Юля из тех людей, которые внушают мне некоторый трепет. Кажется, что они могут все, если только захотят. Вот счастливая и мокрая Юля в гидрокостюме переплыла Гибралтар, а вот она же с коллегами держит «Золотого льва» — это значит, что реклама, созданная их агентством, завоевала премию на Каннском фестивале.
— Я хочу понять, почему мне так скучно, — сказала Юля, не тратя времени на предисловия. — Хочу попробовать разобраться. Родилась я в провинции, родители были инженерами, но видели, что я гуманитарий, и не настаивали на техническом вузе. Я окончила филфак — и еще на четвертом курсе ушла в рекламу. В самом деле, не училкой же работать и не романы писать! Быстро переместилась в Москву, здесь поработала в паре агентств, затем уехала в США, оттуда в Лондон, стала креативным директором. Рекламный бизнес, знаете, та еще соковыжималка, но мне она как раз по душе, это именно то, что я люблю делать.
— Но при этом вам скучно?
— Не все время. Когда я куда-то переезжаю или продвигаюсь, мне сначала кажется, что передо мной удивительный, классный мир новых крутых возможностей, что горизонты все шире, а свет все ярче. А потом я понимаю, что да, скучновато, пора двигаться дальше. Но вот полтора года назад я оказалась в самом крутом городе на свете, в одном из крутейших рекламных агентств, на отличной должности, мы делаем блестящие проекты… а я чувствую, что мне неинтересно уже, я и это как будто проехала. И непонятно, что делать, потому что в рамках рекламного бизнеса двигаться вверх уже некуда. Процесс нравится, клиенты прекрасные, коллеги хорошо относятся, но… не радует, понимаете?
— Понимаю, — сказал я. — Вы три раза сказали «круто», а еще «удивительно», «классно», «прекрасно», «хорошо», «отлично», «блестяще» и еще что-то, кажется, «шире» и «ярче». Как тут не заскучать!
— И вот я теперь даже и не знаю, — продолжала Юля, — какие еще можно классные проекты делать? Чем заняться? Мне кажется, что я застряла. Мигрировать в какую-то более творческую сторону, например, снимать кино?
— Кино — это здорово, — кивнул я. — А что именно вас привлекает в кино? Вот если не глянцевый образ кинорежиссера, а конкретнее? Подбирать детали, которые должны оказаться в кадре? Говорить актеру «Встань так, а вот здесь надо сыграть точнее»?
Юля задумалась.
— Я влиять на общество хочу. Реклама так сильно на общество не влияет, даже социальная. А кино — может. Хочется стать частью культуры. Но… я боюсь провала. Так ведь там конкуренция зверская, как бы не потерять то, чего достигла. Многих видела, кто туда ушел и не преуспел совсем.
— Вы хотите влиять на культуру, хотите преуспеть и боитесь провала. Можно предположить, — сказал я, — что эти ваши переживания связаны с колебаниями вашей самооценки. Я прав? Есть такое?
— Ну, как у всех креативщиков. Я царь, я раб, я червь, я бог…
— Не будем кивать на профессию, — возразил я, — лучше посмотрим на ваши собственные, индивидуальные особенности. Возможно, у вас есть этот маятник, который качается от всемогущества, «я молодец», до «я ничего из себя не представляю, все пусто и скучно». Какое-то время вы чувствуете себя на вершине, а потом возникает скука, вы куда-то спускаетесь, и уже кажется, что это все не так интересно, и невольно обесцениваете то, чего достигли раньше, и вам нужна новая вершина. И этот маятник работает независимо от реальных достижений.
— Вы меня поймали, — огорчилась Юля. — Это же называется нарциссизм, я читала статьи… Неужели я нарцисс?! Это ужасно.
— Совсем не ужасно, — заверил я. — Во-первых, маятник самооценки есть в каждом, у одних он проявляется сильнее, у других — слабее. А во-вторых, давайте не будем вешать на вас ярлыки. Нарциссизм, тюльпанизм — всего лишь слова. Важно не искоренять эти «цветочки», а понимать, какой из них получается букет, как со своими особенностями жить, чтобы не скучать. Надо попробовать найти в себе ту часть себя, которая не зависит от достижений и оценок.
— Понимаю… А эта часть — она точно у всех есть?
•••
Есть люди, чьи настроения и состояния зависят прежде всего от самооценки, которая, в свою очередь, строится на том, как они видят себя глазами других. Когда Юля говорит, что их агентство прекрасное и крутое, а работы — блестящие, она имеет в виду, что так их агентство оценивается миром — другими рекламщиками, клиентами, жюри Каннского фестиваля. Меня ценят, видят, замечают — значит, я существую и играю важную роль.
Такая фиксация на оценках со стороны других развивается потому, что с настоящей собой Юля не встречается (в динамической психотерапии этот «настоящий я» называется словом self). Причина в том, что Юля слишком остро переживает собственное естественное несовершенство — настолько, что отворачивается от него, не показывает его никому, даже самой себе. Вместо этого она конструирует в своем сознании собственный идеальный образ за счет новых и новых внешних достижений. Но всегда остается подспудное ощущение нехватки чего-то настоящего, и Юля нередко ощущает внутреннюю пустоту, не заполнимую ни успехами, ни внешними впечатлениями. Победы кажутся фальшивыми елочными игрушками и радуют очень недолго, сменяясь скукой.
Каждая эпоха приносит с собой новые модные диагнозы. В наше время мало кто не слышал слова «нарциссизм» — произносит его и Юля, причем огорчается, будто я подловил ее на чем-то постыдном. Нарциссов принято считать холодными эгоцентриками, популярные статьи рекомендуют держаться от них подальше — а не то, мол, вас будут цинично использовать.
На деле все не совсем так. Все мы встроены в наше оценивающее общество. Нарциссические механизмы могут быть вполне адаптивными и проявляться в разной степени. И даже если они доминируют, далеко не всегда полностью овладевают человеком. Мне редко доводилось встречать пресловутых «кошмарных безжалостных нарциссов» и очень часто — людей, которые, как Юля, слишком сильно стыдятся собственных несовершенств, из-за чего не могут найти себя настоящего. Эту проблему можно и нужно решать, причем не пытаясь изменить человека целиком, переделать его, а ослабляя напряжение, давая новый опыт и новые способы взаимодействия с другими и с собой.
Когда я замечаю, что вопросы самооценки и внутренней (кажущейся) пустоты причиняют клиенту боль и что ему трудно найти внутреннего «себя самого», я стараюсь вместе с ним найти те бессознательные убеждения, которые поддерживают этот механизм.
Какие это убеждения?
Обычно люди относятся к собственному несовершенству с долей смирения или иронии. Юля переживает это чересчур остро: либо у меня «пятерка с плюсом», либо я презренное ничтожество, середины нет. Но на самом деле пятерка с плюсом, если к ней присмотреться, тоже какая-то сомнительная: почему плюс только один и такой мелкий? Получается, я все равно ничтожество, сколько ни старайся. (Напоминаю: убеждения бессознательные.)
Из этого главного убеждения следуют другие:
Не увидит ли кто-нибудь случайно, что на самом деле я не идеален? Это будет настоящая катастрофа.
Если я смог чего-то достичь — значит, не такое уж это и достижение (ведь на бессознательном уровне я ничтожество). Как царь Мидас, превращавший все в золото, но наоборот: все, до чего я могу дотянуться… тут же становится скучным и не радует.
Все так же, как и с достижениями. Чтобы в ком-то разочароваться, нужно сначала очароваться. Сначала кажется: «этот человек достоин со мной дружить», «достоин того, чтобы я его любил». А потом начинаются придирки и попытки улучшить ближнего своего: слишком уж он обыкновенный, а мне нужен идеальный — на меньшее я не согласен.
Если я кому-то понравился, скорее всего, этот кто-то неискренен или глуп: ведь меня настоящего (неидеального) невозможно полюбить. Значит, он полюбил то, что я ему показываю. Значит, либо я ввел его в заблуждение (а значит, он глуп), либо он притворяется (а значит, не искренен).
Судите сами, легко ли жить с такими бессознательными убеждениями. Разумеется, люди не виноваты, что думают о себе таким образом. Дело в комбинации характера и жизненной истории. Здесь мы не будем касаться возможных причин, по которым эти убеждения становятся основными в бессознательных механизмах человека. Нас больше интересует: можно ли осознать их и хоть немного изменить?
Да, иногда можно. Чуть ниже я покажу, с чего начать.
•••
— Мне кажется, — сказал я, — кино может оказаться для вас очередной вершиной — вы на нее подниметесь, оглянетесь по сторонам, а потом начнете спускаться. Искры уже не брызжут, игрушки на елке не радуют. Вопрос только в том, когда именно вам станет скучно. Сколько времени это обычно длится?
— Около трех лет, — задумчиво сказала Юля. — Как у Бегбедера: любовь живет три года…
— Механизм, который мы разбираем, запрограммирован на определенное время. И вы можете, конечно, заняться кино, но стоит продумать, как изменить само ваше чувство удовлетворения, способ его испытывать.
— Куда же тогда мне направиться? Так надоело ходить по кругу. Хочется заняться чем-то, что разорвало бы этот цикл, что по-настоящему бы радовало.
— Вы спрашиваете, какой вид деятельности вас расколдует. Мне кажется, что сам по себе — никакой. Потому что дело не в объективном внешнем мире, а во внутреннем, вашем. Вы, куда бы ни пошли, всюду принесете с собой этот бег по кругу. Вам нужно ослабить зависимость от оценок. Вы когда-нибудь рисовали?
— В детстве, когда все рисуют. Лет до семи.
— Начните снова.
— А если я не хочу?
— Тогда переводить Шекспира.
— Я что-то не понимаю. Зачем Шекспира? Какой смысл? Кто это будет читать?
— Вы сами. Найдите деятельность, в которой вас не будет интересовать результат. Вести вас будет только интерес к процессу. Вы привыкли получать отметки извне. А вам надо научиться делать то, что нравится лично вам, независимо от того, как это оценивает внешний мир. Тогда вам не понадобится подкреплять внутреннюю неуверенность и пустоту аплодисментами окружающих. Верить себе, найти себя — без достижений, вот что вам нужно. Это не появится, если вы снимете блокбастер и будете ходить по красным дорожкам. А вот если просто для себя что-то делать, без того, чтобы вам поставили пятерку, есть шанс найти опору на внутреннее.
— Подождите, — сказала Юля. — Но все равно ведь, чем бы я ни занималась, внутри меня сидят на трибуне все эти люди — мама, которая пятерок требует, начальник агентства, другие значимые люди, которых я воображаю, и они меня оценивают. Они же внутри меня будут говорить: «Ну, Юлечка, вот это совсем плохо, а вот это получше…»
— Возможно. Но сейчас там сидят только они. А нам надо на трибуну посадить вас. Сейчас вас на этой трибуне нет. Нам надо, чтобы была. Как сделать такой процесс, где вы были бы удовлетворены внутренне, знали, что это «мое»? Что вот здесь я довольна. И наплевать, кто какую табличку поднял.
— Думаете, у меня получится выбраться из этого? Я никогда ничего не делала просто ради процесса… Даже в детстве. Как мне начать?
— Отведите себе время, о котором никто не знает. Полчаса, час. Возьмите листок бумаги и ручку. И просто рисуйте картинки. О которых тоже никто не знает и не узнает. И смотрите на них: что еще вы бы хотели нарисовать, как получше изобразить это и то. Сами к себе прислушивайтесь: это нравится, это меньше. Или тексты пишите.
— А если у меня… ну, плохо будет получаться? — спросила Юля. — Вы не представляете, как это страшно.
— Представляю. Очень страшно. Будете получать тройки и двойки. Но ставить их себе будете вы сами. И придется привыкнуть и смириться, а потом вы забудете про оценки и начнете кайфовать от процесса. Нашла точное слово — почувствовала кайф. Перевела как надо строчку, ладно и складно получилось — супер. Не получалось, и вдруг вышло. Вы не представляете, как это приятно.
— Ужасно. И очень сложно…
— Да, очень. Потому что на эти полчаса вы выходите в открытый космос. Вы не блестящий режиссер, не сотрудник рекламной компании, не отличник. Нет ни достижений, ни сомнений, ни оценок. Вы просто учитесь слышать себя.
— Это поможет перестать скучать на работе?
— Может помочь. Даст выход из ситуации, в которой успех для вас обязателен. И возможность опираться на себя.