Важным пунктом моего списка стало возвращение в Непал. Я бывала там 20 лет назад. Мы с бывшим мужем тогда еще не поженились, дело было накануне моего 24-летия, которое мы отпраздновали на пляже в Таиланде. Шел дождь, я нежилась в гамаке, пила пиво и смотрела на море. Казалось, это самый счастливый момент моей жизни. Мы были безумно влюблены, мир лежал у наших ног.
Я собрала рюкзак и поехала за своей любовью на край света, даже не имея понятия, куда мы направляемся. Он выбрал Непал. Я почти ничего не знала об этой стране и просто согласилась, как соглашаются в 20 лет, когда нет ничего невозможного. Мобильных телефонов еще не было, родители сходили с ума, но я забылась. Я жила вдали от дома, училась на втором курсе, и если бы мне предложили поехать в Томбукту, я рванула бы и туда.
Мы приземлились ночью, и я никогда не забуду, как мне поначалу было страшно. Путь из аэропорта в город пролегал по разбитым проселочным дорогам, вдоль которых тянулись лавки, закрытые металлическими ставнями; фонари встречались редко, и в целом все напоминало зону военных действий. Приехав в мотель, мы заказали чай, и в конце концов мне удалось немного поспать.
Когда я проснулась, на улицах царила суета, а снизу доносился шум. Мы прошлись по оживленному рынку, я расслабилась и освоилась. Раньше я не была в Азии. Здесь все казалось новым, интересным: еда, культура, люди. Меньше чем за день я влюбилась в страну, главным образом — в народ. Кто-то сказал мне: «В Непале нет понятия времени, все очень медленно, и нужно просто смириться». После этого я сняла часы.
Мой бывший предложил подняться на гору; мы изучили варианты и остановили выбор на походе к базовому лагерю Эвереста. Это двухнедельное восхождение к тому месту, откуда профессиональные альпинисты начинают подъем к вершине.
Мы приехали в аэропорт и вышли на взлетную полосу. Там стоял только крошечный шестиместный самолет. Помню, я повернулась к своему бывшему и спросила: «А где же наш?» Он рассмеялся и объяснил, что мы полетим на этой игрушке, так как в горах большие самолеты не летают. Почему-то это не пришло мне в голову, хотя сейчас кажется очевидным. Пока мы летели среди гор, бортпроводница невозмутимо выщипывала брови, и я подумала: раз она это делает, нам ничего не грозит.
Поход к базовому лагерю — одно из самых потрясающих впечатлений за всю мою жизнь. Мы шли по большей части в тишине, но не подумайте, что это было скучно: нас окружали такие виды, что не хотелось разрушать красоту и безмятежность словами.
Через несколько дней мой бывший заболел, и нам пришлось вернуться. Мы решили, что это горная болезнь, и побоялись рисковать: собрали вещи и как можно скорее двинулись назад. Помню, я думала, что второй шанс мне уже не представится, такое бывает раз в жизни. Я очень расстроилась, что не закончила восхождение.
Я жалела об этом следующие 20 лет.
***
Мой брат вернулся из отпуска в Таиланде, куда ездил на неделю с друзьями, и признался, что переживает кризис среднего возраста. Он озвучил мои собственные мысли и чувства — жизнь давила на него; уехав подальше от жены, детей и ипотеки, он словно сбросил груз 20 лет и теперь не хотел возвращаться к коматозному пригородному существованию. Они с женой сначала провели четыре ярких, насыщенных года в Париже, а потом на несколько лет вернулись в Израиль. Оба чувствовали необходимость перемен.
Тогда я просто спросила: «Хочешь поехать со мной в Непал?» — и уже на следующий день мы купили билеты.
***
Думая о Непале, я до сих пор вижу прекрасные Гималаи. Я представляю себе облака, обнимающие горные вершины, и вспоминаю окружавшую меня безмятежность и тишину. Много лет назад все это пленило меня во время восхождения. Я забыла, как ходила писать в кусты, забыла отвратительный запах обеззараживающего средства, которое непальцы используют в общественных туалетах, забыла, как спала, надев на себя всю одежду, потому что холод стоял жуткий. Я забыла кромешную темноту и страшилки моего бывшего мужа. Мне больше всего понравилась и запомнилась тишина.
С приближением поездки я поняла, что теперь тишина меня пугает. Чувство бескрайней свободы, возникавшее, когда я по многу часов шагала и видела вокруг лишь дикую природу, сейчас вызывает у меня сильный страх. Последние несколько лет я постоянно висела на телефоне. По работе я должна была находиться онлайн круглосуточно. Внезапно мысль о том, что я окажусь отрезанной от мира, показалась жуткой. Я пожаловалась Майку, и тот ответил, что я сошла с ума и слишком много думаю.
Наверное, правду говорят: нет ничего страшнее свободы. Вот почему иногда мы предпочитаем отказаться от нее.
***
Перед отлетом в Непал я решила, что живой могу не вернуться, и на всякий случай позаботилась о том, чтобы закрыть все хвосты. Я передала Майку свои пароли и посвящение к этой книге, озаглавив письмо «На случай, если я умру». Расплатилась со штрафами за парковку и записала детей на курсы плавания на следующую четверть. Я даже оплатила отпуск, который мы забронировали на декабрь, и велела Майку ехать во что бы то ни стало, даже если я умру. Он взглянул на меня и сказал: «Ого, кажется, ты правда сошла с ума. Значит, ты собираешься умереть в Непале, а через месяц мы все поедем в отпуск?» — «Да. Не хочу портить детям Рождество!» — ответила я.
Пост в «Инстаграме» от 3 ноября 2018 года
Завтра я уезжаю в Непал на две с половиной недели (не волнуйтесь, я поеду в другой одежде). Я решилась на эту поездку почти год назад, когда серьезно испугалась за свое здоровье и осознала, что мы не вечны. Врачи обнаружили что-то в моей левой груди, и это стало звоночком. Я подумала: раз я все равно умру, пора сделать все то, что я давно хотела, но откладывала. Я задумалась о том, как меня изменило материнство. Какие-то изменения были хорошими, какие-то плохими, но главное — мне захотелось вновь почувствовать себя СОБОЙ, не мамской версией себя, а настоящей собой. Я составила список и начала выполнять пункты по порядку — научилась танцевать с шестом, прыгнула с тарзанкой и переделала все то, до чего, думала, никогда не доберусь. Поездка в Непал стала одним из главных пунктов этого списка. Пожалуй, главным, и я сомневалась, что у меня получится осуществить его. Но вот я лечу уже завтра и верю, что все будет в порядке. Как человеку, который должен все контролировать, мне очень сложно в это поверить. Ведь я не знаю, получится ли у меня, а еще я не смогу каждый день разговаривать со своими близкими, не смогу быть все время на связи — это ужасно. Вместе с тем я рада, что муж и дети поддерживают меня, и я ни за что их не подведу. Недавно я поняла, что в этой поездке, кроме холода, высоты и тоски по родным меня больше всего пугает перспектива остаться наедине с собой. Представляю себя на горе, когда вокруг ничего, кроме природы и собственных мыслей, и замираю от страха. Странно ли это? Кто-то сказал, что самое серьезное испытание — не взойти на вершину, а остаться там наедине с собой и переживать каждый момент. В наши дни нам это редко удается. Думаю, этот человек был прав. Так что пожелайте мне удачи и скрестите пальцы, чтобы нас не завалило снегом (сильно). Две недели я буду есть рис с бобами и уже мечтаю о шоколадном торте и бутылке вина, которые будут ждать меня по возвращении. Об этом и о том, как обниму своих девочек — их мне будет не хватать больше всего. Три, два, один… НЕПАЛ.
Я также составила «детский список дел» (или как я его себе представляю) и внесла в него такой пункт, как ночевка в палатке в саду. Полгода назад я пообещала дочери, что мы сделаем это, но, естественно, руки не дошли. Я подумала: «На всякий случай надо сделать это до Непала». И вот в один прекрасный день, когда дети ушли гулять с Майком, я вытащила палатку в сад и взялась за работу. У нас искусственный газон, то есть колышки воткнуть в землю нельзя, пришлось импровизировать. Я прижала палатку большими цветочными горшками и стульями для пикника. На все это ушло два часа, я вспотела и замучилась, зато как было радостно видеть лица детей, когда те вернулись домой! Они выбежали в сад, как только я рассказала им про сюрприз, а Майк покачал головой, не веря глазам.
***
В жизни как бывает: если на что-то возлагать слишком большие надежды, в итоге неизбежно разочаровываешься. Так вышло и с ночевкой в палатке. Ровно через четыре с половиной минуты дети начали драться из-за спальных мешков и одеял. Мы продержались не больше часа, после чего я произнесла волшебные слова: «Девочки, хотите посмотреть телевизор?»
Как только они зашли в дом, хлынул дождь. Они смотрели мультики, а я собирала палатку. Под ливнем. Майк наблюдал за мной в окно кухни, по-прежнему качая головой, но я могла думать лишь об одном: «Я рада, что у них останется это волшебное воспоминание обо мне. Ну знаете, на случай, если я умру».
Я также поместила в рамки все фотографии, которые хотела повесить давно, и добавила пару новых. У нас есть стена детских фото в комнате девочек, и одна из близняшек давно заметила, что ее снимков меньше всего. Она сказала об этом перед самым отходом ко сну, со слезами и обидой, и я испугалась, как и любой родитель: «О боже, а что, если это травмирует ее на всю жизнь?» Я пообещала, что повешу больше ее фотографий, но все рамки были одинаковые, из «Икеа», а я не хотела ни покупать другие, ни ехать в «Икеа». Я откладывала это дело, надеясь, что дочь забудет. Она не забыла.
Поскольку я была убеждена, что не вернусь из Непала, мне стало уже все равно, какие рамки будут висеть на стене. К тому же при мысли о том, как дочь пожалуется на меня психотерапевту в 20-летнем возрасте, мне стало неуютно. Так что однажды утром, отправив детей в школу, я напечатала фотографии, купила первые попавшиеся ужасные рамки и повесила, внеся полный разнобой в нашу идеальную композицию на стене, которую сама же когда-то тщательно продумала.
Когда дочь вернулась домой, я сказала, что в спальне ее ждет сюрприз. Она взбежала наверх и была страшно разочарована, что это не шоколадка. Вот так всегда.
***
В день моего отъезда дочери закатили истерику. Одна начала, другие подхватили, и не успела я опомниться, как все три уже ревели в голос, умоляя меня не уезжать. Я вдруг поняла, что они бессознательно уловили мое настроение и почувствовали мою тревогу, хотя никогда не смогли бы объяснить, что именно с ними произошло.
Должна сказать, когда они зарыдали, я, наоборот, собралась. В последние дни я бродила по дому, как приговоренный к смертной казни. Домашние видели, что я несколько раз чуть не отменила поездку, но они должны были знать, что, несмотря на страх, я очень жду ее. И тогда я сказала им то, с чего стоило начать. «Девочки, я еду по доброй воле. Никто меня не заставляет — я ХОЧУ поехать. Я давно этого хотела, много лет. Мне очень повезло, что наконец у меня появилась такая возможность, и я хочу, чтобы вы за меня порадовались». И конечно, я добавила, что вернусь целой и невредимой.
Мне пришлось пообещать дочкам, что я найду способ общаться с ними по видеосвязи каждый день. Разумеется, когда я выполнила обещание, они тут же заявили, что я выгляжу усталой и им не нравится мое лицо без косметики. Ох уж эти детки.
Когда такси уезжало, дети еще плакали, но вскоре Майк написал, что они играют и все спокойно. Через несколько дней он сказал, что одна близняшка уже рассказывает всем знакомым, будто я умерла и они делят между собой мои вещи. Я могла бы расстроиться, но не стала. Мне почему-то стало смешно.
***
Непал превзошел все мои ожидания. Самой потрясающей в той поездке была возможность провести много времени с братом. Я удивилась, как мы поладили. Мы словно вернулись на много лет назад и снова стали маленькими детьми, играющими в плохих парней и хороших парней. На две недели мы забыли о своих родительских обязанностях, забыли, что у нас есть партнеры, работа, ответственность. Мы стали братом и сестрой, единственной заботой которых было не столкнуться с диким яком на горной тропе в Непале.
Вспоминая наше путешествие, я не могу поверить, что мы осуществили эту затею. Повторим ли мы ее когда-нибудь или она попадет в категорию шансов, что выпадают только раз? Я очень гордилась тем, что мы ухватили момент и рискнули. Нам повезло. Недавно я увидела мем с таким текстом: «Не знаю, нужно ли кому-то видеть это сейчас, но… купите билет на самолет». Эту цитату надо бы повесить в каждом доме как напоминание нам всем: просто сделайте это.
Путешествие началось неудачно: рейс моего брата из Израиля задержали. Я ждала его в Стамбульском аэропорту с сотрудником авиакомпании на гейте, и, как только брат приземлился, мы рванули что есть сил, чтобы успеть на стыковочный самолет!
Мы купили тур, и нам во всем помогали, в том числе предоставили прекрасного гида, который пошел с нами в трек, и носильщика. Двадцать лет назад все было совсем иначе. Тогда я просто надела кроссовки и шорты и начала взбираться на гору, не зная, что ждет меня в пути. Теперь я чувствовала себя очень подготовленной и организованной: у меня была грелка, запас сухофруктов и пластыри от нарывов.
Важной частью нашего приключения были перелеты. Сложнее всего обстояло дело с рейсами в Луклу и обратно (аэропорт Луклы — самый опасный в мире). По пути в Луклу отменили наш рейс; мы выгадали еще одну ночь в Катманду, чему я очень обрадовалась и подумала: «Сегодня я не умру!» (но притворилась, что расстроилась). На следующий день мы явились в аэропорт и купили билет на первый рейс в шесть утра.
Маленький автобус отвез нас на взлетно-посадочную полосу. Мы проехали мимо нескольких самолетов, потом еще нескольких. Они становились все меньше и меньше, пока мы не очутились в самом конце полосы, где ютились крошечные самолетики, похожие на игрушечные. Еще не рассвело, и мне стало нехорошо.
***
В самолете осталось единственное свободное место — сразу за пилотом. Никакой отдельной кабины: у пассажира, сидящего в первом ряду, возникает полная иллюзия, что за штурвалом он. Я видела все, в том числе взлетно-посадочную полосу в Лукле, расположенную на утесе, и подлет. Сказать, что это было страшно, — ничего не сказать.
В соседнем кресле сидела женщина, которая оказалась психотерапевтом, специализирующимся на тревожности и страхе. Вот повезло, да? Она весь полет разговаривала со мной и постукивала меня по голове. Не уверена, что эта странная «терапия» помогла, зато отвлекла меня от тревожных мыслей. Если бы со мной летел Майк, он бы просто закатил глаза и сказал, что я излишне драматизирую. По этой причине я и не рассказала ему о том, как соседка стучала мне по голове.
Я непрерывно думала о том, зачем вообще на это подписалась. Сидела бы дома на диване в пижаме, ела бы мясной пирог… Куда, ну куда я притащилась?
А потом мы приземлились. «Мы живы!» — закричала я. Хотелось целовать землю, но я сдержалась, потому что мы стояли на крошечной взлетной полосе на узкой скале и каждые пару минут вокруг садились самолеты, чье движение никак не регулировалось.
***
В отличие от большинства совершающих восхождение, мы не относились к треку серьезно и, наверное, поэтому приходили последними на все промежуточные пункты. Мы шли медленнее некоторых 70-летних туристов, которых встречали на тропе, и часто останавливались, чтобы перекусить протеиновыми батончиками. Каран, наш гид, который много раз водил сюда людей со всего света, сказал, что впервые видит, чтобы кто-то так много ел на тропе. Но он также заметил, что не встречал никого, кто бы получал столько удовольствия от похода. Я знаю, что для него это было обычное наблюдение, но мне оно польстило.
На самом деле уже в начале путешествия мне стало очевидно, что цель дойти до базового лагеря, к которой я стремилась последние 20 лет и ради которой, собственно, приехала, больше не имеет значения. Смысл поездки был в самой поездке, а не в достижении финишной прямой. Видимо, это и есть пребывание в настоящем моменте, о котором так много говорят: важна дорога, а не пункт назначения.
***
Одним из самых ярких впечатлений трека была еда. За поход я съела, должно быть, около 10 литров чесночного супа. По словам местных, он помогает с горной болезнью, и я лопала его литрами, хотя от него меня ужасно пучило. Я готова была терпеть что угодно, лишь бы избежать смерти. А газы я сваливала на яков.
Я спала в мешке с грелкой, как старушенция, и надевала на себя три слоя одежды. Мы с братом жили в одной палатке, и это было здорово: мы просто разговаривали, смеялись и жили настоящим. Я не спала так крепко много лет. Возможно, все дело в свежем воздухе и физической активности, а может, в том, что нам не надо было думать ни о чем, кроме ужина.
***
Однажды нам пришлось идти в темноте — мы еле ползли и не успели вовремя к пункту назначения. Каран ничуть не волновался. Он миллион раз шел по этой тропе и знал тут каждый камень, но я, 40-летняя мать, которая должна быть благоразумной, все время твердила: «Это безумие, это безумие». Я повторяла это на всякий случай — вдруг мы не выживем, и тогда я смогу заявить, что вообще-то не одобряла это все. Брат шутил, но, когда носильщик внезапно исчез, произнес: «Кажется, путешествие становится похожим на фильм ужасов». Мы стали ждать, когда из-за угла выкатится голова носильщика.
Разумеется, мы ждали зря. Мы дошли до стоянки, и теперь все кажется далеким воспоминанием, совсем не страшным. Но когда мы шли по краю утеса в полной темноте, я действительно опасалась, что мы умрем.
***
В походе нас настигала удивительная эйфория: например, однажды в конце адского дня, когда я чуть не отказалась идти дальше, мы преодолели отметку в 4500 метров над уровнем моря. Нам обоим тогда казалось, что мы достигли очень многого. Или когда мы остановились отдохнуть в «Эверест Вью» — одном из отелей, расположенных на самой большой высоте в мире, — и выпили горячего шоколада на солнце, с видом на пик Эверест. Поистине это был один из самых сюрреалистичных и невероятных моментов в моей жизни, и я запомню его навсегда.
Но были и страшные моменты, которые выбивали нас из колеи. Именно из-за них мы решили сократить поездку. На второй день похода один турист умер от сердечного приступа. Еще до того, как увидела тело, я заметила плачущих девушек и все поняла. И это было лишь одно из многих напоминаний о краткости и хрупкости нашего существования, с которыми мы столкнулись в путешествии. Мы не сразу оправились от потрясения.
***
Когда до базового лагеря оставалось два дня пути, мы решили повернуть обратно. Незадолго до этого мы начали принимать таблетки от горной болезни, так как и у меня, и у брата проявились симптомы. У него болела голова, у меня опухли пальцы. В остальном мы чувствовали себя хорошо, но отлично осознавали риски путешествия. На каждом хлипком мосту через пропасть мы мысленно прощались с жизнью. Мы не впадали в истерику — в конце концов, мы не делали ничего совсем отчаянного, — но, поскольку мы находились вдали от цивилизации, опасность существовала.
Мы убеждали себя, что, если на каждой стоянке по пути наверх есть вертолетная площадка, значит, с нами все будет в порядке — в случае чего нас эвакуируют. А потом, в последний день, преодолев отметку в 4500 метров, мы услышали, что в соседней гостинице кто-то умер из-за горной болезни: его не спасли, потому что из-за непогоды вертолет не сумел вылететь. Тогда я смогла думать лишь об одном — об обещании вернуться, которое дала детям. И больше всего на свете мне захотелось оказаться дома.
Брат посмотрел на меня и произнес: «Все, хватит». Мы решили повернуть обратно на следующее утро. Ночью температура опустилась до минус двадцати двух. Мне пришлось пописать в полностью замерзший унитаз, и я ни за что не хотела бы повторить этот опыт, но для меня это стало еще одной маленькой победой. Когда-нибудь я расскажу об этом внукам, не сомневайтесь.
Пост в «Инстаграме» от 14 ноября 2018 года
Ах, видели бы вы женщин, которые встречаются по пути на Эверест. Крестьянки, носильщицы, проводницы, погонщицы яков, хозяйки лавок, матери. Они работают не покладая рук: готовят, стирают, таскают товар на спине с горы и на гору. Их не тревожит целлюлит, они не считают калории в каждом орешке. Они не делают селфи и не применяют фильтры, чтобы выглядеть красивее или моложе. Их потрясающие естественные лица рассказывают историю жизни, их тела — инструмент, а не красивый и неприкасаемый объект поклонения. Глядя на них, я преисполнилась вдохновения и глубочайшего уважения.
Фраза girl power наполнилась для меня совсем иным смыслом, и я по-другому начала смотреть на западный образ жизни. Хотя в плане равенства и борьбы за права непальским женщинам еще предстоит долгий путь, за последние 100 лет многое изменилось, и я надеюсь, что так и будет продолжаться. Могу сказать одно: я никогда не забуду этих женщин, они потрясающие.
Я в ужасе ждала обратный рейс из Луклы в Катманду. Из-за непогоды мы на два дня отстали от графика, и шансы улететь были невелики. Несколько часов мы прождали в аэропорту с другими путешественниками, надеющимися попасть на самолет, а потом появился наш гид и сказал: «Я достал вам билеты!» Нас проводили в зал, к стойкам. И тут я поняла, что мы идем регистрироваться на рейс компании, которой я зареклась летать.
Поясню: я очень нервный пассажир и часто читаю отзывы об авиакомпаниях, в том числе читала и об этой. На маршруте летало несколько компаний, в целом они ничем не отличались, но одна считалась лучшей — в ней мы изначально забронировали рейс, а другая — худшей, и именно на их самолет гид пытался нас посадить. Я остановилась посреди зала и закричала: «Я никуда не полечу!» Все уставились на меня, и тогда я сделала единственное, что умела в подобной ситуации, — заплакала.
Гид сказал, что еще можно подождать час и полететь авиакомпанией «получше» — выбор за мной. Я взглянула на взлетно-посадочную полосу, над которой сгущался туман, и поняла, что могу полететь дерьмовыми авиалиниями в хорошую погоду или чуть менее дерьмовыми в плохую.
И мы полетели.
***
Я даже не представляла, что бывают такие ужасные самолеты. Как оказалось, бывают. Там было шесть рядов кресел, по одному с каждой стороны. Мы с братом сидели в последнем ряду и первые 15 минут летели в густом тумане, не видя ничего вокруг. Мне было страшно как никогда в жизни, и я ни за что на свете не хотела бы это повторить. Брат весь полет держал меня за руку и непрерывно разговаривал все 45 минут до приземления. На этот раз я не воскликнула: «Мы живы!» Я просто расплакалась и сказала, что очень его люблю.
О чем люди думают, когда им кажется, что конец близко? Ответ прост. Я знаю, говорить о таком странно. Мы живем в мире хештегов, где каждый пытается казаться крутым, но когда наш крошечный самолетик коснулся посадочной полосы и начал раскачиваться из стороны в сторону, я поняла: единственное, что важно, — любовь.
Я вымоталась эмоционально и физически и очень соскучилась по Майку и девочкам.
Настало время возвращаться домой.
***
Там, на тропе в Гималаях, меня каждый день поддерживали слова одной подписчицы, которые я прочла перед самым отъездом. Она посоветовала мне «по капле вычерпать море» — думать лишь об очередном шаге и ни о чем другом. Должна сказать, это лучший совет, который я слышала. Он пригодится и в жизни.
Как много времени мы тратим, тревожась о событиях, которые, возможно, даже не произойдут. Мы зациклены на будущем и на «что, если», а настоящее ускользает.
В походе я старалась по капле вычерпать море и с тех пор продолжаю придерживаться этого правила. Удивительно, как такой простой принцип меняет жизнь. Тревоги о будущем способны потопить нас, мы все периодически в них погружаемся. Я научилась абстрагироваться и повторять про себя, как мантру: «Вычерпывай море по капле». Сосредотачиваться на том, как буду делать следующий шаг, и не думать ни о чем другом. Когда мне это удается, время перестает бежать так стремительно.
Пост в «Инстаграме» от 28 апреля 2019 года
Многое изменилось за этот год — не только моя прическа. Хотя отказ от блонда, в который я красилась с 15 лет, когда начала выжимать лимоны на голову, тоже очень символичен, учитывая, какие глубокие перемены произошли со мной за год.
Все случилось не в одночасье. Но, по мере того как постепенно отпадала шелуха, я отчетливее видела свое истинное «я». Можно сказать, что я вернулась к корням — метафорически и буквально. Я позволила себе быть настоящей. И вот что я хочу сказать: вы каждый день пишете мне и говорите, что я вдохновляю вас быть собой, но на самом деле это вы меня вдохновляете. Каждая из вас и ваша открытость переменам. Начиная свой путь, я не думала, что кто-то последует за мной, но вы убедили меня в обратном.
Это напомнило мне слова отца. В детстве он говорил: «Все проходит», и мне сразу становилось лучше. Приятно знать, что проблемы, боль, дискомфорт — все плохое — рано или поздно пройдут. В трудные времена я все еще повторяю это.
Вернувшись домой, я словно летала. В первую неделю я встретилась со всеми друзьями и с каждым просидела по три часа, рассказывая о своих приключениях. Но через неделю началась послеотпускная депрессия, и я почувствовала себя опустошенной. После двух недель сплошного адреналина возить детей в школу и ходить за продуктами в супермаркет было как-то совсем неинтересно.
Дочери с гордостью отнесли в школу маленькие сувениры, которые я им привезла, и рассказали всем в классе, что их «мамочка взобралась на Эверест».
Да, помните, я говорила, что хотела избавиться от мамского ярлыка? Так вот, после Непала я стала «мамочкой, которая взобралась на Эверест». Ах, если бы мамы из школы видели, как я жевала протеиновые батончики и каждые 10 минут останавливалась, чтобы сходить в туалет за кустом! Но я не стала отнекиваться.
После поездки я отписалась более чем от 200 блогов в «Инстаграме». Я часто говорю, что злоупотребление соцсетями отравляет мозг, но сама провожу там много времени в поисках вдохновения для постов и видео. Теперь многое стало мне противно. Я решила, что не стану читать блоги, которые вызывают у меня негатив.
Я также стала четче понимать, чем хочу заниматься. Что-то я уже делала, но после Непала мне удалось наконец облечь свою позицию в слова. Мне хотелось помогать людям полюбить себя такими, какие они есть. Хотелось, чтобы женщины поняли: даже с обвислой грудью и шрамом после кесарева можно быть сексуальной. Можно быть 40-летней и не сливаться со стеночкой. Можно быть неидеальной мамой, но все равно хорошей. Мне хотелось, чтобы люди были собой без навязанных стандартов.
Но особенно сильно мне хотелось дистанцироваться от ненужного мусора. Мы все иногда сбегаем от реальности; соцсети до сих пор помогают мне это сделать, как и фастфуд, шопинг, сериалы, алкоголь, сигареты и прочее. Благодаря этому мы меньше задумываемся о проблемах и действительно важных вещах, о которых вообще-то думать не помешает. Мы пытаемся спастись от главного страха. Пытаемся забыть, что мы смертны и однажды всему придет конец.
Но после восхождения я больше не чувствую такой необходимости об этом забывать. Не знаю почему. Я знаю лишь, что не хочу тратить время понапрасну, приклеившись к экрану, — хотя моя работа связана с соцсетями.
Эта борьба не прекращается, но с каждым днем я на шаг приближаюсь к победе.