «родитель — младенец». Родителям, страдающим депрессией, трудно поддерживать непосредственное общение и участвовать в игре, поэтому у их подросших детей чаще возникают поведенческие проблемы. Неудачи сорегуляции отрицательно сказываются на эмоциональном состоянии и формировании внимания малыша.
Не стоит винить родителей в том, что их проблемы могут препятствовать способности должным образом реагировать на потребности ребенка. Однако им все-таки следует найти силы и время, чтобы по возможности уделять ему как можно больше внимания, хотя бы ради того, чтобы иметь четкое представление о нем. Чувство вины — естественная составляющая родительского труда. Но «Я виноват» также означает и «Я ответственен». Что произойдет, если мы заменим слово «вина» словом «ответственность»? Принимая на себя ответственность, мы чувствуем, как у нас прибавляются силы. Если взаимоотношения между родителем и ребенком, возлюбленными и друзьями, коллегами и родственниками складываются не так, как хотелось бы, то, прежде чем кого-то обвинять, следует признать, что в этой пьесе у каждого своя роль. Чтобы сыграть ее по-другому, может потребоваться помощь, которая носит самый разный характер (см. ).
Мудрый коллега однажды сказал, что не стоит пытаться вырастить растение, не принимая в расчет освещение, место, почву и воду. Среда для растений жизненно важна. В знаменитой книге Ричарда Пауэрса «The Overstory» («Верхний ярус»), получившей Пулитцеровскую премию, рассказывается о том, что даже деревья вступают во взаимоотношения. Они общаются друг с другом, что в значительной мере влияет на их рост. Опубликованная в New York Times статья «Как стать родителем растения» иллюстрирует это положение. Автор описывает процесс адаптации растения, когда оно впервые появляется в доме. Советы автора по поводу полива и пересадки по мере роста очень похожи на рассуждения о сбоях и восстановлениях. «Эксперты говорят, что пересаживать растение надо в горшок всего на размер больше предыдущего. В горшок намного большего размера вы и воды будете лить значительно больше, что не принесет растению пользы», — пишет автор. И далее он предупреждает о неизбежности ошибок: «Самое большое препятствие на пути к тому, чтобы стать успешным родителем вашему растению, — излишний полив. Не сомневайтесь, с вами это тоже случится».
Одна наша подруга, честно признающая свою неспособность создать хотя бы подобие сада, говорит: «Воспитание детей отняло у меня все силы». За разными растениями ухаживают по-разному; точно так же и процесс воспитания детей зависит от каждого конкретного ребенка и от его среды обитания, которая в данном случае определяется взаимоотношениями, а не обилием или недостатком солнечного света и воды.
В процессе сбоев и восстановлений происходит энергетический обмен, необходимый для развития взаимоотношений. Ранние коммуникации закладывают основу, а полный их спектр — с родителями, братьями и сестрами, друзьями, коллегами, возлюбленными — продолжает формировать чувство собственного «я». И при каждом столкновении мы меняем друг друга.
Люди часто винят себя или других в проблемах, возникающих в их жизни. Но, как мы узнали в процессе исследований «Каменное лицо», обвинять кого-либо во время постоянной работы по осознанию себя в мире бессмысленно и бесперспективно. Застряв в модели невосстановленного сбоя, сделайте глубокий вдох и выдох и задайте себе вопрос: «А может, тот, другой, все-таки прав?»
В этой главе мы обсудили роль каждодневных мелких разрывов и восстановлений в формировании способности к саморегуляции и близости. В главе 5 рассмотрим, как мы приходим к пониманию жизненных крушений благодаря данной модели. Преодоление ежедневных стрессов, вызванных мелкими сбоями и восстановлениями, учит нас справляться с серьезными трудностями. Поверив в свою способность достойно переживать трудные времена, мы вступаем в борьбу, исполненные сил и надежды. И напротив, при недостаточном опыте интерактивных сбоев и восстановлений мы, пытаясь сохранять самообладание, полагаемся исключительно на самоконтроль, а это чревато уходом в себя, стремлением избегать любых социальных контактов. В кризисные времена такой человек может просто сломаться.
Войти с помощью соц. сетей: