Выяснив, что люди как вид, очевидно, не моногамны по своей природе (иначе не было бы нужды устанавливать социальные правила, ограничивающие склонность человека делить свою постель с другими), попытаемся понять, каким образом в современном мире моногамия стала нормой. По словам британского антрополога из Кембриджского университета Джека Гуди, «начинать объяснения с полигинии было бы неверно. Что касается человеческих культур, именно моногамия — редкое явление, тогда как полигиния была широко распространена, по крайней мере, до недавнего времени».

Невероятно, не правда ли? Ведь это диаметрально противоположно нашим ожиданиям. Оказывается, именно моногамию как явление нужно объяснять, несмотря на то что сегодня она считается естественным и само собой разумеющимся образом жизни.

Большинство человеческих сообществ были и остаются немоногамными. Согласно этнографическому атласу, из 1231 социума моногамны только 168, более 1000 полигамны (то есть мужчина может быть многоженцем, а женщинам иметь другие отношения не дозволяется) и в четырех практикуется полиандрия (женщины имеют двух или более партнеров-мужчин или мужей одновременно).

Согласно другому исследованию, более двух третей моногамных обществ на протяжении своей истории каким-то образом избегали абсолютной моногамии. В них мужчинам разрешалось заниматься сексом с любовницами и иметь связи вне основных отношений. Кроме того, в определенные периоды, например в отдельные праздники, позволялось заниматься сексом вне брака. Следовательно, эти общества также не были полностью моногамны в нынешнем, строгом, понимании этого слова. Как утверждают психолог Дэвид Бараш и психиатр Джудит Ив Липтон, авторы книги «Миф о моногамии» (The Myth of Monogamy), в большинстве культур всегда существовали лазейки, благодаря которым брак и сексуальная исключительность не обязательно шли рука об руку.

Нам может казаться, что мир (не считая мусульманских обществ) по большей части моногамен. Однако мы забываем о том, что в течение последних нескольких веков одна культура — западная — распространилась в большинстве стран земного шара, продвигая вместе с другими своими ценностями идею моногамии.

Но как Запад стал моногамным?

Примитивные общества

Существуют разные мнения относительно того, когда моногамия появилась в человеческом обществе. Некоторые исследователи, в частности Хелен Фишер, утверждают, что уже среди охотников-собирателей она была нормой — правда, серийная. Другие, например Стефани Кунц, проведшая углубленное исследование истории брака, считают, что это всего лишь современная проекция на доисторические времена представлений о брачном союзе, сложившихся в 1950-е годы. По мнению Кунц, пара просто не смогла бы выполнять все функции, необходимые для выживания в тех условиях. Исходя из этого, концепцию одного партнера, удовлетворяющего всем потребностям другого и в одиночку кормящего и защищающего свою нуклеарную семью, трудно воспринимать всерьез.

Если мы рассмотрим современные примитивные общества, окажется, что для большинства из них характерна немоногамия (разных видов, в частности серийная), а для некоторых — сексуальная диверсификация, дозволенная как мужчинам, так и женщинам (то, что в книге я называю омнигамией). Это позволяет предположить, что в доисторическом прошлом в примитивных социумах были приняты аналогичные модели. В этих обществах не существует привычного для нас представления, согласно которому мужчине нужно быть уверенным в том, что он воспитывает свое биологическое потомство. Например, в Амазонии, Папуа — Новой Гвинее и других регионах есть племена, которые считают, что новая жизнь зарождается от спермы разных людей. Женщина не ищет одного самого сильного, самого умного, самого красивого и самого успешного мужчину, ей не нужен альфа-самец; она ищет нескольких мужчин — лучшего охотника, самого красивого, самого умного и так далее, чтобы наделить своего ребенка выдающимися чертами каждого из них. Соответственно, у каждого ребенка есть сразу несколько «отцов», которые заботятся о нем, и шансы на выживание у него выше, чем у ребенка, имеющего одного отца. Конечно, с научной точки зрения нескольких биологических отцов у одного человека быть не может, но такое представление допускает другую модель сексуальности, отношений и даже воспитания детей, отличающуюся от той, которую мы знаем.

В примитивных племенах, которые все еще существуют в Амазонии, каждый мужчина охотится и делится своей добычей со всей деревней. Такую модель отношений легко представить в доисторических обществах, которые были небольшими и сплоченными. Это значит, что мужчинам не нужно заботиться каждому о своем ребенке, потому что все мужчины племени заботятся обо всех детях. Генетическая связь между ребенком и конкретным отцом не имеет значения, ведь ресурсы для выращивания этого ребенка предоставляются не только биологическим родителем, но и целой группой людей.

Стоит рассказать и о небольшой этнической группе под названием мосо, проживающей на территории Китая, в районе озера Лугу между провинциями Юньнань и Сычуань, и сохранившей матриархальный уклад. Культура мосо крайне необычна, а, как известно, наблюдать за разнообразными человеческими сообществами и за тем, как по-разному можно жить, очень интересно. В этой культуре собственность и фамилия передаются по материнской линии от матери к дочери. Когда девушка достигает половой зрелости (примерно в 13–14 лет), она получает собственную комнату с отдельной дверью, ведущей наружу, и полную свободу при условии, что ее гости будут уходить до восхода солнца. Женщины мосо могут спать с новым любовником каждую ночь или даже с несколькими подряд в одну и ту же ночь, если пожелают. Отношения продолжаются только до тех пор, пока двое находятся в обществе друг друга, и заканчиваются в тот момент, когда мужчина покидает дом женщины. Конечно, он может продолжать посещать ее каждую ночь, если оба этого хотят, но никто не обязывает его это делать. В целом нет никаких взаимных обязательств, а дети воспитываются в доме матери братьями девушки и общиной. Мужчина воспитывает детей своих сестер, а не собственных.

Некоторые исследователи, например Райан и Жета, считают, что малые общества были, несомненно, общинными, то есть все были наделены равными правами, а также немоногамными. Согласно их теории, когда все члены общины (до 150 человек) знакомы друг с другом, у них сильнее развиты взаимная ответственность, общность и равенство. В больших анонимных обществах концепция жизни иная, и в них допускается гораздо больше нарушений прав, угнетения, обмана и проблем с равенством.

Приверженцы теории моногамии в доисторические времена утверждают, что когда-то средняя продолжительность жизни составляла всего лишь 30–40 лет, поэтому людям не нужно было жить с одним и тем же партнером так уж много времени. Теперь же предполагается, что мы должны провести с одним человеком 60–70 лет. Сегодня некоторые исследователи ставят под сомнение эту теорию и утверждают, что в доисторические времена продолжительность жизни тех, кто выжил в младенчестве, была гораздо больше, чем мы думаем. Но даже если это не так, «временной» аргумент, на мой взгляд, не имеет значения, поскольку, согласно по крайней мере одному из исследований, четверть измен в долгосрочных отношениях происходит уже через два года после их начала.

Скорее всего, точно ответить на вопрос, была ли в доисторических обществах принята серийная моногамия или омнигамия, не удастся. Нам остается лишь предполагать, а узнать наверняка, как строились интимные отношения в те времена, невозможно. Но для нас важно понимать, что не все общества были или являются патриархальными, не все они полигамны или моногамны, не во всех из них мужчине необходимо утверждать свое отцовство, и растить детей тоже можно по-разному. Во все времена и по всему миру в человеческом обществе существовало огромное разнообразие, и подавляющее большинство социумов, известных исследователям, на самом деле немоногамно.

Аграрная революция

Перу Фридриха Энгельса, написавшего в соавторстве с Карлом Марксом знаменитый «Манифест Коммунистической партии», принадлежит также работа «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В этом исследовании Энгельс вслед за Жан-Жаком Руссо утверждает, что мужчины получили контроль над женщинами в результате аграрной революции, начавшейся около 12 000 лет назад. По его мнению, причиной тому стали собственность и капитал, появившиеся у мужчин, когда те научились возделывать землю и одомашнивать животных. Стоило мужчине обзавестись имуществом, которое он мог завещать, как ему захотелось и уверенности в том, что он передаст нажитое именно своему потомству. Вот тогда, утверждает Энгельс, и возникла необходимость контролировать сексуальность женщин, чтобы они не могли рожать детей от «посторонних». А женщины отныне были вынуждены «продавать» свои матки в обмен на ресурсы и защиту. Так женщина стала собственностью мужчины, предметом, орудием производства детей, и, соответственно, патриархальное общество и угнетение женщин возникли одновременно.

Это всего лишь гипотеза, но, даже если Фридрих Энгельс прав, для контроля над женщинами не нужна моногамия, и в действительности большая часть обществ в те времена были полигамными. Тому есть немало исторических доказательств, и также это подтверждается генетическими исследованиями. Проанализировав различия в человеческой Y-хромосоме, которая встречается только у мужчин, исследователи доказали, что человечество было полигамным на протяжении почти всей своей истории, и установили, что сравнительно немного мужчин распространяли свои гены через многих женщин. Этот факт означает, что небольшое количество мужчин было ответственно за оплодотворение большого количества женщин, и доказывает, что в прошлом мужчины были полигамны.

В первой монотеистической религии — иудаизме — говорится об Эдемском саде, где жили Адам и Ева, а в Библии нам преподносятся десять заповедей, две из которых затрагивают тему супружеской измены на практике и в мыслях: «Не прелюбодействуй» и «Не возжелай жены ближнего твоего» (обратите внимание, что совершенно нормально желать незамужнюю женщину, но преступлением становится связь с женщиной другого мужчины, то есть это отождествляется с кражей имущества другого мужчины, причинением ему вреда и ущемлением его прав). Таким образом, первая монотеистическая религия устанавливает и некий моногамный стандарт. Однако этой теме вряд ли посвятили бы целых две заповеди из десяти, если бы подобные «нарушения» не происходили в реальности. Табу и запреты существуют не просто так. Если никто ничего не нарушает, то в них нет нужды. То есть немоногамию нужно было запрещать и этот запрет должен был соблюдаться, иначе долго моногамия не продержалась бы. Кроме того, Библия фактически описывает полигамную модель, а не моногамную. Любой, кто читал ее, знает, сколько жен было у Авраама и сколько у царя Давида, не говоря уже о царе Соломоне.

Некоторые исследователи, например Бараш и Липтон, утверждают, что Энгельс упустил из виду главное: мужчины не контролировали женщин для защиты своей собственности, а стремились обладать собственностью и властью для привлечения женщин. В любом случае важно понимать, что полигамия не означает модель общества, где у каждого мужчины по несколько женщин. Много жен могли себе позволить только сильные и богатые люди, имевшие власть и ресурсы (такие как Соломон, у которого было 700 жен и, будто этого мало, еще 300 наложниц). Однако, поскольку мужчин и женщин среди населения почти поровну, у более слабых и бедных мужчин жен в таком обществе меньше (иногда только одна), а у некоторых жены нет вовсе.

Разрешение вступать в связь с большим количеством людей было, конечно, односторонним: женщинам запрещалось выходить замуж более чем за одного мужчину, а прелюбодеяние каралось смертью. И — если пойти дальше — возникает вопрос: как часто любая из Соломоновых жен занималась сексом? Допустим, он занимался сексом с разными женщинами каждый день (даже когда болел!), но и тогда каждая его жена могла рассчитывать на интимную встречу с мужем в лучшем случае раз в три года. А может, и реже.

Таким образом, полигамия не предполагала равноправия ни для мужчин, ни для женщин. Больше того — она вела к нестабильности в обществе, потому что мужчины, не имевшие жен, должны были бороться за ресурсы, чтобы завоевывать женщин. А то, что у царей и аристократов было по несколько женщин и много детей, в равной степени законных, часто становилось причиной кровавых войн за наследство. И, скорее всего, полигамная модель породила проституцию, потому что холостые мужчины должны были как-то удовлетворять свои сексуальные потребности. Ответом царю Соломону стала Раав (теоретически, потому как в библейской истории она хронологически предшествовала третьему иудейскому царю).

В течение всего периода Второго Храма и во времена Мишны и Талмуда в иудаизме продолжали практиковать полигинию. Запрету Гершома Меор ха-Гола (согласно которому евреям запрещается вступать в брак более чем с одной женщиной и который истек около 50 лет назад) примерно тысяча лет. Он вводился среди западноевропейских евреев под влиянием христианской среды. И, кстати, даже тогда этот запрет не приняли сефардские евреи Испании, Италии, Северной Африки и других стран. Сегодня все еще можно встретить йеменских евреев, женатых более чем на одной женщине.

Итак, если не в Библии и не на Ближнем Востоке, то где и когда началась моногамия как социальная норма?

Греко-римская культура и христианство

Частичная моногамия, вероятно, зародилась в древнегреческом обществе, где была придумана демократия, распространявшаяся, однако, только на граждан мужского пола. В месте, где все граждане равны, многоженство, лишающее некоторых мужчин брака даже с одной женщиной, существовать, очевидно, не могло. И, как мы выяснили выше, формирование прослойки мужчин без партнерш, вынужденных долго воздерживаться от секса, вряд ли можно считать рецептом государственной стабильности. При греческой «моногамии» каждому гражданину мужского пола назначалась жена, и, кроме того, у мужчин был еще один вариант (которого, конечно же, не было у женщин): им разрешалось заниматься сексом с рабами (рабынями) и любовниками (любовницами). В качестве подтверждения приведу слова из речи известного греческого оратора и политического деятеля Демосфена, произнесенные еще в IV веке до н.э.:

Ибо вот что значит жить с женщиной как со своей женой: иметь от нее детей, представить сыновей членами клана и дема, обручить дочерей с мужьями, передав в их собственность. Любовниц мы держим ради удовольствия, наложниц для ежедневной заботы о нашей персоне, но жены нужны, чтобы родить нам законных наследников и быть верными хранительницами домашнего очага.

Следовательно, эта так называемая моногамия была односторонней. Она предполагала дискриминацию в отношении женщин, которым по-прежнему запрещалось вступать в связь с другими партнерами и которых стали просто «более равномерно» распределять между мужчинами. Соответственно, положение мужчин улучшилось, а у женщин осталось прежним.

Автором исходного мифа о моногамии, благодаря которому появилось выражение «вторая половина» и который подхватила западная культура, стал древнегреческий философ Платон, предположительно цитирующий в своем диалоге «Пир» Аристофана. Согласно изложенному им мифу, люди когда-то были андрогинными (и состояли из двух мужчин, двух женщин или из мужчины и женщины), у них было по четыре руки, четыре ноги, две головы и так далее. Возгордившись своей силой, эти создания осмелились напасть на самих богов, и в наказание Зевс разделил их на два существа. Половинки тосковали друг по другу, стоило им встретиться, сплетались телами в стремлении вновь слиться воедино и в конце концов умирали от голода и бездействия, не желая ничего делать порознь. Позже Зевс наделил обе половинки сексуальностью, и таким образом появилось любовное влечение — оно соединяет обе половины, но его удовлетворение не мешает жизни идти своим чередом.

Этот миф лег в основу представлений людей, ищущих свою вторую половинку, и таких песен, как «Благодаря твоей любви мое существование полноценно. Ты — та половинка, которая делает меня цельной». Благодаря ему родилась эта романтическая и, к сожалению, губительная мысль, за которую мы все еще держимся: нужно найти «того самого» человека, созданного именно для нас и способного полностью удовлетворить все наши желания и потребности. А теперь подумайте о том, что на нашей планете живет больше семи с половиной миллиардов человек, половина из которых — мужчины, а другая половина — женщины. Если каждому из нас предназначен кто-то один-единственный, каков шанс найти его с точки зрения статистики? Выиграть в лотерею, сорвав огромный куш, и то реальнее! Но помимо статистики есть и другие логические доводы в пользу того, чтобы отказаться от этой идеи. Во-первых, такого человека, который идеально соответствовал бы нам и развивался бы так же, как мы, на протяжении всей жизни, не существует. Во-вторых, у всех нас имеются недостатки. Ален де Боттон в своей забавной лекции отлично описал, как романтические представления вредят реальным отношениям. Стоит «слабым местам» «того самого» проявиться, а гормонам, ответственным за лимеренцию, угомониться, и мы начинаем понимать, что он или она не так совершенны, как казалось поначалу. Наконец, есть не один человек, а много, ну или, по крайней мере, несколько, которые могли бы нам подойти.

Американский писатель, журналист и ЛГБТК-активист Дэн Сэвидж, автор колонки «Savage Love», посвященной синдикативным отношениям и секс-консультациям, утверждает, что основной ущерб этот миф наносит существующим союзам. Например, если человек, состоящий в отношениях, влюбляется в кого-то другого, он или она понимает, что нужно сделать выбор и уйти, потому что «если мой партнер — тот самый, я не мог(-ла) бы влюбиться в кого-то еще». И люди разрушают вполне сложившийся союз, потому что верят, что «должны», иначе бы они жили во лжи, поскольку другой человек, в которого они влюбились, скорее всего, и есть «тот самый». К сожалению, спустя годы история может повториться.

А кто-то считает, что ему не хватает этого неуловимого и мифического «того самого», даже когда находится в прекрасных отношениях, потому что что-то идет не так, что-то не складывается. Один из кусочков пазла не подходит. И вот этот кто-то отправляется на поиски «того самого», потому что чувствует, что совершил ошибку, и ему кажется, что его партнер не идеален.

Сэвидж предлагает мыслить иначе. Пусть никто не совершенен, но возьмем 0,64% (очевидно, это не какое-то идеальное число), и, допустим, какой-то человек подходит вам на 0,64%… Это уже много. И тогда вы принимаете решение, что этот человек и будет для вас «тем самым». Не в мифическом смысле, потому что «того самого» не существует. Однако с этим человеком вы построите дом или создадите семью, или, по крайней мере, признаете его/ее тем, кто имеет для вас большое значение. Это будет осознанное решение, учитывающее все человеческие недостатки. А тот человек, в свою очередь, сделает то же самое по отношению к вам, то есть признает «тем самым» вас.

В мифе Платона отражены моногамные представления греческого мира о том, что гетеросексуальная или гомосексуальная моногамия якобы являются нашим естественным состоянием, путем, ведущим к физическому и эмоциональному совершенству. Но, может быть, как шутливо заявляют Бараш и Липтон в своей книге «Миф о моногамии», все как раз наоборот. Этот миф объясняет, почему моногамия редко длится долго и почему случаются измены. Согласно этому мифу, моногамия, вероятно, естественна только по отношению к «тому самому», но из-за того, что этого человека невозможно найти, моногамия «не с тем» (то есть с чужой половинкой) обычно приводит к изменам. В таком случае прелюбодеяние — всего лишь разумная и понятная попытка найти давно утраченного идеального партнера.

Но оставим мифы и вернемся к истории. Миф о моногамии мог возникнуть в Эдемском саду или в «Пире» Платона, но, как мы убедились, реальность была далека от него, по крайней мере для мужчин. Попытки теоретически обосновать моногамный образ жизни и для них тоже начались с рождением христианства, которое после распада Римской империи взяло ее в этом смысле за образец (а Римская империя когда-то переняла частичную моногамию от древних греков). Стихи Нового Завета учат нас тому, что отныне супружеской паре нельзя разводиться. В Евангелии от Матфея (19:3) Иисус говорит:

Не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.

Брак стал церковным понятием, и теперь от людей ожидалось, что они будут жить с одним и тем же партнером всю жизнь, — модель, которой никогда не было ни в Римской империи, ни в еврейском мире. После этого христианство шагнуло еще дальше — в сторону отрицания сексуальности и идиллического восприятия безбрачия. Поэтому апостол Павел утверждал в своем Первом послании к Коринфянам (7:9), что людям лучше быть одиночками, как он, «но, если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Апостол Павел считал, что ни один человек не может быть слугой двух хозяев одновременно — Бога и своего партнера. Христианский идеал — это даже не моногамия, а полное безбрачие.

Один из самых влиятельных пап, Григорий I, в VI веке прямо заявил, что, хотя секс в браке сам по себе не является грехом, он должен служить только для зачатия детей и не приносить удовольствия. Таким образом христианство фактически связало сексуальность с чувством вины, стыда и страха. Свадьба и моногамия стали считаться меньшим злом для людей, не могущих сдержать свою похоть, и лишь спустя почти тысячу лет, в XIII веке, вступление в брак превратилось в одно из семи христианских таинств — действ, посредством которых божественная благодать снисходит на человека.

В XVI веке на Тридентском соборе, одном из важнейших вселенских соборов католической церкви, было заново подтверждено превосходство монашества над институтом брака. Однако в чистом виде, которого ожидал христианский мир, не удалось воплотить в жизнь не только идею монашества, но даже моногамию. Европу заполонили любовницы, куртизанки и все виды «дам с камелиями». Даже у пап были внебрачные дети. Больше всех в этом смысле прославился Родриго де Борджиа, в конце XV века ставший папой Александром VI, гордый отец девятерых детей, рожденных несколькими его любовницами. Всех своих детей он открыто признал. Вот описание банкета, устроенного его сыном, кардиналом Чезаре Борджиа, во время папства Александра VI:

Вечером последнего дня октября 1501 года Чезаре Борджиа устроил в своих покоях в Ватикане пиршество с участием «пятидесяти честных проституток», называемых куртизанками. После ужина они танцевали со своими спутниками и другими присутствующими: сперва одетые, затем — обнаженные. Потом канделябры с зажженными свечами убрали со столов и поставили на пол. Повсюду были рассыпаны каштаны, которые обнаженные куртизанки подбирали, ползая меж канделябрами на четвереньках, а Папа, Чезаре и его сестра Лукреция смотрели на них. Наконец, были объявлены призы — шелковые туники, туфли, заколки и другие вещицы — для тех, кто сумеет совершить больше всех актов любви с куртизанками.

Папа римский, христианство, монашество, моногамия… О чем мы вообще?

Но, несмотря на все это, миф о моногамии продолжал цвести на Западе пышным цветом. И, поскольку западная культура стоит на двух столпах — античности и христианстве, неудивительно, что моногамия стала одной из главных ценностей нашего общества.