Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Сейчас многое стало проще — проще в своей хаотичной радужной сложности. Биологический пол отделен от психологического. Черно-белая оппозиция «м» и «ж» более не актуальна. В научной литературе теперь популярен термин «гендерквир», которым обозначают безграничную серую зону небинарных людей, не мужчин и не женщин. Ученые определяют современный гендер как множество идентичностей с десятками подвидов. Гендерфлюиды легко меняют психологический пол: сегодня «она», а завтра, возможно, «он». В демигендерах один психологический пол превалирует над другим. Агендеры вообще не чувствуют в себе пола, обходятся в жизни местоимениями «мы» и «они», избегают грамматических родовых окончаний. Трансгендерность, которую считали патологией, в мае 2019 года официально выведена из списка психических заболеваний, и теперь это «вопрос, связанный с сексуальным здоровьем».
Многое стало проще. Раньше было сложнее, жестче. Промежуточные состояния между двумя полами считали отклонениями от нормы. Только ангелам позволяли быть андрогинами. Небинарным людям не оставляли выбора: операцию по смене пола разрешали, если они признавали себя психически ненормальными. В противном случае приходилось мириться со своей чужой натурой. Они жили словно бы в теле другого. Это была жестокая пытка. От нее сходили с ума.
Мораль и законы запрещали таким людям быть собой, им приходилось выдавать себя… за самих себя. Они становились собой лишь в костюме и гриме противоположного (то есть своего внутреннего) пола. Превращались в травести поневоле.
Это были в общем-то тихие обычные люди — не герои, не актеры, не щеголи, не скандалисты. Кто-то путешествовал, кто-то тихонько занимался наукой, кто-то давил мух в унылом департаменте, иные счастливцы вовсе ничего не делали, чувственно, в пепел, прожигая богатую жизнь. Все были очень разными. Объединяло их лишь это безумное чувство другого в себе.
Люди высокого социального положения и образования спокойно принимали свое инакочувствие и пол. Они были гибки и артистичны, гибкость примиряла их с биологическим полом, артистизм помогал сочинять привлекательную внешность, легко смешивать мужское с женским. Юноши порхали по бальным залам в муслиновых платьях и в шутку закручивали романы с вельможами, дамы носили мужские сюртуки и каскетки, не забывая, впрочем, о пудре, помаде и неизбежной юбке. Самыми независимыми были русские аристократы-травести. К мнению общества и статьям законов они относились с великолепным барским презрением. Их любовь подчинялась лишь ритму собственного мятущегося сердца.
Меньше везло тем, кто рождался в простых неученых семьях. Такие превращались в изгоев, мучились от невозможности открыться, быть тем, кем себя ощущали. Они самостоятельно меняли пол одеждой и пером в документах и жили так, пока не попадали в полицию или в «дурку».
Только во второй половине XIX века русские врачи начали изучать трансвестизм — сначала по книгам европейских коллег, позже по собранным анамнезам и судебным случаям. Они признали трансвестизм психическим заболеванием. Как ни странно, тогда это был прогрессивный шаг, ведь до вмешательства врачей такими людьми занималась только полиция.
В отличие от европейских законов, в русском Уголовном кодексе не было отдельной статьи о трансвестизме. Этот феномен еще плохо знали юристы — да и что такое сотня случаев в масштабах огромной империи? Переодевание в одежду противоположного пола полиция могла счесть «нарушением общественного спокойствия и порядка», указанным в третьей главе «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных». Если же в травестии усматривали злонамеренный умысел (с целью кражи, бродяжничества или даже государственного преступления), пойманному грозило серьезное наказание, вплоть до ссылки в Сибирь. Впрочем, таких дел в архивах я не обнаружила. Пойманного обыкновенно допрашивали и, не найдя «тайного умысла и злонамерения», отпускали с миром и строгим выговором.
Когда свое слово сказали врачи, пойманных трансвеститов полиция стала с легким сердцем отправлять в их заботливые руки. Вместо допросов в затхлой камере небинарные люди терпели нахальное ощупывание в стерильных медкабинетах. И сложно сказать, что было унизительнее.
Правда, лишь благодаря протоколам дознания, автобиографиям пациентов и трогательным исповедям, анамнезам и медицинским наблюдениям, а также дивным сюрреалистическим советским доносам в лучших традициях Хармса и Зощенко сейчас можно восстановить — хотя бы в общих чертах, в случайных объемных деталях — жизнь русских травести поневоле и разноликую, многообразную культуру инакочувствующих.
Войти с помощью соц. сетей: