Стоит ли доверять предсказаниям так называемых экспертов?

Конфуций • Никколо Макиавелли • Дэвид Юм

По словам некоторых политиков, если мы не последуем их программе, дела в стране полетят в тартарары еще быстрее, чем сейчас. Но их оппоненты доказывают, что все ровно наоборот. Экономисты вечно твердят нам, что могут предсказывать влияние разных политических курсов на экономику. И при этом они проглядели мировой финансовый коллапс, верно? А сейчас ученые заявляют, что наша привычка потреблять ископаемое топливо ведет к изменению климата. Но некоторые политики и экономисты утверждают, что ученые все поняли неправильно. Ну и кому теперь верить?

Горькая правда в том, что политики — это люди, которым общество обычно доверяет меньше всего, после агентов по недвижимости и продавцов. И политики это знают. Поэтому, чтобы убедить избирателей в надежности своих заявлений и обещаний, ссылаются на заключения экспертов: экономистов, ученых и бизнесменов (но, что интересно, не философов). Чаще всего этих экспертов цитируют, чтобы обосновать высказывания политиков о том, как здорово их программа поможет избирателям или как программа их оппонентов приведет к краху.

Таким образом, эксперты находятся в поле предсказания будущего. Проблема в том, что в любом предсказании всегда есть оттенок нереальности. Возможно, это и несправедливо: прогноз погоды бывает верным на 364 дня в году, но единственное, что люди помнят, — это как один раз метеорологи не сообщили о приближающемся урагане, и с тех пор метеопрогнозу верят не больше, чем гороскопу. Случаются неприятности — и вот мы уже инстинктивно не верим предсказанию эксперта почти так же сильно, как обещаниям политика.

Так и должно быть, сказал бы Конфуций. Если нам надо понять, стоит ли доверять чьему-то заявлению, мы должны смотреть не на предоставленные доказательства, а на человека, который это говорит. «Благородный муж» — это тот, кого вы можете послушать, как говорит Конфуций, и кто ведет за собой личным примером, а не заявлениями и обещаниями. Будь то политик, эксперт или кто-либо другой, судить его стоит по поступкам, по тому, что он сделал, а не сказал, чтобы проверить, можно ли ему доверять. И только после этого стоит рассматривать его прогнозы.

И даже тогда нужно следить за тем, чтобы заявление не исходило от «неблагородного мужа», то есть того, кто руководствуется исключительно собственными интересами. Например, политик может сослаться на экспертное заключение, что марихуана помогает в лечении рака, и поэтому он ее легализует. Если это правда, было бы прекрасно, — но нет ли у него скрытого мотива для подобного заявления? Не набирает ли он тем самым популярность, говоря миллионам употребляющих марихуану то, что они хотят услышать? Или, скажем, экспертный советник подсказывает ему, что чудодейственное лекарство — шоколад. Если этого политика спонсирует кондитерская корпорация, которая финансировала и исследование, вряд ли перед вами «благородный муж».

Ближе к реальности

Очень здорово быть таким благородным, сказал бы Конфуцию Никколо Макиавелли, но мир политики, дипломатии и бизнеса так не работает. Конфуций понял примерно половину правды: что нужно смотреть на человека, а не на заявления и предсказания. Ведь нам известно, что нельзя доверять словам: все говорят то, что окружающие хотят услышать, чтобы заручиться поддержкой. И это не так уж плохо, сказал бы Макиавелли. Успешный политик может обладать хорошим даром убеждения, который пойдет на пользу и его избирателям. Мир политики и дипломатии не настолько рафинированный и прямолинейный, как вам бы хотелось, и человек, который слегка неискренен, но находится на вашей стороне, мог бы стать вам хорошей подмогой. Кроме того, он понимает ситуацию лучше своих избирателей, но, чтобы что-то предпринять, ему нужно оказаться в позиции силы и власти, — а чтобы туда попасть, он наобещает радужное будущее, основанное на предположениях экспертов. Вопрос не в том, доверяем ли мы предсказаниям и обещаниям, а в том, доверяем ли мы человеку.

Однако Дэвид Юм попросил бы нас посмотреть на процесс предсказания под другим углом. Хотя философ известен своим скептицизмом по отношению ко многим вещам, и не в последнюю очередь к мотивам, по которым политики что-то заявляют или обещают, он все же сочувствует тем, кто занимается прогнозами. Он почти снимает с них подозрения, поскольку сомневается в надежности вообще любых предсказаний.

Одна из проблем, объясняет философ, заключается в том, что нам свойственно ожидать некоторых событий без всякого рационального обоснования, почему именно они должны произойти. Если каждый раз, как мы, скажем, поедим определенных грибов, нам становится плохо, то вскоре мы придем к выводу, что дурноту вызывает именно эти грибы. А поскольку у нас уже есть идея, что каждый раз, как мы их едим, нас тошнит, то мы можем предположить, что, если мы съедим их в будущем, нам снова станет плохо.

Это выглядит как простой здравый смысл, соглашается Юм, но он нерационален. Если каждый раз после А случается Б, мы все равно не можем заявить, что А вызывает Б. Приведем другой пример. Вам тяжело просыпаться, поэтому у вас два будильника. Один показывает правильное время, второй отстает на пару минут. Каждое утро звонит первый будильник, а через некоторое время — второй. И так всякий раз. Подсказывает ли ваш «здравый смысл», что второй будильник звонит из-за первого? Конечно нет.

Единственным доказательством, что именно гриб вызывает тошноту, является то, что Юм назвал «постоянным соединением» двух элементов. Но, как мы уже увидели из примера с будильниками, наличие его еще не повод приходить к такому выводу. Однако именно это мы порой и делаем, и чаще всего наши предсказания, основанные на том, что одно явление вызывает другое, оказываются верными. Поэтому, когда ученый скажет вам, что выбросы углекислого газа вызывают глобальное потепление и нас ждет катастрофическое изменение климата, если мы не перестанем сжигать нефть, мы склонны ему поверить.

Во многом этот вопрос касается того, что мы основываем свои предсказания на свидетельствах из нашего опыта. Чем чаще мы видим, что за событием А происходит Б, тем более вероятно, что мы поверим: А вызывает Б. Каждый раз, когда рядом оказывается кошка, я чихаю — значит, я чихаю из-за кошки. Но если это произошло один раз, то здесь немного данных для причинности. Например, в Руритании избирают левое правительство, а на следующий день разражается глобальный финансовый кризис. Вряд ли вы станете утверждать, что руританские выборы вызвали кризис, поскольку здесь нет «постоянной связи». А предсказания часто строятся на идее, что Х случится, потому что его вызовет Y. Значит, когда случится Y, настанет и Х. Звучит разумно — до тех пор, пока вы принимаете предположение, что Y действительно вызывает Х. А единственная причина, по которой мы в такое верим, — это то, что так все время происходит. Ну, насколько нам известно. Конечно, могут быть случаи, когда вышло иначе, но мы просто о них не знаем.

Звучит несколько уклончиво, извиняется Юм, но это потому, что его самого разрывает между здравым смыслом и рациональным мышлением. Мы предпочитаем думать (и здравый смысл поддерживает нас в этом), что можно построить прекрасный прогноз, просто посмотрев на прошлый опыт (то, что Юм называет привычкой). Но нам нужно тщательно проверить доказательства и умерить инстинктивные реакции на любое предсказание рациональной оценкой: насколько это вероятно? И помните: иногда эксперты жестоко ошибаются, потому что делают то же самое.

Принимая решение

Имеем ли мы право ожидать, что наши политики и их советники будут честны? Вы, возможно, согласитесь с Конфуцием и обратитесь к их поступкам, чтобы узнать, у кого из них есть скрытые мотивы. Если вы более циничны, можете согласиться с Макиавелли, что политика и дипломатия — это «темные искусства» и что нужно кооперироваться с теми, кто способен делать свою работу. Или вы взглянете на экспертов по-доброму, как Юм, и признаете, что прогноз отнюдь не настоящая наука, а нам следует полагаться на здравый смысл.

Отправить