Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Мы растили детей, заводили романы, налаживали контакты с коллегами — и непременно совершали ошибки: что-то упускали, не то и не тех выбирали, а многие свои поступки позже сами же признавали неправильными. С младенчества до седых волос мы черпаем силы в человеческих взаимоотношениях, какими бы несовершенными они ни были. Таким образом мы обретаем энергию, необходимую для движения от дискомфорта и стресса к цельности и креативности и получаем удовольствие при восстановлении связей. Подобные мысли могут показаться парадоксальными, потому что многие ожидают совершенства и от себя, и от своих отношений. Концепция полной гармонии с важными для нас людьми обладает мистической притягательностью: мы стремимся к идеальным взаимодействиям и испытываем глубочайшее разочарование, потерпев фиаско.
Видеозапись одного эксперимента из серии «Каменное лицо» наглядно демонстрирует ловушки перфекционизма. Сначала мы видим пребывающих в полной гармонии мать и двухлетнюю дочь. Они играют с мягкими зверушками. Как только одна из них начинает произносить какую-то фразу, вторая ее заканчивает, словно обе читают мысли друг друга. Между ними нет непонимания, мысли полностью синхронны. Очень приятное зрелище! Но когда начинается эпизод с «каменным лицом», девочка полностью теряется, ее движения становятся лихорадочными. Исследователи, наблюдавшие самые разные реакции в такой ситуации, были настолько обеспокоены поведением ребенка, что поспешили сократить эту часть эксперимента. Мать снова становится интерактивным партнером, однако девочка, которая, как и другие малыши, в оригинальном эксперименте вела себя вполне адекватно, никак не может собраться. Она ловит ртом воздух, не в состоянии правильно отреагировать на попытки матери успокоить ее. Потом в ярости бьет мать и спрашивает: «Зачем ты так сделала?» В рамках эксперимента ответ на этот вопрос найти непросто. Но мать не понимает, что ребенок в стрессе, и восклицает: «Прекрати драться!» Она не осознаёт гнева дочери и задает совершенно неуместный вопрос: «Тебе стало грустно, да?» Эмоция, выразившаяся в поведении девочки, — точно не грусть и не печаль; возможно, мать наделяет девочку собственными представлениями о том, что та должна чувствовать. Ни мать, ни дочь не в силах восстановить разрушенное.
Отсюда возникает мысль, что, несмотря на наблюдаемое вначале совершенство взаимодействия, отсутствие опыта нарушения и восстановления связи не позволяет ребенку пережить даже недолгую потерю контакта с матерью. Развивающееся у девочки осознание себя в мире исчезает при временном отсутствии человека, который о нем заботится.
Ребенок, имеющий опыт повседневных разрывов и восстановлений, становится личностью, его внутренний голос подсказывает: «Я могу это изменить». Когда человек — в детстве или во взрослом возрасте — снова и снова проходит через разрывы и восстановления отношений, у него развивается субъектность, определяемая ранее как ощущение способности контролировать собственную жизнь или эффективно действовать. Такие люди воспринимают новые ситуации с оптимизмом, вооруженные позитивным эмоциональным зарядом. Но те, кто ожидает совершенства, упускают радость перехода от негативных событий к позитивным и сближения границ собственного «я» с границами других людей.
Подпись под фотографией, на которой трехлетняя Аяна обнимает полугодовалого Джереми, могла бы гласить: «Что происходит?» Аяна уже осознала, что в обществе принято улыбаться на камеру, в то время как в широко открытых глазах Джереми отражаются недоумение и растерянность: мальчика удивляет не только сам процесс фотографирования, но и все, что его окружает. На фотографии, сделанной 20 лет спустя, улыбаются и брат, и сестра; судя по выражению их лиц, молодые люди осознали свою идентичность в этом мире. Но каким образом ребенок познавал мир и в процессе познания становился уникальным, неповторимым Джереми?
Ежемоментные сбои и восстановления — это и есть процесс превращения малыша Джереми в молодого человека Джереми, а затем в старика Джереми. Работа, совершаемая при переходе от разрыва к восстановлению, обязательна для развития границ, отделяющих «я» от «ты» и от всех остальных. Чтобы это понять, снова обратимся к Винникотту. Он описывает, каким образом у ребенка возникает ощущение себя при столкновении с границами, установленными теми, кто о нем заботится. Дети вовсе не стремятся к совершенству и гармонии: нормальный ребенок, двигаясь по пути взросления, постоянно устраивает беспорядок и вечно все ломает. В адресованном родителям эссе Винникотт пишет:
«Что такое нормальный ребенок? Он что, только ест, растет и мило улыбается? Нет, он совсем не такой. Нормальный ребенок, если он верит отцу и матери, ломает все препоны. Он пробует свои силы, все время что-то разрушая, калеча, пугая, сметая с пути, отправляя в утиль, хитря, обманывая и присваивая <…> В самом начале ему абсолютно необходимо жить окруженным любовью и уверенностью (и как следствие ее — терпимостью), иначе он будет пугаться своих мыслей и собственного воображения, а это означает отсутствие прогресса в эмоциональном развитии».
В окружении, где есть место для больших и сложных чувств, ребенок развивается в правильном направлении: у него присутствует ясное, позитивное представление «Я есть». Осторожно, не оскорбляя душу ребенка, человек, который о нем заботится, устанавливает границы поведения, тем самым передавая ему чувство безопасности, как бы говоря: «Для меня важны твои глубокие чувства. Я в любом случае буду с тобой. Ты не будешь одинок». В рассказе об эксперименте в начале этой главы очевидная неготовность матери к нестыковкам, сбоям, ее потребность быть идеально доступной может нарушить развивающееся у дочери осознание себя, тесно связанное с чувством субъектности.
Жизни двадцатисемилетней Мэй могли бы позавидовать все ее друзья. Она следовала планам, предначертанным для нее родителями, в школе получала отличные оценки, участвовала во внеклассных мероприятиях, и в результате ее приняли в престижный колледж. Отец и мать, добившиеся успехов в академической деятельности, прочили ей карьеру преподавателя, и она послушно следовала их советам. Мэй поступила в магистратуру, начала встречаться с симпатичным учителем старших классов, который замечательно вписывался в культуру ее семьи. Отец и мать встретили его с распростертыми объятиями, и вскоре она ощутила легкий нажим с их стороны: пора бы дочери выйти замуж и обзавестись семьей. Девушка не противоречила родителям, пока ее отношения с потенциальным женихом не прервались. Он был замечательной партией для родителей Мэй, но не для нее.
Впервые она позволила себе не обольщаться блестящими перспективами, а рискнуть и погрузиться в сложное состояние неуверенности. Ее поддержала подружка — они были близки еще с начальной школы. Печальная, одинокая, Мэй тем не менее надеялась на лучшее, и этого было достаточно, чтобы по утрам заставить себя выбраться из постели. Девушка записалась в местный гимнастический зал. Теперь выходные полностью принадлежали ей, и она возобновила занятия плаванием, любимым с детства. Как-то на тренировке в бассейне она случайно столкнулась с членами команды мастеров, которые предложили ей присоединиться к ним. Теперь по субботам Мэй рассекала водную гладь вместе с другими опытными пловцами, и с каждом взмахом рук и ног ее тело наполнялось ощущением гармонии: девушке нравилась четкая последовательность, организованность движений. Даже если поворот не удавался, она все равно продолжала плыть. Как пишет психиатр Брюс Перри (см. ), быстрые повторяющиеся движения, такие как ходьба, бег, плавание, играют важную роль в упорядочивании мыслей, поведения и эмоций. Мэй все полнее осознавала себя, чему в немалой степени способствовало воцарявшееся в зале после тренировки чувство товарищества.
Энергия, которую она черпала и в занятиях спортом, и в новых взаимоотношениях, помогла ей изменить сферу деятельности. Мэй поняла, что ей необходимы более основательные, более сложные взаимодействия с людьми, и решила стать социальным работником. Во время подготовительных занятий она встретила Честена. В отличие от ровных, абсолютно бесконфликтных отношений с предыдущим молодым человеком, с Честеном ей приходилось то ругаться, то восстанавливать отношения. Результатом стало глубокое чувство близости и прочной связи.
«Кто я такой? Где мое место? Что все это значит?» Такими вопросами мы задавались в детстве, но они так же значимы на протяжении всей жизни, пока мы развиваемся и меняемся. В работе «Элегантная неразбериха: размышления об исследованиях Эдварда Троника» психоаналитик Стивен Купер задает очень мудрый вопрос: «Каким образом два человека могут пребывать в полнейшей гармонии, если взрослые люди по большей части и представить себе не могут, куда заведет их собственный путь?» Стремясь наладить связь с другим человеком, мы приближаемся к его границам.
Мэй размышляла о своей жизни, вспоминая детство и стремление к совершенству, вновь переживая разрыв с прежним парнем, и с трудом узнавала в той девушке себя. Благодаря новому опыту и новым взаимоотношениям она создала более сложное, более истинное представление о собственном «я».
Мэй считала, что главные перемены в ее жизни произошли благодаря плаванию, новым друзьям, помощи клиентам в новой профессиональной сфере, взаимоотношениям с Честеном. Влияние детских достижений и переживаний на проблемы, возникшие после разрыва с прежним бойфрендом, было, по ее мнению, незначительным.
Сам по себе опыт взаимоотношений становится частью нашего организма и меняет смысл, который мы создаем о себе. Например, люди, которые находят исцеление, начиная петь в хоре. Во время репетиций участники проходят через бесчисленные циклы разрывов и восстановлений — как на индивидуальном уровне, будучи одним из голосов в хоре, так и во взаимоотношениях между хористами и дирижером. Неизбежные ошибки, совершаемые каждым во время исполнения сложных музыкальных произведений, необходимы для подготовки качественного выступления, а тяжелая работа по преодолению неразберихи и путаницы в отношениях ради создания единого звучания дарит удовольствие и радость, которую выступающие передают слушателям.
Делясь своими наблюдениями и открытиями о космосе, Стивен Хокинг писал: «<…> один из основных законов Вселенной состоит в том, что ничто не совершенно <…> Без несовершенства не было бы ни вас, ни меня». Он понимал, что ошибки воспроизводства в результате столкновения макромолекул были необходимы для возникновения жизни на Земле. Хокинг рассуждал о необходимости несовершенства в мире физики, а Винникотт говорил о том же, размышляя о развитии человека с рождения.
В первые недели жизни человеческие существа, в отличие от других млекопитающих, невероятно беспомощны. Новорожденный хаотично размахивает ручками в примитивном рефлексе Моро. У его паттернов сна нет ни ритма, ни логики. Он способен принимать пищу и испражняться в любое время суток. Причина такого поведения — в незрелом головном мозге. Такое поведение объясняется тем, что мозг новорожденного не до конца развит для обеспечения прохождения головки ребенка через родовой канал и примерно 70% роста мозга приходятся уже на период вне материнской утробы. И чтобы выстроить свой мир, новорожденный ребенок полностью полагается на того, кто о нем заботится.
Как может подтвердить любой родитель, забота о новорожденном — работа круглосуточная и без выходных. Согласно наблюдениям Винникотта, у матери, окруженной заботой и получающей поддержку (что не совсем характерно для нашей культуры), возникают более гармоничные отношения с ребенком. Винникотт говорит о «типично преданной матери», которая нормальным, естественным образом удовлетворяет потребности младенца. В первые недели, когда он совершенно беспомощен, а мать чувствует заботу о себе, возникает чувство единства родителя и ребенка.
Но такие гармоничные отношения — при условии, что и ребенок, и мать здоровы, — временны, они длятся около десяти недель, пока младенец не начнет обретать способность управлять собой. Его мозг развивается, тело растет, примитивные рефлексы гаснут, движения становятся более организованными. Винникотт отмечает, что в этот период мать должна «разочаровывать» ребенка — не пытаться немедленно удовлетворить все его потребности: теперь он должен развиваться самостоятельно. У нее появляется новая задача: она должна стать «достаточно хорошей матерью». Винникотт признаёт, что большинство матерей полностью заняты детьми в период беспомощности — а иначе и быть не может, — но позже они так же естественно превращаются в «достаточно хороших» матерей. Этим качествам по книгам не научишься.
Концепция достаточно хорошей матери часто трактуется упрощенно: те, кто заботится о ребенке, не должны пугаться своих ошибок. Однако в этой концепции отражается гораздо более глубокая истина: несовершенства необходимы для здорового развития. По Винникотту, несовершенства — или, пользуясь терминологией Хокинга, сбои — не только неизбежны, но и очень важны. Мать не обязана стремиться быть совершенной, ее дело — быть достаточно хорошей. Приспосабливаясь к ошибкам и несовершенствам матери, младенец познаёт неизбежные разочарования и учится справляться с ними. Так начинают формироваться границы между ребенком и другими людьми.
Именно в этом пространстве возникают зачатки саморегуляции, управления своим поведением, крайне важные для развития социальной компетентности. Управление своим поведением основывается на процессе переживания возникающих сбоев или неудач в общении с другим человеком (см. ). В книге «Игра и реальность» Винникотт писал:
«Хорошая, легкая среда на ранних этапах развития для каждого индивида является условием sine qua non, и это не нужно доказывать. Некоторые паттерны и тенденции роста могут быть унаследованы генетически, но все равно без хорошей поддержки со стороны социального окружения в эмоциональном развитии индивида ничего не произойдет. Заметьте, что в этом предложении отсутствуют прилагательные “абсолютная”, “совершенная” по отношению к роли окружающей среды. Эти определения подошли бы к машине, а человеческая адаптация со всеми ее дефектами и изъянами является неотъемлемой характеристикой легкого социального окружения».
Помимо научных трудов, Винникотт писал статьи, обращенные непосредственно к родителям, выступая в роли своего рода британского доктора Спока. В одном из таких эссе он писал:
«Если бы я был ребенком, я бы предпочел, чтобы моя мать терзалась всеми проблемами, характерными для человеческого существа, нежели быть воспитываемым кем-то, для кого все легко и просто, кто знает ответы на все вопросы и кому не знакомы сомнения».
Винникотт сочетал наблюдения педиатра и реальный опыт общения с родителями и детьми с работой психоаналитика. Взрослые пациенты, лежавшие на кушетке в его кабинете, по словам Винникотта, «регрессировали к зависимости» — подобно Эрику в начале работы с доктором Олдсом. Многие испытывали глубокое беспокойство, даже если периоды расставания с психотерапевтом были краткими, и остро реагировали на малейшие нарушения настроенности друг на друга, например если доктор чуть задерживался с ответом на какой-то вопрос, но при этом не впадали в отчаяние и могли объяснить, что с ними происходит. Эмоции, испытанные на стадии ранних взаимоотношений с теми, кто заботился о них в младенчестве, пациенты привносили во взаимоотношения с Винникоттом. Зигмунд Фрейд называл данный процесс переносом. Подобные взаимодействия дают возможность «заглянуть» в эмоциональную жизнь пациента в довербальный период его детства.
Опираясь на свой опыт, Винникотт создал концепцию «истинного “я”» и «ложного “я”». Он выслушивал признания взрослых, которые, подобно Мэй, не вполне уверенно осознавали себя. Благодаря опыту работы со взрослыми и детьми он пришел к выводу, что если мать не в состоянии удовлетворить все потребности ребенка, не всегда понимает его сигналы и ей на это требуется время, то она прокладывает для него путь адаптации к неопределенности, свойственной всем социальным взаимодействиям. Именно в таком случае ребенок развивает осознание себя, свое «истинное “я”».
И напротив: Винникотт наблюдал, как развивается «ложное “я”» — когда тот, кто заботится о ребенке, по ряду причин не может смириться с несовершенствами во взаимоотношениях. Вспомним видео, в котором девочка злится, а мать настаивает, что дочке грустно: можно представить себе повторяющиеся взаимодействия, при которых истинные чувства ребенка не принимаются, — малышка может «согласиться» с матерью, отвергнуть истинное чувство гнева и наконец загрустить, чтобы угодить ей. В истории Мэй мы наблюдаем то же «согласие». Следование гладкому пути, предначертанному семьей, исказило путь развития ее «истинного “я”».
Достаточно хорошая мать способствует здоровому развитию ребенка тем, что не всегда реагирует на все его нужды: ее «промахи» растут в прямой пропорции с растущей у малыша способностью справляться с неудачами самостоятельно. А слишком хорошая мать в стремлении к совершенству может тормозить развитие, происходящее исключительно в результате сбоев и восстановлений.
Сара послала психотерапевту голосовое сообщение, в котором просила о консультации по поводу неудовлетворительного поведения трехлетнего сына. Между делом она сообщила, что может говорить по телефону только с 14:00 до 14:30, поскольку в это время Бен спит. Женщина пояснила, что с 8:00 до 9:00 у него завтрак, затем игра и утренний сон. В полдень сын обедает, в 12:45 отправляется на прогулку, ко сну готов к 13:45 и, наконец, в 14:00 засыпает. «Тогда я могу говорить», — заявила она взволнованным голосом. Очевидно, что мать тратит много сил на организацию своего дня вокруг потребностей ребенка.
Отношения Бена и Сары с самого начала складывались непросто: в результате осложнений после кесарева сечения женщине пришлось два дня провести в реанимации. Этот период было для нее эмоционально напряженным, но потом их жизнь с сыном стала «как в раю». Однако когда он начал ходить, многое изменилось. Теперь все дни и ночи были заполнены настоящими баталиями, поскольку Сара тщетно старалась так же безотказно и безукоризненно реагировать на все его потребности, как и в грудничковый период. Бен отказывался ложиться спать, буянил в детской группе и устраивал истерики при малейшем отклонении от его ожиданий, например если на обед подавали курицу, а он хотел пасту. Когда Сара рассказывала о происходящем, могло показаться, что истоки такого поведения лежат в раннем нарушении их взаимоотношений и что она винит себя в том, что «покинула» ребенка в первые недели, когда очень плохо себя чувствовала и не могла заботиться о нем. Но, поразмыслив, женщина признала, что ее мать тоже страдала от самопрессинга, стремясь к совершенству в воспитании Сары и ее брата, и ради детей пожертвовала своими потребностями, собственным «я». В детстве Сара чувствовала себя подавленной и потом вспоминала вечно озабоченную мать, эмоционально недостижимую и отстраненную.
Паттерн отношений, в которых увязли Сара и Бен, возник отчасти из-за ее стремления больше «не разочаровывать» сына, что, по ее мнению, случилось в первые дни его жизни и повлияло на их взаимоотношения. Но на самом деле все гораздо глубже, поскольку женщина повторяла модель заботы своей матери. Размышляя о межпоколенческом паттерне слишком хорошей матери, Сара не только приняла недостижимость совершенства, к которому стремилась, но и поняла, что ее терзания по этому поводу были излишни, а поведение Бена могло быть отражением ее тревожности. Осознав, насколько сильно перфекционизм воздействует на эмоциональное состояние и ее, и Бена, женщина испытала облегчение, у нее появилась возможность расслабиться.
Как только Сара позволила себе быть более терпимой к неразберихе и сумятице, неизбежным при существовании рядом с малышом, и согласилась с тем, что ее теперешнее состояние действительно может помочь Бену справиться с собой, их взаимное беспокойство утихло. Бывало, что ей не всегда удавалось по первому требованию напоить его из кружечки-непроливайки, и сын яростно протестовал. Однако, несмотря на подобные проявления, Сара по вечерам иногда встречалась с друзьями. Как только мать с сыном поняли, что подобные нестыковки вполне можно пережить, сон мальчика улучшился, он с удовольствием посещал детскую группу и обзавелся друзьями. Процесс сбоев и восстановлений позволил матери и сыну сформировать более здоровые отношения, а их вера друг в друга и в самих себя упрочилась.
Урок, который мы извлекли из этой истории, применим к любым взаимоотношениям на протяжении жизни. Стремление к совершенству во взрослом возрасте также способно создавать беспокойство и препятствовать росту.
Члены правления компании, в которой работал Брайан, уже несколько месяцев пытались разобраться со сложной и вымотавшей всех проблемой. Они регулярно устраивали совещания, усаживались вокруг большого стола в конференц-зале и предлагали самые разные, подчас противоречивые решения. Некоторые участники этих совещаний имели, с их точки зрения, четкие представления о том, что и как следует делать, и они ни в какую не уступали другим членам правления, высказывавшим свои соображения. Процесс буксовал, споры и обсуждения не прекращались; многие даже стали бояться ходить на эти встречи. После очередного собрания подруга Брайана Кларисса, представитель местной общины, — она преподавала в танцевальной школе — отвела его в сторону и сказала: «А почему бы нам не провести следующую встречу у меня в студии?» Она предложила также начать встречу по-другому: перед обсуждением немного поболтать, поговорить о том, как прошел день. «И давай установим правило: просто выслушивать каждого выступающего, не прерывая», — добавила она. Брайан внял ее совету. Группа собралась в студии, и всем было предложено рассаживаться где угодно — те, кому не хватало стульев, могли воспользоваться ковриками для йоги, креслами-мешками, некоторые сели прямо на пол. Уже одно это ослабило напряжение. А потом Кларисса предложила проделать упражнение: все должны были встать, обойти комнату и выбрать партнера. В течение трех минут пары должны были рассказывать друг другу обо всем хорошем и плохом, что с ними случилось за неделю. Тот, кто слушал, не имел права прерывать рассказ или давать советы. В итоге все пришли к выводу, что такое упражнение отлично дисциплинирует. Когда наконец приступили к обсуждению проблемы, Кларисса еще раз доказала свое мастерство руководителя: пресекла поползновения прерывать выступающего и, не дослушав его, предлагать свои решения. Вооруженные опытом упражнения, выполненного в начале встречи, члены правления начали дослушивать до конца предложения коллег и только потом высказывали свои соображения. Неформальная остановка в студии действовала расслабляюще: теперь участники не опасались дать неверный ответ и не стремились немедленно прийти к идеальному решению. Более того: каждый начал задумываться о том, что, возможно, коллега не так уж и неправ. Участников вдохновил сам процесс, и новые идеи не заставили себя ждать. Неформальная обстановка, достаточное пространство и время для нерегламентированной работы над проблемой помогли упорядочить неразбериху в мыслях и найти действительно значимые решения.
Вот еще пример — история двух подруг. София и Изабель подружились еще во втором классе. У девочек было разное детство, но они быстро сошлись и уже не расставались. Когда София переехала на другой конец страны, дружба не угасла. Им нравилась одна и та же музыка, они вместе путешествовали, им было хорошо и спокойно друг с другом. Потом у обеих появились дети, и в прежде близких отношениях возникли первые трения: у женщин были разные взгляды на воспитание. Росли дети, и росли разногласия матерей. Когда детям пришла пора идти в школу, София приехала навестить Изабель, и женщины сильно поссорились. Позже ни та ни другая не могли точно вспомнить причину разногласий, однако подруги перестали общаться. А поскольку жили они в разных концах страны и у каждой были свои заботы, обе почти не вспоминали о случившемся. Годы шли. Подруги остро почувствовали утрату. Предпринимались робкие попытки помириться, однако в телефонных разговорах ощущались напряжение и неловкость. Прорыв произошел, когда София приехала в родительский дом на Восточном побережье. В это время у Изабель был отпуск. Женщины договорились встретиться в выходные и отправиться в пеший поход. Времени было предостаточно, и женщины наконец-то разобрались в произошедшем много лет назад. Долгая совместная ходьба сняла физическое напряжение, что позволило им провести эмоционально трудный разговор. Повторяющиеся ритмичные движения помогали слушать, и в результате каждая смогла объяснить свое видение ситуации. Обе женщины поняли, в чем заключалась причина разрыва, следовательно, они поднялись на новый уровень понимания друг друга и самих себя. В последующие годы, когда дети стали совсем взрослыми, подруги взяли за правило хотя бы раз в год, когда София приезжала навестить родных, подолгу гулять и разговаривать. Обе они оказались способны сохранить дружбу и присутствие в жизни друг друга на более глубоком и значимом уровне.
Работа над восстановлением разрыва, сбоя — как в определенный момент, так и на протяжении лет — позволяет нам расти и меняться. Истории, которые вы только что прочитали, доказывают, что новые смыслы возникают при совместном создании пространства, в котором можно выслушать другое мнение. И дело не только в том, чтобы найти правильные слова (в мы подробнее поговорим об этом. В создании нового смысла на всех уровнях, включая двигательный и эмоциональный, должны принимать участие и наши тела.
Одновременно с Дональдом Винникоттом, разрабатывавшем в Лондоне свою теорию, в Кембридже над теорией несовершенства трудился молодой педиатр Томас Берри Бразелтон. Он заметил, что у маленьких детей перед скачком в развитии наблюдается тенденция к нервному срыву. В предисловии к книге «Touchpoints» («Точки соприкосновения») — рекомендациях для тех, кто заботится о детях, — он писал: «Именно перед тем, как у ребенка происходит очередной прорыв по любой линии развития, в его поведении происходит сбой. Родители уже не могут ориентироваться на его прежние достижения. У ребенка часто наступает регресс в нескольких областях, его становится трудно понимать. Родители теряются, начинают беспокоиться. Но те родители, кто относится к такому сбою как нормальному и обязательно предшествующему новому уровню роста и развития, лучше понимают своего ребенка и не “вступают в бессмысленную борьбу”».
Эллен казалось, что как мать она не на высоте. После краткого — в несколько месяцев — периода, когда ее маленький сын Ной соблюдал паттерны нормального сна, все вдруг разладилось. Он просыпался по нескольку раз за ночь, причем уловить паттерн его пробуждений было невозможно. Мать разглядывала в Facebook фотографии друзей, у которых тоже были дети младенческого возраста, и не замечала на их лицах признаков чудовищной усталости, которую испытывала сама. От этого усиливалось чувство собственной неадекватности. Что только она не делала: каждый раз, когда Ной просыпался, брала его на руки и укачивала, позволяла ему кричать, пока он не уснет от усталости. Перед тем как положить ребенка в кроватку, она сама кормила и переодевала его, а когда Ной просыпался в два и в четыре часа ночи, бутылочку ему давал муж. Но Эллен все равно не спала и в результате днем не могла ясно мыслить. Постепенно безнадежность затягивала ее все глубже.
А потом Ной начал делать первые шаги. И почти одновременно с обретением способности к прямохождению сон также стал налаживаться. Теперь он реже просыпался по ночам. Методы, которыми пользовалась Эллен, чтобы укладывать его в первые месяцы жизни, снова возымели свое действие. Теперь она больше отдыхала, и туман депрессии начал рассеиваться.
Бразелтон глубоко сочувствовал и родителям, и детям. Он не только понимал, что ощущают дети, как они относятся к сбоям в установленном порядке, но и видел, с какими сложными комплексами приходится сражаться родителям, приспосабливаясь к новой жизненной роли. Родители с нереалистичными ожиданиями, с трудом понимающие поведение ребенка и его сигналы — не плохие родители; это растерянные родители. Чувства неадекватности и вины не позволяют им ясно видеть ситуацию, а беспокойство заставляет управлять поведением ребенка. Нередко они обращаются к педиатрам с просьбой о помощи.
И хотя в «Точках соприкосновения» Бразелтон говорит прежде всего о взаимоотношениях детей с членами их семей, предложенная им модель мышления относительно сбоев в детском поведении применима к любым сбоям на протяжении жизни. Эта модель включает в себя фундаментальные принципы теории открытых динамических систем (см. ), а именно: беспорядок сам по себе рождает энергию, питающую развитие и движение вперед.
Для представителей современной культуры характерно ожидание совершенства как от себя, так и от взаимодействий с другими. Мы наблюдаем растущую нетерпимость к беспорядку и путанице. Найдите в поисковиках слово «перфекционизм», и на вас обрушится множество статей с заголовками типа «Молодые люди захлебываются в растущей волне перфекционизма», авторы которых рассказывают об исследованиях этого феномена. Для измерения уровня перфекционизма ученые пользуются Многомерной шкалой перфекционизма, разработанной в начале 1990-х годов психологами Полом Хьюиттом и Гордоном Флеттом. Данные одного исследования свидетельствуют о том, что с 1986 по 2016 год уровень перфекционизма среди студентов из британских, канадских и американских колледжей вырос на 33%. Ведущий автор данного исследования писал в New York Times: «Миллениалы чувствуют давление социальных сетей, заставляющее их сравнивать себя с другими и стремиться к совершенству». (В мы подробнее обсудим эту тему.) Кэйти Герли, эксперт по вопросам воспитания, описывает «синдром совершенной девочки» на примере девятилетней Грейси, которая «уже распланировала всю жизнь наперед и не намерена совершать какие-либо ошибки на этом пути».
Стремление к совершенству заставляет целое поколение взрослых людей с самыми разными душевными расстройствами прикладывать неимоверные усилия к достижению идеала. Разработчики упомянутой выше шкалы пришли к выводу, что перфекционизм соотносится с депрессией, беспокойством, пищевыми расстройствами и другими эмоциональными проблемами. Изобилие книг, журналов и постов в соцсетях, описывающих, как правильно сделать то-то и то-то, множество вдохновляющих советов вызывают ощущение, что совершенство вполне достижимо — важно лишь найти правильный подход. Больше всего лайков собирают посты, предлагающие «Шесть шагов к идеальному браку» или «Десять советов по воспитанию жизнестойкого ребенка». Но предположения о единственно верном пути к успеху, рекомендации экспертов, убежденных в том, что действовать в любой ситуации надо именно так, а не иначе, создают иллюзию, будто любые сложности и путаница взаимоотношений легко преодолимы. Книги и статьи, предлагающие «практические советы» по достижению идеала, возбуждают тревожность и препятствуют росту. Для решения любой проблемы существует бесчисленное множество правильных способов, но конкретная проблема отношений между конкретными людьми имеет только одно решение: оно — внутри самих отношений.
О настроениях в обществе можно судить по дискуссиям, которые мы устраиваем после выступлений перед профессионалами. Педиатры, медсестры, консультанты по грудному вскармливанию, патронажные сестры и другие специалисты рассказывают о давлении, которое они испытывают со стороны пациентов, требующих четких ответов на вопрос «Что делать?» Многие признают, что такое большое значение, которое сейчас придается советам экспертов, подрывает естественный авторитет родителей, мешает им вместе с детьми развивать веру в себя и ставит под вопрос возможность справляться с проблемами самостоятельно.
По большому счету подобный характер советов и рекомендаций препятствует и процессу восстановления. Это не означает, что каждый должен следовать по пути проб и ошибок в одиночку, без какой-либо помощи. Но работа над сложными моментами взаимоотношений, в ходе которой вас услышат, выслушают, поддержат, — более эффективный и разумный путь, чем обращения к рубрикам готовых советов и ответов.
Выступая перед группами матерей маленьких детей, Клаудия в полной мере оценила желание «правильного ответа» на любой вопрос родителей, столкнувшихся с проблемой. Но она не дает ответов, а просто выслушивает рассказы мам, побуждает их доверять себе и поступать по своему разумению. Клаудия все время повторяет, что все матери, возможно, будут совершать ошибки, но именно такие промахи способствуют здоровому росту и переменам.
Одна мама хотела узнать, как реагировать, когда ее трехлетняя дочка швыряет через всю комнату туфельки: «Надо ли запрещать ей так поступать? Должна ли я пытаться узнать, что она в этот момент чувствует?» Клаудия помогла женщине понять, что может произойти, если она не разберется в ситуации. Предположим, мама решит твердо ограничить подобное поведение, а дочка закатит истерику. Значит, мама неправильно оценила способность дочери управлять собой. Понимая, что девочка устала и не в состоянии справиться с эмоциями, мать может изменить курс и вместо запрета найти способ успокоить ребенка. Но как реагировать, если она попытается поговорить с дочкой, чтобы понять, какие эмоции та испытывает, а девочка по-прежнему будет неуправляема? В данном случае мама, возможно, поймет, что сейчас дочери нужна именно твердая рука. Когда мать и дочь выработают совместное решение и каждая пройдет через опыт разрыва и восстановления, их взаимоотношения станут более зрелыми, углубится доверие друг к другу, потому что они вместе преодолели трудный путь.
Для описания надежных, защищенных взаимоотношений, в которых принимается и понимается любой опыт, Винникотт использует термин поддерживающая среда. Концепция поддерживающей среды предлагает альтернативу стремлению опираться на советы специалистов. Когда люди чувствуют, что их отношения серьезны, они работают над разрывами и разладами, а не избегают их.
Но как определить полноту взаимоотношений? И если сбои и восстановления — пища для души, а сложности и путаница необходимы для роста и близости, то что мешает людям погружаться в эту неразбериху? Пока в историях, с которыми вы уже познакомились, речь идет о том, что отношения не углубляются и не развиваются, если люди боятся неопределенности и в сложных условиях не чувствуют себя в безопасности. А когда понимают, что разлад не так уж страшен, их отношения становятся более здоровыми. В главе 3 вы узнаете о том, как тело и разум подсказывают нам, когда можно без опаски погрузиться в атмосферу неопределенности, неуверенности и неразберихи.
Войти с помощью соц. сетей: