Как получается, что картина за 10 млн баксов внезапно теряет цену, если доказать, что это подделка?

Платон • Аристотель • Жак Деррида • Джон Сёрл

Художественный мир безумен. Коллекционеры и галеристы стараются отбить друг у друга какую-то картину, эксперты поют ей дифирамбы, а через минуту никто за нее и ломаного гроша не дает. Если она была великим полотном, то почему вдруг перестала им быть? Единственное, что изменилось, — это слова о том, что картину написал не тот, кого считали автором. Даже если это подделка, разве нельзя просто любоваться ею самой по себе, а не тем, что о ней заявляют?

Тут многое поставлено на карту. Экспертов захлестывает стыд, когда произведение искусства, проходящее как прежде неизвестный шедевр одного из великих мастеров, оказывается подделкой. И эта ситуация, помимо потери кем-то большой суммы, проливает свет на сомнительное дело приравнивания художественной ценности к финансовой стоимости. Просто удивительно, что никто еще не пришел к простому ответу на ваш вопрос. Или не удивительно, поскольку речь идет о наших предположениях о природе искусства и о том, как мы его оцениваем.

Как всегда, первыми выступили древнегреческие философы, представив несколько разных идей о том, что такое искусство и в чем его смысл. Одним из первых был Платон, чей взгляд основывался на теории о нашем восприятии и осознании окружающего нас мира. Он сказал бы: представьте круг. В вашем уме он может быть совершенным, но подобное совершенство существует только в мире идей; вы никогда не найдете такого совершенного круга в мире вещей. Все круги в природе — солнечный или лунный диск, круги по воде в пруду — имеют какие-то несовершенства. Они только тени, несовершенные подражания образу круга из мира идей. А теперь попробуйте нарисовать, скажем, мыльный пузырь. Даже если вы профессиональный художник, ваш рисунок, скорее всего, окажется менее совершенным, чем настоящий пузырь.

Вот почему, говорит Платон, он с таким подозрением относится к искусству. Это грубое изображение вещей, которые, в свою очередь, сами являются грубой имитацией совершенства, существующего только в мире идей. С точки зрения стоимости естественно, что художественное произведение должно стоить меньше, чем то, что оно изображает. Если, к примеру, навесить ценник «$10 млн на натюрморт с фруктами, то сколько тогда, по-вашему, должны стоить сами фрукты? Этот вопрос может казаться глупым, но сможете ли вы объяснить, почему за подражание вы платите больше, чем за настоящую вещь?

А теперь, продолжает Платон, вернемся к вопросу подделки. Это всего лишь имитация произведения искусства (которое, в свою очередь, тоже является изображением), поэтому она с очевидностью более низкого качества, чем то, что она имитирует. Платон и так невысокого мнения об искусстве, поэтому естественно, что он оценивает подделку ниже, чем оригинальную работу. Но, исходя из безумной логики художественного мира, где изображение яблока стоит больше, чем целый фруктовый сад, подделка действительно может быть оценена выше оригинала.

Друг Платона Аристотель сказал бы, что этот любопытный аргумент работает только в том случае, если принять теорию о попытках воспроизведения совершенных идей. Цель искусства отнюдь не в этом, говорит Аристотель. Художественное произведение должно не просто воспроизводить вещи, а стимулировать наши эмоции и интеллект. Поэтому нам надо посмотреть на подделку и понять, вызывает ли она в нас эмоциональный или интеллектуальный отклик. Если да, то не лучше ли считать ее произведением искусства, чем обесценивать только потому, что она не удовлетворяет другим критериям? Только потому, что эксперты отреклись от нее, хотя сомнительное происхождение не мешает нам получать эстетическое удовольствие. Также нам не стоит отрицать собственное наслаждение от ее созерцания, потому что намерением автора было делать деньги, а не сугубо произведение искусства. Если этому артефакту до последнего времени удавалось надуть даже экспертов, у него явно есть художественная ценность, и притом такая же (или близкая к ней), как у настоящего произведения.

Хотя Аристотель и использовал подобное рассуждение для демонстрации, что было бы лицемерием или снобизмом ставить на картину более низкую цену только потому, что она оказалась не кисти «великого мастера», он признал бы нашу неловкость от обнаружения того, что это подделка. Возможно, потому что это не только обесценивает произведение, но также показывает нашу реакцию на него как на нечто менее подлинное: художник не старался вызвать в нас эмоции, но лишь делал вид, что старался. И по этой причине нам кажется справедливым скинуть несколько миллионов долларов от первоначальной цены.

В контексте

Совершенно иная точка зрения на этот вопрос появилась во второй половине ХХ в., продвигаемая такими философами, как Жак Деррида (1930–2004). Хотя его больше всего интересовала литературная критика, он со своими единомышленниками-постструктуралистами предложил изящное решение проблемы аутентичности. Они отвергли идею того, что автор (в данном случае художник) и его намерения вообще хоть что-то добавляют и к смыслу произведения искусства, и к тому, как судить о его достоинствах. Деррида произнес известную фразу «Il n’y a pas de hors-texte» (которую часто неправильно переводят как «Нет ничего, кроме текста»; точнее было бы сказать, что «Ничто не существует за пределами текста» или «Ничто не существует вне контекста»). Он имел в виду, что, хотя произведение искусства надо судить по его достоинствам, контекст меняет все.

Если принять эту картину за подделку, оказывается неважным, кто и зачем ее написал, — важен только контекст, в котором ее рассматривают. Нужно взглянуть за пределы работы и ее происхождения, чтобы увидеть, какой смысл она в себе несет. Если картина висит в галерее с подписью «Рембрандт», то у нее иной контекст, чем если бы она была в мусорной корзине с подписью «Подделка». И если ее восхваляют критики, то у нее иное значение, чем если бы ее в качестве образца фальшивки представлял историк искусств. Ни один из этих источников контекста не более и не менее пригоден, чем другие, а единственная постоянная величина здесь — это сама работа.

Подделка это или контекст, из которого творение черпает свое значение, — не так уж важно. Например, произведение можно интерпретировать как концептуальную работу, и тогда его статус подделки превратится в заявление об аутентичности, или власти, или гегемонии художественных норм. А может и критикой капиталистической системы, которая приписывает произвольную денежную ценность чему-то, что по существу бесценно, и которая оказывается пустышкой, когда выясняется, что это подделка.

Хотя вероятнее всего, что это просто жульничество, как часы Rolex, купленные у уличного торговца. Нас обманул тот, кто просто стремился к наживе, поэтому естественно, что мы инстинктивно чувствуем себя обманутыми из-за намерений подделывателя (что, как оказывается, действительно важно в восприятии этой картины), и именно это обесценивает произведение в наших глазах. Что же касается возражений к аргументу Деррида, последнее слово, пожалуй, предоставим Джону Сёрлу (р. 1932). Как и многие англоязычные мыслители, он считает Деррида псевдофилософом, подделкой. И рассуждения француза в той же степени подделка, что и эта картина, — это несовершенные копии философских аргументов. Настоящий философ, как объяснил уже Платон, видит разницу между несовершенной тенью и совершенной идеей.

Принимая решение

Вы можете не согласиться с Платоном, что все искусство всего лишь несовершенная копия реальности, но он может заставить вас задуматься о том, почему копия, или подделка, должна цениться меньше, чем оригинальное произведение. Тогда вы можете прийти к тому же заключению, что и Аристотель: поскольку подделка оказывает на зрителя желанный эффект, то не так уж и важно, кто и зачем ее нарисовал. Эту идею поддержал Деррида. Или, может, вы, как и Сёрл, учуете в аргументах Деррида пустую софистику.

Отправить