Европейское направление российской внешней политики включает 27 государств Европейского союза, ряд стран, тесно связанных с ЕС (Норвегию, Швейцарию), страны, претендующие на вступление в Евросоюз (в частности, на Балканах), а также недавно покинувшую ЕС Великобританию. Географически Россия является частью Европы; этнически, культурно и религиозно народы России близки другим европейцам, а исторически Россия принимала активное участие в судьбе общеевропейской цивилизации.
В то же время раскол единой христианской церкви, монгольское иго, различие в путях развития рано развели Россию и Западную Европу (Восточная и была Россией). На протяжении столетий обе смотрели друг на друга с изумлением и подозрением. Начиная с правления Петра I Россия модернизировалась по европейской модели, а Европа была вынуждена наблюдать рост российской мощи и принимать усиление российского влияния на континенте как неприятный факт. В этих условиях формировались как взаимное притяжение, так и взаимный антагонизм.
В конце советского периода в России появилось сильное стремление стать частью Европы (то есть Западной Европы) в экономическом, социальном, культурном и политическом отношениях. Ответным европейским требованием была европеизация России как условие сближения, но без каких-либо обещаний интеграции. Все у ЕС и РФ может быть общим, говорил председатель Еврокомиссии Романо Проди, кроме институтов. На практике европейцы стремились отгородиться от ослабленной после развала СССР России поясом буферных государств, включенных в НАТО и ЕС либо ассоциированных с ними.
В начале XXI века Россия вновь утвердилась как самостоятельная геополитическая величина, а большая часть Западной, Восточной и Центральной Европы сумела объединиться в союз с наднациональными органами под военным протекторатом США. Национальные государства при этом не исчезли. Современная Европа представляет собой сложное сочетание политического союза государств и экономического и валютного сообщества. При этом вопросы внешней безопасности и обороны делегированы военному альянсу, руководимому третьей стороной — Соединенными Штатами Америки.
Размежевание России и Европы сегодня даже глубже, чем принято думать. К началу 2020-х годов Европа перестала быть для России тем, чем она являлась в течение трех столетий, начиная с реформ Петра I: ментором, моделью и единственным источником модернизации. В глобальном мире появились другие источники инвестиций и технологий, прежде всего в Азии, а социальная модель Европы демонстрирует не только достижения, но и все бóльшие проблемы. Наконец, менторство европейцев утомляет многих россиян, а неспособность ЕС действовать на международной арене в качестве самостоятельного стратегического игрока снижает ценность политического сотрудничества. Необходимо также иметь в виду, что некоторые страны ЕС исторически настроены враждебно к России, видя в ней вечную угрозу своей независимости и безопасности.
За три десятилетия, прошедшие после распада Советского Союза, российско-европейские отношения несколько раз претерпевали существенные перемены. Конфронтация времен холодной войны, расколовшая Европу, вначале сменилась (заметим, в России, а не на Западе) идеей общеевропейского дома, затем попыткой России интегрироваться в единое пространство от Атлантики до Тихого океана — «Большую Европу», а потом, после украинского кризиса, новым охлаждением и отчуждением.
В России оценили отказ европейцев добиваться от Латвии и Эстонии предоставления гражданства сотням тысяч русских жителей, оказавшихся в положении неграждан. Это резко контрастировало с безусловным предоставлением Москвой независимости прибалтийским республикам в сентябре 1991 года. Европа столь же спокойно отнеслась к ограничению использования русского языка и, соответственно, прав русскоязычных граждан в других бывших советских республиках. В период военных кампаний против сепаратистов и террористов в Чечне в государствах ЕС чеченские боевики и экстремисты считались борцами за независимость, против российского империализма и колониализма, а теракты на территории РФ с многочисленными жертвами подавались как результат преступной российской политики.
На протяжении украинского кризиса европейцы не только активно вмешивались в его ход, но и пошли на прямой обман партнера — президента Украины Виктора Януковича. Подписанное им при посредничестве министров иностранных дел Германии, Польши и Франции соглашение с оппозицией было разорвано майданными радикалами, после чего европейские правительства тут же отступились от Януковича. Захват власти в Киеве руководителями Майдана европейские лидеры легитимировали бегством Януковича из столицы. В уже майданной Украине представители Европы в публичных заявлениях упорно не комментируют проявления ультранационализма и профашистских симпатий на Украине.
В ходе белорусского кризиса члены ЕС — Польша и Литва активно вмешиваются в ситуацию. Евросоюз в целом также встал на сторону протестующих против режима Александра Лукашенко. Желание европейцев оттянуть Белоруссию от России очевидно. В начале 2000-х годов, как уже отмечалось, ЕС вместе с США блокировали попытку Москвы урегулировать приднестровский конфликт на путях федерализации Молдавии. Точно так же европейцы резко выступали против идеи федерализации Украины, опасаясь закрепления влияния России в русскоязычных областях юга и востока этой страны.
Принципиальное значение имеет позиция Европы по отношению к роли Советского Союза во Второй мировой войне. Резолюция Европейского парламента от 19 сентября 2019 года, фактически ставящая на одну доску СССР и нацистскую Германию как агрессоров, развязавших войну, а также отрицающая решающий вклад СССР в победу над нацизмом, является водоразделом. Эта позиция, официально разделяемая правительствами Польши и прибалтийских государств, в сочетании с героизацией воевавших на стороне Гитлера против СССР нацистских пособников в Прибалтике и на Украине делает ценностный диалог между РФ и ЕС бессмысленным и невозможным.
Образ России, создаваемый европейскими СМИ, особенно наиболее влиятельными британскими, немецкими и французскими, однозначно негативный. Проблемы и недостатки России подчеркиваются, достижения замалчиваются либо ставятся под сомнение. Любые действия, направленные против существующего в России политического порядка, приветствуются. Аналогичные действия, осуществляемые на территории стран Европы, рассматриваются как криминальные. В продолжающемся ухудшении отношения стран Европы к России велик вклад европейских СМИ.
На уровне европейских (Европейский союз) и евро-атлантических (НАТО) институтов между Европой и Россией существует не только геополитический (из-за Украины, Белоруссии, Молдавии, Грузии и Армении), но и ценностный конфликт. Постхристианская Европа видит в российской власти оплот социального консерватизма и религиозного мракобесия. В этих условиях основную ценность для России имеют двусторонние отношения с отдельными государствами — членами ЕС. Эти отношения сегодня варьируются от нейтральных до откровенно враждебных, что логически побуждает Москву развивать связи с теми, кто больше в них заинтересован. Отношения же по линии РФ‒ЕС и РФ‒НАТО являются непродуктивными, развивать их в современных условиях с пользой для России невозможно.
В происшедшем разрыве между Европой и Россией виновата не Америка, хотя Вашингтон никогда не допустил бы сколь-нибудь тесного российско-европейского сближения. Достаточно вспомнить негативное отношение США в конце 1990-х — начале 2000-х годов к попыткам сформировать большую европейскую тройку в составе России, Германии и Франции.
Считать страны Евросоюза не более чем сателлитами США и, соответственно, проблемы, возникающие в отношениях с ними, лишь отражением зависимости Европы от Америки, неверно. Пути России и ЕС разошлись за несколько лет до украинского кризиса, в основном из-за расхождения ценностей и столкновения интересов.
Именно поэтому провалилась попытка РФ сконструировать на базе совпадающих интересов «Большую Европу» от Лиссабона до Владивостока. С этим провалом окончательно утратила актуальность и более ранняя концепция «общеевропейского дома», выдвинутая Михаилом Горбачевым в его известной речи, произнесенной в Совете Европы в 1989 году.
Прежняя основа отношений — европеизация России как постепенное ее приближение к стандартам и нормам ЕС — больше не является актуальной. Либеральной трансформации России и ее отказа от великодержавия не произошло. Наоборот, Россия, возвратившись после бурных 1990-х на традиционный консервативный путь, вернула себе положение крупной самостоятельной силы, а в самой Европе назрел кризис либеральной идеи. Привлекательность популярной в России в 1990-е годы идеи вступления в ЕС уменьшилась. Пример Польши уже не впечатляет: уровень благосостояния поднялся, но одного материального достатка недостаточно. В Болгарии и Румынии, более близких России социально и культурно, экономического чуда не произошло. Опыт же ассоциации с ЕС Украины воспринимается в России как экономическая катастрофа с тяжелейшими социальными последствиями.
Для Европы после расширения ЕС экономическое значение связей с Россией существенно снизилось, и не только по сравнению с торговлей с Китаем. Для Германии, к примеру, экономические отношения с Россией уступают по объему и обороту товаров и услуг отношениям с Польшей, Чехией и Венгрией по отдельности! В процессе самоочищения европейцы делают Европу менее привлекательной для российской элиты, превратившей «Лондонград» в прачечную для отмывки грязных денег и получившей возможность покупать паспорта некоторых европейских государств. Действия европейских правоохранителей и регуляторов подрывают позиции российских коррупционеров. Это хорошо, и эту активность европейцев можно только приветствовать.
Новую основу отношений с Европой только предстоит создать. Пока что поле прагматичных отношений, преимущественно на двусторонней основе, продолжает сужаться.
Европейский союз, объединяющий страны с общим населением свыше 500 млн человек и с экономикой, совокупный продукт которой превышает ВВП как США, так и Китая, — это больше, чем торговый блок или экономическое интеграционное объединение, но гораздо меньше, чем федерация. Развитие ЕС в XXI веке свидетельствует, что наряду с по-прежнему преобладающей центростремительной динамикой в Европе появились центробежные элементы.
Это не означает, что ЕС распадется или потеряет других членов вслед за Великобританией. Напротив, число стран-членов со временем может увеличиться с приемом ряда балканских государств. В то же время баланс влияния в ЕС между союзными институтами и национальными органами власти продолжит смещаться в пользу последних. Как и в других регионах мира, государства в Европе укрепляют свое положение по отношению к надгосударственным объединениям.
Такая динамика приведет к тому, что ЕС до середины XXI века не станет глобальным стратегическим игроком. Как единый блок Европа будет по-прежнему присутствовать в мировой торговле и финансах, где она в принципе сможет взаимодействовать более-менее на равных с двумя другими гигантами — Америкой и Китаем, хотя политическая слабость и военная зависимость от США существенно ограничивают эту возможность.
Отказавшись в ходе холодной войны от самостоятельной внешней и военной политики, отдав решения в этой области внешнему защитнику — Соединенным Штатам Америки, европейцы не сумели восстановить суверенитет в этой жизненно важной области после исчезновения угрозы большой войны на континенте. Ряд факторов — от результатов перевоспитания европейских, особенно западногерманских, элит в духе атлантической солидарности и преданности США до взаимных подозрений и сомнений (в том числе со стороны стран, опасавшихся германской гегемонии в Европе) и, наконец, смена поколений и привычка быть ведомыми дружественной сверхдержавой — привели к тому, что у ЕС с самого начала отсутствовал стратегический суверенитет. Даже стратегическая автономия Европы может существовать в строго ограниченных пределах.
Объединенная Европа тем не менее будет претендовать на роль нормотворца в ряде важнейших областей — от прав человека до климатической политики. Успех этих притязаний, однако, будет зависеть от дальнейшей реализации европейского проекта, который в последнее время столкнулся с серьезными проблемами и неудачами — например, в проведении политики мультикультурализма или иммиграционной политики. Демонстрируемый рядом европейских стран дефицит солидарности может также снизить притягательность опыта Европы и востребованность европейских советов и рекомендаций. Европа, таким образом, может утратить часть своих позиций как «нормативной сверхдержавы».
В обозримом будущем Европа не сможет добиться стратегической автономии от США. Несмотря на недовольство эгоистичной политикой старшего союзника, Евросоюз не способен трансформироваться в стратегического игрока, а страны ЕС за небольшим исключением полностью утратили способность проводить независимую внешнюю и оборонную политику. В такой ситуации НАТО, хотя и продолжит политически дряхлеть в условиях отсутствия реальной военной угрозы Европе со стороны России, будет одновременно активно позиционировать себя как гарант коллективной безопасности европейцев от враждебной России. Военная инфраструктура альянса будет приближаться к границам РФ. Для России, соответственно, НАТО останется платформой для развертывания вооруженных сил США, придвигающейся все ближе к границам России, к ее важнейшим политическим центрам, экономическим и военным объектам.
Более того, углубление и обострение американо-китайской конфронтации может привести к еще большей зависимости Европы от США. Европейцы должны будут сворачивать экономические связи с Китаем, а также укреплять донорской помощью технологический потенциал США и поддерживать на плаву американскую экономику и финансы. Попытки с их стороны выстраивать самостоятельную линию в отношении противников США, как свидетельствует недавний опыт отношений с Ираном и Россией, будут слабыми, непоследовательными и в конце концов сведутся к чисто символическим шагам, лишенным практического значения.
Богатая и процветающая Европа будет продолжать бросать вызов России. Во внутриполитическом плане этот вызов будет выражаться в контрасте уровней жизни в ЕС — особенно в наиболее развитых странах Северной и Западной Европы — и РФ, а также в постоянном сравнении и сопоставлении европейской демократии и российской автократии. Для нынешней российской элиты Европа останется, хотя и в меньших масштабах, чем раньше, вторым домом, запасным аэродромом и так далее, что сделает эту элиту уязвимой перед западными соседями России и их американскими союзниками. В геополитическом смысле Европа будет продолжать влиять на соседей России — Украину, Белоруссию, Молдавию, Грузию, Армению, хотя по мере уменьшения иллюзий относительно перспектив вступления в Евросоюз привлекательность ЕС для них уменьшится.
Главной целью европейской политики России исторически является обеспечение безопасности на стратегически важнейшем направлении. Эта цель традиционно достигается с помощью ядерного сдерживания США и выстроенного на этой основе комплекса политических мер — соглашений о мерах доверия, взаимной сдержанности, транспарентности и т.д. Россия, не раз (в 1812, 1914, 1941 годах) подвергавшаяся масштабной агрессии с западного направления, традиционно придает значение созданию геополитических буферов на своих европейских границах. В годы холодной войны роль таких буферов выполняли страны Восточной Европы, входившие в Организацию Варшавского договора, а также нейтральные Финляндия и Австрия. Хотя в современную эпоху роль буферов существенно снизилась, в России продолжают рассматривать Белоруссию в качестве передовой оборонительной позиции на западном направлении, а Финляндию, Молдавию и в идеале Украину в качестве буферов между Россией и НАТО.
Наряду с обеспечением безопасности другой важнейшей целью политики России в Европе традиционно является импорт передовых технологий и практик из развитых стран Западной Европы. Европейский союз в целом остается крупнейшим коллективным торгово-экономическим партнером России, емким рынком для российских экспортных товаров. В отдаленном будущем при определенных условиях целью политики может стать установление партнерства между Евразийским экономическим союзом и ЕС как части системы экономических партнерств, охватывающих всю Большую Евразию.
Отношения России и Европы требуют переосмысления и нового целеполагания. Прежде всего нужно отдавать себе отчет, что Россия и Европа в XXI веке существуют отдельно. Россия — не часть Европы ни в том смысле, как это традиционно понимали в России, ни в том, как это иногда видится в Европе. Россия и Европа — непосредственные соседи. Добрые или враждующие — зависит от будущей политики. Сейчас Россия и Европа влияют друг на друга меньше, чем когда-либо начиная с XVIII века; они также меньше, чем когда-либо, сосредоточены друг на друге. (При этом влияние Европы на Россию и сегодня существенно сильнее, чем обратное влияние, а Россия все еще гораздо больше смотрит на запад, чем Европа — на восток.)
Далее надо признать, что обеспечение европейской безопасности в том виде, каким оно было на протяжении большей части ХХ века, уже не является актуальной проблемой. Угроза широкомасштабной агрессии НАТО против РФ, как и угроза российской агрессии против стран Запада, в реальном мире отсутствует. Прежняя одержимость западноевропейцев безопасностью по отношению к России, которая давала Москве дополнительные возможности влияния, в прошлом. Остается, однако, угроза военного столкновения в результате эскалации инцидентов, расширения кризисов, стратегических просчетов и ошибочных действий сторон. Безопасность в таких условиях должна обеспечиваться не при помощи контроля над вооружениями, а путем повышения предсказуемости и развития доверия.
Этому мешает одно важное обстоятельство. Геополитические перемены в Европе, происшедшие в результате поражения СССР в холодной войне (прежде всего расширение НАТО практически до границ РФ), создали ощущение двойной геополитической угрозы. С одной стороны, бывшие советские сателлиты и союзные республики опасаются стремления Москвы восстановить историческую империю, а с другой — Москва опасается создания на своих границах, в непосредственной близости от Петербурга и Москвы, плацдармов для нападения со стороны США. В отличие от холодной войны это ощущение угрозы ведет не к компромиссам, а к росту страхов и недоверия. Место исторического примирения заняла борьба исторических нарративов. Без диалога между странами Восточной Европы оздоровить отношения с Европой не получится.
Резкое снижение экзистенциальной угрозы войны между Западом и Россией превратило экономические связи ЕС и РФ в обычный бизнес. Со своей стороны, глобализация, упразднив расстояния, расширила возможности Европы и России по выбору экономических партнеров. Как ЕС, так и РФ стали активно развивать отношения с Китаем. Более того, расширение самого ЕС превратило страны европейского востока в более важных экономических партнеров европейских государств, чем Россия. Что касается РФ, то экономические санкции Запада заставляют Москву заниматься импортозамещением и обращаться к Китаю за теми высокотехнологичными товарами, которые раньше она приобретала у Германии и других стран ЕС. Формула «газ — трубы как экономическая опора евробезопасности» устарела. Повышение привлекательности российского рынка для стран ЕС зависит прежде всего от перехода России к экономическому росту, создания в стране благоприятного делового климата и формирования благожелательной политической атмосферы двусторонних отношений.
***
Что и как делать?
Долгосрочной стратегией Москвы может стать постепенный переход от нынешнего взаимного отчуждения с Европой к отношениям добрососедства — во всяком случае с отдельными странами, готовыми к этому. Такой взгляд предполагает признание и уважение существующих отличий друг от друга, невмешательство во внутренние дела, деловое сотрудничество на основе взаимной выгоды, взаимную предсказуемость политики. Реализация этого плана займет много времени, но начинать нужно без промедления.
Необходимо начать с самого легкого и очевидного: просто перестать вредить себе, помогая противникам нагнетать в Европе страхи по поводу российской угрозы. Нужно закончить шумное самоустрашение из-за расширения НАТО на восток. Расширение НАТО давно превратилось в России в мантру. Негативные геополитические последствия этого явления для России очевидны, но и борьба с ним — наряду с купленными дорогой ценой успехами в случаях Украины и Грузии — принесла много негатива.
Продвижение НАТО до границ России имеет в основном политическое, психологическое и разведывательное значение. Помимо превращения защитного буфера в плацдарм для возможного противника уход бывших сателлитов на Запад свидетельствовал о неконкурентоспособности российского экономического, цивилизационного и идейного предложения Восточной Европе и некоторым бывшим республикам СССР. Что касается влияния расширения НАТО на безопасность РФ, то в условиях надежного ядерного сдерживания оно ограниченно.
Противодействие России любому расширению НАТО на Балканах, где к альянсу недавно присоединились Черногория и Северная Македония, имеет смысл для усиления разногласий внутри противостоящего блока, но не имеет особого значения с точки зрения обеспечения безопасности России. Не вовлекаясь слишком глубоко в чужие дрязги, стоит спокойно оценить обстановку и эффективно купировать дополнительные возникающие угрозы — если, конечно, они возникают.
Расширение ЕС не представляло военной опасности для России, хотя создало целый ряд других проблем — от калининградского транзита до ослабления экономических отношений с Украиной из-за ее ассоциации с ЕС. Именно перспектива заключения соглашения об ассоциации между ЕС и Украиной спровоцировала в 2013 году начало украинского кризиса.
Играя на Балканах с политическими силами, выдающими себя за друзей России, — например, в Сербии или Республике Сербской в составе Боснии и Герцеговины, — нужно иметь в виду, что балканские политики традиционно эксплуатируют противоречия между крупными внерегиональными державами, используя их в своих узких интересах. Поэтому не стоит поддаваться соблазнам создания через эту клиентелу позиций влияния в регионе, значение которого для России всегда было преувеличено, а сейчас ничтожно. Геополитический спектакль с российским участием на Балканах должен быть закончен.
В нынешней гибридной войне главным противником России выступают США, а не Европа. Ответные меры России, направленные против европейцев, побуждают их не к восстанию против руководящей роли США, а, напротив, к поиску защиты за океаном. Наказание европейцев за действия, инициированные США, такие как расширение НАТО или развал Договора по РСМД, невыгодно России. Оно приводит к ремилитаризации геополитического водораздела на востоке Европы, усилению на границах РФ военной инфраструктуры НАТО (практически отсутствовавшей до 2014 года). На создание дополнительных военных угроз территории России надо рационально реагировать — в соответствии с принципами политики сдерживания — пропорциональным повышением уровня угроз для объектов на территории США.
Не стоит также пытаться играть на политическом поле европейских стран, поддерживая те или иные силы. Надежды на то, что европейские национал-консерваторы сметут нынешнюю либерально-атлантическую элиту в своих странах, столь же призрачны, как противоположные расчеты на то, что прозападные российские демократы сумеют осуществить новую перестройку и свергнуть власть автократов. Такое вмешательство не только бессмысленно — в вопросах глобальной безопасности и геополитики, которые более всего волнуют Москву, Европа некомпетентна — оно еще и контрпродуктивно, поскольку превращает европейских политиков в противников России. Для России Европа — это прежде всего важнейший экономический и технологический партнер.
Уже в обозримом будущем, однако, условия для экспорта российских нефти и газа в Европу могут существенно ухудшиться. Это значительно снизит взаимозависимость, ослабит отношения России и Европы.
Поэтому от геополитики строительства газопроводов — северных и южного, «голубого» и турецкого потоков — необходимо переходить к энергетическому взаимодействию с Европой на более гибкой основе. Наряду с трубопроводным экспортом газа и сырой нефти России требуется развивать экспорт сжиженного природного газа, а также нефтепереработку, переходить к взаимодействию с ЕС в области энергосбережения и «зеленой» экономики.
Такое взаимодействие логически требует активного сотрудничества в климатической области. У Европы есть большой опыт и технологии. Это сотрудничество важно для России, которая в большей степени подвержена изменениям климата, чем многие другие регионы Земли. Наряду с энергетикой тема изменения климата может стать вопросом наиболее продуктивного сотрудничества России и ЕС.
Пандемия COVID-19 подчеркнула значение сотрудничества в сфере здравоохранения, медицинских исследований, фармакологии. Как показывает опыт гонки в создании вакцины от вируса, сейчас соперничество между государствами и в этой области вышло на первый план, но в далекой перспективе сотрудничество будет иметь большее значение.
Европейцы часто подозревают Москву в стремлении подорвать единство Евросоюза. Действительно, после расширения на восток ЕС в целом для России стал менее дружественным контрагентом, чем прежде, когда он охватывал только страны Западной, Северной и Южной Европы. Многие восточноевропейские страны выстраивают свою международную идентичность, изображая жертв российского империализма и советского коммунизма. Внутри западного альянса «новая Европа» стремится занять положение наиболее лояльного союзника США. В условиях гибридной войны США и РФ она активно предлагает свои территории в качестве передовых позиций для вооруженных сил и военных объектов США. У некоторых из этих стран — Польши, Литвы, Румынии — проявляются собственные амбиции, распространяющиеся на постсоветское пространство, где они сталкиваются с интересами России.
Фактически на востоке Евросоюза сложился антироссийский блок, в котором центральную роль играет Польша, претендующая в тандеме с Литвой на региональное лидерство. К этому блоку примыкает Украина, на него ориентируется Грузия. Речь идет не только о противостоянии российской внешней политике («угрозе российской агрессии»), но и о противодействии экономическим связям России и Европы (трактуемым как «односторонняя энергозависимость ЕС от РФ») и о неприятии русского языка и культуры, представлении исторической России как империи зла в разных обличиях — имперском, советском, авторитарном.
При этом ряд стран Восточной Европы, включая Польшу, прибалтийские государства, Украину, а также Грузия освоили и с успехом эксплуатируют роль вечной жертвы России. Ответом на эту историческую политику соседей должно быть настойчивое разоблачение мифов и приглашение к серьезному профессиональному диалогу тех, кто к этому готов и способен на честный разговор.
Выстраивать нормальные политические отношения со многими государствами европейского Востока в этих условиях в обозримой перспективе будет трудно. Это не является большой проблемой. Существуют некоторые совпадающие экономические интересы, есть возможность развивать культурные связи, в том числе с русскими общинами в Прибалтике, а также происходит научный обмен. Не следует считать эти отношения совершенно безнадежными в отдаленной перспективе. Как показывает опыт российско-польского сотрудничества начала 2000-х годов, даже между давними противниками существуют пути к взаимопониманию и историческому примирению. Когда создадутся благоприятные условия, диалог может начаться на уровне экспертов, деятелей науки и культуры, парламентариев — первоначально с одной или несколькими странами ЕС, чтобы затем постепенно расшириться географически и подняться на более высокий уровень политически.
Евросоюзу это не может нравиться, но Россия традиционно предпочитает иметь дело с отдельными государствами. ЕС не федерация, а союз суверенных государств. Наиболее интересные для РФ партнеры — это крупные страны Европы: Германия и Франция, а также Италия и Испания. Первые две страны долгое время были соперниками России, иногда союзниками, иногда противниками. После Второй мировой войны Советский Союз имел особые права на территории Германии, а при завершении холодной войны Москва сыграла решающую роль в объединении Германии. После окончания холодной войны Германия и Франция были ближайшими экономическими и политическими партнерами Российской Федерации.
Сейчас отношения с ведущими государствами ЕС существенно охладели. Новое поколение политиков в этих странах, вероятно, будет настроено более критически по отношению к России. Кроме того, необходимо иметь в виду, что в Европе больше нет великих держав, с которыми Москва предпочитает решать общие для всего континента вопросы. Идея европейского концерта держав нереализуема. В миропорядке, сложившемся после Второй мировой войны и в основном сохранившемся после окончания холодной войны, Германия, несмотря на свою экономическую мощь, не имеет возможности (и, надо добавить, желания) вести себя как великая держава. Франция, напротив, пытается играть роль великой державы, но тоже фактически не имеет для этого возможности. Чтобы оставаться лидерами ЕС, обе страны должны прислушиваться к мнению других стран союза, учитывать их интересы.
В то же время неопределенность стратегического статуса Евросоюза, отношений ЕС с США и Китаем, политики в отношении непосредственных соседей ЕС — от Северной Африки и Ближнего и Среднего Востока до Восточной Европы — будет заставлять европейцев так или иначе выстраивать отношения с Москвой. В интересах России в долгосрочной перспективе дополнить отношения добрососедства и экономического сотрудничества со странами ЕС определенными договоренностями в области безопасности.
Говорить об архитектуре безопасности, включающей НАТО/ЕС, Россию и другие страны, можно будет не скоро. Никакого «Хельсинки-2» в обозримом будущем не предвидится. Кроме того, это потребовало бы взаимодействия с США, что в видимой перспективе представляется нереальным. ЕС некомпетентен в этом вопросе, а отдельные страны союза являются членами НАТО и подчиняются дисциплине американского лидерства. Кроме существования собственно военных вопросов повышения уровня предсказуемости потребуется решение застарелых конфликтных ситуаций в Европе — от Украины до Кавказа и от Балкан до Кипра. Эти решения зависят от многих стран, в основном находящихся за пределами ЕС. Можно и здесь предполагать существенную роль США.
В отношении архитектуры экономического сотрудничества, в обозримой перспективе взаимодействие РФ и ЕС вряд ли может стать частью предложенного Москвой большого евразийского партнерства. Идея, что экономические связи более устойчивы, чем переменчивые политические интересы и предпочтения, сталкивается с реальностью фрагментации глобального рынка и секьюритизации экономик в условиях конфронтации великих держав. Идея установления отношений между Евразийским экономическим союзом и ЕС пока что представляется явно преждевременной: ЕАЭС в своем развитии еще не достиг уровня, при котором формализованные отношения с ЕС принесли бы ему реальную пользу. Надо сказать, что в экономической сфере Москва учитывает европейские реалии. РФ поддерживает отношения с Европейским союзом там, где Европейская комиссия обладает реальными полномочиями. Об игнорировании Евросоюза — там, где он действительно интегрирован, — речи не идет.
ЕС как таковой для России не угроза, но и особой заинтересованности в единстве зарубежной Европы у России не может быть, поскольку такое единство реально возможно на основе более жесткого отношения Европы к России. Нет у России и серьезных опасений насчет возможных раздоров и даже войн между отдельными европейскими странами. Россия готова прагматично общаться с западными соседями как на уровне союза, так и на уровне отдельных государств.
Европейцы обычно утверждают, что они противостоят не России, а текущей политике Кремля и надеются на появление в будущем подлинно демократической России, которая могла бы стать надежным партнером ЕС. Надежды — не проблема. Однако помощь ЕС российским демократам в борьбе против российских автократов будет рассматриваться Кремлем как вмешательство, что еще больше осложнит отношения. История, впрочем, свидетельствует, что самостоятельная политика Москвы при любом политическом режиме будет оставаться проблемой для Европы.
Не стоит строить иллюзий: даже в государствах, двусторонние отношения с которыми у Москвы налажены лучше, чем с другими, антироссийские силы активны и влиятельны, а перспективы для политического взаимодействия крайне ограничены. В политической области Евросоюз не выступает как суверенный единый субъект международных отношений, а отдельные государства, даже наиболее крупные, давно перестали быть самостоятельными игроками. Европейская геополитика, как и безопасность, продолжает находиться в ведении США.
В обозримом будущем взаимодействие с Евросоюзом и отдельными его странами в усилиях по поэтапному решению конфликтов на востоке Украины и в других регионах востока Европы, включая Закавказье, вряд ли возможно. Речь уже не идет о том, чтобы с помощью европейцев добиться выполнения Минских договоренностей по Донбассу или найти формулу общего государства в Молдавии. Даже сотрудничество в рамках Минской группы по Нагорному Карабаху вряд ли обещает быть тесным и плодотворным. Отношение ЕС к России существенно ужесточилось. Два события 2020 года — развитие ситуации в Белоруссии и инцидент с Алексеем Навальным — обрушили российско-европейские отношения до уровня столетней давности. Дефицит взаимного доверия перешел в полное недоверие.
Это обстоятельство препятствует реализации потенциальных возможностей для взаимодействия с ЕС на востоке Европы, а также на Ближнем и Среднем Востоке — в Сирии, Ливии, в вопросах ядерной программы Ирана и израильско-палестинского урегулирования. Отношения со странами, не входящими в ЕС, — Великобританией, Норвегией и Швейцарией — не отличаются большей теплотой, чем отношения с Евросоюзом. С Лондоном состояние взаимной враждебности стало хроническим с середины 2000-х годов, но это вполне укладывается в давний стереотип англо-русского соперничества, не исключающего развития культурных и экономических связей. Таким образом, европейское направление внешней политики России, хоть и остается важным, становится менее приоритетным.
В ближайшее десятилетие можно ожидать, что европейцы, прежде всего немцы, определятся относительно своего места и роли в мире. Результат покажет, какие отношения с Европой возможны, а какие нет.
Внимательно следить за тем, что происходит в Европе, необходимо, а пытаться активно воздействовать на этот процесс изнутри не только бесполезно, но и вредно.
Вместо этого центр тяжести внешнеполитических усилий стоит перенести на формирование континентального сообщества в Евразии, выстраивание там новой системы международных отношений с участием Индии, Китая, других стран на базе РИК и ШОС.
Участие России в общеевропейских форумах — Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) и Совете Европы — для Москвы не является приоритетным. В обеих организациях большинство членов — не важно, под давлением извне или нет — настроено по отношению к РФ критически, а многие — откровенно враждебно, что отражается в принимаемых резолюциях. В принципе, при определенных условиях ОБСЕ может быть площадкой для многосторонних контактов, и членство России в этой организации, сооснователем которой был Советский Союз, сохраняет некоторое значение на будущее. Напротив, Совет Европы и его органы, такие как Парламентская ассамблея, оказались чрезмерно политизированными и в нынешних условиях фактически утратили значение для России как инструмента диалога. Как площадка для полемики указанные организации неинтересны, но выходить из них нецелесообразно, поскольку международная политика непостоянна, особенно в эпоху перемен.
Современное противоборство государств во многом происходит в информационном пространстве. Еще в начале 2000-х годов европейцы подняли вопрос о ценностях — прежде всего о демократии и правах человека — как о препятствии в дальнейшем углублении отношений с Россией. С тех пор критика в отношении политики российских властей колоссально усилилась и ужесточилась. В ответ с начала 2010-х годов российская государственная информационная политика резко активизировалась, приняла отчетливо контрнаступательный и наступательный характер. Многие прежние табу оказались отброшенными. С середины 2010-х годов между Россией и Западом идет настоящая информационная война, охватившая не только традиционные средства массовой информации, но также использующая социальные сети и киберсредства. У этой информационной войны два фронта — внутренний, направленный на собственное население, и внешний, нацеленный на население противника.
На внутреннем фронте достигнуты очевидные успехи: уровень массового одобрения внешней политики остается очень высоким. Внутренняя пропаганда приобрела способность реагировать на изменения в мире в режиме реального времени. Действуя обычно в формате шоу и, как правило, в прайм-тайме, она умело эксплуатирует промахи и неудачи противника, часто открыто и зло издеваясь над ним. Давая слово реальным или мнимым представителям противоположной точки зрения, ведущие, выступающие в качестве выразителей официальной позиции, постоянно контролируют ход разговора, неизменно оставляя последнее слово за собой. Однако эта практика при всей ее зрелищности насаждает узкий, упрощенный взгляд на международные проблемы, пропагандирует развязность как стиль и цинизм как философию. Вместо этого необходим живой, но серьезный, острый, но вдумчивый разговор на тему «Россия и мир», который, не будучи скучным или академичным, воспитывал бы культуру отношений с другими странами.
На внешнем фронте российская международная пропаганда в последнее время постоянно обвиняется во влиянии на внутриполитические процессы во многих странах — не только странах Европы, но и в США, Африке и Латинской Америке. В самом начале эти обвинения звучали неожижанно. До последнего времени в мире безраздельно доминировал западный либерально-демократический нарратив, который открыто использовался для влияния на обстановку в различных странах, ставил задачу свержения различных режимов, продвигал одних политиков, одновременно задвигая других. В принципе, этот нарратив в основном продолжает доминировать не только на Западе, но и во многих регионах за его пределами. Из изменений стоит отметить появление консервативной альтернативы либерализму на Западе и сравнительно скромную активность российской международной пропаганды.
В сущности, это не вполне пропаганда, как она понималась во времена СССР. Это информационная война в полном смысле слова. Телеканал RT не занимается продвижением российских внешнеполитических инициатив или лакировкой образа России в мире. Подобно «Голосу Америки», «Радио Свобода» или Би-би-си времен холодной войны, но на современном техническом и презентационном уровне, он сосредоточивает внимание на реальных проблемах западных обществ, которые обходятся или только обозначаются мейнстримовскими СМИ стран Запада, предоставляет эфир западным диссидентам, не имеющим возможности пробиться в ведущие СМИ своих стран, использует злую сатиру для изобличения системных проблем западных обществ. Иными словами, это не столько российское, сколько альтернативное западное СМИ. Конечно, ни RT, ни информационное агентство Sputnik не в состоянии избирать президентов или формировать правительственные кабинеты, но они, безусловно, влияют на общественное мнение на Западе. Помимо этого, их арабские и испаноязычные редакции подрывают монополию западных СМИ в странах Ближнего Востока, Северной Африки и Латинской Америки.
В целом это успешный опыт. Он может быть использован для распространения российского информационного влияния в других регионах, главным образом в странах Африки и Азии (включая постсоветское пространство). Цель должна состоять ни в коем случае не во вмешательстве во внутренние процессы в этих странах — это породит только отторжение, а в предложении огромным аудиториям этих стран глобального незападного нарратива, способного конкурировать с западным, продолжающим господствовать в информационном пространстве даже таких традиционно дружественных России стран, как Индия.
Нарратив по отношению европейским странам не должен быть преимущественно антизападным или антиамериканским; он должен предлагать современное мировоззрение, соответствующее ценностям, декларируемым российской политикой: многообразию полицентричного мира, соблюдению суверенитета и международного права, защите окружающей среды; диалогу культур и цивилизаций.
Что касается наступательных спецопераций в информационном противоборстве, в том числе при помощи социальных сетей, то они имеют право на существование в определенных обстоятельствах. В то же время увлекаться спецоперациями не следует. Они могут сильно раздражать политического противника, но не побороть его. Противник также ведет информационную войну против России, нанося время от времени чувствительные удары. Есть смысл договориться о пределах допустимого в такой деятельности. Так, критические элементы инфраструктуры — от систем управления оружием сдерживания и энергосетями крупных городов до систем подсчета голосов на выборах — могли бы быть объявлены неприкасаемыми на взаимной основе.
В целом приходится исходить из того, что европейский период в истории российской внешней политики завершился. Россия не должна, взяв уроки у Европы, поворачиваться к ней спиной — как, по словам сподвижника Петра I Андрея Остермана, собирался сделать первый «русский европеец» на троне. Тем более не стоит следовать эмоциональной угрозе из «Скифов» Александра Блока и пугать европейцев псевдоскифским обличьем. Нужно просто рассматривать Европу как одного из нескольких важных соседей и развивать отношения с европейцами так, как это выгодно России.
В условиях глобального потепления Арктика превратилась в еще один — северный — активный геополитический фасад России. Становится возможной коммерчески выгодная навигация по Северному морскому пути между Восточной Азией и Западной Европой вдоль арктического побережья Российской Федерации. Кроме того, под арктическим шельфом скрываются крупные энергетические ресурсы. Эти факторы — большой вызов, прежде всего для внутренней региональной политики России.
Арктическая зона Российской Федерации — не внутренняя колония, осваиваемая вахтовым способом. Здесь живет коренное население, которое родилось на Севере и считает его малой родиной. Права и достоинство этого населения должны находиться на переднем плане при обсуждении и решении проблем, связанных с Арктикой. С точки зрения внешней политики необходимо иметь в виду, что народы европейского севера России родственны коренному населению финской, шведской и норвежской Лапландии, а якуты — самый крупный из народов Севера — тюркский этнос, имеющий сложную историю отношений с российской центральной властью.
Говоря «Арктика», мы имеем в виду не только Северный Ледовитый океан и исключительную экономическую зону Российской Федерации, но и значительную часть Сибири. Собственно, именно владение Сибирью до берегов Тихого океана делает Россию крупнейшим государством мира и в геополитическом отношении обеспечивает ей статус великой державы.
Освоение обширной территории от Урала до Тихого океана является главнейшей задачей внутренней российской геополитики.
Это особенно актуально в условиях, когда Арктика в разных странах (от США до Европы и Китая) объявляется наследием всего человечества, а российское хозяйствование в Сибири и на Дальнем Востоке называется неэффективным. В прошлом российский Европейский Север, Дальний Восток и Сибирь становились объектами иностранных военных интервенций — американских, британских и японских. Германские войска воевали в Заполярье, пытаясь захватить Мурманск, а немецкие подводные лодки доходили до Диксона. Британский флот обстреливал русские крепости — от Соловков в Белом море до Петропавловска у Авачинской бухты на Камчатке.
В условиях новой конфронтации с США Арктика возвращает себе значение одного из полей российско-американского противоборства и российско-натовского противостояния. Помимо этого, Арктика привлекает повышенное внимание не только прибрежных государств — США, Канады, Дании и Норвегии, но и многих других, включая Китай, Индию, Японию, страны Западной Европы. Соперничество различных групп в этом регионе становится все более активным. Для России, таким образом, Арктика не только новый фасад, но и новый фронт.
В интересах России прежде всего использование открывающихся возможностей. Россия способна обеспечить себе первенство в Арктике, которое долгое время удерживал Советский Союз. Это превращение Северного морского пути (СМП) в важную транспортную артерию, связывающую европейскую и тихоокеанскую Россию, Азию и Европу, и сохранение эффективного контроля над ним. Последнее включает ледокольные проводки судов, навигационное обеспечение, портовую инфраструктуру, а также обеспечение безопасности международных перевозок в этой исключительной экономической зоне. Развитие СМП, разумеется, даст импульс развитию всей Арктической зоны Российской Федерации, в пределах которой находится значительная часть запасов полезных ископаемых страны.
При этом Россия должна защищать свои интересы и национальную безопасность на арктическом направлении. После присоединения СССР к Конвенции ООН по морскому праву Москве пришлось отказаться от односторонне провозглашенного еще в 1926 году собственного сектора в Арктике. Сейчас приходится продвигать свои интересы, но уже в рамках международного права. Такой подход предполагает международное признание прав Российской Федерации на континентальный шельф. Через комиссию ООН Россия добивается положительного для себя решения о том, что подводные хребты Ломоносова и Менделеева являются продолжением сибирского континентального шельфа и таким образом относятся к российской Арктике.
Параллельно Москва укрепляет охрану государственной границы, усиливает группировку войск и развивает инфраструктуру обеспечения безопасности страны. Стремление России сохранить национальный контроль над СМП сталкивается с тезисом о свободе судоходства, который продвигают США, многие из их союзников — за исключением Канады, которая придерживается сходного с Россией подхода в отношении к Северо-Западному проходу, — а также Китай. Россия не может уступить в этом принципиальном вопросе.
В конкретных вопросах допустима гибкость. Еще в 2010 году Россия и Норвегия решили застарелый спор о разграничении морских пространств в Баренцевом море. В то же время советско-американское разграничение в Беринговом море, согласованное в 1990 году, которое многими в России считается невыгодным для страны, является окончательным и не может быть юридически оспорено. То же самое можно сказать о вопросе о принадлежности Аляски, проданной еще в 1867 году Российской империей Соединенным Штатам Америки. С обеими геополитическими реалиями придется жить и дальше, а дипломатическую энергию необходимо направлять на обоснование российских прав на арктический шельф и обустройство российской арктической зоны.
Группировка Вооруженных сил России в Арктике включает прежде всего Северный флот (со штабом в Североморске) — мощнейший и важнейший из флотов российского ВМФ, имеющий в своем составе стратегическую ядерную составляющую, основу потенциала ответного ядерного удара — ключевого элемента сдерживания. Инфраструктура СФ включает, помимо собственно объектов флота, элементы системы раннего предупреждения о ракетном нападении (планируемые траектории межконтинентальных баллистических ракет США, нацеленных на российские цели, проходят над Арктикой), радиолокационные станции, аэродромы и прочее.
Несмотря на то что все соседи России по Арктике — члены НАТО во главе с США и, соответственно, противостоят России, Москве необходимо по возможности поддерживать региональное взаимодействие с этими государствами в тех областях, где у РФ с ними есть общие интересы: спасение терпящих бедствие, защита окружающей среды, климатические вопросы и т.д. Россия в соответствии с Парижским договором 1920 года также сохраняет интересы и экономическое присутствие на архипелаге Шпицберген, находящемся под юрисдикцией Норвегии. Власти Норвегии временами пытаются ограничить российские права на архипелаге. Эти попытки не имеют перспективы, но права России должны быть надежно защищены.
Существенное преимущество России в Арктике — наличие ледокольного флота. С развитием этого флота в первую очередь связаны расчеты на расширение судоходства по Северному морскому пути и повышение роли России в Арктическом регионе.
Важнейшее значение для России в условиях западных санкций имеет развитие отечественных технологий. В тех случаях, когда зависимость России от иностранных технологий велика, — например, в энергетическом секторе — необходимо избегать чрезмерной зависимости от одного партнера. В этой связи сотрудничество с Китаем в Арктике необходимо уравновешивать сотрудничеством с другими азиатскими странами — Индией, Японией, Южной Кореей, а также, насколько это возможно в условиях ограничений, со странами Европы. В Арктике, как и на Дальнем Востоке и в Сибири, чем больше Россия сумеет привлечь международных партнеров, тем прочнее будут ее позиции на северном и восточном флангах страны.