Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В конце 2010-х годов вошел в завершающую стадию процесс не только распада империи, но и расщепления исторического ядра Российского государства. Обособление Украины от России в политическом и экономическом, в культурном и духовном отношениях исключает какую-либо возможность интеграции. В других условиях и другими темпами, но в том же направлении протекают процессы размежевания между Россией и Белоруссией, которая постепенно превращается из постсоветской республики в полноценное восточноевропейское государство. Евразийский экономический союз при всей его практической полезности не стал центром силы в Евразии, каким он был задуман вначале. Это объединение по интересам с ограниченными целями и возможностями.
Малая Евразия Российской империи / СССР ушла в историю.
На этом фоне сама Российская Федерация эволюционирует от остова СССР к единому многонациональному государству. Уход Украины от России, становление белорусской государственности снимают для России вопросы о восстановлении в новых формах имперского или союзного образования. Российская Федерация и есть современная Россия. Это государство полиэтническое и поликонфессиональное, но уже не союзное и не имперское. Это новое состояние отделенности от бывших окраин — не фактор слабости. Крупные, но при этом компактные образования имеют преимущества в условиях усиливающейся глобальной конкуренции.
Россия, Украина и Белоруссия не три русских государства единого народа, а разные страны, разные общества. Да, все они — равноправные наследники древней Киевской Руси, а затем — альтернативные варианты развития средневековой русской культуры и даже русской государственности. Тем не менее разветвление прежде единой русской общности началось не в 1991 году, а во второй половине XII века. Именно тогда, писал Ключевский, «русская народность разбилась на две ветки, великорусскую и малорусскую, и с тех пор каждая из них имела свою особую судьбу». Это было закреплено в ходе монгольского завоевания, в результате которого северо-восточная Русь, ядро территории нынешней Российской Федерации, стала монгольским улусом Джучи, а Киев, Львов и Полоцк с соседними княжествами вошли в состав восточноевропейских государств Литвы, Польши и Венгрии.
Альтернатива Москве в виде бывших южно- и западнорусских земель тоже появилась не в результате распада СССР, а в XIV веке, когда возникло Великое княжество Литовское с литовской династией во главе, но с православием в качестве преобладающей религии и с русским языком как государственным. Литва и Москва более 100 лет боролись за объединение русских земель — каждая под своей эгидой. В результате Москва победила, а Литва стала составной частью Речи Посполитой, восточноевропейской державы, в которой доминировал польский католический элемент, а в городах утвердилось магдебургское право.
Таким образом, очевидно, что формирование русской, украинской и белорусской общностей в XIII‒XVII веках происходило в очень разных условиях и дало совершенно разные результаты. Русские оказались данниками татар и вынуждены были четверть тысячелетия бороться за свою независимость. Созданное ими для этого вокруг Москвы государство было прежде всего боевой единицей с безусловным единоначалием. Сбросив в конце концов монгольское иго, самодержавная Россия стала наследницей великой евразийской империи Чингисхана, в итоге присоединив земли западной и юго-западной Руси.
Жители юго-западной Руси, предки современных украинцев, избежали длительного азиатского ига, но оказались этническим и религиозным меньшинством в составе европейских государств — Литвы, Польши, Венгрии. Они были объединены в основном языком и религией. Военно-политический союз днепровских казаков — Запорожская Сечь — в своем стремлении к автономии и привилегиям непрерывно пытался лавировать между соседями, которые поочередно были для него то союзниками, то противниками: Польшей, Россией, Османской империей и подвластным ей Крымским ханством, Швецией. Это внутренне неустойчивое и внешне уязвимое состояние запорожской военной олигархии с элементами демократии заложило основы политической культуры будущей Украины.
Воссоединение Украины с Россией на деле было сложным, длительным и противоречивым процессом поглощения Московским царством, а затем Российской империей территории бывшей Юго-Западной Руси. Украинская казацкая старшина поначалу стремилась заручиться только временной защитой и поддержкой русского царя, а затем под руководством Ивана Мазепы пыталась уйти из-под его державной руки, но в результате была вынуждена отказаться от прежних вольностей и претензий, и украинские казаки стали подданными всероссийского самодержца. Присоединение белорусских земель и населения произошло гораздо позже и мягче, сопротивление царской власти оказывали в ходе восстаний в основном проживавшие на этой территории поляки.
Идея единого русского православного народа присутствовала в сознании российских правителей и общества всегда, но была официально оформлена только в XIX веке. Эта идея во многом была реализована на практике в Российской империи и в послевоенный период в Советском Союзе, но она не смогла успешно противостоять украинском национализму, большую помощь которому оказали в довоенный период русские коммунисты с их политикой коренизации, а в послевоенный — включение в состав СССР территорий Восточной Галиции и Волыни, которые никогда со времен Древней Руси не входили в общерусское государство и которые с середины XIX столетия были очагом поддерживавшегося из Вены украинского национализма. Белорусский национализм был гораздо слабее украинского, он не пользовался активной внешней поддержкой и не носил откровенно антироссийского характера.
В отличие от 1917 года 1991-й не привел через несколько лет к восстановлению большой страны, на что многие в России надеялись. За три постсоветских десятилетия государственность Украины и Белоруссии приобрела внутреннюю легитимность. Формируются, хотя и не без проблем, украинская и белорусская политические нации, в то время как ощущение прежней общности с Россией и россиянами уходит со сменой поколений. Даже торжественно провозглашенное в 1999 году Союзное государство России и Белоруссии осталось в основном на бумаге, превратившись в форму близких, но не полностью интегративных отношений между двумя странами.
Сегодня и в обозримой перспективе Белоруссия и Украина являются соседними, этнически и культурно близкими к России, но отдельными государствами — пусть и не иностранными в полном смысле слова. Абстрагировавшись от сегодняшнего характера и уровня отношений между Москвой с одной стороны и Киевом или Минском с другой, можно проводить параллели с отношениями Германии и Австрии, Великобритании и ее доминионов, а также США и Канады.
Для России такое развитие государственного строительства в самом ближнем зарубежье является очевидным вызовом. В то же время построение отношений с восточнославянскими соседями как с отдельными государствами, а не как с полунезависимыми образованиями снимает для Москвы проблему иждивенчества соседей и необходимость субсидировать их.
Независимость Украины от России есть одновременно освобождение России от надежд и иллюзий по отношению к этой стране.
Развод с Украиной для России процесс крайне болезненный, но его также можно обратить на пользу для укрепления Российского государства. Единого русского народа в понимании конца XIX — начала XX века нет. Восточнославянское ядро расщепилось. Лучше иметь Украину в качестве соседа, чем как псевдосоюзника или тем более беспокойную окраину в рамках общих интеграционных структур. К настоящему времени внутри РФ практически не осталось этносов, склонных к сепаратизму. Нужно и дальше сплачивать страну, а не стремиться расширять ее пределы путем, например, включения в состав РФ Донбасса, а также Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья.
С этих исходных позиций оптимальной политикой Российской Федерации в отношении Украины является продвижение и защита российских национальных интересов, а не восстановление утраченной общности. Главным ресурсом, который может представлять Украина, являются не завязанные на общее пространство промышленные мощности бывшей УССР, а люди. Именно люди общерусской культуры, обладающие определенными способностями и навыками, требуются сегодня и в обозримой перспективе для укрепления и развития России. Привлекать их на работу и на жительство в Россию — главная задача политики в ближнем зарубежье, особенно в Восточной Европе. Проще говоря, в интересах России переход от традиционного собирания земель к собиранию людей — в границах Российской Федерации.
Будущее Украины — дело самого украинского народа, и это будущее пока не определилось окончательно. В геополитическом плане России нужна как минимум невраждебная Украина, нейтральный буфер между НАТО и РФ. Реализация этого идеала в обозримом будущем маловероятна, но это не значит, что нынешние враждебность и ненависть по отношению к РФ будут вечно определять политику Киева. Можно предположить, что в долгосрочной перспективе политический ландшафт Украины будет меняться в сторону большего реализма, учета экономических, геополитических, культурных и иных факторов. Разочаровавшись в Европе и Западе, Украина может попытаться что-то получить от России. В этом случае Россия должна быть готова к новому формату отношений с Украиной — без нынешней враждебности, но и без нового донорства.
В обозримой перспективе Россия должна оставаться приверженной в целом выгодным для нее Минским соглашениям 2015 года. В случае реализации договоренностей не только исчезла бы формальная причина для западных санкций против России, но пророссийские силы в Украине существенно укрепились бы, получив надежно защищенную географическую базу, а сам Донбасс приобрел бы фактическое право вето в решении вопроса о членстве Украины в НАТО и об отношениях с США в целом. Донбасс в составе Украины мог бы стать мощным противовесом нынешним господствующим тенденциям — антироссийскому национализму, вытеснению русского языка и однозначной ориентации на Запад.
При этом, однако, на перспективы договоренностей нужно смотреть реалистически. Выполнение украинской стороной Минских соглашений блокируется крайне влиятельными на Украине националистическими кругами и, кроме того, политически невыгодно большинству украинских политических сил. Против такого шага настроены также те влиятельные круги на Западе, которые рассматривают Минские соглашения как победу российской дипломатии и считают, что экономическое и политическое давление на Москву не должно ослабевать.
Таким образом, необходимо исходить из того, что статус-кво в Донбассе сохранится еще неопределенно долгое время. Москва в этих условиях должна будет продолжать материально помогать Донецку и Луганску и быть готовой в случае необходимости защитить их от попыток Киева восстановить контроль над территорией. В то же время Россия не должна поощрять Донецк и Луганск к обострению ситуации.
В сложившихся условиях на основе Минских соглашений можно добиться немногого — стабилизации положения вдоль линии соприкосновения в Донбассе. Это означает устойчивое прекращение огня, обмен всеми удерживаемыми лицами, обеспечение гуманитарных и экономических контактов через линию соприкосновения. Поддержание этой динамики будет способствовать тому, что внимание украинского общества сосредоточится на внутренней повестке дня. Это не решает проблему, но тоже в интересах России.
На внешнем контуре — прежде всего европейском — целью российской политики должно стать постепенное выведение украинского вопроса из центра внимания в отношениях России с Евросоюзом. Необходимо демонстрировать постоянную готовность к диалогу, к обоюдным компромиссам, к восстановлению территориальной целостности Украины в Донбассе. При этом Россия должна быть готова не только предоставлять жителям Донбасса гражданство РФ — на начало 2021 года таких было 400 тысяч человек, — но и содействовать переселению желающих в Россию.
Принципиальной позицией Москвы должно стать: «Новых земель в составе РФ нам не нужно, но людей из Украины и других стран мы готовы принимать на привлекательных для них условиях». Это главное на украинском направлении. Уже примерно 2 млн человек (не считая крымчан) сделали выбор в пользу России. Это направление можно и нужно вывести на новый уровень и добиться больших результатов. Иммиграция в Россию украинцев способна существенно укрепить экономический, культурный и научный потенциал страны. Для того чтобы такая миграция принесла плоды, необходимо сделать переезд привлекательным для переселенцев, а интеграцию — необременительной.
Позиция по Крыму остается неизменной: это часть Российской Федерации и не предмет переговоров с кем-либо в любом виде. Конечно, необходимо понимать, что статус Крыма будет признан международным сообществом в целом только после признания Киевом российского суверенитета в Крыму. Это произойдет еще очень не скоро.
Упор на собирание людей в России, включение украинских переселенцев в состав российской гражданской нации означает одновременно и отказ от активных попыток изменить вектор развития современной Украины, от прямого вмешательства с целью получить выгоду, изменив положение в соседнем государстве. Это не означает уменьшения внимания к происходящему на Украине. Страна будет продолжать меняться. Нельзя исключать, что в процессе изменений могут появиться благоприятные возможности для России. Ими нужно уметь воспользоваться, но активные попытки дестабилизации Украины не будут иметь успеха и в конце концов обернутся против российских интересов.
Реалистическая цель долгосрочной российской стратегии — выстроить с Украиной более или менее предсказуемые отношения как с иностранным государством, таким как сегодняшняя Грузия. Это требует от россиян нового «прощания с Царьградом» — но теперь не с мечтами о водружении креста над собором святой Софии, ставшей в 2020 году опять мечетью, и контроле над Босфором, а с Киевом как «матерью городов русских».
Процесс замещения символов уже идет: Новгород официально провозглашен колыбелью российской государственности, а Херсонес после возвращения Крыма и Севастополя в состав России стал «новым» местом принятия Русью христианства.
Выстраивая политику на украинском направлении, нужно постоянно помнить, что в украинской политической элите практически нет людей, искренне желающих сделать Украину частью единого с Россией большого пространства. Иными словами, русских в официальном российском понимании XIX века в Киеве уже нет. Те украинские политики, которые поддерживают — даже в нынешних условиях — связи с Москвой, стремятся в основном использовать Россию в своих интересах. В Киеве чувствуют, что любой самостоятельный украинский политический проект нежизнеспособен в условиях тесной интеграции с Россией. В гипотетическом случае экономической интеграции Украина естественным путем вольется в Россию, но такой вариант вызовет сильнейший протест со стороны активного меньшинства украинских самостийцев.
Это относится не только к элитам. Весной 2014 года многим в России казалось, что в результате киевского Майдана украинское государство рухнет и русскоязычные области на востоке и юге страны, от Харькова до Одессы, встав в оппозицию к Киеву, образуют пророссийскую Новороссию, которая подобно Крыму соединится с Российской Федерацией. Эти расчеты не учитывали двух важнейших факторов: слабости региональных элит юго-востока Украины и пассивности населения. С тех пор в условиях конфликта в Донбассе произошла консолидация значительной части населения Украины на антироссийской основе, свернуто образование на русском языке, под давлением оказалась Украинская православная церковь (Московского патриархата), разорвана большая часть связей с Россией. Конечно, вопрос об идентичности современной Украины еще не решен окончательно, возможность нового внутреннего кризиса на Украине сохраняется. Не подталкивая Украину к расколу, Россия в то же время должна быть готова к любому варианту развития событий в соседней стране.
Возможность вступления Украины в НАТО долгое время рассматривалась в качестве главной угрозы безопасности России в Европе. В обозримой перспективе вероятность принятия Украины в альянс практически отсутствует. Прием Украины в условиях неурегулированного конфликта в Донбассе и присоединения Крыма к России фактически создал бы для США ситуацию, в которой им пришлось бы либо вступить в войну с Россией за страну, не являющуюся критически важной для безопасности Америки, либо открыто признать, что американские гарантии безопасности союзникам не обеспечены готовностью США защищать их. Первое означало бы ядерную войну, второе — крах НАТО и прочих американских союзов (с Японией, Южной Кореей, Израилем и другими странами).
Проблема для России состоит, однако, в том, что отсутствие формального членства Украины в НАТО не ограничивает военное сотрудничество Вашингтона и Киева. Представители США уже глубоко проникли в силовые структуры Украины, включая Службу безопасности и Министерство обороны, во многом направляют их деятельность. Американские и другие натовские военные ведут обучение украинских военнослужащих. США и другие страны НАТО поставляют Украине вооружение и военную технику. Да, с утратой Украиной Крыма американские ВМС потеряли возможность закрепиться в Севастополе, но с тех пор они осваивают Одессу и Очаков.
В случае успешной модернизации украинские вооруженные силы могут представлять определенную угрозу для безопасности России. Учитывая опыт разморозки застарелого конфликта в Нагорном Карабахе, нельзя исключать, что в перспективе Киев начнет военную операцию с целью восстановления контроля над Донбассом или для возвращения Крыма. При этом США, не имея формальных обязательств перед Украиной, но поддерживая ее в различных формах, не будут нести прямой ответственности за действия Киева в случае гипотетического конфликта с Россией. Для купирования этой возможной угрозы в распоряжении российского руководства имеются силы и средства, размещенные в районе украинской границы, а также в Крыму. Если в отношении Крыма как территории РФ сомнений быть не может, то необходимо заблаговременно выработать позицию и стратегию на случай войны в Донбассе.
Из сказанного прямо вытекает необходимость глубоко изучать Украину, украинское общество, чтобы лучше понимать соседнюю страну, которая все еще находится в процессе перемен. Сходство России и Украины — усложняющий момент, это нечто вроде загадки «найдите десять отличий», только отличий гораздо больше. Опираться на опыт совместного проживания в единой стране недостаточно, а на мифологизированную историю — опасно. Российской внешней политике требуется современная украинистика.
Современная Белоруссия — поразительный пример становления государства при фактическом отсутствии в стране национализма и в условиях в целом близких и дружественных отношений с бывшим союзным центром. Александру Лукашенко — самому «советскому» из глав стран СНГ, при этом политическому противнику белорусских националистов, мечтающих о независимой Белоруссии как духовной наследнице Великого княжества Литовского, — удалось за десятилетия правления впервые создать белорусскую государственность. Эта государственность существенно отличается от российской и украинской, не говоря уже о литовской и польской. Государственная самостоятельность Белоруссии поддерживается не только белорусскими элитами, но и большинством населения страны. Белоруссия — самое близкое России соседнее государство. В России Белоруссия не воспринимается как государство иностранное. Уже два десятилетия Белоруссия образует с Россией союзное государство. Чтобы и дальше не видеть в Белоруссии заграницу, нужно осознать, что это отдельное, хотя и тесно связанное с Россией, государство.
В правящих кругах России самостоятельность Белоруссии долгое время рассматривали как временное и неопасное явление — в отличие от украинской «самостийности». До последнего времени всерьез выдвигались предложения о вхождении Белоруссии в состав Российской Федерации по модели присоединения ГДР к Федеративной республике Германии в 1990 году — в качестве шести областей. Объединение Белоруссии с Россией считалось одним из вариантов решения проблемы 2024 года — окончания четвертого президентского мандата Владимира Путина. Все эти планы свидетельствовали о непонимании того, что по прошествии сколько-нибудь длительного времени — во всяком случае 20 лет для этого более чем достаточно — к государственной независимости привыкают, с нею очень трудно расстаться.
Белорусский кризис 2020 года встряхнул ситуацию в стране и российско-белорусские отношения. Режим Лукашенко утратил связь с реальностью внутри страны и запутался в играх с многовекторностью внешней политики. У России появился шанс не только реально укрепить интеграцию с Белоруссией, но и обеспечить такое переформатирование конституционной и политической системы соседней страны, которое сделало бы невозможными в будущем экономические выкрутасы и резкие политические шараханья Минска. Речь идет о приватизации белорусской экономики, внедрении российского капитала в наиболее важные для него сферы и о формировании устойчивого пророссийского баланса внутри опирающейся на поддержку белорусского общества национальной элиты, которая была бы материально заинтересована в укреплении связей с Россией и убеждена в необходимости такого укрепления.
Добиться столь благоприятного для РФ исхода будет непросто. У Москвы нет позитивного опыта взаимодействия с обществами соседних стран. Вся ее политика на этом направлении была нацелена исключительно на правящие элиты, а часто просто на узкие клановые группы, стоящие у власти. Это гораздо легче и сравнительно дешевле, чем работать с большими массами людей. Если представившийся сейчас шанс будет упущен, ситуация в белорусском обществе может измениться в неблагоприятном для России направлении. Продвигая национальные интересы России в Белоруссии, Москве необходимо с уважением относиться к настроениям и устремлениям белорусов: это не часть единого русского народа, а отдельная от россиян политическая нация.
Россияне должны научиться воспринимать Белоруссию не как западный край, продолжение России, населенное русским народом, лишь по воле большевиков получившим статус отдельной советской республики, а затем в результате распада СССР — отдельного государства. Белоруссия должна рассматриваться как суверенное государство, лежащее между Россией и натовско-еэсовской Европой. Важнейшая цель российской политики состоит в том, чтобы это государство при всех возможных внутриполитических изменениях оставалось дружественным по отношению к Российской Федерации.
С геостратегической точки зрения и исходя из опыта истории — например, 1812, 1914 и 1941 годов — наличие дружественного соседа на наиболее важном — московском — стратегическом направлении выгоднее, чем непосредственная граница с потенциальным противником. Положение Белоруссии, находящейся между Польшей, которая становится основным военным союзником и базой США на Европейском континенте, и Москвой очевидно указывает на особую важность военных связей между Россией и Белоруссией. Через Белоруссию осуществляется также наземный транзит в российский анклав Калининград.
Россия заинтересована в тесной координации оборонных стратегий с Белоруссией и всестороннем сотрудничестве военных ведомств и специальных служб двух стран. На территории Белоруссии расположены важные российские военные объекты. В то же время в России должны понимать, что белорусы, живущие на земле, которая на протяжении многих веков, в том числе в ходе обеих мировых войн, была полем ожесточенных сражений между русскими и западными армиями, особенно сильно стремятся к мирной жизни, к неучастию в военных конфликтах.
Несмотря на представление о практической неразличимости белорусов и русских, история белорусского народа в период его формирования — с середины XIII по вторую половину XVIII века — развивалась иначе, чем история великороссов. Минск вошел в состав Российского государства на столетие позже Киева. Великое княжество Литовское, конечно, не было собственно белорусским государством, но появление у белорусов национального чувства, а с начала ХХ века развитие белорусского национализма являются фактами. Белорусская народная республика не состоялась, но советская власть много и в целом успешно работала над созданием белорусской государственности. Вступление БССР в ООН — при всей его формальности — датируется 1945 годом.
Однако для того, чтобы сохранять дружественный, партнерский, а на человеческом уровне — братский характер отношений с Белоруссией и ее народом, надо уважать соседа. В нынешних обстоятельствах это означает уважение существующего уже три десятилетия белорусского государства.
Белорусский патриотизм, любовь к родной земле и культуре, а сейчас и верность собственному государству — позитивны. Белорусский национализм — несколько иное дело. Действительно, он традиционно носил менее антирусский характер, чем украинский, но так же, как и последний, был ориентирован на ближний Запад — Польшу. По сравнению с Россией Польша в представлениях националистов выглядела цивилизованной, европейской, более богатой и ухоженной. Тем не менее западно-ориентированный национализм белорусов, как и украинцев, наталкивается на неготовность Европы в обозримом будущем интегрировать восточных соседей, ценность которых состоит главным образом в том, что они являются буферами, отделяющими ЕС от России.
После того как разрешится белорусский кризис, необходим поиск такого равновесия в отношениях Москвы и Минска, которое устроит обе стороны. Белоруссия суверенна, но экономически она тесно связана с Россией, являющейся для Минска важнейшим рынком и источником разнообразной поддержки. В культурном и гуманитарном отношении между двумя народами существуют крепкие узы. Экономические отношения, разумеется, не должны вести ни к иждивенчеству, ни к пренебрежению интересами партнера. Ни откровенный шантаж со стороны Минска, ни грубое давление Москвы не способствуют формированию устойчивых отношений.
Во внешней политике Москве тоже выгодно иметь рядом миролюбивое государство, готовое при необходимости предоставлять переговорную площадку или партнерские услуги для решения международных споров, а также действовать на международной арене по согласованию с Россией и в обоюдных интересах. По окончании политического кризиса в Белоруссии Минск сможет на принципиальной, а не прежней «многовекторной» основе поддерживать отношения с соседними странами — Украиной, Польшей, государствами Прибалтики, а также Европейским союзом. В условиях тесной экономической интеграции и близких отношений между элитами и обществами Белоруссии и России угрозы ухода Белоруссии на Запад просто не будет.
В военном отношении между Минском и Москвой необходима тесная координация, полная совместимость вооруженных сил, готовность к совместным действиям. В то же время излишняя милитаризация Белоруссии вредна, создание на ее территории российских военных баз не диктуется необходимостью. Существующие на территории Белоруссии российские военные объекты в ходе их модернизации могут быть передислоцированы на территорию Российской Федерации. Военно-промышленные мощности, критически важные для обороны страны, также возможно перенести в Россию, чтобы РФ ни при каких обстоятельствах не зависела от иностранных, даже дружественных, поставщиков.
По сравнению с Белоруссией и Украиной Молдавия в современных условиях имеет ограниченное значение для российской внешней политики. Нейтральный статус этой небольшой страны важен скорее как символ непродвижения НАТО на территорию стран СНГ. Реальной гарантией этого непродвижения служит возникшая в ходе распада СССР ситуация в Приднестровье, где 30 лет существует непризнанная Приднестровская Молдавская Республика (ПМР). Здесь наряду с молдаванами живут русские и украинцы, а руководство выступает против молдавского национализма и румынских амбиций. ПМР пользуется военной защитой, а также финансовой и материальной поддержкой со стороны Москвы. Надежность этой защиты, однако, может подвергнуться проверке со стороны Кишинева и Киева — при поддержке Бухареста и Брюсселя.
В то же время большая часть русскоязычного населения Молдавии живет на территории, контролируемой Кишиневом. На севере и юге Молдавии сильны пророссийские настроения, а в центре страны преобладают прорумынские и проевропейские. Москва не должна закрывать глаза на то, что руководство ПМР эксплуатирует поддержку РФ в своих групповых интересах, но и «сдавать» Приднестровье неправильно. Принципиальный подход России к замороженному конфликту на Днестре состоит в объединении Молдавии на федеративной основе с полным учетом интересов и прав всех этнических и языковых групп. В 2003 году план такого объединения был сорван в последнюю минуту усилиями ЕС и США, но идея федерализации дает единственный реальный шанс на объединение бывшей советской республики, расколовшейся еще до роспуска СССР. Решение приднестровской проблемы на такой основе может стать если не гарантией от поглощения Молдавии Румынией, то серьезным препятствием на этом пути.
Молдавию, Белоруссию и Украину объединяет традиционная религия этих государств — православие. Более того, вместе с Российской Федерацией эти три страны образуют каноническую территорию Русской православной церкви. Концепция Русского мира была бездарно использована Москвой в ходе украинского кризиса 2014 года. Она провалилась в течение нескольких недель, поскольку применялась бездумно, совершенно не по назначению. Проще говоря, идея культурного единства была превращена в идею геополитического восстановления утраченных границ России.
Этот провал не означает, что Русский мир — выдумка кремлевских пропагандистов, что его в природе не существует или что он не должен быть интересен будущей российской внешней политике. Русский мир не сгорел в огне Донбасса и неслучившейся Новороссии.
Русский мир — это сообщество людей, говорящих и думающих по-русски, где бы они ни жили. Объединяющим фактором для них является именно русский язык, а не отношение к политике российского государства или даже к самому этому государству.
На протяжении большей части ХХ века Русский мир за пределами СССР был представлен несколькими волнами русской эмиграции. Фактически это была — в культурном и интеллектуальном отношении — вторая Россия, хотя и находившаяся в непримиримых отношениях с советским государством.
Сегодня Русский мир представлен русскоязычными гражданами бывших советских республик — Украины, Белоруссии, Молдавии, стран Прибалтики, Казахстана, Средней Азии и Закавказья. Он также присутствует в США, Канаде, в Германии и других государствах Европы, в Израиле и во многих странах мира.
Русский мир — демографический ресурс Российской Федерации. Все граждане других стран, имеющие русские или российские корни, должны иметь право и возможность получения гражданства РФ в ускоренном порядке. В первую очередь это относится к гражданам бывшего СССР.
Российское государство не должно рассматривать Русский мир как политический ресурс. Русские общины за рубежом не следует считать промосковскими колоннами, способными дестабилизировать ситуацию в других государствах.
Создание пророссийского лобби в других странах не должно быть значимой целью российской государственной политики. Такое лобби будет неизбежно подаваться как инструмент российского вмешательства, что подорвет его эффективность.
Русский мир, как и русский язык, не принадлежит Российской Федерации. В Белоруссии русский язык остается не только государственным, но и наиболее употребительным. На Украине, несмотря на все успехи украинизации, русский язык сохраняется в обиходе даже без какого-либо статуса. В том или ином виде русский язык имеет шансы сохраниться в Казахстане и некоторых других странах — бывших республиках СССР.
Как историческая родина русских, Россия несет ответственность за сохранение русского языка и поддержку русской культуры, в том числе за пределами РФ. Поддержание культурных связей с соотечественниками, содействие обучению на русском языке, предоставление им льготных условий для учебы в российских вузах должно быть частью государственной гуманитарной политики.
Русская православная церковь отделена от государства, но она является составной частью Русского мира. Русский народ не состоит поголовно из верующих или крещеных, но это исторически православный народ. В начале XXI века произошло сближение Русской православной церкви и российского государства. Это сближение на основе общих интересов, взаимной зависимости и поддержки порождает и ряд серьезных проблем. РПЦ, в особенности ее руководство, иногда считают идеологическим департаментом Кремля. В современных условиях РПЦ все больше воспринимается как национальная церковь Российской Федерации, а ее каноническая территория, включающая наряду с Россией Белоруссию, Молдавию и Украину, представляется геополитической основой Русского мира, на руководство которым претендует Москва. В этом положении заложено очевидное противоречие.
РПЦ, однако, не православная церковь Российской Федерации. Смысл слова «русская» в ее названии шире, чем «российская» в названии государства, поскольку каноническая территория РПЦ распространяется также на Белоруссию, Украину, Молдавию. В то же время русский элемент, являющийся основой российского народа, существует рядом с другими этносами, составляющими этот народ.
Сотрудничество государства с церковью касается широкого круга гуманитарных и культурных вопросов. В то же время государство не может и не должно рассматривать РПЦ как инструмент своей внешней политики — например, в качестве фактора мягкой силы. Это не вписывается в миссию церкви. Самостоятельность РПЦ по отношению к государству усиливает возможности России как общества, а не ослабляет их.
Церковная политика, внешние сношения Русской церкви лежат вне компетенции автора и за пределами темы этой книги. Можно лишь сказать, что понятие церковно-государственной симфонии по византийскому образцу (государство черпает духовную силу в церкви и получает от нее благословение, а церковная иерархия чувствует себя комфортно под защитой государства) устарело. В истории РПЦ периоды тесного сближения с государством, практически соединения с ним в синодальный период, не были благодатными ни для церкви, ни для государства. Между властью и церковью обязательно должен быть зазор, позволяющий обоим партнерам действовать свободно, но при необходимости совместно и без ущерба для себя. Практически этот зазор мог бы выражаться в переносе главной резиденции Патриарха Московского и всея Руси в Троице-Сергиеву лавру в Сергиевом Посаде, но это, конечно, лишь внешняя сторона дела.
В области внешней политики отношения государства и РПЦ могут быть равноправными, партнерскими. Есть немало сфер, где их интересы соприкасаются или пересекаются, — от церковной ситуации на Украине и положения христиан и конкретно Императорского православного палестинского общества на Ближнем Востоке до церковных и государственных отношений с Римско-католической церковью, с Ватиканом. При этом самостоятельность РПЦ по отношению к Кремлю, ее активная позиция в православном мире способствовали бы укреплению авторитета церкви в Русском мире и большему сплочению самого Русского мира.
Не стоит забывать, что Российская Федерация — государство многонациональное. Главное для ее единства — сохранение и укрепление российского мира: полиэтнического, поликонфессионального, многоязыкого. Какой бы ни была этническая принадлежность гражданина РФ, в вопросах внешней политики он в первую очередь россиянин, а потом уже армянин или азербайджанец.
У ряда народов России — татар, башкир и других — есть свои миры, выходящие иногда за пределы РФ. Есть и крупные миры, основные центры которых расположены вне российских границ, но которые заходят на территорию России. Это, например, украинцы и евреи, католики и протестанты. Это и тюркский мир, который включает — помимо самой Турции — территории, населенные тюркскими народами. В пределах СНГ это Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Туркмения, Узбекистан, а также молдавская Гагаузия, в пределах Российской Федерации — Алтай, Башкортостан, Северный Кавказ, Крым, Татарстан, Якутия, другие регионы. Важнейший национальный интерес — сохранить внутреннее единство страны, исключить вмешательство извне, использование иностранными государствами мягкой силы для расшатывания Российской Федерации.
Войти с помощью соц. сетей: