Глава 16. КАЗУС ШУЛЬЦА

Обычно полупустой и полусонный зал Московского окружного суда был в тот день переполнен. Газетчики в круглых очках шуршали карандашами. Фотографы с треногами бегали взад и вперед, расталкивая шумных зевак, пробравшихся на слушание. За деревянной балюстрадой в окружении часовых с винтовками сидели обвиняемые: две аккуратные барышни, похожие на комсомольских секретарей, и два господина — один с профессорской бородкой и дрожащим пенсне, второй полноватый, холеный, с напомаженными волосами, как у артистов.

Народ возмущенно переговаривался, хроникеры пыхтели вспышками, журналисты присвистывали от удовольствия и вкусной сенсации, охранники лязгали прикладами, огрызались на публику. Судья гневно зацокал молоточком. Гул резко стих. Обвинительная коллегия готова огласить приговор. На окрик охраны «встать!» подсудимые неуверенно поднялись. Председатель коллегии, резвый товарищ Вальтер, вскочил с кресла, прокашлялся и без бумажки, зычно и от души начал заключительную речь: «Товарищи, на дворе 1930 год. Мы живем в индустриальную эпоху, в столице Советской России. И кто бы мог подумать, что в это прогрессивное светлое время в самом центре Москвы, в многонаселенном доме советские граждане будут устраивать средневековый шабаш, огульную контрреволюцию, разврат и членовредительство!»

Зачинщиком всех этих преступлений суд признал Шульца Дмитрия Ивановича, тридцати семи лет, безработного и неженатого, — того самого напомаженного господина за балюстрадой. Его приговорили к расстрелу.

Кроме нескольких пунктов, обвиняемый признал свою вину: да, он ненавидел советскую власть и считал ее преступной, да, он создал секту, избивал и мучил ее членов, но ведь он был истинным пророком, нес слова последнего Откровения людям и карал ослушавшихся его воли. Поступал жестоко, был садистом, трансвеститом и авантюристом — он был согласен, он все это признал.

УЧЕНИК БУЛГАКОВА

Шульц был чертовски талантлив, это отмечали даже судьи. Хорошо знал литературу, неплохо рисовал, уверенно лепил, играл на виолончели и скрипке, сочинял стихи, отлично танцевал, писал и ставил пьесы, гипнотизировал и пугающе быстро подчинял своей воле окружающих. Все это он унаследовал от матери, немецкой обрусевшей дворянки, типичной дамы fin de siècle. Экзальтированная и полуобморочная, она до потери чувств обожала мистику, запоем читала Блаватскую, увлекалась русскими философами Соловьевым, Булгаковым и Мережковским, верила в духов и беседовала с ними по душам на спиритических сеансах, которые проводила в своей просторной нижегородской квартире. Ее муж, преподаватель иностранных языков в Кадетском корпусе, не слишком интересовался мистикой, но любил супругу и не мешал общаться с потусторонними силами. Дмитрий и младший брат Генрих иногда участвовали в этих сеансах. Генриха интересовала духовно-мистическая сторона, Дмитрия — сугубо артистическая. Он, тихонько улыбаясь, наблюдал за тем, как мать гениально меняла выражение лица, как она вдруг бледнела, закатывала глаза, мелко тряслась и томно изгибалась, пока бестелесные духи ей нашептывали вселенские истины. Он смотрел и запоминал мимику, повороты, жесты, слова.

Родители обожали театр, по праздникам устраивали домашние спектакли. Дети тоже втянулись, придумывали и ставили пьески. Дмитрий уже в пять-шесть лет сочинял сказки и разыгрывал их вместе с братом, в гриме и костюмах, как положено. Он ощущал приятную дрожь от прикосновения пуховки к лицу и приходил в нервный восторг, когда надевал сшитые мамой костюмы, забавные маски и колпаки. Он хотел на сцену, но отец отправил его в Аракчеевский кадетский корпус, в котором сам преподавал, а значит, мог приглядывать за впечатлительным сыном. Но недоглядел: корпусной пастор увлек Дмитрия религиозным мистицизмом, да так, что мальчик стал отчетливо слышать голоса и видел, как посреди класса из ниоткуда возникали смутные фигуры изможденных святых и ласково ему улыбались. Об этом Шульц поведал пастору и сокурсникам. Первый счел его истинно верующим, кадеты обозвали полоумным. Мальчик решил, что всему виной не вера, а его бурная фантазия, которая, как он сообщил на суде, «тогда окончательно унесла меня в мир собственных грез».

Грезы, впрочем, не помешали окончить корпус и поступить в Московский коммерческий институт, где все подчинялось стройной логике торговли, букве законов, цифре бухгалтерских смет. Фантазер Шульц получал образование в самом меркантильном заведении Первопрестольной, и в этом нет противоречия: в талантливом гибком юнце уживались мещанская расчетливость и вера в духов, любовь к поэзии и математике, языческий эрос и христианский логос, садист и артист, мужчина и женщина. От гремучей смеси противоположностей можно было сойти с ума. Иные сходили, но не Шульц. Оставаясь в здравом рассудке и твердой памяти, он объявил себя пророком, ниспосланным в Советскую Россию, чтобы передать истинное и последнее Откровение, перед тем как наступит вечное Царствие Божие на земле.

В своей богоизбранности он утвердился на институтских лекциях именитого философа Сергея Булгакова, чьим верным учеником новоявленный пророк отныне себя считал. Вдохновленный сложными речами о Премудрой Софии и всеединстве Бога, Шульц придумал объединить основные религии в одну, ведь Бог являет себя в единении, а дьявол — в разъединении. Он даже собрался писать с Булгаковым дипломную работу о проектировании христианского государства, но в 1917 году грянула революция, и Шульц бросил институт. Однако идею о новой религии не оставил, набросал ее проект и начал вербовку последователей — дьявольским словом и фокусами.

СПИРИТУАЛИСТ-УТЕШИТЕЛЬ

Шульц оказался в правильном месте в правильное время. После революции большевики объявили об отделении церкви от государства, признав религию частным делом каждого. Христианские праздники отменили, но во время «бывшего дня Пасхи» по улицам свободно расхаживали счастливые, по-воскресному одетые люди с вербами в руках. И власти будто не замечали те робкие ручейки верующих, что текли вокруг церквушек в ночь на Рождество. Религия была отменена, но религиозность сохранялась. И даже мятущиеся наивные комсомольцы хотели искренне и глубоко верить во что-нибудь невыразимое, высшее, для чего вожди пролетариата не подходили. Высшими и невыразимыми заблудшие овцы иногда считали фокусников и мошенников, которых в эпоху НЭПа развелось великое множество. Каждый завлекал душевными вечерами, духовными песнопениями, соборными молитвами, спиритическими сеансами, чрезвычайно модными в то прогрессивное время. В отличие от них Шульц обладал настоящим даром гипноза, недюжинным артистическим талантом и искусством чревовещания. Время, обстоятельства и талант сподвигли недоучившегося студента стать тем, кем он мечтал, — медиумом и пророком.

Он не спешил, начал с малого, с робких камерных спиритических сеансов, повторяя точь-в-точь то, что делала его мать. Первый провел в 1919 году в Вольске, куда переехал со своей молодой женой Марго, убегая от Гражданской войны и армейской призывной комиссии. Собрав немногих знакомых и родственников на квартире, он впервые вступил в связь с духами, громко заявившими о своем присутствии упавшей чугунной сковородой и раззвонившейся утварью (ее дергала за веревочки Марго, прятавшаяся в кухне). Гости поверили: Шульц истинный медиум. Но общение с высшими силами пришлось на время прекратить: пророк спешно вернулся в Нижний Новгород, получив должность преподавателя иностранных языков при школе «Коммуна», как теперь назывался его родной Аракчеевский кадетский корпус.

В 1920-м школу эвакуировали в село Юрино, где медиум продолжил спиритические сеансы, приглашая малознакомых людей, рабочих и вузовцев. Позвал и своих новых учеников, крепких молодых парней Николая Макарова и Григория Зайцева, игравших в любительской театральной труппе, которую Шульц собрал при школе. С вербовкой заблудших овец ему помогал младший брат Генрих. Образованный, хитрый, вкрадчивый, подкованный в вопросах религии, он стал правой рукой, идеологом и серым кардиналом секты.

Спиритические сеансы устраивали почти каждый день по отрепетированному сценарию: круглый стол, свечи, неожиданно падавшие сковородки, тарелки, ножи, голоса духов и завывания Шульца, вещавшего истину белыми стихами. Медиум придумал и новый фокус: просил высшие силы погасить свет, и комната вдруг погружалась во тьму.

После серии удачных сеансов Шульц решил представить своей пастве духов-помощников, вкладывавших в его пророческие уста откровения. Их происхождение и житие могли бы стать сборником увлекательных повестей в жанре фэнтези — беспредельная фантазия была еще одним безусловным талантом Шульца. Куколка Маркизет помогала пупсам и послушным детям, которым дарила конфеты. Матрена Филиппьевна, родом из Кривого Зоула, была заступницей страждущих, то есть всех участников секты. Фома Тарквемедо, великий инквизитор, помогал шульцевским экзекуторам в их нелегком деле и утешал наказуемых сектантов. Еще были Маргарита Гастнер, Казибий, Ульрих фон Гутен, Жерменочка, Олечка, Эль-Эль, Джеванда, Деметра — всего около пятидесяти духов.

Самым важным высшим существом Шульц называл Агафита Абдуллу, «мудрейшего из всех мудрецов земных». Он был родом с Ближнего Востока и на момент общения жил со своим протеже в скалах где-то близ Дербента. Агафит отвечал лишь на сложные вопросы бытия, а на простые обижался и умолкал. Во время очередного спиритического сеанса на правах старшего духа Абдулла объявил, что уже стар, немощен и слагает полномочия, даруя власть своему преемнику Шульцу. Отныне ему все должны подчиняться, выполнять задания и внимать речам, ведь теперь он полновластный мудрейший пророк, наделенный силой духовного слова. Знаменательная передача полномочий произошла на московской квартире Марго (улица Бакунинская, 65). Туда осенью 1922 года переехала секта Шульца. Пророк с супругой заняли просторную барскую комнату, во вторую, поменьше, набились последователи, которые теперь именовались братьями и сестрами.

Все шло по плану. Духи были благосклонны, спиритические сеансы проходили ровно. Доверчивые рабочие и комсомольцы раскрыв рот внимали последнему и величайшему из пророков, а сам пророк, содрогаясь в конвульсиях, вещал на разные лады духовное слово, которое накануне тайно карябал на бумажке и заучивал, словно роль. Но теперь эти разрозненные рифмы, реплики и строчки нужно было свести в стройный благозвучный текст, в новое и последнее учение.

Драматург и поэт Шульц вспомнил то, что читал в юности, что нашептывал ему пастор-мистик в Кадетском корпусе, что он узнал на лекциях профессора Сергея Булгакова и что смог понять из мудреных книг русских философов. Основу учения Дмитрий придумал еще в студенческие годы: объединить все религии в одну, следуя теории о Премудрой Софии и мистическом единении человека с Богом. Потом добавил к этому малопонятные, но такие красивые, полные неуловимого смысла места из модных сочинений: трилогии Мережковского о Христе и Антихристе, притчи Достоевского о Великом инквизиторе, философии эроса в исполнении виртуозного Василия Розанова, теории великого андрогина, которую проповедовал Владимир Соловьев. Подкинул для веса цитат из Библии, Корана и учения Будды. Все это переработал, упростил, придал пестрой амальгаме законченную поэтическую форму. Получилось «Утешение» — книга в четыреста страниц, которую пророк объявил божественным учением, полученным через главного духа Агафита Абдуллу. Теперь, помимо спиритических сеансов, Шульц устраивал «чтения» и «хваления». На кухне при зажженных свечах верные последователи, братья и сестры, нараспев зачитывали строфы из откровения, проникались их неизъяснимой глубиной и так утешались.

Учение Шульца состояло из «слов». Первое, самое восторженное и пафосное, — «Слово большое». За ним следовали главы пояснительного характера: «О добре и зле», «О храме», «О любви», «О молитве», «О суете», а также слова на злобу дня «О хлебе», «О труде», «О жилье», «О платье» и «Об одиночестве».

В «Утешении» отражены и политические реалии: жесткая партийная борьба за власть, репрессии священнослужителей и сектантов, а также искренняя ненависть Шульца к большевикам. Ленина и Калинина он объявлял бесами и антихристами, потомками Иуды, призванными на землю из преисподней, чтобы уничтожить веру и верующих. Маркса окрестил «великим пророком Сатаны». Газеты считал «бесовскими листовками», а заводы и фабрики — орудиями дьявола для порабощения человеческих душ и пропаганды «ужасов социалистического строя». И обо всем этом он вдохновенно вещал во время «чтений» и «хвалений».

Но любителю театральных эффектов Шульцу одной книги было мало. Хотелось отчетливой мизансцены, броского реквизита. Войдя в очередной раз в связь с духами, он торжественно объявил, что отныне их сообщество именуется «Единым храмом». Их священный знак — полумесяц с крестом и всевидящим оком, хоругвь составлена из цветных полос: желтая символизирует Бога, синяя — Христа, белая — чистоту, а зеленая — землю и самого пророка, «человека земного». Шульц не забыл и о костюмах, заставил паству сидеть на «служениях» в белых балахонах, похожих на древнегреческие хитоны, — они, по мнению пророка, символизировали чистоту, невинность и глубокую веру.

По большим дням, особенно во время «Праздника Красоты» (дня рождения Шульца), в квартире устраивали театральные представления, разыгрывали отрывки из пьес, написанных пророком. Братья и сестры выступали в маскарадных костюмах, которые им сочинял и шил их любимый несравненный мистик. Он с детства обожал женское рукоделие, в его комнате стояла швейная машинка, за которой Шульц частенько колдовал. На «Праздник Красоты» приглашали фотографа, и статисты, расположившись вокруг Шульца, позировали для памятного снимка. Некоторые снимки сохранились.

Дмитрия смущало лишь то, что он внешне почти не отличался от своих последователей. Чтобы стать безупречным, совершенным духом, ему требовался яркий сакральный образ. В 1927 году он наконец его придумал.

ДЕВОЧКА МЕТОЧКА

Образованный Шульц знал основы философии Владимира Соловьева и находил с ним, теологом и гуру, много общего: тот тоже был медиумом, визионером, увлекался спиритизмом и легко входил в контакт с духами. Но особенно важной для себя Дмитрий считал теорию Соловьева об андрогине. В книге «Смысл любви» философ развивал идею о первородном грехе и разделении полов: лишь тогда, когда Адам и Ева познали друг друга, они увидели меж собой различие. Грехопадение — трещина между человеком и Богом, превратившаяся в непреодолимую пугающую пропасть. Но есть надежда — духовная жизнь и священная любовь. Они воссоединят мужское и женское в сакральном бессмертном существе, которое Всевышний когда-то создал по образу и подобию своему. Этим существом Соловьев считал андрогина.

Дмитрий Шульц узнавал себя в каждой строчке велеречивого поэтического «Смысла любви» и свой высший смысл видел в магическом преображении из сына земного в божественного андрогина. Еще в юности он почувствовал в себе женское начало, но боялся признаваться родителям и лишь позже своей супруге Марго рассказал о необычных противоестественных ощущениях, о том, что он женщина в теле мужчины, что он даже, возможно, гермафродит, что любит играть в куклы, шить, вести домашнее хозяйство, готовить… И, о чудо, жена его поняла, и приняла, и даже полюбила больше. На суде, ничуть не стесняясь, она сообщила: «Дмитрий был очень женственным, и он мне очень нравился. Когда он надевал платье и длинные волосы, я тогда его называла “моя кукла”, потому что он был слишком обаятелен и красив. Я ему дарила куклы, у него был их целый шкаф».

Шульц не решился на опасную операцию, не пошел на прием к психиатрам и сексологам. Он сделал свое странное чувство основой учения и безболезненно, с помощью костюма, преобразился из «земного сына» в невинное существо — пухлую милую девочку четырех лет. Расчет его был, как всегда, верным: девочка — это образ, близкий божественному андрогину, о котором вещал Соловьев. Она не ведает грехопадения, не знает, что такое плотская любовь, она невинна и чиста. Она ангел божий, а ангелы суть андрогины.

Девочка была ужасной капризницей, сектанты баловали ее, дарили все, что попросит: кукол, шоколад, конфеты, чепцы, кружева, туфельки. Когда не было денег, братья и сестры шли нищенствовать: обматывались в куцее рубище, мазались гуталином и выхрамывали на центральные московские улицы за подаянием. Смотрелись очень убедительно. Каждый день приносили по 10–20 рублей, отдавали большую часть бухгалтеру секты, Генриху Шульцу, а на оставшееся покупали подарки милой Девочке.

Пророк Агафит Абдулла хоть и отправился на заслуженный отдых, но во время сеанса явился вновь и объявил, что у Девочки есть покровительница, древнегреческая богиня Деметра, и что через нее он дарует пастве портрет и скульптурный бюст: «Им отныне станете поклоняться». Тут же супруга медиума явила изумленной братии эти священные дары (в большом секрете от своих приспешников их выполнил сам Шульц). Сейчас они хранятся в фондах Музея истории религии.

Там же, в фонде «Ткани», есть чудом уцелевшие платья из богатого девичьего гардероба Шульца — после судебного разбирательства они вместе с документами были переданы в Центральный антирелигиозный музей и позже отдельным фондом вошли в состав обширного интереснейшего архива Владимира Бонч-Бруевича. Дружелюбные хранители показали мне аккуратную нижнюю юбку из белой хлопчатобумажной ткани, сатиновую ночную сорочку, отрезное по талии белое платье с необычно короткими, как у футболки, рукавами — в нем Шульц участвовал в «чтениях» и «хвалениях». Есть в фонде три черные маски, украшенные машинным кружевом, — пророк надевал их на масленичные маскарады и «Праздник Красоты», а также шутовской костюм с золотым галуном и бубенцами. Остальные платья пропали, теперь их можно увидеть только на снимках.

Почти все наряды Шульц шил сам или переделывал готовые под свой размер. В его девичьем арсенале были помада, тушь, пудра, румяна, целый набор париков. Наивные малограмотные сектанты безропотно верили в магическое преображение Дмитрия в Девочку. И даже образованные барышни, бухгалтер и музыкант-недоучка, назвали это чудом. Они кое-что слышали о попытках зарубежных ученых отредактировать природу человека. В газетах писали об экспериментах академика Павлова, хирурга Воронова и о том, что наука стремительно приближалась к разгадке тайны пола, который скоро можно будет менять по своему желанию.

Значит, думали барышни, случай Шульца не единственный, он на самом деле стал Девочкой. Одна из них на суде сообщила: «Когда я про это узнала, мне было странно, но я верила всему. Я увидела что-то страшное — Дмитрий становился женственным. Я слышала, что это будто бы называется гермафродитизмом. Все братья стали называть его Девочкой. И, я видела, он действительно перевоплотился. Я стала верить в его перевоплощение».

Чтобы уничтожить последние сомнения паствы в истинности метаморфозы, Шульц решил показать свою духовную силу в действии, для чего провел спиритический сеанс, на котором духи, Абдул и Деметра, приказали превратить Нину Макарову, члена секты, в парня. После «хваления» и «моления» Девочка провела обряд крещения, «в честь духа Кимпейского» нарекла Нину Фомой, приказала ей остричь волосы и носить мужское платье. А для убедительности и эффекта Девочка скомандовала выбить Макаровой передние зубы. Барышню-пацанку напоили водкой до потери сознания, и Зайцев, главный экзекутор, выполнил это ответственное поручение.

У Девочки, между прочим, было второе имя — Меточка. Она отмечала — награждала верных приспешников вниманием, баловала подарками. И одновременно с безумной патологической жестокостью наказывала ослушавшихся: метила их обнаженные тела розгами, палками, каленым железом, вырывала куски мяса плоскогубцами. Меточка была психопатом и садистом, но ей все сходило с рук. Убеждением ли, гипнозом или угрозой новых страшных наказаний Шульц почти десять лет руководил своей послушной кроткой братией. Количество розог и палок росло. К концу 1920-х Девочка воздавала за любую мельчайшую провинность — случайно пролитый суп, неприветливый взгляд, неверно рассказанное стихотворение из его «Утешения» и даже за то, что у Меточки плохое настроение. Во всем этом были виноваты сектанты, превратившиеся в бессловесных забитых рабов.

Шульц говорил им, что нужно терпеть, что розги, палки, железо введены специально для укрепления духа и силы воли, что наказания во благо, они приближают паству к тому моменту, когда на землю снизойдет Дух Святой и восстановится Царствие Божие. И Девочке опять верили, послушно обнажались, ложились на скамейку, терпели пытки.

«Мы укрепляли нашу волю. Мы хотели сделать Царствие Божие на земле, где не будет предателей и не будет бесов», — говорил на суде Генрих Шульц, брат пророка.

«Все девять лет существования секты мы жили под страхом наказания и даже смерти. Шульц думал с помощью наших общих преступлений крепче нас связать», — признался Николай Макаров.

«Никто не мог ни думать, ни возражать, иначе мы все получали суровое наказание», — комментировала Марго Шульц.

«Я безгранично верила, — сказала на суде Елена, супруга Генриха Шульца, — и даже все плохое старалась объяснять тем, что так нужно, так правильно и нужно терпеть, ведь Дмитрий был передатчиком слов свыше. Если наказывает, значит, так надо».

Какая знакомая схема: обещания светлого будущего, разумные боги-вожди, ведущие к высшей цели через тернии испытаний, подавление инакомыслия, угрозы расправы, круговая порука, превращение палачей в жертв, садизм и расхожая фраза «Наказали — значит, было за что, им виднее»…

Все то, что практиковали в секте, через несколько лет применило сталинское правительство, взявшее курс на тотальный контроль и уничтожавшее своих опасных двойников. Таким двойником был Дмитрий Шульц и его «Единый храм».

***

В заключительной части своей эмоциональной речи председатель уголовно-судебной коллегии Вальтер объявил преступникам приговор. Елену Шульц признали невиновной и отпустили из-под стражи. Марго Шульц осудили на пять лет исправительно-трудовых лагерей. Генрих Шульц получил десять лет лагерей с конфискацией всего имущества. Дмитрия Шульца приговорили к высшей мере наказания — расстрелу.

Последний месяц своей жизни он все еще на что-то надеялся, накарябал кассационную жалобу, вернее, длинное исповедальное письмо. Посетовал на мелкие нелепые ошибки суда, впрочем, это пустое, он просто хотел еще раз все объяснить: он создал «Единый храм» потому, что искренне желал всем добра. Он боролся со злом, изгонял Сатану, жаждал всеобщего единения и духовного катарсиса. Он верил в скорый приход Царствия Божьего. И в конце исповеди взмолился: «Смягчите мою участь. Будьте снисходительны к малому, заблудившемуся, но искреннему пророку. Очень, очень, очень прошу».

Второго апреля 1930 года в сыром тусклом подвале, пока расстрельная команда хладнокровно взводила курки, Дмитрий Шульц все еще мнил себя пророком. Он все еще надеялся.

Отправить

kkbkinfo5site

спасибо интересное чтиво